VI
Бои в городе Эльбинг
Распрощался с комдивом. Батальон на прежнем месте я уже не застал.
Навстречу мне двигался "караван носильщиков" - шла вся седьмая рота… без офицерского состава. Каждый тащил на плече по ящику.
– Стой! - скомандовал я, – Что тащите? – в ответ… молчок!
– Что тащите? – Спрашиваю вас?
Из длинной цепи "трофейщиков", вышел старший сержант:
– Да вот – харч. Товарищ капитан!
– Вы что, грузчики? Кто воевать будет? Сейчас атаковать нужно, а затариться жратвой после боя успеете!
– Да так, оно так! Но как говорят: "Где хохол пройдет – там еврей заплачет!" – нашелся, пожилой боец, емко охарактеризовав прогнозируемую ситуацию, – Архипов получит приказ атаковать, и поведет свой первый батальон, укомплектованный новобранцами с освобожденной Западной Украины, по моим тылам. А там народ хозяйственный и энергичный. Под чистую отмародерят мои тылы, все честно поделив – нам славу, себе трофеи.
Меня взбесило:
– Еще, за эту хе..ю у меня должна голова болеть во время боя!
Бойцы стояли и смотрели на меня с надеждой. Я засмеялся:
– И где же ваш командир роты?
– Кажись, ранило...
– Ладно! Быстро. Весь харч – в кучу. Самого старого - охранять, самого молодого бегом – за старшиной с санями. Бой кончится, потом харчуйтесь, сколько влезет! Старший сержант "Тяпкин", принимайте это войско. В цепь и в бой! Занять эти два здания! Видите? Забросайте их гранатами! От одного дома к другому и до забора – там снова гранатами. Займите их бойницы. Немцев к забору не подпускать!
– Спасибо! Это мы мигом, будет исполнено! Только я не Тяпкин, а Потяпкин. – улыбаясь, ответил помкомвзвода.
– Знаю! Давай Алексей, возглавляй роту, и вперед, пока они не очухались! – все засмеялись. Бойцы обрадовались, что "харч" не пропадет.
Седьмая рота, во главе с помкомвзвода, энергично бросилась на штурм. Впереди, в домах, раздались взрывы гранат и автоматные очереди. Я, подумал: "Толковый взводный, с первых дней на фронте – там будет дело. А где все же ротный? Когда, это Цалу Моисеевича ранить успело? Я его раненым, что-то не встречал?"
Восьмая рота совсем пропала из виду, и канув под навесом городской лодочной станции – растворилась. Нашел я ее в конце навеса, цепь залегла перед высоким забором из бетонных плит. Бойцы лежат, а немцы из за забора забрасывают их ручными осколочными гранатами. Среди воинов появилось много раненых. Кричу:
– Гранаты "Ф-1", к бою! Гранатами через забор – огонь!
Немцев, как "корова языком слизала". Огонь прекратился.
– Занять немецкие бойницы в заборе! К забору их не подпускать!
Подошел к лодкам – это были прекрасные спортивные лодки-байдарки и каноэ. За ними промелькнула чья-то голова…
– Стой! Ко мне!
Это оказался взводный из восьмой роты младший лейтенант Шамшурин. Он был прекрасный танцор и певец, в общем – артист. А в бою?
– Что струсил? Почему вы подставили людей под уничтожение? Немедленно захватить ближайший дом и удерживать до следующего приказа – Вперед!
За первый день боев в городе батальон вышел до "пятидесятого" квартала.
Здесь были хорошо оборудованные опорные пункты противника, и здесь мы встретили упорное сопротивление. У немцев "заработали" снайперы, они снимали беспечных и праздно бродивших солдат. Мы старались подавить их пулеметным огнем, но это должного эффекта не давало. Завязался сильный огневой бой, продвижение остановилось. Мы стали вести разведку огневых точек противника. Начали подтягивать свои огневые средства. Определяли, кого и как лучше уничтожить в городских условиях. Где-то, по эту сторону моста, уже занял позиции и третий дивизион артполка. Капитан Симоненко известил меня, что дивизион готов поддержать огнем 122-мм гаубиц наступление батальона.
