1. Старые сказки
— Моя госпожа, ты устала?
Тихий старческий голос звучал участливо и немного печально. Алеретт устало потерла глаза и тихонько вздохнула. Вот уже много часов она только и делала, что лечила — промывала раны, очищала омертвевшую плоть, перевязывала. Она извела почти весь свой запас мазей, но крики людей по-прежнему звучали у нее в ушах. Перед глазами плыло, ноги словно налились расплавленным железом, и Ретта всерьез боялась, что вот-вот упадет. А ведь еще предстояло дождаться гонца.
Атмосфера отчаяния, воцарившаяся в Главном Госпитале столицы Месаины, угнетала ее, однако лекарей не хватало, и Алеретт, прежде врачевавшая лишь во дворце, приходила снова и снова. Стоны раненых, зловонные запахи гниющей плоти, жужжание жирных мух, и над всем этим почти физически ощутимое дыхание обреченности.
Они проиграли. Проиграли настолько полно и безоговорочно, что никто уже и не помышлял о возмездии. Люди пали духом, и, может быть, еще и поэтому умерших от ранений, даже самых ничтожных, было необычайно много. То и дело кто-нибудь из воинов призывал отца богов Вийюту, прося у него смерти как избавления от позора, и Алеретт, с детства обладавшей особым даром чувствовать души и боль других, было особенно непереносимо снова и снова приходить сюда, в Главный Госпиталь у городских ворот. Нежное лицо ее побледнело и осунулось, голубые глаза потускнели, тонкая фигура стала почти прозрачной. Изящные музыкальные пальцы ее покрылись цыпками и потрескались, а золотые волосы потускнели. Она сама уже с трудом узнавала себя в зеркале. Но в ее помощи нуждались, и она возвращалась опять и опять, хотя, видят боги, это вряд ли могло уже что-либо изменить.
— Да, Мастер, — ответила она столь же тихо. — Я устала.
Они не предполагали, что Бардульв победит. Молодой князь двадцати двух лет лишь недавно взошел на трон Вотростена и еще ничем не успел себя проявить. Те, кто видели его, описывали новоявленного владыку как человека изящной наружности, стройного, с утонченными чертами лица и узкими холеными руками. Герцог Рамиэль решил, что Бардульв слаб и наступил благоприятный для нападения час. Он давно мечтал забрать богатые золотом острова, равно удаленные от Вотростена и Месаины, но при старом князе о таком смелом шаге не приходилось даже мечтать.
О, как они обманулись! Старая Бериса, няня Алеретт, узнав о намерениях господина напасть на Вотростен, покачала головой и печально вздохнула. Она была родом из северных земель, жила когда-то там счастливо и готовилась выйти замуж. Но случилось так, что возлюбленный ее погиб во время похода перед самой свадьбой, и Бериса чуть не помешалась от горя. Она выжила, но вскоре после этого поехала с караваном отца и попала в рабство, а оттуда, прямо с помоста торговца, в покои к Алеретт. Бериса всем сердцем полюбила маленькую подопечную, настолько, что даже отказалась от вольной, но память о прежней родине была еще жива в ее душе. Она говорила о покойной княгине Кадиа как о колдунье и не ждала ничего хорошего от ее сына.
Поначалу Алеретт сомневалась в ее словах. Мать Бардульва была чужестранкой, и вполне естественно, что ее не любили. Однако вскоре начали приходить страшные вести.
Вернувшиеся с поля боя солдаты рассказывали, будто видели погибших товарищей в рядах врага. Поначалу командиры решили, что их люди перепились или что у них рассудок помутился от страха, но потом свидетельств стало слишком много. Что ж, они обманулись не только в этом. Они вообще оказались плохо готовы к войне.
— Он некромант, Ретта, — говорила няня, сидя по вечерам в кресле у камина. За окном, среди аккуратно подстриженных кустов роз, пели птицы, пламя свечей весело потрескивало, освещая позолоту канделябров и шелк обивки, но у дочери герцога кровь стыла в жилах. — По крайней мере, так говорят. Народ княгини Кадиа славится сильными колдунами, и старый князь Эргард женился на ней лишь потому, что нуждался в войске. Что ж, свою помощь он получил.
— Бардульв его единственный сын? — спросила тогда Ретта.
Няня покачала головой.
— Нет. Есть еще младший, Аудмунд. Он незаконнорожденный.
Ретте, родители которой любили друг друга и прожили жизнь в согласии, было неприятно слышать подобное, хотя при дворе, конечно же, случалось всякое. А няня рассказывала:
— Никто не знает, как это произошло. Бардульву едва исполнился год, когда его отец ушел в поход. Вернулся он с младенцем на руках. Ты знаешь, девочка, что я иногда пишу своей родне и получаю ответы через прежних товарищей отца по торговой гильдии. Так вот, о брате князя тоже ходят странные слухи.
— Какие же?
— Точно никто не знает, однако подозревают, что мать его была рысью.
Ретта вскрикнула от удивления.
