"Комсомольская правда"- Вологда, 17 октября 2018 года
Анастасия Цветаева: негромкое имя?
Закончились мероприятия Цветаевского костра. Поездка в Сокол, встречи, беседы, два спектакля - "Сны о Сонечке " в Камерном областном театре и "Царь-девица" в молодежном-экспериментальном театре-студии "Сонет". Все это больше походило на марафон. Однако вопросы остаются. И кто на них может ответить, если не Елена Титова, организатор Цветаевского костра, инициатор сохранения дома, в котором полтора года жила Анастасия Цветаева - писательница, мемуаристка, поэт, переводчик.
- Елена Витальевна, я узнала имя Анастасии Цветаевой, когда хотелось узнать больше про Марину Цветаеву. И в обычной районной библиотеке ее книги были. Марина Ивановна была легендой, но и книги ее сестры издавались... А как и когда это случилось с вами?
- Я была школьницей. Ради “Воспоминаний” Анастасии Цветаевой нашла путь во взрослую библиотеку и читала книгу взахлёб. Читала, конечно, из-за стихов Марины, рассказа о ней, из-за немногочисленных фотографий. А потом, перечитывая другое, купленное мной издание, я еще больше погружалась в саму эпоху Серебряного века.
- Книга "Воспоминания" завершается главой «Последнее о Марине».
- В этом и следование Анастасии Ивановны долгу болевой памяти, и жест отречения от себя: с Марины начать и о ней завершить... Я всё-таки жалела, что нет продолжения – дальнейшего повествования о судьбе Анастасии Ивановны.
А потом в периодике появились «Моя Сибирь», «Старость и молодость», «Дым, дым и дым», «Тетрадь Ники». И, наконец, «Неисчерпаемое» - там многое мне интересно, а заглавие показалось таким глубоким и точным, что своё первое выступление в Вологде, посвящённое младшей из сестер, я назвала именно так.
- Вы тогда знали, что автор жив? Если да, то было ли желание написать Анастасии Ивановне или встретиться, поговорить с ней? Например, мой знакомый, поэт Николай Елсуков, в конце 80-х специально ездил в Москву и сумел встретиться, пообщаться с Анастасией Ивановной. Он был поклонник и знаток творчества Марины Цветаевой.
- Конечно, хотелось общения! Еще как. Письмо было начато, конверт подписан. Адрес я тогда добыла из писательского справочника, принадлежавшего Ольге Александровне Фокиной. Но как раз по телевидению показали интервью с Анастасией Ивановной. И она сказала примерно так (привожу на память): «Я уже не читаю писем – у меня не хватит глаз, чтобы их все прочитать. Да и что они мне все пишут про Марину – они её жалеют за её судьбу! А её надо прежде всего читать и знать…». Она говорила, что пишут ей очень много и ответить на каждое письмо просто физически невозможно. И я не решилась.
- Не жалеете?
- Очень жалею. Как много можно было бы расспросить тогда о Вологде, о Соколе. Сейчас все это приходится собирать по крупицам, разыскивать в архивах.
Но слова Анастасии Ивановны подействовали: я действительно стала больше и вдумчивее читать написанное Мариной Цветаевой. Не будь этого отрезвления и понимания, что истинная жизнь поэта именно в его стихах, в творчестве, а не в биографии, я вряд ли стала бы филологом. Да и в свои 20 лет разве я смогла бы – возникни такое общение, эпистолярное или телефонное, – увидеть и осознать то, до чего ещё только пытаюсь дорасти сегодня через произведения Анастасии Ивановны.
- Что вы цените в ее творчестве?
- Мудрое и глубокое понимание жизни, силу духа, умение прощать, не изменяя себе, её великую любовь к людям и способность прозревать в них тот свет, о котором они не догадываются сами.
- Обычно сестер сравнивают, а то и противопоставляют.
- Да, потому что так проще. Способ лежит на поверхности. Никак не можем отказаться от такой логики и даже от «посмертного стравливания». В этом видится упрек за своеобразие и самодостаточность младшей по возрасту. Но не надо забывать о множестве стихов Марины, посвящённых Асе. О том, как Марина поддерживала сестру, думала о ней и болела за нее. Мне хотелось бы, чтобы Анастасию и Марину Цветаевых при всей разности дарований рассматривали на равных, без предрассудков. Да, они разные - и в подходах к литературе, и в творчестве, и литературные вкусы у них были разные.
