Посвящение в любовь Глава 7

Валерий Столыпин
               
                Глава 7
   
    Сергею было ужасно страшно. Сердце немилосердно колотилось, лёгкие не желали дышать, закрывая доступ воздуха где-то в районе гортани. Ноги дрожали так, что ему казалось, будто вибрирует асфальт аллеи.
    За свою жизнь он ни разу не подрался. Разве что в детском садике, но это не в счёт. Зато, хорошо помнил тяжёлую руку, страшными кошмарами вспоминающегося отчима, Семёна Львовича, истязавшего их с мамой ежедневно, кажется целую вечность.
     Побоев он боялся так, что при одном только воспоминании о тех событиях начинал потеть и трястись в лихорадке.
    Однако решение не отворачиваться от судьбы подруги Сергей принял без колебаний. Вдруг, жертва предполагаемых преступников действительно Даша? Пришлось учиться подкрадываться, что было совсем не просто. Кругом валялись сухие ветки, которые хрустели немилосердно.
    За деревянными постройками, похожими на сараи, на небольшом пустыре, двое мужчин грубо и нагло расправлялись с девушкой. Они успели содрать с неё верхнюю одежду. Постелили куртку девочки на землю для большего удобства задуманного изнасилования и бесцеремонно, гогоча, изрыгая похабные шуточки, срывали остальное.
    Это действительно была Даша. Она пыталась сопротивляться, используя знания и приёмы, усвоенные на курсах самообороны, только силы были несопоставимо разные. Крупный мужчина, видимо главный, потому, что другой слушался бесприкословно, был на голову выше девушки и раза в три тяжелее. Он крутил её, как пушинку, забавляясь слабостью и бессилием.
     В рот Даше был плотно забит тряпочный кляп. Звуки она могла произносить только носом.
    Двое мужчин, один из которых по внешнему виду, возрасту и повадкам напоминал изувера-отчима, второй — хилый и  вертлявый, весь в наколках, со  словарным запасом гопника, выросшего в тюрьме, суетливый и неистовый. Он издевался над девочкой особенно цинично и дерзко, отвешивал подзатыльники, пощёчины и не переставая лапал.
    Справиться с ними одному, нечего было и думать. Да ещё страх, сковывающий суставы, способность мыслить и двигаться. Как же он боялся.
    Тем временем насильники, содрали с девочки брюки и трусики, разодрали в клочья блузку с кофточкой. Даша отбрыкивалась, попадая время от времени рукой или ногой в цель. Один удар пришёлся вертлявому в пах. Он озверел, изрыгая проклятия на языке урок, повалил  девочку на землю, принялся бить ногами, с замахом. Звук ударов был слышен даже Сергею.
    Здоровяк двинул хилому затрещину, замахнулся ещё.
— Придурок. Ты чего, бездыханную чурку трахать собираешься? Совсем бы не затевался. Девочка должна получить удовольствие. Значит ей нужно всё видеть и слышать, участие принимать. Это она поначалу недовольна, пока кайф не поймала. Ещё спасибо скажет. Обслужим по высшему разряду. Всюду пощекочем. Все дырочки тщательно разработаем, спермой накормим. Я в этом вопросе ювелир. Ни одна кобыла пока не обижалась. Ещё раз ударишь, лишишься сладкого. Усёк? То-то. Я сейчас на грудь ей сяду, руки прижму, как следует. Следи за ногами. Разомни пока красотку, потренируйся, раззадорь, как следует, чтобы изо всех щелей масло потекло. Чтобы моего коня без боли впустить, нужно её как следует распалить, чтобы пар валил. Старайся. Девочка должна мокренькая быть и умолять, чтобы ещё и ещё. Бабы это процесс жуть как любят. Хлебом не корми, дай только железным хреном насладиться. Ну, чо завис? Приступай.
    Худой задёргался, торопливо сбрасывая портки, вывалил содержимое трусов наружу, но поймал от Даши в это чувствительное место ногой повторно, принялся скакать, приседать, корчась. Большой, двинул Даше локтем в живот.
