Наш западный мир уже давно идет по пути непринятия всего над-человеческого, всего сверхиндивидуального, сводя весь мир к человеческому естеству, к слишком человеческому – “Если представить себе, что наш мир погибнет под грудами песка, то последующие поколения археологов не поднимут на свет прекрасные произведения искусства подобные античным” – пишет Карл Ясперс. Я говорю наш западный, но является ли российское пространство его частью? Я не могу дать однозначный ответ на этот вопрос: с одной стороны русское общество всегда стояло жесткой оппозицией европейским тенденциям; здесь принято вспоминать православную церковь как правопреемницу константинопольского символа веры и западную церковь, ту самую, которая исказила саму суть христианства. Действительно, Россия всегда шла своим путем, это выражалось и в методах ведения политики и в экономическом видении организации общественных отношений и наконец, в своем собственном менталитете. Но в тот же момент вспоминаются общемировые события, которые не оставили Россию в стороне и ответ на которые позволил нам усомниться в самобытности русского общества. Одним из таких событий стала февральская революция, с момента которой прошло ни много, ни мало, – но век.
Кризис буржуазной системы начался с французской революции, о которой великий мыслитель Эдмунд Берк отзывался весьма нелестным образом, – “Французская революция - удивительнейшее в мире событие. Самые высокие цели достигаются средствами совершенно абсурдными, смешными и презренными. В этом странном хаосе легкомыслия и ярости каждый предмет утрачивает свою природу, и все виды преступлений смешиваются со всеми видами безумств. При виде того, что происходит в этом чудовищном трагикомическом спектакле, где бушуют противоречивые страсти, зритель поочередно оказывается во власти презрения и возмущения, слез и смеха, негодования и ужаса”. Почему же Россия со своим самобытным духом была вовлечена во все эти события уже в 1825, а позже и в 1917 гг.? Почему монархическая Россия сделала свой геополитический выбор в пользу сотрудничества с республиканской Францией (1891-1917)? Что позволило уже современной России 1990-х годов так быстро нырнуть в пучину глобализация, либерализма и общественного потребления? Поскольку данные вопросы выходят за рамки нашей первоначальной цели, мы должны ограничить себя кратким замечанием на этот счет: все вышеизложенные вопросы дают право на существования западнического мышления в российском обществе.
В своем труде “Восток и Запад” Рене Генон неоднократно отмечал, что Россия является носителем восточного духа. Однако в тот же момент один из его рьяных сторонников и учеников в книге “Оседлать тигра” довольно последовательно указывает на то, что даже восток вступил на путь модернизма:
“Уничтожение «колониализма», приведшее к материальной независимости, которую стремятся отстоять восточные народы перед лицом европейцев, шло наряду с их все большим подчинением «продвинутым» и «прогрессивным» идеям. Момент, когда эти культуры догонят нас, окажутся в той же точке, в которой находимся сегодня мы, и столкнутся с теми же проблемами, теми же явлениями распада под знаком «прогресса» и модернизма — всего лишь вопрос времени. Более того, скорость их падения может оказаться более стремительной; это доказывает пример Китая, который за пару десятилетий прошел весь путь от традиционной империи до материалистического и атеистического коммунистического режима”.
Сегодня перед российской общественной мыслью стоит важная задача, а именно решить в каком направлении должны развиваться политические и социальные институты – в западном (либеральном) или собственно русском ключе, каким бы ни был выбор, важно помнить, что мы являемся правопреемниками исключительного традиционного духа, который пока что еще виден сквозь туман западной мысли.