К концу дня я полностью выбился из сил. Стала сказываться неделя бессонных ночей, меня стало хватать нервное оцепенение – начал терять сознание, падать. Меня положили, позвали фельдшера. Вокруг сгрудились офицеры. Появился мой друг – комсорг полка Кучер Петя. Среди них затесалась и хлопотала какая-то женщина, возможно хозяйка этого дома. Без всякого стеснения, на ломанном русском, заботливо предложила:
– Может, ему нужна женщина? Я уже семь человек осчастливила...
В голове, промелькнула мысль: "Мне сейчас, только женщины и не хватало". Я подозвал своих замов:
– Организуйте оборону: разведку, охранение, систему огня. Накормите личный состав, организуйте отдых, а мне дайте до утра отдохнуть. Пока!
Фельдшер дал мне что-то успокоительное. Стало легче, и я уснул…
VII
Пока я отдыхал, подтянулся штаб батальона и все остальные подразделения: взвод связи, взвод противотанковых ружей, минометная рота. Появился мой замполит. Подъехали кухни. Всем сообщили, что комбат потерял сознание и выбыл из строя. Мои заместители включились в работу. Капитан Попов организовал боевое обеспечение, систему огня и поочередный отдых личного состава, в том числе и офицеров. Старший лейтенант Фроловичев занялся питанием солдат. Парторг – отправкой раненых.
Ближе к утру проснулся с сильной головной болью. Другой боли я не чувствовал. Лежал на каком-то высоком стеллаже, укрытый одеялом.
Поднялся и попросил остаться в комнате только моим замам и командирам взводов связи и разведки. Остальных попросил разместиться в смежных комнатах. Мне принесли покушать. Попросил, доложить по порядку, что произошло за время моего отдыха. Меня интересовало: накормлен ли личный состав, дали ли ему возможность отдохнуть, где противник, сколько его и где расположены его огневые точки. Всех выслушал, сделал замечания и сказал:
– Сегодня будет очень тяжелый день. Всем быть готовыми продолжать наступление.
Стали поступать неприятные известия: командир восьмой роты, капитан Балацкий – ранен, я распорядился: роту принять лейтенанту Вершинину. На мосту был убит фельдшер батальона, лейтенант медслужбы Карасев.
– Капитан Гусев, пожалуйста, наведите справки: куда же делся старший лейтенант Финкильштейн? Вообще разберитесь: кто в седьмой роте, из офицеров, в строю? А то, в конце дня, ротой командовал старший сержант Потяпкин.
Капитан Гусев доложил, что связь со штабом полка налажена. Первый батальон переправляется через мост и выходит к окраине города правее нас. Между нашими батальонами наступление ведет рота автоматчиков старшего лейтенанта Новикова. Меня обрадовало, что правый фланг будет прикрыт.
Еще толком не наступил рассвет, а мы с командиром разведвзвода младшим лейтенантом Агаковым пошли по боевым порядкам, чтобы установить истинные силы и расположение противника. Пролезли по всем этажам и чердакам домов, занятыми нашими ротами. Агаков пригласил посетить занятый разведчиками одноэтажный домик, расположенный в глубине обороны противника. Он сказал, что с него видно в затылок всех немцев, стоящих у бойниц и окон некоторых зданий.
– Интересно! – сказал я. К нам присоединился комсорг полка Петя Кучер.
Подходя к домику, нас встретил разведчик и предупредил:
– Будьте осторожны, не останавливайтесь против окна, по нему "работает" снайпер. Я шел первым. Быстро проскочил проем двери и заскочил за простенок влево. За мной, в проеме двери, появился Агаков. Раздался хлопок разрывной пули… в голове у нашего славного разведчика. Лейтенант рухнул на пол. Лицо, сзади идущего Пети обдало кровью и в левую щеку впилось несколько мелких осколков. Разведчики подхватили своего командира без признаков жизни, вынесли на плащ-палатке. Да, наш герой – пал смертью отважного защитника Родины.