— Как такое возможно?
Няня пожала плечами.
— Во всяком случае, старый князь привез сына именно из земель оборотней. Он официально усыновил мальчика и беззаветно любил всю жизнь.
— Признал сына?
Ретта была шокирована.
— Ну да. Княгиня, конечно же, ненавидела Аудмунда, но ничего не предпринимала. Или не могла предпринять. Говорят, брат тоже настороженно относится к нему. Несмотря на юный возраст, Аудмунд на редкость сильный воин и талантливый полководец. Пока не умер отец, он частенько водил войска на битву.
— Сколько ему теперь?
— Должно быть, чуть больше двадцати лет. Я уже давно сбилась со счета, но он немногим старше тебя. Все это только слухи, девочка, но я даже не знаю, право, кто же из братьев на самом деле опасней.
И вот против этих людей ее отец начал войну. О, если бы была жива ее мать, она бы не допустила подобной ошибки! Добродушный, мягкосердечный герцог Рамиэль, большой любитель книг и лирических баллад, младший сын, которого никто не учил править, он всегда прислушивался к советам жены, женщины умной и властной. Но увы, не так давно тяжелая болезнь легких унесла герцогиню.
— Нужно родиться в наших землях, чтобы их любить, — продолжала няня. — Это суровый, безжалостный край, и люди в нем сильны. Лето длится чуть больше двух месяцев, не то что в благословенной богами Месаине. Когда долгими зимними ночами принимаются выть ураганы, то кажется, будто демоны вырвались из подземного царства на волю. Море там не замерзает круглый год, и бьется о скалы, словно раненое чудовище.
— А почему оно не мерзнет?
— Легенды гласят, будто первый князь, пришедший в эти земли, принес человеческие жертвы владыке вод, прося избавить народ от голода. С тех пор оно никогда не покрывается льдом и рыба в нем обильна. Но это только легенда. В наших краях рождается скудный хлеб, а леса густые и сумрачные. Не пожелала бы я тебе попасть туда.
— Но сама ведь ты любишь родной край?
Ретта смотрела няне в выцветшие глаза и видела в них тихую тоску, и уже не сомневалась в ответе:
— Да. Сама я люблю.
И вот теперь они проиграли. Отец отправил послов в надежде выторговать снисхождение, Ретта же, гоня страх, почти не выходила из госпиталя, ухаживая за ранеными. И вот сейчас Мастер отправлял ее домой.
— Ступай, госпожа, отдохни, — настойчиво повторил старик. — Теперь от нас обоих тут мало толку.
С губ Ретты сорвался едва слышный вздох, больше похожий на стон.
— Вы правы. Я пойду домой.
— Тебя проводят.
Подошел один из стражей, охранявших госпиталь, и они вместе отправились во дворец.
Под ногами противно чавкала грязь, она то и дело обходила помои, которые давно уже никто не убирал, и с грустью смотрела на обшарпанные, с выбитыми окнами и проломленными стенами дома.
Еще совсем недавно Эсса по праву считалась красивейшим городом Месаины. Чистые широкие мостовые, увитые диким виноградом дома, многочисленные цветы, пестрые краски и шпили башен, и синее, теплое море почти у самых стен, где-то вдали сливающееся с небесами. Теперь же на разбитых мостовых копошились тощие дети вперемешку со свиньями и собаками, цветы иссушил летний зной, дома побили осадные машины Бардульва, и густой, тяжелый смрад плыл над все еще осажденным городом. Только воины у стен дворца стояли на постах, как и прежде. Ретта подошла, и ей приветливо кивнули, распахивая двери.
— Там гонец прибыл, — доложил один из стражей.
Ретта встрепенулась.
— Давно?
— С час назад.
Откуда только силы взялись? Только что она едва переставляла ноги, но, услышав известие, птицей взлетела на второй этаж и распахнула двери в покои отца.
— Ну? Что?
Но увидела отца, и воодушевление мгновенно растаяло, словно грязный снег, о котором ей рассказывала няня, по весне.
Рамиэль стоял у окна, задумчиво глядя на горизонт, и по всей фигуре его, по опущенным плечам стало ясно, что ничего хорошего ждать не приходится.
— Что ж, ты уже, наверное, слышала, — пробормотал он и запустил изуродованные давней травмой пальцы в седые волосы. — Послы сделали все что могли, но иного выхода не было. Прости меня, девочка. Прости. Я тебя продал.
Ретта без сил опустилась на скамью, посмотрела на отца выжидающе. Тот виновато отвел взгляд.
— Понимаешь, князю нужна жена, а окрестные властители не спешат выдавать за него своих дочерей. В общем, я предложил ему, и он согласился удовлетвориться твоей рукой и единовременной данью, поистине кабальной. Завтра вечером его войска отступят от стен города, а уже сегодня уйдут корабли. Собирайся в Вотростен, Ретта.
