Он часто думал о ней с тех пор, как они объяснились на Новый год, и она сказала, что тоже неравнодушна к нему. До этого она отвергала его ухаживания, и он уже хотел прекратить их, но она сказала это и поцеловала коротко и нежно. И он почувствовал прилив энергии от ощущения ответного чувства, и чувство радости, и его чувство, до сих пор неясное и расплывчатое, сразу оформилось в уверенное, твердое, определенное, и теперь ничто не мешало ему наслаждаться безмятежной радостью влюбленного. С тех пор он часто думал о ней, тайком подсматривая за ее движениями на лекциях, как она вынимала тетради для конспектов, разговаривала с соседками, как вставала, приветствуя лектора и садилась, одергивая короткую юбку. Она не смотрела в его сторону, чтобы не мешать ему подсматривать, и кокетничала, чтобы ему понравится.
А сегодня она сказала, приходи после занятий часов в пять, у нас в комнате никого не будет. Эти слова радостно прыгали в его голове – никого не будет. До этого они встречались в присутствии девчонок, которые жили с ней в одной комнате и недолюбливали ее и поэтому не выходили, чтобы оставить их наедине. Они считали ее себялюбивой, эгоистичной, вредной. Она плохо уживалась с их открытым к общению маленьким коллективом, легко делившихся и радостями, и неприятностями, которые преувеличивают в восемнадцать лет, и от которых страдают искренно. Она не хотела принимать участие в их страданиях и никогда не делилась своими. Она рассуждала здраво, иронично, и за это ее не любили. И потому часто они встречались в разных темных местах, в которых было неуютно, иногда грязно, но они не обращали на это внимания, потому что она могла быть и страстной, и пылкой до того момента, когда произносила короткое слово «нет». Она отряхивала одежду, застегивала все пуговицы и говорила уже спокойно и без волнения: «Ну, все, все, давай пойдем». Он ненавидел это «нет» и первоначально пытался уговорить ее, но бесполезно. Это было единственным препятствием, все остальное в ней он обожал и любил, и волновался в предвкушении предстоящего свидания.
Сейчас он волновался вдвойне, потому что она сказала: «никого не будет». Он вспомнил свидание с ней на узкой пешеходной дорожке, покрытой булыжником и засаженной с обеих сторон кустами, по которой почти никто не ходил в темное время, и как они сначала целовались, а потом он, почти не встречая сопротивления, продел руку туда, глубоко вниз и почувствовал что-то мягкое, как пух, в который погрузились его грубоватые пальцы, и она вскрикнула:
- А-а-а!
А он ощутил вдруг короткую боль между ног.
- Что ты со мной делаешь, - прошептала она, - Но нет, нет.
Она поправила короткую перекосившуюся юбку, взяла его под руку и сказала твердо: «Пойдем».
А он, как футболист, пропустивший голевой момент, все никак не мог прийти в себя, и вспоминал его. И не давал руку, и упрямился. Но все закончилось как обычно. За эти четыре месяца между ними так и не было того, что должно быть между мужчиной и женщиной за четыре месяца. Он привязывался к ней все больше и больше, отдалился от своих друзей, которые его понимали, и с которыми ему было интересно. Она недолюбливала его друзей, и он тоже перестал бывать у них, и девчонки, среди которых были интересные и смазливые, перестали обращать на него внимание.
- Сегодня будет по-другому, - решил он.
Наскоро перекусив в столовой, он пошел привычно быстрым шагом. Узкие пешеходные дорожки, которых здесь было множество, постоянно пересекались и манили свернуть и гулять без цели и мысли, только наслаждаясь весной и свободой. Но он наперекор весне и свободе шел прямо и уверенно к той, которая сказала, сегодня никого не будет. И вдруг что-то как будто неожиданной молнией пронеслось в голове. Он даже остановился. Что это? И отчетливо осознал очень неприятную
мысль, которая вдруг поразила. «А зачем ты к ней идешь?», - сказала эта мысль. От неожиданности он встал на одном месте, и шумные стайки студентов обходили его с двух сторон. Еще минуту назад он спешил к ней, предвкушая счастливые минуты встречи, а теперь – он отчетливо понял – не хочет туда идти. «Не может этого быть» - сказал он себе. «Нет, может», - что-то вредное и упрямое заговорило в нем. Зачем ты идешь? Будет все то же, что и предыдущие сто дней. И ничего более. Будет неинтересно и скучно. И опять ты не поедешь ни к друзьям, которые наверняка соберутся в эти праздничные дни, ни просто куда глаза глядят, чтобы почувствовать удивительное ощущение свободы. Он вдруг ясно понял, за что ее недолюбливали подруги. За расчетливость. Расчетливая любовь, отсюда и до той пуговицы. Сколько раз в горячем порыве наслаждения он натыкался на холодный металл. И вот. Неприятное чувство одиночества и заброшенности заползало в его душу. Он оглянулся на ту дорожку, где еще минуту назад он шел восторженный и счастливый, и теперь все сломалось. Он даже отметил взглядом то место, где это сломалось, подошел туда, вынул монетку и положил у края кустов. «Еще памятник поставь», - сказала ехидная мысль.
Он побрел медленно и растерянно, как человек, потерявший в одно мгновение близкого человека в большой толпе равнодушных людей. Он даже обернулся еще раз и посмотрел назад: вон там, где дорожка поворачивает налево, этот человек еще был, а вот тут его уже нет. А что есть? Пустота одиночества.
Дойдя до маленького перекрестка, он остановился. Направо нужно было повернуть к той комнате, где его ждали, налево к себе. Он, минуту подумал, как пловец, не решающийся прыгнуть в холодную воду, и повернул налево. У себя в комнате он достал припасенную бутылку вина, налил полный стакан и медленно выпил.
- Как же так? – сказал он, глядя в пустой стакан. – Я же так хотел ее видеть. А теперь не хочу. Как это?
Он попытался представить, как обнимает ее, гладит разные места, красивые ноги, которые были очень нежными и откликались на его движения. Он даже попытался встать, чтобы пойти туда, к ней, но что-то мешало. Ну, придешь, ну сядешь рядом – и что? Все то же самое. Так он спорил сам с собой, пока не выпил все, стало лень двигаться, и он лег на кровать.
- Конечно, - опьянев, лениво думал он, глядя в потолок, - любовь есть чувство. А есть разум, и они враги. И чтобы это сумасшествие – любовь - жила, нужно, чтобы разум спал и не мешал. Но подсознательно он анализирует всё, и он проснулся. И убил любовь. Но хотя бы не так же быстро, черт возьми!
Больше всего было обидно, что так быстро. Ему стало жалко себя и четырех месяцев. Этот маленький кусочек его молодости. Жалко. И он незаметно уснул.
После этого дня они еще иногда встречались. Но эти встречи были скучны и неинтересны. Она сначала думала, что он просто обиделся, и это легко поправить. И только спустя год поняла, что он ее оставил. А он еще долго хранил в памяти те четыре месяца, когда он очень хотел ее видеть и радовался встречам. Теперь же глядя на нее, он испытывал лишь легкую неприязнь к той, которую когда-то любил.