– Петя! – обратился я к комсоргу, – Займитесь похоронами и придайте Михаила земле со всеми воинскими почестями.
У безмолвно лежащего командира собрались разведчики. Сняв шапку, я подошел и сказал:
– Боевые мои друзья. Сегодня мы потеряли смелого разведчика, умного командира, который рискуя своей жизнью, выполнял любые опасные задачи. Ты не своевременно ушел из жизни, но мы и за тебя постараемся с честью выполнить долг перед Родиной. Вечная слава тебе Герой! Петя, еще раз прошу, придайте тело героя земле с почестями. Разведчики оплакивали своего командира и клялись отомстить за него. Приказываю: взвод разведки возглавить старшему сержанту Сверчок.
Надо действовать, меня ждет батальон. Мои мысли переключились на выполнение главной задачи батальона – разгромить противника и выйти в центр города. Я бегло осмотрел позицию противника.
Перед нами, как крепости, стоят массивные четырехэтажные здания с большим количеством огневых точек. Окна широкие, простенки узкие. На верхних этажах засели стрелки и снайперы, этажом ниже установлены пулеметы. Здания окружены железобетонными заборами с бойницами. Бойниц много, и почти у каждой стоят солдаты. Как же их выбить оттуда..? Надо использовать для разрушения домов 122-мм гаубицы. Выбить простенки на первом этаже. Я определил места, куда необходимо поставить гаубицы. "Да! Отсюда действительно, все видно, как на ладони, даже спины стрелков стоящих у забора. Теперь бы выбраться из этого домика живым". Меня, оттуда как ветром сдуло…
Попросил разведчиков-артиллеристов пригласить ко мне капитана Симоненко. Командир дивизиона подошел с вопросом:
– Чем могу вам помочь?
Я посмотрел ему в глаза в упор, и, не отрывая от него пытливого взгляда, сказал:
– Отлично! Лучшая помощь – это поставить две гаубицы на прямую наводку, вот в эти промежутки между домами. Взломай простенки в противоположном доме на первом этаже. Выбей первый этаж, чтобы верхние этажи рухнули вместе с немцами! Ну, что? Готов помочь?
– Да ты что? Он удивленно выпятил на меня свои глаза, – Гаубицы? Да напрямую? Нет! Ни за что, а если их разобьют? Кто отвечать будет?
– Я приказал, я и отвечу! Выноси, на хрен, первые этажи из-под этих домов! Какого… ты сомневаешься? Да неужели твоя гаубица стоит дороже, чем сотня советских бойцов, которые положат свои головы перед этими домами?!
– Пока комдив не разрешит – гаубицы не поставлю…
– Я тебе что приказал?! Орал я, – Ни хрена с твоими гаубицами не будет, пробьет щиток и хрен с ним! Мне что здесь людей ложить, прикажешь?...
– Товарищ комбат, вас к телефону… "Чернов"!
– Комбат «Три», слушаю вас…
– Вы, где находитесь?
– Перед "пятидесятым" кварталом встретил хорошо организованную оборону. Застрял, веду огневой бой! Разрешите поставить две гаубицы на прямую наводку?
– Кто же гаубицы напрямую ставит? Такого еще не было…
– Если разрешите, то будет! На линии Маннергейма ставили орудия и более крупного калибра.
– Командир дивизиона где?.. Рядом?.. Дайте ему трубку!
Через полчаса тягачи подтянули гаубицы к самому переднему краю. Далее расчеты при помощи пехоты выкатили их на указанное мною место, подтащили ящики с боеприпасами. Гаубицы поставили в узкие промежутки между домами, через которые были хорошо видны простенки первых этажей домов башен. Пехота наготове, наблюдала за стрельбой.
Грянули выстрелы. После второго-третьего мы увидели, как рухнули стены. Немцы, как горох, посыпались вниз по лестничным клеткам. Но там их подстерегали пулеметные расчеты младшего лейтенанта Бекенова, который фланговым огнем от "домика разведчиков" простреливал всю улицу. Лучше позицию, нельзя было и придумать. Такого не ожидали ни мы, ни немцы, попавшие под кинжальный огонь. Улица, примыкавшая к «50-му кварталу», была усеяна трупами… Ай-да, Досжан, ай-да Молодец! По собственной инициативе выбрал такую отличную позицию. Верно говорят: "Мал золотник, да дорог!". За этот подвиг он награжден был орденом "Отечественной Войны" II степени. Огонь прекратился – пехота с криками "Ура! " бросилась в проемы, и без особого труда овладела центром города.