Алеретт ничего не сказала. Еще с минуту сидела она, опустив голову, и длинные локоны, упавшие на лицо, не позволяли разглядеть, что оно выражает. Потом поднялась, но у самых дверей покачнулась и едва успела ухватиться за ручку в виде головы льва; тяжело вздохнула и толкнула дверь.
Не успела она пройти в свои покои, как появилась няня. Встала у дверей и уставилась немигающе, будто хотела загипнотизировать. А может, просто пыталась разглядеть нечто, не виданное ранее? Ретта, почувствовав взгляд, обернулась.
— Мне страшно, няня, — проговорила она, и взгляд ее, хоть и устремленный вперед, был обращен на самом деле внутрь себя. — Ты помнишь, я в детстве гадала на жениха?
— Помню, девочка, — глухо каркнула старуха.
— Я видела в воде зеленые кошачьи глаза и оскаленную морду зверя. Хоть ты и говорила, что это лишь отблеск свечей…
— У Бардульва они голубые, — оборвала ее няня. — Голубые глаза и черные волосы.
Ретта покачала головой. Теплый ветер шевелил легчайшие занавеси. Запаха гари, долгие дни неотступно стоявшего над городом, уже почти не чувствовалось.
— Теперь это все не имеет значения, — проговорила она. — Я еду в Вотростен.
И, упав на скамейку, заплакала.
2. В море
К утру Алеретт слегла. Несколько дней она металась в бреду. Перед глазами одно за другим вставали видения — то она бежала от ожившего мертвеца с оскаленными клыками, то пыталась разглядеть будущего мужа. Ревел океан, разбиваясь о скалы далеко внизу, под самыми ногами, кружилась голова, и Ретта звала на помощь. Иногда она видела смутно проступающее сквозь туман лицо няни, слышала ее тихий, печальный голос, поющий колыбельную, совсем как когда-то в детстве, а когда очнулась, то обнаружила ее сидящей у своей постели. И тогда слабая, но искренняя и такая светлая улыбка тронула губы Ретты.
Няня, увидев, что подопечная очнулась, всплеснула руками.
— Как ты, девочка?
Та ненадолго прикрыла глаза, а потом прошептала слабым, но уверенным голосом:
— Теперь хорошо. Долго я болела?
— Долго, несколько дней. Вчера вечером в гавань вошли корабли Бардульва, что должны доставить тебя в Вотростен. У нас совсем не осталось времени.
— Помоги мне встать.
Бериса было нахмурилась, но Ретта уже откинула одеяло. Оперевшись на плечо няни, она поднялась, слегка пошатываясь от слабости, и подошла к одному из окон, выходившему на залив. Там, среди потрепанных останков их прежнего флота, виднелись пурпурные паруса военных кораблей Бардульва с белыми девятиконечными звездами посередине. Ретта насчитала пять судов. Целый флот, если учесть, что на море у Вотростена нет конкурентов. Ни один пиратский корабль, шныряющий во Внешнем море в поисках поживы, не рискнет приблизиться к ним. Длинные и в чем-то даже изящные, с обитыми бронзой слегка приподнятыми носами и закругленной кормой, они всем видом внушали уважение, и Ретта невольно залюбовалась их опасной красотой. Сейчас боевые башни с пространством для стрелков пустовали, а корабельные орудия и абордажный ворот — перекидной мост с железным крюком на конце — были тщательно укрыты, но Ретта прекрасно помнила, как буквально недавно такие вот корабли расстреливали их флот. Она обернулась к няне:
— Скажи отцу, что я буду готова через три дня. И пусть мне принесут горячей воды — хочу заварить укрепляющий отвар и помыться. И еще, — добавила она, видя, как няня намеревается что-то сказать, — отца я видеть не хочу.
Бериса закрыла рот, кивнула и, подобрав юбки, поспешно вышла.
~
Она не стала брать с собой много вещей — большинство ее платьев решительно не годились для суровых условий севера; однако упаковала маленькую ручную арфу. Как большинство женщин Месаины, она хорошо играла и пела. В глухих деревнях, равно как и в больших городах, одинаково часто проходили веселые музыкальные состязания. Музыка, философия, искусство — это то, чем славилась Месаина. А вот магов у них, в отличие от многих других прибрежных стран, не существовало.
Алеретт вздрогнула и снова, уже, наверное, сотый раз за день, покосилась на корабли. Что ж, теперь ей предстояло забыть все то, что она любила в детстве, и постараться узнать как можно больше о своей новой родине. Все эти великие скульпторы, художники, архитекторы, возводящие пленяющие воображение шедевры, — что толку ей теперь было от их имен?
Ретта еще раз проверила, хорошо ли упакованы мази, опасаясь, как бы корабельная качка не повредила хрупкие керамические горшочки, и объявила няне:
— Я готова.
Служанок она тоже брать не стала, решив, что на первое время ей вполне хватит помощи Берисы, а потом она попросит будущего мужа дать ей какую-нибудь девушку.
Вещи унесли, а Ретта в последний раз окинула взглядом вдруг как-то разом ставшую чужой комнату.