— Тихо у меня. Не кочевряжься. Зашибу суку. Ишь, каратистка бля. Ничего. Скоро забудешь, как маму родную звать.
    Вертлявый насильник замахнулся было, чтобы воткнуть ботинок жертве в бок, но увидев грозный жест старшего подельника, обмяк.
    Немного попрыгав, чтобы унять боль, вертлявый начал приспосабливаться между ног девушки, звонко хлопая её по внутренней стороне бедра, как можно больнее. Вымещает злость, скотина.
    У него ничего не получалось, видимо ласковое обхождение Даши не понравилось. Или боль в яйцах заглушила эротическое желание.
    Сергей поискал глазами пригодное для нападения орудие. Рядом лежал приличный сук. Надо было решаться. Не для того же он прокрался в это страшное место, чтобы наблюдать, как девушку лишают невинности, а может быть и жизни, эти нелюди.
    Взяв сук, тихонько подошёл, размахнулся от души, но побоявшись попасть по Даше, ударил не сверху вниз, а справа налево. Сила удара оказалась недостаточной.
    Здоровяка, лишь слегка задел по затылку, не причинив существенного вреда, вертлявому, вскользь попал по плечу.
    Худой взревел, отпрыгнул и оступился, завалившись навзничь, со стоячим прибором, который ему так и не удалось применить.
    Здоровяк слегка развернулся, не вставая с девушки послал прицельный удар в подбородок и глазами проводил свалившегося кулем Сергея.
— Чистый нокаут. Долго спать будет. Откуда это чудо взялось, мать его? Фенёк, ты чо, спать сюда заявился или всё же засунешь свой тухлый перец в мокрую щёлку этой пацанки? Девушка, ждёт. Раздвигай ножки, ищи, куда сунуть и приступай. Или держи её. Сама виновата, сука, нехрен было ногами махать. Если разорву, ненароком, придушим и все дела. Но лучше бы на хату отвезти. Можно было бы долго кайфовать. Хороша, зараза. Скорее всего, целка. Мне-то пофиг. Лишь бы дырка была и баба живая. Да поторапливайся. Того и гляди от избытка желания лопну.
    Старший насильник засмеялся скрипучим голосом. Фенёк снова начал подлезать под жертву. Скорее всего, для него это было первое изнасилование. Видно было, что руки трясутся и болтается тряпочкой то, что должно стоять.
    Было, условно, чем, но не мог никак определиться, как. Здорово злился. Здоровяк комментировал его действия и потешался. Вертлявый огрызался, ещё яростнее и злее, хлёстко хлопая по животу и ногам Даши. Это вызывало приступ смеха у здоровяка. У него в предвкушении забавы было хорошее настроение.
— Вот, ведь, е****рь. Фенёк, не можешь членом попасть, лижи языком. От такой ласки она ещё быстрее кончит. Чо ты её, как лошадь понукаешь? С бабой ласково нужно. От того, что ты ей ляжки отшибёшь, эта скотина быстрей не поедет. Она же снизу лежит. Ты скакать должен, а не она. Вот ведь придурок. Пять минут тебе даю. Не справишься — глаз на жопу натяну.
    Сергей тем временем медленно приходил в себя. Может быть, скользящим удар вышел. Обычно от такого подарка надолго в сознание не приходят. Повезло парню, если вообще это можно назвать удачным стечением обстоятельств.
    Он открыл глаз, пригляделся. Сумерки почти опустились. Зрение пришлось сильно напрягать, чтобы разглядеть, чем можно воспользоваться, чтобы вырубить сразу, хотя бы старшего бандита.
    На его счастье, которое пока очень призрачно, заблестело стекло. На расстоянии вытянутой руки оказалась бутылка, скорее всего из-под шампанского. Толстостенная, крепкая. Чем не дубинка? Если сумеет попасть по голове, будет шанс выкарабкаться самому и спасти Дашу. А нет... даже думать о том не хочется.
    Впрочем, ему было не до фантазий и предположений. Как можно тише Сергей ухватил бутылку, мысленно отрепетировал замах, силу удара и начал вставать. Всего одна попытка, второй не будет. Пан или пропал.