Сходу захватили почтамт со всеми коммуникациями связи. В этом бою снова отличился старший сержант Потяпкин, первым ворвавшись в здание. Часть немцев была уничтожена гранатами и огнем из автоматов, остальные были деморализованы и сдались в плен. Почтамт, своим фасадом выходил на центральную площадь города. Выйдя на нее, встретив плотный ружейно-пулеметный огонь с противоположных домов, батальон остановился в ожидании средств боевой поддержки.
Я захватил с собой ячейку управления, направился к передовым подразделениям. На пути нас встретил связной седьмой роты, который доложил: «Рота задачу выполнила – почтамт захвачен. Встретив яростный пулеметный огонь противника, остановились у почтамта. Там мы видели, перебегающих по улице солдат, по форме похожих на "власовцев".»
Мы подошли к зданию почтамта, а наших солдат – нет. У входа в подвал стоит наше противотанковое орудие и один солдат – часовой с винтовкой на ремень. Часовой растерялся, не зная, что доложить.
– Видимо, размеры орудия не позволили затащить его с собой в подвал? - Шутя, сказал я, – Где же остальные воины?
– Они там! Он указал левой рукой на подвал.
– Что они там делают?
– Не знаю. Мне сказали здесь стоять, я и стою. Там монашки, вот они с ними и разбираются.
– Замполит, ты слышал? Пока я сам… Вы все здесь постойте. Ординарец за мной.
Мы стремглав спустились по ступенькам в подвал. В центральном проходе никого…
– Жора, очередь – под углом, в потолок!
Услышав стрельбу, из отсеков лавиной повыскакивали, многие держа штаны в руках, проказники. За ними тихо, некоторые с улыбкой, другие – прикрывая лицо черным шарфом, прошуршали монашки. Нашел я здесь и офицеров, спросил у них:
– Что здесь расположено?
– Это международная телефонно-телеграфная станция.
– Я это и без вас знаю! Вы что в подвале делаете? Вы, что здесь – с Лондоном, Парижем, или с Москвой переговоры ведете?
– Да, нет! Там дальше размещен лазарет. Здесь много тяжелораненых, за ними ухаживают монашки.
– Так кто вас больше интересовал: раненые или монашки? Марш наверх в боевые порядки! Не хрен по подвалам мандавошек собирать! Бой еще не закончился. Вы своей безответственностью найдете себе смерть!
Вслед за воинами из подвала проследовали и монашки. Некоторые улыбались, другие прикрывали лица, но ни от одной жалобы не поступило.
Роты заняли оборону на верхних этажах. Пулеметы противника яростным огнем продолжали поливать площадь. Рикошеты от брусчатки разлетались в разные стороны со свистом. Во всех концах города шла интенсивная ружейно-пулеметная стрельба.
К утру все стихло. Все уже поняли, что город взят полностью и очищен от противника. Это произошло 10 февраля 1945 года.
Город – взят! Я вызвал к себе командира хозвзвода, младшего лейтенант Макарова, и отдал ему приказ: «Все повозки со старшинами объединить в один батальонный обоз, подъехать к немецкому складу и загрузить: масло, сгущенное молоко, шоколад и несколько ящиков шампанского. Там сейчас комдив поставил своих часовых и разрешил выдавать продукты только третьему батальону. Пользуйтесь моментом.»
VIII
Утром пришел приказ: "Преследовать противника по дороге в западном направлении". Выйдя с площади, батальон наткнулся на множество колон из разрозненных частей, и каждая рвалась вперед на выход из города. Тут же нас настиг офицер связи с картой и передал приказ – батальону оставаться на месте, в районе "Почтамта", ждать распоряжений относительно дальнейших действий.
