Границы – искусственные перегородки внутри нашего сознания.
Природа не знает границ. Самцы шимпанзе, правда, осматривают «границу» семейной территории, но и они сами, и вороватые соседи нередко нарушают пограничный режим.
А вот в человеческих сообществах такому вольнодумству приходит конец. Если я правильно понял дико сложную и интересную книгу «Культура и коммуникация» антрополога Эдмунда Лича, перволюди только и делают, что придумывают новые границы (геометрические, возрастные, статусные), придавая им символический, а иногда и священный смысл. Причем на каждой границе образуется свой страж – вождь, старейшина или колдун, – извлекающий из по(при)граничности материальную выгоду.
Или, может быть, наш мозг изобретает бесчисленные стены и табу, поскольку сам заключен в прочную оболочку черепа?
В антропологическом музее наглядно демонстрируется, как мозг гоминид перерастает черепную коробку. И точно так же, посредством создания и преодоления все новых границ, происходит эволюция сознания сапиенсов! Чтобы «охватить разумом» некоторую область мира, мы придумываем ей границы. Иногда «для ясности» ставим какие-нибудь пограничные знаки: полосатые столбики на местности или даты с … до … в учебниках истории. А потом вдруг с живостью шимпанзе осознаем, что всё это нам уже не нужно, и… принимаемся выстругивать новые столбики. Или переписываем историю.
Как и любая условность, границы сами по себе – это не хорошо и не плохо.
Плохо, когда профессиональные продавцы угроз («силовики», «идеологи» и проч.) ставят вместо столбиков сплошной частокол и мрачно врут, что за ним живут жуткие чужие, которые едят детей, за что им нужно показать кузькину мать. Еще хуже, когда величавые гуру указывают нам, где именно проходит черта между истиной и ересью, добром и злом, жизнью и смертью.
Но границы, точно, хороши, когда помогают увидеть различия между «разграниченным» и замереть в восторге от многообразия сущего. И еще лучше – в этических максимах типа бакунинской: «моя свобода заканчивается там, где начинается ваша».
Продолжение следует…