«Что ж, пора».
В это время тихонько скрипнула дверь, и вошел герцог, заметно осунувшийся, с потухшим взглядом. Он по-прежнему избегал смотреть в глаза дочери и выглядел виноватым.
— Прости меня, милая, — пробормотал он, подходя ближе и неловко прижимая Ретту к груди.
Она замерла, но потом все же обняла отца вдруг разом одеревеневшими руками. Она с детства зала, что ее ждет не любовь, но династический брак, и все же тот факт, что ее отдадут победителю, как военный трофей, оказалось тяжело принять.
— Ты точно не хочешь взять с собой служанок? — спросил князь.
— Не хочу. Незачем обрекать их на жизнь в такой стране, как Вотростен. Няня хотя бы из тех краев.
— Что ж, как знаешь.
Некоторое время Ретта молчала, запоминая лицо отца. Наконец проговорила:
— Прощай.
— Пиши мне, пожалуйста.
— Хорошо.
Больше ей было прощаться не с кем. Лучшая подруга с началом осады уехала с родителями подальше от границы, вглубь страны, младший же брат, незадолго до войны гостивший у родичей матери, не успел еще прибыть ввиду военных действий. Конечно, он собирался вернуться и пробовать убедить отца, но когда тот все-таки поступил по-своему, стремительным ударом обрушившись на острова, то Бардульв не замедлил явиться с ответным визитом. Он блокировал Месаину с моря, взял Эссу в осаду и начал наступление на суше, а дед просто-напросто не отпустил единственного сына дочери в самую гущу военных действий. Ретта тяжело вздохнула и, не оглядываясь более, покинула дворец и направилась на корабль.
И хотя по обеим сторонам дороги, по которой она шла, стояли солдаты почетного караула, зрелище собой ее отъезд представлял жалкое. Жидкая толпа зевак — осунувшихся мужчин, тощих детей в рваных одеждах и хмурых женщин, на лицах которых не промелькнул ни единый огонек радости, — все это заставляло слезы наворачиваться на глаза. Она старалась как можно меньше смотреть по сторонам, опасаясь, что город запомнится ей не таким, каким был прежде, а разоренным, разбитым. Впрочем, грязь с улиц за прошедшие дни успели убрать, однако стены по-прежнему зияли провалами, а потому Ретта даже обрадовалась, когда увидела прямо перед собой переброшенные на причал сходни.
На палубе мелькнула быстрая тень, и навстречу ей поспешно спустился мужчина. Уже в годах, седой, в легком кожаном доспехе, он подал ей руку и с достоинством поклонился.
— Добро пожаловать на борт, княгиня. Я капитан этого судна, Клеволд.
Ретта покачала головой:
— Я пока еще не княгиня.
Капитан на это заявление ничего не ответил. Ретта оперлась на его руку и взошла на борт. На палубе было безлюдно.
— Пожалуйста, сюда, — пригласил капитан.
Они прошли на корму, и Клеволд распахнул перед гостьей дверь.
— Моя каюта, — объявил он. — На время путешествия она в вашем распоряжении. Заранее прошу прощения за возможные неудобства, но наше судно военное.
— Я понимаю.
— Увы, других под рукой не оказалось.
— Все хорошо, — проговорила Ретта, осматриваясь. — Мне нравится.
Впрочем, обстановку каюты в самом деле нельзя было назвать роскошной. Узкая койка, стол, стул, привинченные к полу на случай качки, в углу сундук. Под потолком висел единственный светильник, а на полу в углу лежал матрас, по-видимому для няни.
— Мы скоро отчаливаем. Обед через два часа. Вас известят.
— Благодарю.
— Там в сундуке лежат кое-какие книги. Сведения по истории, географии, обычаи. Может быть, вам захочется почитать на досуге.
Капитан ушел, а Ретта, скинув накидку, первым делом подошла к сундуку.
Книги. Наверное, больше всего ее поразило именно их наличие, так плохо увязывались в ее сознании эти признаки цивилизации с тем, что она успела услышать о северном крае ранее.
Она раскрыла первую попавшуюся. Как раз то, что могло ей помочь лучше узнать ее новый мир.
Тем временем на палубе забегали, зазвучали зычные выкрики, и вот уже вскоре корабль дрогнул и начал постепенно отдаляться от берега. Ретта выглянула в забранное решеткой окно. Причал таял, дома становились все меньше и меньше. Она вышла на палубу и оперлась на фальшборт. Ветер свежел, забирался за вырез платья, берег постепенно таял вдали. Подошел капитан.
— Вам, вероятно, будет неудобно есть вместе со всеми, — сказал он. — Прикажете подать обед в вашу каюту?
Ретта склонила голову.
— Да, пожалуйста.
К чему тосковать и оглядываться? Прежнего мира уже никогда не будет. Надо смотреть вперед.