К полудню батальон возвратился к почтамту. Там уже не было ни монашек, ни раненых немцев, о которых успели "позаботиться"* бойцы из второго батальона. Я вызвал младшего лейтенанта Шамшурина и командира хозяйственного взвода Макарова, и дал им указание: под руководством замполита батальона организовать праздничный стол по поводу взятия города. Личному составу, также, приготовить праздничный обед с водочкой, но не более чем по "сто пятьдесят".
Стол был накрыт на славу: сервирован тарелками, вилками, хрустальными рюмками и бокалами. На столе появилась тушенка, консервированная колбаса, отварной картофель с селедочкой, наша солдатская каша и компот. На диво всем было предложено налить в фужеры не водочку, а шампанское "Бордо". Все ахнули!: "Откуда? Вот это здорово!"
– Фрицы сберегли для нас! А разрешил взять для вас, сам полковник Чесноков! – объявил Макаров, а в зале раздалось дружное "Ура!".– Первое слово мы предложим нашему комбату! – объявил замполит. Все одобрительно зашумели, когда я стал говорить, прислушались и замолчали.
– Товарищи офицеры, хотя все бои мы провели удачно, но с 20 января по 10 февраля наш батальон потерял убитыми и ранеными шестнадцать, только из офицеров. Погибли наши доблестные воины Агаков, Карасев и многие другие. Имена всех не перечесть. Выпьем за тех, кого отдал свою жизнь за нашу любимую Родину. За тех, кого сегодня с нами нет, и кого уже никогда не будет! Вечная слава павшим героям! Пусть земля им будет пухом.
Я попросил – следующий тост произнести за Победу, за успехи нашего батальона, а так же уважить организаторов стола. Попросил пить в меру, не теряя боеспособности, и передал слово Михаилу Федоровичу.
Действительно, последний тост дали нашему снабженцу, командиру хозвзвода, младшему лейтенанту Макарову:
– Если вы дали мне тост, то я подниму его за всех вас, за ваше здоровье. Вы создали такую славу нашему третьему батальону! Да такую славу!... Только узнают, что из "третьего стрелкового" – встречают с радостью, поздравляют с успехами, везде отпускают без очереди. Вчера приехал на склад, который вы отбили у немцев. А там, пьяный капитан, с бутылкой шампанского, мне:
– Кто такой?! Какого … приперся?! Не видишь, четыре машины для Рокоссовского, шампанским грузим?
Я ему, робко так:
– Из "третьего" мы, 72-го полка… А он кричит: "Все стой! Грузите этим героям, пока у них подводы не треснут! Чесноков приказал!" И давай меня обнимать, и из бутылки со мной на брудершафт пить".
Все засмеялись и закричали "Ура!" Хорошее имя дорогого – стоит! Обнимали и поздравляли Макарова, шутили:
– Ну, ты же, по-хозяйски то, нагреб?! А подводы не треснули?
– Да, я же, и немецкие с тяжеловозами с собой взял – туда в аккурат полуторку перегрузить можно! Так, что нам этого "Бордо" теперь до самой Победы хватит! Все смеялись, шутили, обнимались, настроение было хорошее…
Однако, застолье быстро свернуть пришлось.
Пришел приказ: "Третьему – выйти на марш через мост, а далее – по шоссе до стыка с магистралью "Берлин-Кенигсберг".
На указанное место, батальон прибыл к середине ночи. Остановка – ночлег. Мы остановились в небольшом населенном пункте, все дома которого были пусты. Личный состав разместили со всеми мерами предосторожности: охранение, наблюдение, дежурные огневые средства – всем этим занимались мои заместители: капитан Гусев, капитан Попов старший лейтенант Фроловичев.
Я отдыхал до утра. С самого раннего утра началась усиленная работа по организации помывки личного состава, пополнению боеприпасов, чистке оружия. Привели и себя в порядок: побрились, постриглись, подшили свежие подворотнички.
И тут же еще пришел приказ, содержание которого молнией разнеслось по батальону: "Весь личный состав представить к правительственным наградам". Восторгу не было предела:
– Митяй, ты слышал? Всех к награде!