    Размахнувшись, оба насильника были поглощены борьбой и комичностью ситуации, он со всего маха опустил бутыль на голову старшего. Глухой удар, хруст. На мгновение Сергей закрыл глаза, не веря, что справился с задуманным.
    Здоровяк медленно завалился набок, словно устав прилёг поспать. Фенёк застыл, прекратив, остервенело теребить свою мягкую пипирку. Недоумённо поднял испуганный взгляд.
    Сергей не мог ошибаться. Гасить нужно сразу. К сожалению, удар  пришёлся по ключице. Голый преступник, выглядящий трусливо и жалко, закрутился волчком от боли.
    Терять время нельзя. Неизвестно ещё, что с Дашей, а отсюда нужно бежать. Он же был без сознания. Как долго, даже не представлял. Может быть, самое страшное для девушки, уже произошло.
    Следующий удар, коленом в лицо, сбил вертлявого окончательно. Видимо жёстким ударом разбил тому переносицу, колено в крови. Сергей вошёл в раж. Теперь ему уже было совсем не страшно. Он яростно бил ублюдка ногами, стараясь попасть в пах, чтобы неповадно было впредь насиловать.
    Фенёк уворачивался от ударов, кричал, плакал, пускал сопливые пузыри, умолял пощадить.
— Не убивай! Христом Богом прошу. Я чего? Да я ничего, он меня заставил.
— Бить тоже? Заткнись, падаль. Получай.
    Удары сыпались, пока Фенёк не притих. Только тогда парень утихомирился, вспомнив о Даше. Она была в сознании, но не могла никак открыть глаза. Кляп, да ещё туша насильника, сидящая у неё на груди, не давали толком дышать. Она была в полуобморочном состоянии, почти задохнулась.
    Сергей кое-как натянул на неё брюки, отыскал туфли, набросил курточку, даже не взглянув на оголённые участки растерзанного тела. Уже в темноте отыскал сумочку. Остальная одежда была разорвана.
    Юноша поднимал девушку, она глядела на него словно сонная, пыталась выпрямить ноги. Ничего не выходило. Тогда Сергей попытался взвалить подругу на плечи. Вялое тело выскальзывало, падая раз за разом. Да и сил было недостаточно.
    Нужно было срочно, пока здоровяк не пришёл в себя, покинуть это проклятое место. Шок, между тем, проходил, обнажив ощущение резкой боли во всём теле. Особенно ломило челюсть и отбитую о Фенька ногу.
    Юноша огляделся. К нему возвращались ужас и страх. А решения не было. Сергей поднял сучок, с которым нападал в первый раз, пошевелил им здоровяка. В сознание не пришёл, но явно жив. Слышно дыхание. 
    Снятая с него объёмная куртка, очень прочная на ощупь, легла на землю. На неё парень уложил Дашу, потащил волоком. Дальше, ещё дальше. Каждый метр приходилось преодолевать с большим усилием. Расстояние от  страшной поляны медленно увеличивалось.
    Дотянув девушку до фонарей, Сергей устроился в светлом месте со стороны кустов, чтобы отдышаться и прийти в себя.  Он не хотел, чтобы кто-то их обнаружил в таком ужасном виде. Даша, очнувшись, начала кричать, думая, что всё еще находится в руках бандитов. Сергей нежно закрыл ей рот, нежно прижал голову девушке к груди.
— Не бойся. Всё позади. Мы выбрались из этого ада. Я Сергей. Неужели ты меня не узнаешь?
    И тут он заплакал, расслабившись, поняв, наконец, что самое страшное позади и они живы. Навзрыд. Как не раз бывало в детстве, совершенно не стесняясь подружки.
— Даша, Дашенька! Ты как? Что они с тобой сделали? Нужно идти в милицию, заявить...
    Даша покачала головой, — нет! Только не это. Не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем. Видишь, Сергей, теперь у нас есть общая тайна. Сохрани ее. Кажется, я обязана тебе жизнью.
— Ты сможешь встать?
— Попробую.
    После нескольких попыток это удалось. Пошли к Сергею. До Дашиного дома им было не добраться.