Дни шли за днями. Поначалу Ретта была еще очень слаба и, устроившись на палубе, просто сидела и смотрела вдаль, а няня рассказывала ей о своей далекой родине. Рассказывала то, что могло заинтересовать Ретту, оказаться ей в будущем полезным: о нравах и обычаях северян, о своей жизни в столице, о богах — Пятерке братьев, правящих миром, и их Великой Матери.
Ретта проводила на палубе почти все время и вскоре могла назвать многих матросов по именам. Она выучила названия каждой мачты, а так же как правильно ставить и убирать паруса; иногда спускалась на нижнюю палубу и смотрела на работу гребцов. Матросы с ней здоровались, а сама она, устроившись на корме, смотрела, как проплывают мимо далекие берега и, если вдруг посещала грусть, пела, тихонько подыгрывая себе на арфе.
Вскоре, придя в себя и немного окрепнув, Ретта начала читать книги из каюты капитана. Часть содержащейся в них информации она знала прежде, но многое оказалось для нее внове.
Вотростен, расположившийся на севере материка и отделенный от Месаины Пустынными Землями, во многом оставался для южан загадкой. Словно подернутый туманом, терялся он где-то вдалеке, и теперь сквозь белесую пелену начинали проступать моря, города, люди.
Край искусных мореходов, люди там рождались «ногами в воде». Не только мужчины, но и женщины могли, в случае необходимости, встать у руля и провести судно сквозь ловушки и мели. Край, где земля рождала скудно, однако была богата металлами и драгоценными камнями. Край, где женщины ткали удивительные по красоте шерстяные ковры, несмотря на высокую стоимость славившиеся на всем континенте. Край, где отныне предстояло жить и ей.
От Фатраина, родины княгини Кадиа, Вотростен отделял лишь узкий пролив. Именно там жило большинство известных миру колдунов.
Колдуны. В северных землях о них хорошо знали. В столице Фатраина даже имелась Академия магии. Их уважали, их опасались, но не любили, а некромантов открыто ненавидели, ибо те черпали силу в смерти.
По суше Вотростен граничил с землями оборотней. Загадочные люди-рыси, о которых было известно очень мало. Они жили закрыто и не слишком охотно шли на контакт. В окрестных землях лишь знали, что они сильные бойцы, что могут оборачиваться в любое время по своему желанию, сохраняя таланты и разум человека. Знали, что взрослеют котята быстрее человеческих детей и к двенадцати годам уже полностью вырастают, живут же в среднем рыси в полтора раза дольше. Звериная ловкость делает их выдающимися воинами и в людском обличье. В человеческой ипостаси рыси могут заводить общее потомство с людьми, и мужчины, и женщины, в звериной же только с себе подобными, однако в обоих случаях у них рождаются исключительно котята-оборотни. Ходили также неподтвержденные слухи, что оборотни передают имеющиеся у родителей знания потомству, как цвет волос или глаз, и что родившийся котенок, взрослея, лишь вспоминает их. Отношения же оборотней с магией оставались загадкой. Вот, собственно, и все, что было о них известно. Не так уж и мало, если подумать.
Колдуны Вотростен почему-то навещали редко, в основном по приглашениям князей, однако их охотно звали в иные прибрежные государства. Вотростен же опирался не на магию, но на меч и на силу князя. Богов там, как и в Месаине, не слишком-то привечали. С ними мирились, как с неизбежным злом, приносили необходимые жертвы, однако едва ли хоть один бог, обитающий в тех краях, мог похвастаться, что пользуется горячей любовью народа. Боги были столь же мало привлекательны, как и край, где они обитали.
Алеретт закрыла последнюю страницу книги и вышла из каюты. Небо потемнело, волнение заметно усилилось. Ветер рвал волосы и подол платья, и она плотнее закуталась в шерстяной плащ, выданный ей вскоре после отплытия капитаном.
— Все в порядке, княгиня? — спросил тот, появившись за спиной.
— Да, спасибо, — ответила Ретта. — Скажите, капитан Клеволд, нам еще долго плыть?
— Если повезет, то дней пять.
— А дальше?
Мгновение капитан молчал.
— Что вы имеете в виду? — наконец спросил он.
— Меня встретят, или придется ехать одной?
Капитан хмыкнул.
— Не волнуйтесь, встретят. Князь уже приказал Аудмунду. Он проводит вас.
Ретта вздрогнула. Снова страх холодной волной окатил сердце.
— А что же сам князь?
Стало слышно, как капитан заскрипел зубами.
— Ему нужно заехать в Фатраин к деду. Но к вашему прибытию он вернется.
В словах, в самой интонации капитана неуловимо прозвучало нечто опасное, чему Ретта пока не могла подобрать названия, но что безошибочно ощутила.
— Расскажите мне о них, — попросила она.
— О ком?
— О Бардульве и его брате. Какова моя будущая семья? Вы их знаете?
Взгляд капитана похолодел. Он сжал губы и довольно долго молчал. Наконец заговорил:
— Конечно, знаю. Мой отец был советником князя Эргарда. Что вам сказать? Бардульва не любят, ведь он некромант.