– Еще бы, такое – да не слышать…
– А как ты думаешь: нас, ездовых, тоже к награде…
– А как же! Мы-то, ента, тогда за сараем, сколько немцев ухлопали?.. Кухни отстояли, а то бы, гляди, без кормежки все остались. Без нее, как воевать?
– Это ты верно, Митяй, говоришь!
Я поручил Михаилу Федоровичу и капитану Гусеву собрать командиров всех подразделений, пригласить парторга, "комсомол", и подготовить представление по личному составу мне на подпись. Потом зайти ко мне со списком офицеров, чтобы вместе обсудить всех. Ведь завтра, к утру, весь материал надо представить в штаб полка. Надо так сработать, чтобы никто не был пропущен. Пулеметный расчет Бекенова, вполне заслуженно, я с большой радостью представил к орденам – вторично.
IX
Комсомольское собрание
12 февраля 1945 года. Ранее утро. Тихо. Небольшой морозец сковал снег. Безоблачное небо, все предвещало прекрасный день. Пригрело солнышко – потекла капель. Пошел уже второй день, как с плеч спал тяжелый груз жарких боев. Накануне всем удалось помыться, побриться, привести в порядок свои шевелюры, подшить свежие подворотнички, почистить оружие.
Оставалось еще только немного отдохнуть – просто выспаться… ан-нет! Батальон, кишит в своих заботах, как разворошенный муравейник. Одни пытаются заменить валенки на ботинки, а хотелось бы – на сапоги, другие сбрасывали полушубки и примеряли бушлаты, или просто – теплые фуфайки.
Каждому хотелось узнать, на какую награду его представили. Были и такие, которые сомневались: а представят его хоть к какой-нибудь награде? Народ находился в приподнятом настроении. Как же? Сам Василий Теркин мечтал о медали.
Ко мне подошли комсорг батальона с секретарем комсомольского бюро:
– Товарищ капитан, мы решили сегодня провести в батальоне общее комсомольское собрание.
– Так это же здорово, – обрадовался я, – Конечно же проводите!
– Мы приглашаем вас принять в нем участие? Если не возражаете – пойдемте, все уже в сборе! – дружно, с нескрываемой радостью, пригласили делегаты.
Мы вошли в довольно просторное помещение. После яркого дневного света, сразу все рассмотреть было не возможно, но помещение было довольно плотно заполнено воинами. Приготовленных мест всем не хватило, многие сидели на полу в проходах и стояли вдоль стен. В помещении было шумно, а хохот был признаком хорошего настроения. Когда мы вошли, все встали и зал взорвался аплодисментами и криками "Ура"!
Этот резкий переход от окопов – к такому событию, для всех нас – стал очень важной вехой. Когда мы заняли свои места, все умолкли – наступила тишина. Собрание открыл секретарь бюро комсомола младший лейтенант Бикинин. Он сделал короткий, но емкий доклад, закончив выступление призывом: "Бить врага умело, грамотно используя тактические приемы и огневую мощь своего оружия, приближая день Победы!".
Начались выступления рядовых комсомольцев. Больше говорили о смелости и решительных действиях своих боевых товарищей. Дошла очередь, слово дали и мне. Раздались приветственные крики и аплодисменты. Я поднялся. Стало тихо.
– Товарищи комсомольцы! Дорогие мои боевые товарищи! С 20 февраля по 10 марта не такой уж большой период. Но на фронте – день равен году, а для некоторых – мгновение равно жизни. За эти двадцать дней наш батальон успешно выполнил много боевых задач. Без ваших умелых действий не было бы этих успехов. В наших рядах не оказалось трусов и паникеров. Все сражались смело, упорно, со знанием дела. За что, я вам всем благодарен! – зал взорвался аплодисментами. Я поднял руку и продолжил: – Сегодня, мы празднуем и радуемся нашим победам. Однако, наши ряды сильно поредели. Многие наши товарищи ранены, многие, к нашему великому сожалению, пали в этих боях. Они отдали свои жизни за нашу любимую Родину, за наш народ! Вечная им слава! Почтим их память минутой молчания. Пусть эта земля им будет пухом … – все встали, сняв шапки, в зале воцарилась тишина…, после паузы, я, жестом попросил сесть и продолжил:
– Боевые мои товарищи! Ваш подвиг не остался незамеченным. Вы уже наверняка это слышали, но скажу вам это официально = Командир дивизии приказал наградить весь личный состав – от ездового до комбата.