    Мама ждала. Увидев, в каком состоянии оба, забилась в истерике, требуя вызвать милицию.
— Мама. Не нужно. Поверь мне. Всё закончилось хорошо.
— Это, вот, хорошо? Или вот это? На вас же живого места нет. Что вы со мной делаете? Хотите, чтобы я умом тронулась?
— Мама, у тебя есть бинты, йод, заживляющая мазь?
— Конечно, есть. У меня же мальчишка рос. Вечные ушибы и ссадины.
— И ещё, пожалуйста, вымой Дашу, обработай раны, одень её во что-нибудь. На кровать я её унесу, если сама не дойдёт. Положи девушку в своей комнате. Она останется до завтра у нас.
— Божечки! Да за что же мне такое наказание?
    Ангелина Павловна принялась хлопотать. На всю комнату было слышно, как стонет и ойкает Даша в ванной. Когда она улеглась на чистую постель и укрылась одеялом, попыталась улыбнуться.
    Лицо у неё было опухшее, местами синее. Фенёк бил по щекам беспощадно, упиваясь безнаказанностью и властью над жертвой. Это ему явно доставляло наслаждение. Каждое движение отдавалось болью во всём теле.
— Серёжа, как ты оказался там?
— Ты ключи забыла, я пытался догнать и вернуть. Зря тебя послушал. Нужно было идти с тобой. Это моя вина.
— Даже не думай. Я теперь твоя должница до конца дней. Спасибо тебе. Ты сохранил мне не только жизнь. Посмотри в сумочке. Там телефон.
— Он же тонул в озере. Наверняка мокрый.
— Не знаю. Может быть, и нет. Он в специальном непромокаемом чехле. Нужно родителей предупредить.
— Что ты им скажешь? Они же сейчас всю милицию на ноги поднимут.
— Объясню, как-нибудь. Они у меня понятливые. Мне доверяют полностью.
     Телефон действительно работал. Трубку подняли сразу. Даша сказала, что останется спать у друга, но это ничего не значит. Никакого секса не будет. Обо всём остальном расскажет завтра, при встрече.
    Сергей посидел ещё немного, держа девочку за руку, пожелал спокойной ночи и ушёл к себе. Как хорошо, что завтра выходной, подумал он. Успеем, наверно, прийти в себя.
      
                *****
    Осень. По квартире с противным гулом мечется озверевшая муха. Ива нервничает по какому-то незначительному поводу. Кажется, зачёт не сдала.
    Рассказывает, рассказывает, что она всё знала, просто преподаватель, паразит, глаз на неё положил. Намёки сальные делает, подмигивает, жесты неприличные. Специально завалил. Думает на поклон придёт и девственность преподнеёт в качестве презента.
    Муха в третий или четвертый раз садится, то на чувствительную кожу шеи, то на ухо, то на лоб. Главное, кусает больно.
    Девушка берёт диванную подушку, размахивается и кидает в летящее насекомое на звук жужжания. Попадает, аккурат в китайскую вазу, стоящую на специальной подставке, высотой со стол. Ваза шатается, медленно танцует в сторону края подставки, падает, разбивается вдребезги.
— Ну, вот, так я и знала. Эта гадина меня кусает, целый час, я с ней воюю, а этот жених недоделанный, спокойненько так себе, наблюдает. Добился, да? Что я теперь маме скажу? Доставай, где хочешь, такую же вазу.
— Я-то до неё не дотрагивался.
— Ещё бы дотронулся. За девушкой своей смотреть нужно, а не мух ловить... То есть... Вот чего ты наделал? А ещё про любовь говорил.
    Горькие слёзы заливают лицо расстроенной Ивы. Сергей обнимает её, целует, ласково уговаривая упокоиться.
— Ну, хочешь, скажу твоей маме, что это я разбил.
— Так она тебе и поверила. Всё равно весь мозг выест. Бери ведро, веник и выбрасывай. Подставку тоже. Спросит, скажу, что не видела.
— А в это она поверит?
— Её проблема. Наставят тут всякой хрени, да еще мух разведут.
— Ива, скажи, а у тебя в квартире, когда замуж выйдешь, как всё будет?