— Так это правда? — невольно вырвалось у Ретты.
— Да, к сожалению.
— Почему к сожалению?
— Потому что родина матери ему ближе отцовской. Но князь он сильный.
Алеретт горько усмехнулась.
— Это мы уже узнали. А что его брат?
— Аудмунд другой. Он любит Вотростен всей душой. За время походов солдаты успели его хорошо узнать и готовы пойти хоть в огонь, хоть за край света, если он поведет. Он довольно безжалостен и скор на расправу, однако никто не может обвинить его в несправедливости. Он родился с мечом в руках, однако хорошо образован. Лишь богам известно, где он почерпнул все эти знания — не в Вотростене точно. Старый князь презрительно относился к книжной науке. Должно быть, тут дело в личности его матери.
— Он поддерживает с ними отношения?
— Это никому не известно. Никто не в состоянии проследить за котом, если он этого не хочет.
Едва заметная улыбка дрогнула на губах Ретты.
— Вы любите его, — заметила она.
— Да, пожалуй, — не стал отпираться капитан. — Да и как его не любить? За все время соседства оборотни никому не причинили вреда. Они лишь защищают котят и собственные земли. Даже в наемники не соглашаются идти, хотя многие хотели бы их нанять. Однако теперь, княгиня, вам следует уйти к себе — скоро начнется буря.
Горизонт заметно потемнел. Капитан принялся отдавать приказания, а Ретта поспешила в каюту. Закрыла окно, как можно крепче привязала сундук к ножке стола найденной тут же в каюте веревкой и хотела уже пойти поискать няню, однако, выглянув наружу, поспешила скрыться обратно.
Волны уже заливали палубу. Мачты скрипели, нос то задирался высоко вверх, словно корабль стремился взлететь, то проваливался в кипящую пеной бездну. Ретта упала, больно ударившись бедром об угол койки. Казалось, что стены вот-вот поменяются местами с полом. Все, что было не закреплено, давно уже попадало вниз. Корабль в очередной раз качнулся, поднявшаяся было Ретта снова упала, ухватилась за ножку стола и больше уже не выпускала ее из рук. С палубы доносились крики, приглушенные ревом шторма. Она уже с трудом могла понять, сколько прошло времени — час, два или половина суток. Сквозь щель под дверью постепенно просачивалась вода, однако вскоре качка начала стихать, и тогда скрипнула дверь и появилась няня.
— Ты в порядке, Ретта? — спросила она с тревогой в голосе. — Прости, я не заметила вовремя, что надвигается шторм, отвыкла от моря за столько лет.
— Все хорошо, — успокоила ее Ретта, с трудом вставая.
Каюта представляла собой печальное зрелище, однако беспорядок в вещах и одежде оказался почти единственным ущербом, нанесенным бурей. Несколько банок с лекарствами все же разбилось, но большинство уцелело. Ретта вышла на палубу и подставила лицо ветру.
Корабли сопровождения разметало, лишь один парус краснел вдалеке, постепенно увеличиваясь в размерах.
— Я узнаю эти места, — проговорила няня, выходя вслед за Реттой. — Еще чуть-чуть, и мы дома. Как же я рада, девочка!
Алеретт посмотрела туда, где, укутанная белесоватой дымкой, темнела извилистая линия берега, и почувствовала, как безудержное ликование растет в ее сердце, вытесняя страх.
3. Аудмунд
— Мы высадим вас здесь, — объявил капитан.
Ретта с изумлением оглядела каменистый безлюдный берег с близко подступившей границей леса.
— Что, прямо вот тут? Разве у вас нет порта?
Капитан, не сдержавшись, хмыкнул.
— Конечно, есть. И порты, и портовые города, и широкие удобные дороги. Но я еще до отплытия получил приказ Аудмунда.
— А если он не придет или опоздает?
— Не волнуйтесь, княгиня, вас уже ждут.
Ретта пригляделась внимательней и увидела, как от полосы леса отделились несколько фигур в доспехах, еще пара дюжин людей оставались на прежнем месте.
— Вам пора. Собирайтесь, княгиня.
Ретта вздохнула, невольно сожалея, что путешествие, эта краткая передышка, подошло к концу, и обернулась к няне:
— Собирайся.
Та, не говоря ни слова, отправилась за вещами.
Матросы спустили за борт шлюпку, Ретта с няней устроились на корме, и легкое суденышко, подгоняемое гребцами, резво заскользило по волнам.
Люди на берегу заметно оживились. Группа воинов расступилась, и вперед вышел мужчина.
«Наверно, это и есть Аудмунд», — догадалась Ретта.
Словно сказочные великаны, вздымались высокие, стройные сосны, соперничая в величии с зеркально-свинцовой гладью моря. Стылый ветер забирался в рукава, холодил тело, и Ретта поежилась при мысли, какие же непогоды гуляют в этих краях зимой.
«Как тут вообще можно жить?» — подумала она.