- Например? В чём они не совпадали?
- Марина Ивановна прежде всего поэт, в том числе и в прозе. При всей проницательности ума она до конца оставалась романтиком и потому предъявляла и к себе и к другому человеку высочайшие требования. Особенно к человеку творческому. Её подход к людям - это захват и подъём. А на подъём не все способны - отсюда и страх перед ней, и глубина её разочарования. В её стихах, поэмах, драмах, в прозе от жизни "как она есть" - вечный порыв к жизни "как она быть должна". Наша тоска по такому порыву - и есть наша любовь к стихам Марины Цветаевой. Анастасия Ивановна, начав с той же романтической ноты в эссеистических книгах "Королевские размышления" и "Дым, дым и дым" - затем пришла к закреплению той действительности, которая не связана с умыслом и идеалом. Мир принят был в его подробностях и каждодневных заботах, во множестве людских судеб, которые она не соотносила со своей, не оспаривала. Что мы видим в прозе Марины Цветаевой? Её саму как неповторимую личность - вне временных координат, даже в эссе о Пушкине. В мемуарной прозе Анастасии Цветаевой - часто её "я" заслонено другим человеком, а время, эпоха, обстоятельства конкретизированы и тщательно прописаны, она растворена в этом как автор. Наверное, она могла бы повторить вслед за Мариной "Я пишу, чтобы все они недаром жили", но никогда бы, думаю, не добавила - "И чтобы я недаром жила". Нота романтическая сменилась в ней нотой самоотречения, даже творческого аскетизма: отказа от вымысла, домысла, легенды...
- Как начиналась Цветаева, как писатель?
- Она начинала писать стихи в юности, но быстро перешла к прозе. Очень рано стала автором двух книг, прозаических, по которым ее приняли в Союз писателей в 1916-м году - одну из рекомендаций дал Николай Бердяев. Забегая вперед, к стихам - в том числе на английском языке - вернулась в условиях лагеря: не столько записывала, сколько запоминала их. Как писательницу ее высоко ценили Павел Антокольский, Борис Пастернак, Максим Горький.
- Каковы особенности ее творчества?
- Главную я уже назвала. Анастасия Ивановна дала в молодости обет не лгать. Представляете как сложно было жить с таким принципом? Как тяжело было на допросах, когда ложь казалась спасительной? Она просто молчала, когда понимала, что её слова используют против других. Во многих произведениях писательница - документалист, отстаивающий правду факта. Она считала, что ради художественного вымысла нельзя поступаться истиной. И лишь в немногих текстах. например, лагерном романе «Amor», она отходила от жёсткого следования этому принципу.
Анастасией Ивановной была подготовлена сугубо документальная книга "Народ о голоде" или "Голодная эпопея". Это записи рассказов очевидцев. Но это был 1927 год, так что рукопись не издали, а потом она пропала в архивах НКВД. Исчезли после арестов НКВД «SOS, или Созвездие Скорпиона», "Нюрнбергская хроника" - роман в двух частях, "Музей" - незаконченный роман о детище отца, Ивана Владимировича Цветаева, Музее изящных искусств имени Пушкина. Утрачено многое - например, сказки, книга о Горьком, пропала часть дневников, переписка, в том числе с Мариной.
- Огромные утраты. А что, в основном, сохранилось?
- То, что уже было издано: первая ее книга - «Королевские размышления» (автору было 19 лет), вторая - "Дым, дым, дым...". Стихи, написанные в разные периоды жизни, были собраны и изданы - книга так и называется "Мой единственный сборник». «Моя Сибирь» - очень значительное произведение, документальное повествование о жизни ее в ссылке. Как я упоминала, «Неисчерпаемое» - сборник очерков о людях. Есть книга "О чудесах и чудесном", а также замечательные рассказы о животных...
- Известен лагерный роман «Amor». В переводе это "любовь"?