    Лучше бы не спрашивал. Пришлось три часа слушать детальное пространственное расположение всевозможных жизненно необходимых предметов.
    Оказывается, ей для жизни нужно всего, раза в три больше, чем у родителей. Почесал парень репу. Да! Неплохое начало виртуальной семейной жизни.
    Из рассуждений девочки ясно, что детей будет трое, квартира, площадью,  как спортивная площадка, а хозяйка, вся такая красивая и накрашенная, всем этим управлять будет. Не содержать, вкладывая душу и труд, а именно командовать парадом, раздавая указания и приказы.
— Чего ты расселся, уши развесил? Я тебе, что сказала сделать? Живо подметай.
— Мне, конечно, совсем не трудно, но почему бы тебе это не сделать?
— Ну, ты даешь. Ногти мои видел? А если сломаю, тогда как? Я же тебя убью.
— А в квартире твоей кто будет прибираться?
— Шутишь, да? А муж на что?
— Сдаюсь. Всё понял. Как ты думаешь, он не сбежит от такой хозяйки?
— Он же меня любит. Ты же любишь меня? Вот и мети скорее, пока предки не вернулись. И муху убей. Тоже мне, Ромео. Приберёшься, пойдем гулять. У тебя деньги на мороженое есть?
— А куда пойдём?
— В парк. Куда же ещё? Лебедей хлебом покормим, музыку послушаем. Там теперь вечером специально громко включают, гирлянды горят. Говорят, молодежь такие корки мочит. Я тоже хочу танцевать. С тобой совсем старухой станешь. Никакого разнообразия в жизни.
    Серёжа послушно прибирается, выносит мусор на помойку. Ива стоит у зеркала, в полной боевой раскраске североамериканских индейцев, пританцовывает. У неё явно хорошее настроение.
    Нарисовала ярко-фиолетовым глаза, размером с хорошие апельсины, алые, вызывающе эротичные губы. Курточка с меховой опушкой до пупа, кожаные шортики с подворотом, чёрные чулки в крупную сетку и туфельки на шпильках, высотой сантиметров пятнадцать.
— Как я тебе?
— Можно, я с тобой не пойду?
— Хочешь, чтобы меня украли?
— Нет, боюсь живым до дома не добраться. Я ведь драться не умею. И это... как пить дать за сутенера меня примут.
— Серега, ты на что намекаешь? Да сейчас все так ходят.
— Девушку украшает скромность. Если оденешься нормально, тогда пойду.
— Нормально, это как? Предлагаешь на люди выйти в кроссовках и джинсах? Как лохушка?
— Это было бы куда симпатичнее. Сделай, как я прошу. Разве это так трудно? И курточку надень приличную. У тебя, конечно, красивый животик,  стройные ножки, ладная попка, но в таком виде только стриптиз танцевать. Ты же называешь себя невестой, значит должна вести себя достойно, как человек взрослый. Чтобы не приставали к тебе сходящие с ума от похоти преподаватели и каждый озабоченный малый, оценивший по достоинству сексуальные сокровища, выставленные напоказ.
— Нафига я тогда красилась и наряжалась? Старалась-старалась. Тебе же хотела понравиться. Думала, оценишь. Неприличная я для него видите ли. Интеллигент грёбаный. Придётся тогда в кино идти. Ну и ладно, там, хоть нацелуемся.
    Очень уж как-то легко согласилась она на перемену имиджа. Умылась, переоделась, взбрызнулась духами, намазала губки блеском. Обворожительно. Так намного лучше. Целовать пришлось в носик, чтобы не смазать красоту.
    Курточку Ива одела вполне приличную, если не брать во внимание расцветку. Ничего не поделаешь — кислотные цвета нынче в моде. Идёт, под ручку — светится оптимизмом и счастьем.
    Сережка ей на радостях мороженого купил два брикета. Щебечет, без умолку. Опять, строит грандиозные планы на будущее. Восемнадцать лет ей через семь месяцев.
    Ива даже дни в календаре зачёркивает, ожидая самый счастливый день в своей жизни, когда ей предстоит стать настоящей леди, простившись с девичеством. Я ведь обещал.