Шлюпка в последний раз подпрыгнула на волне и мягко ткнулась носом в галечный берег. Предводитель слегка кивнул одному из воинов, и тот, подойдя к лодке, протянул Ретте, а затем и ее няне, руку.
— Добро пожаловать, — проговорил воин, которого Ретта для себя определила как брата князя, и тот не замедлил подтвердить ее догадку: — Я Аудмунд, брат князя Бардульва.
Речь его, как и речь капитана, звучала немного необычно, но в целом вполне понятно. Ретта оглядела его с возрастающим изумлением. Да, в книгах говорилось, что оборотни взрослеют быстрее, и все же она не смогла сдержать своих чувств при виде высокого, широкоплечего мужчины лет двадцати восьми-тридцати на вид с выделяющимися на лице умными зелеными глазами. У него были длинные, по северной моде, золотистые волосы с легкой рыжеватой искрой, усы и короткая аккуратная бородка. Брови Ретты удивленно поднялись вверх, и она воскликнула прежде, чем успела хоть немного задуматься:
— Это младший?!
И тут же сердце ее затопила холодная, липкая волна страха. Ведь он зверь. Ретта это чувствовала всем своим существом. И кто знает, как отреагирует он на подобную грубость?
Однако Аудмунд не рассердился. В глазах его запрыгали смешинки, он едва сдерживал улыбку, а люди его сзади откровенно ухмылялись.
— Да, — подтвердил Аудмунд, — я младший.
— Простите меня, — смешалась Ретта.
— Не стоит извиняться, герцогиня. Ваше удивление вполне естественно для южанки.
Он внимательно оглядел ее с ног до головы и неодобрительно покачал головой:
— Когда мы доберемся до замка, вы сможете подобрать себе на первое время что-нибудь из вещей прежней княгини, теперь же могу предложить разве что свою рубаху. Плащ, как я вижу, у вас уже есть.
Ретта покачала головой:
— Спасибо, но пока обойдусь. Если я замерзну, то сообщу вам.
— Как вам будет угодно.
— Мы поедем в столицу или куда-нибудь вглубь страны? — спросила она, осматриваясь.
Поблизости не наблюдалось ни дороги, ни хоть сколько-нибудь приметной тропы. Деревья стояли сплошной стеной, словно преданные пограничные стражи, и густой подлесок тонул в тени.
Аудмунд развеял ее сомнения:
— В столицу, как раз вдоль берега.
Ответ его, впрочем, мало удовлетворил Ретту, породив новые вопросы:
— Но почему тогда мы не отправились на корабле? Ведь столица стоит не так далеко от берега?
Аудмунд нахмурился, взгляд его обратился к горизонту, и снова Ретта почувствовала, как страх подступает к горлу.
— Потому что море в районе пролива теперь неспокойно. Один бы я отправился, не раздумывая, но вами я не могу рисковать.
— Вы боитесь чего-то? — удивилась она.
— Скорее не доверяю. Однако, — добавил он совсем другим тоном, — мы теряем время. Вы умеете ездить верхом или предпочитаете конные носилки?
Ретта вспыхнула:
— Конечно, умею!
— Отлично. Тогда не будем медлить.
Им подвели лошадей. Часть из них были вьючные, большинство под мужскими седлами, но на одном красовалось дамское. Ретта подошла к нетерпеливо приплясывавшему вороному жеребцу. Тот всхрапнул и скосил на Ретту любопытный глаз. Протянув руку, она ласково погладила коня по шелковистой морде.
— Вас подсадить? — спросил Аудмунд.
— Да, пожалуйста.
Он подставил руки, и Ретта легко вскочила в седло.
— Пожалуйста, будьте осторожней с моим сундуком, — попросила она. — Там хрупкие вещи.
— Непременно, — пробормотал один из солдат, пристраивая поклажу на конных носилках в ногах у няни.
— Вы готовы? — уточнил Аудмунд.
— Да.
И их маленький отряд тронулся.
Берег то расширялся, то вновь сужался до тоненькой полосы. Белая пена прибоя с шипением набегала на камни, и Ретта невольно любовалась суровой, величавой красотой волн, столь отличной от красоты их легкого, ласкового голубого моря. Из чащи то и дело доносился рык зверей, судя по звукам, крупных кошек. Услышав их в первый раз, Ретта вскрикнула от испуга.
— Не бойтесь, — спокойно отозвался Аудмунд. — Те, кто издают эти звуки, для вас не опасны.
Она невольно с подозрением покосилась на командира отряда, но все-таки предпочла поверить его словам.
— А почему не поют птицы? — спустя какое-то время спросила Ретта.
Аудмунд бросил отрывисто:
— Они чувствуют то же самое, что и я.
И уже в который раз обвел взглядом горизонт и кромку леса. Ретта поежилась.
— Что же это? — рискнула уточнить она.
— Опасность. Сила некромантов. Птицы их чувствуют и перестают петь.
— Но ведь они в Фатраине?