Зал взорвался. Одни, с криками "Ура!", бросали шапки в воздух, другие, со слезами на глазах, кинулись обнимать друг друга. Послышались восторженные возгласы: "Вот – это да! Такого еще не было!"
– Товарищи, не волнуйтесь! Списки уже пишутся. Главное, чтобы никто не был пропущен, особенно, те кто убыл по ранению. Поручим нашему "комсомолу" проследить за этим. А теперь, я хочу сказать вам самое главное, то, о чем не знали даже мои заместители. Помните тот момент, когда все отошли от Эльбинга, а наш батальон вернули обратно? Вы тогда радовались, что возвращаемся в насиженное место, у меня же на душе были совсем другие чувства… Отошел "первый стрелковый", отошли полк, дивизия, корпус… и только наш "третий стрелковый", как самый малочисленный, отправили удерживать ранее занятые позиции и продолжать "наступление". Военная история знает примеры, когда жертвовали малыми силами, чтобы спасти от разгрома основные. Тогда, нам с вами, выпала эта доля – остаться один на один с врагом. Благодаря вашим умелым действиям, мы смогли не только удержать свои позиции, но и разгромить превосходящие силы противника. Мы сумели сохранить боевой дух, еще раз повторюсь, среди нас не было ни трусов, ни паникеров. Мы победили! За это все будут представлены к наградам!
Шум, аплодисменты, крики "Ура" заполнили зал. Я поднял руку, все затихли.
– Напоследок, я хочу сказать: Знаю, что каждый готов отдать свою жизнь за нашу любимую Родину, за наш многострадальный народ! Но жизнь нам дана одна, другой не будет и ее нужно ценить. Я вас призываю, совершая в бою подвиги, берегите свою жизнь. Избегайте неоправданного риска, лихости и безрассудства. Сохраните свою жизнь, используя малейший шанс – для десятка грядущих подвигов. Умереть, совершив подвиг – достойно, но не так уж трудно. Куда важнее, совершив подвиг – остаться в живых. Помните, у вас есть мать, жена, дети, великая Родина. Они ждут вас живыми!
Задача нам дана – уничтожать врага и дойти до Победы! До свидания!
С криками "Ура", вслед за мной, все повалили на выход. Во дворе меня подхватили на руки и стали качать.
– Друзья мои! Не забудьте подхватить, когда буду падать! – кричал я.
Все пытались обнять меня и пожать мне руку. Рядом стоящий сержант, задал мне вопрос:
– Товарищ капитан, все, или почти все в батальоне, считают вас героем, а дадут ли вам "Героя" на самом деле?
– Я воюю вместе с вами, не за награды, а за Родину. Наградят – спасибо, не наградят – значит, не заслужил…
– Товарищ капитан, – обратился ко мне секретарь бюро комсомола, – От имени комсомольской организации мы решили подарить вам вот эти часы! Берите! Берите на память – вы для нас всех сделали большое дело!
Я, не раздумывая, я снял свои часы, обнял старшего сержанта, и со словами: "Заслужил! Держи на память!", вручил их ему.
Под хохот и ликование батальона, я одел подаренные мне часы. Стоявшие рядом бойцы поздравляли меня и старшего сержанта. У всех было хорошее настроение. Прозвучала команда комсорга:
– Комсомольцы! Все в зал! Нам еще постановление принимать.
Все снова потянулись в зал.
X
От радости до огорчения один шаг и наоборот.
Я вышел из окружения комсомольцев и с чувством великой радости пошел в штаб – меня ждала куча дел.