    Подпрыгивает, как воробышек, описывая мне ритуал этого радостного события по минутам. Если её послушать и сделать соответственно задуманному, то посвящение в женщины обойдётся нам не дешевле, чем новую машину купить. Ладно, пусть мечтает. Фантазии ещё никого не губили.
    В кинотеатре разделись...
    Стоит Ива, в просвечивающем насквозь топике, едва прикрывающем верхнюю часть объемной, если не сказать больше, груди. Если слегка наклониться и посмотреть снизу, они видны целиком. Сосцы выпирают, как зрелые жёлуди, вызывая у зрителя моментальный прилив крови в тело альтернативного мозга, животик совсем голый.
    Настроение у Сергея провалилось в бездонную пропасть, но делать нечего, уже пришли и разделись. Скоро выключат свет, ничего такого видно не будет.
— Любимый, ты расстроился? Ну, я же всё сделала, как ты хотел. Что мне, как старухе совсем одеваться. Должны же люди видеть, какая у меня замечательная грудь? Ну, хоть что-то они должны вообще видеть?
    Сергей сдал верхнюю одежду в гардероб и потащил Иву в зал, подальше от глазеющей публики. Следом, гогоча во всё горло,  увязались два долговязых типа очень неприятной наружности.
— Мадам, мы тут с товарищем поспорили на ящик шампанского, настоящая у вас грудь или резиновая. Разрешите пощупать. Очень, знаете, любопытно.
— Мужики, имейте совесть. Это моя невеста. Сейчас администратора позову.
— Сева, успокой мальчика. Пусть посидит пока. Такие тёлки — достояние общественности. А не частная собственность. Делиться надо.
— Тёлка, как ты выразился, несовершеннолетний ребёнок. За неё срок получишь.
— Напугал ежа голой жопой. Раз созрела, только посмотри на эти спелые тыковки с соблазнительной маковкой. Ещё чуток и завянет. Природа своё дело туго знает. Коли ягодка созрела, как её не сорвать? Вот и я о том же. Мы же не хамы какие-нибудь. Исключительно по обоюдному согласию трахаем. Ты же согласна, киса? Конечно, согласна. Гляди, как глазки строит. Да она уже мокренькая.
    Один из них нагло и уверенно протянул руку, ухватив Иву за грудь.
    У Сергея затряслись поджилки. Что за жизнь? Почему так часто он встречает людей такого паршивого сорта, фактически отбросы? Может, карма у него такая? Просил же Иву одеться прилично. Девушка должна быть незаметной.
    Хотя, Дашу вон, хоть и скромно одета была, чуть не изнасиловали. А Ива, выставила напоказ открытую эротическую галерею, словно намеренно ищет приключений на свою прелестную задницу. Хорошо, что здесь люди. В зале не тронут. Могут, правда, дождаться конца сеанса. Что делать-то?
    Мимо проходила в поисках своих мест семейная пара среднего возраста. Мужчина крепкий, видно по взгляду, не робкого десятка.
— Извините, — попросил Сергей, — не могли бы вы позвать администратора? Вот эти обнаглевшие субъекты пристают к моей девушке с непристойными предложениями, угрожают и вообще, ведут себя вызывающе.
— Всё, братан, испаряемся. Шутили мы. На выходе поговорим. Есть о чём.
— Не советую. Отдыхайте, развлекайтесь. Только очень тихо. — Гражданин вытащил из кармана милицейское удостоверение, сотовый телефон, ткнул в него пальцем, изобразил жестом возможность звонка и кивком головы вопрос. —Ну, так как? Фильм будем смотреть или в обезьяннике до утра поспите?
    Негодяев и след простыл. Их побелевшие физиономии нужно было видеть. Такого облома они никак не обижали. Внешний вид Сергея обещал лёгкую добычу.