- Да, но она делала ударение на первый слог, подчеркивая высокое значение этого слова, а может быть, поясняя свою мысль о том, что противостоит мору - смерти, побеждает её... В квартиру в Соколе Ариадна Эфрон, дочь Марины Цветаевой, привезла рукопись именно этой книги. Роман писался в зоне, в часы отдыха, после десятичасового рабочего дня, на маленьких тонких листах, чернильным карандашом и так мелко, что прочесть его не смог бы никто, кроме автора.
Чтобы текст не пропал, он передавался на волю через вольнонаёмных. И из-за дефицита бумаги кто-то искурил целую главу. Когда Анастасия Ивановна увидела оставшееся, то назвала это "руинами романа".
- Вас, наверно, спрашивают - что было написано писательницей на Вологодской земле?
- Относительные спокойные, на свободе, но непростые 18 месяцев не исключали творчества, но пока нам известно немногое. Родилась внучка, жена сына почти сразу вышла на работу - и надо было помогать по хозяйству. Было и лечение в Вологде: Анастасия Ивановна была истощена, падало зрение. Есть воспоминания минчанки В.В. Серых, основанные на рассказах Евгении Васильевны Александрович, главврача глазной больницы. Анастасия Ивановна лежала там в мае-июне 1948 года. Здание находилось на улице Герцена, недалеко от вокзала, на пересечении с улицей Калинина, сейчас это ул.Зосимовская.
Она лежала в общей палате и рассказывала больным различные истории из жизни. Однажды, когда доктор собралась уже выписывать ее домой, то пришла целая делегация пациентов, попросившая врача оставить её ещё хоть на какое-то время. Со слов главврача Александрович: «такую интересную больную, которая рассказывала им столько интересного из своей жизни». Доктор посмеялась – и… оставила Анастасию Ивановну в больнице ещё на несколько дней. Такими рассказами в палате, как считала Евгения Васильевна, Анастасия Ивановна как бы готовила свои будущие «Воспоминания». Это самая тиражная, и, на мой взгляд, лучшая мемуарная книга о России 10-20 - х годов двадцатого века. Посвящена она сестре Марине. Издание увидело свет в 1971 году, в последующие годы было тоже подцензурным, но книга выходила дополненной, в том числе фотографиями. А последнее издание уже двухтомное! На нем помечено: "Без купюр".
Кстати, о враче-офтальмологе, ученице Филатова, и заведующей этой больницы Евгении Васильевне Александрович писательница по- доброму отозвалась в повествовании «Моя Сибирь», сравнив порядки и атмосферу в вологодской клинике с теми условиями, в которых ей пришлось проходить лечение в новосибирской больнице (не в пользу последних).
- Сколько раз она была в Вологде?
- Несколько раз. Самые долгие периоды - это на лечении и после ареста 17 марта 1949 года. Анастасия Ивановна находилась в вологодской следственной тюрьме 2,5 месяца. Тюрьма располагалась на месте бывшего Свято-Духова монастыря, частично здания его сохранились. Распоряжение об этапировании в Новосибирскую область датируется 1 июня 1949 года, а допросы велись до 14 апреля.
К слову, ее не били. И она никого не оговорила. Однажды А.И. Цветаева сказала про это время: «один из следователей был еврей, умный, знал стихи Блока». По всей видимости, относится к одному из тех, кто вёл допросы в Вологодской
тюрьме. Фамилия его - Розенберг - обозначена в одном из научных издании. Самому ему в 1950-х пришлось уехать из Вологды.
- Сейчас книги Анастасии Цветаевой, главным образом, встречаю в "Букинисте". А иногда не нахожу, и там говорят, что "все спрашивают".
- Недавно в Москве прошла презентация книги "Невозвратные дали: Дневники путешествий", в периодике публиковались и некоторые письма - например, к Белле Ахмадулиной. Многие ждут и выхода в свет шеститомника Анастасии Цветаевой. Её труд в мемуаристике воистину титанический - хотелось бы , чтобы это подтверждалось новыми изданиями. Тогда и вклад в русскую словесность, в русскую и мировую культуру, будут оценены по достоинству. Уверена, что не обойдется и без научных открытий.
Записала Ольга Кузнецова.
Елена Титова - кандидат филологических наук, преподаватель Вологодского государственного университета.
Фото из архива Ольги Трухачевой.