Солнышко стало пригревать, а снег превратился в кашу. Глаза еще не успели адаптироваться к ярким солнечным лучам. Я протер глаза, а предо мной уже стоят: адъютант старший батальона капитан Гусев с помощником начальника штаба по учету старшим лейтенантом Соловьевым. Соловьев подал мне лист с приказом. Подал бумагу и внимательно смотрит мне в лицо, на мою реакцию
– Что?! Что значит расформировать батальон? Кто подписал?
– Игнатьев!
– Не понял? Пошли в штаб! Николай Иванович, – обратился я к Соловьеву, – А возможно что-то поменять, ведь батальон – это сложившаяся боевая семья.
– Не знаю. Звони командиру полка.
Позвонил:
– Товарищ подполковник! У меня к вам один вопрос: Почему расформируется "третий стрелковый"?
– Расформировывается по приказу сверху. "Третий", как самый малочисленный, так как нет пополнения. И после таких боев, вам полезно будет отдохнуть – побудете немного в резерве.
– Ну что ж, приказ есть приказ – будем выполнять… – я положил трубку.
– Капитан Гусев, собирайте всех командиров рот и спецподразделений. Подготовить личный состав и документы для передачи представителям первого и второго батальонов.
Представителей долго ждать не пришлось. Батальон построен для прощания: кто остается – с одной стороны, те кто уходит – с другой. В строю гробовая тишина. Слово предоставлено замполиту батальона старшему лейтенанту Фроловичеву.
– Дорогие воины, нам очень тревожно расставаться с вами, но пришел приказ расформировать наш батальон, как самый малочисленный в полку. Теперь скажите:
– Вас накормили?
– Да!
– Сто фронтовых вам дали?
– Да! Сто пятьдесят!
– Есть ли у вас к нам претензии?
– Нет!
– Тогда – до свидания! Не забывайте нас. В добрый путь, дорогие воины!
Два строя смешались. Боевые друзья прощались со слезами на глазах. Обнимались, целовались. "Эх! Режут по живому"…– негодовали некоторые.
Строй за строем бойцы стали покидать свой прославленный в боях батальон. Огорченные воины шагали, не разбирая куда ступать, по талому снегу и по лужам.
– Товарищ капитан, обед уже на столе, ждем вас? – обратился ко мне младший лейтенант Шамшурин.
Мы зашли в зал, где уже были накрыты столы на весь офицерский состав батальона. Первый тост предоставили мне. Тост был коротким – "За наши боевые успехи". Второй тост – "За павших за Родину товарищей", произнес замполит. Третий тост поднять не успели – на улице раздалась страшная стрельба…
– Офицеры, "К бою"!
Каждому офицеру, до комбата включительно, было положено иметь автомат, но понятно - были они не у всех. Выскочил и я со своим "Вальтером-2". Когда мы увидели бегущих обратно с криками "Ура" и палящих очередями в небо, наших бойцов – на душе отлегло.
– В чем дело?
– Нас по дороге встретил комдив на своем "Виллисе". Узнав, что третий стрелковый расформирован, закричал: "Какой дурак это сделал?! Кто мог додуматься расформировать самый боевой батальон в дивизии? Марш все назад!"
(Стоит отметить - другие комбаты полка, за мславско-эльбингскую операцию к наградам представлены не были. «Первый», вероятно, за срыв наступления, по причине пьянства личного состава, «Второй» - не отличились?)
Радости не было конца. Снова встреча, с кем час назад распрощались. Обнимались, целовались. Снова распорядился накормить людей и ещё «начислить по сотке», по поводу такой радости! Боевая семья снова была вместе!
– Товарищи офицеры, встречать и принимать личный состав поручите старшинам рот, а сами за "дело"! Обед был продолжен. Тут же я напомнил:
– Всем подать сведения о наличии личного состава в подразделениях, вооружения, боеприпасов, обмундирования, обуви, шанцевого инструмента. Оружие привести в порядок. Кто не успел, помыть подчиненных – организовать баню.
В итоге, третий батальон был доукомплектован за счет второго батальона, который перестал существовать до самого конца войны. Дальнейшие боевые действия наш полк вел в двух батальонном составе.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/10/19/1335