— Не переживайте. У меня память профессиональная. Один из них точно на зоне побывал. У него метка есть. Его по картотеке найти раз плюнуть. Они это знают. Хорохорятся, только тогда, когда чувствуют страх жертвы. А вам, девушка, посоветовал бы скромнее одеваться. Выдающиеся, знаете, детали, предмет интимный, индивидуального назначения. Незачем его демонстрировать, столь откровенно, словно предлагая попробовать. Всегда найдутся охотники испортить вам жизнь. Вы не представляете, как ведут себя такие подонки с малолетними дивами, попавшими  к ним в руки. Девушки после таких рандеву выглядят не лучше жертв автомобильных аварий. В следующий раз, дяди с милицейской ксивой, рядом может не оказаться. Да и кавалеру вашему досталось бы. Неужели вам, девушка, его не жалко? Следите, юноша, за своей прекрасной дамой. Эпатаж, это совсем не здорово. Поверьте. Двадцать лет следователем служу. Я подожду вас на выходе. Подстрахую, чтобы вам спокойнее было. Вот вам, на всякий случай, моя визитка. Приятного просмотра, молодые люди.
    Ива выглядела, как нашкодивший ребенок, увидевший нечто страшное. В её глазах застыл ужас. Даже слёзы, обычно такие близкие, не могли пробиться, чтобы разрядить обстановку. Она буквально окаменела.
    Ива сидела совсем тихо, тесно прижавшись к Сергею, и мелко дрожала, хотя в зале было жарко. Целоваться тоже не хотелось. Ребята смотрели на экран, ничего не понимая. Им было не до фильма. Каждый думал о своём, но вектор размышлений совпадал.
    Сергей понял, что череда неприятностей совсем не случайна. Любую из них можно было предотвратить, если думать, прежде, чем что-либо предпринимать.
    Проводить Дашу, проверить, как оделась Ива. Или хотя бы вернуться домой, как только увидел фривольный наряд своей девочки. Она никак не желает взрослеть. Инфантилизм проявляется во всём. Можно ли думать о том, чтобы создать семью с капризным ребёнком, который мечтает стать матерью? Теперь он в этом совсем не уверен.
    Ива тоже напрягалась, в муках тяжелых рассуждений. Попыталась сопоставить, предложение участвовать в конкурсе красоты,  постоянные приставания хамоватых подростков, слишком назойливый интерес преподавателя, кражу кошелька в магазине, сегодняшний конфликт.
    Наверно Сергей и этот опер, они оба правы. Если она собирается замуж, то нужно меняться, взрослеть, учиться быть хозяйкой и женой.  Сергей не зря спросил, не боится ли она, что муж от такой жены убежит?
    А если у него уже зреют подобные мысли? Ива похолодела, сердце сразу же пропустило несколько ударов, в животе что-то болезненно встало комом. Ей стало страшно: потерять любимого, остаться одной, страдать от того, что тебя бросили. Только не это.
    Ну чего она, правда, всё время его гоняет, заставляя делать то, что не хочется, обвиняет непонятно в чём, оскорбляет? 
    По дороге домой Ива постоянно останавливалась, поворачивала Сергея к себе лицом, пристально смотрела в глаза и спрашивала, много раз, — ты ведь меня не бросишь, правда? Я тебя так люблю. Просто не смогу жить, если ты уйдёшь. Ну, почему? Почему жизнь такая несправедливая? Обними меня. И не бросай никогда. Сереженька, милый, единственный, родной. Я попробую стать другой. Честно-честно. Ты мне веришь?
— Успокойся. Всё будет хорошо. С какой стати мне тебя бросать? Я ведь тоже тебя люблю.
    У юноши наворачивались на глаза слёзы от её тревожного взгляда, от испуганного, просящего голоса, от того, что любит беззаветно, а сердце отчего-то щемит. Ему тревожно и очень неспокойно.
    Наверно, это следствие непростого разговора с охамевшими, сексуально озабоченными молодчиками.
    Но мозг прокручивает коктейль совсем из других мыслей. Иногда он задает себе вопрос, а действительно ли они пара? Ответить на него никак не может. Потому, что любит и готов прощать. Оттого, что готов ради неё на всё. Может быть, Ива после сегодняшних событий что-то поймёт? Хотелось бы, чтобы она сделала выводы.

Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2018/10/20/1307

Фото:Ignasi Raventos