Аудмунд не ответил.
Справа, совсем рядом, раздался оглушительный рык. Аудмунд заметно дернулся и бросил быстрый взгляд вглубь леса. От давящей тишины, нарушаемой лишь голосами хищников, от беспокойства едущего бок о бок полузверя Ретте стало не по себе.
«Похоже, я попала из огня да в полымя, а люди лорда Валерэна, видно, даром едят свой хлеб. Не забыть бы написать об этом брату. Надеюсь, он больше не задержится, иначе Месаина падет из-за слабости отца. Хотя, конечно, в пятнадцать лет брать контроль над делами рановато, но другого выхода нет. Что у них тут происходит?»
Тем временем ветер заметно посвежел. С трудом пробивающееся сквозь тучи солнце успело опуститься почти к самому горизонту.
— Заночуем в лесу, — объявил Аудмунд.
— В лесу? — удивилась Ретта.
— Да. Там безопаснее.
— А… — начала она, но, подумав немного, закрыла рот. Время было явно не самое подходящее для глупых вопросов, да и Аудмунд не производил впечатления человека, который действует по наитию. Точнее, не человека.
И почти сразу же перехватила его одобрительный взгляд.
Вскоре между деревьев наметилась достаточно широкая тропа, и вся процессия свернула туда.
— Еще пара миль, и будет поляна, — пояснил Аудмунд.
Тени сгущались. Ретта всматривалась в растущие вдоль тропы травы, размышляя о том, что надо будет попросить няню рассказать ей о них подробнее. Уже не первый раз за последний год она пожалела, что ее старый учитель, придворный лекарь, умер. Вот кто знал о травах все.
И тут Ретту что-то неприятно кольнуло. Опасность. Какая-то темнота. Первый раз она почувствовала ее еще на берегу, но тогда, за всеми волнениями, просто не обратила внимания. И исходила эта самая темнота не от Аудмунда.
Ретта незаметно огляделась. На первый взгляд как будто было все спокойно. Командир отряда сосредоточенно вглядывался в быстро темнеющий просвет между деревьями и не проявлял признаков беспокойства, и Ретта подумала, что, возможно, ей в самом деле все просто примнилось с усталости?
Вскоре лес расступился, и глазам их предстала обширная поляна.
— Наконец-то, — вздохнул с облегчением Аудмунд и спешился. — Сегодня ночью вы будете спать спокойно, герцогиня. В лесу мы все под надежной охраной.
И, обернувшись к своим людям, крикнул:
— Разводите костры и поставьте охрану! Готовьте ужин!
Подчиненные побежали выполнять приказ командира, а Аудмунд, передав поводья ближайшему воину, снова обернулся к спутницам:
— Палатку вам сейчас поставят.
— Здесь в самом деле настолько опасно? — рискнула спросить Ретта. — Ведь вы на своей земле.
Взгляд Аудмунда похолодел.
— Здесь опасно с тех самых пор, как умер мой отец. Но сейчас вы можете не думать об этом — я обо всем позабочусь. Просто не выходите за пределы поляны без сопровождения, и все будет хорошо. И вообще лучше никуда не выходите. Воду вам принесут. Если я понадоблюсь, то вы найдете меня возле центрального костра. Или же просто пошлите ко мне солдата, что будет охранять вашу палатку.
Ретта проводила его мощную фигуру долгим взглядом и покачала головой.
— Куда я попала, няня? — спросила она.
Но та ничего не ответила, молча поджала губы и, засучив рукава, принялась проворно разбирать вещи.
Вскоре солдаты разбили небольшой шатер футов шести в диаметре, где можно было ходить, только полусогнувшись. Внутри накидали лапник, сверху расстелили ковры, положили пару толстых тюфяков и сверху добавили меха. Двое дюжих солдат притащили бочонок с водой, промычали что-то неразборчивое и поспешно удалились. Вскоре от костров соблазнительно запахло едой. В животе у Ретты голодно забурчало.
— Простите, госпожа, можно войти? — раздался от входа звонкий голос.
— Да, конечно! — поспешила ответить она.
Полог откинулся, и внутрь протиснулся молодой парнишка лет семнадцати на вид, конопатый и немного несуразный, и принялся поспешно расставлять ужин. Каша, хлеб, сыр, ароматный напиток из местных трав.
— Простите, а мяса у вас не найдется? — немного жалобно поинтересовалась Ретта. — Жареного или хотя бы вареного.
Солдат, что принес еду, покачал головой:
— Нет, госпожа, простите. Старые запасы почти закончились, а на охоту Аудмунд нас в этом году не пускает.
— А слуги?
— Слуг мы не брали. Простите. Аудмунд приказал мясо в походе давать только воинам.
Брови Ретты удивленно приподнялись:
— А мы в походе?
Но солдат не смутился ее чуть насмешливого взгляда.
— Аудмунд не давал разрешения отвечать на такие вопросы. Если хотите, спросите у него сами, а мне он, если что, голову оторвет.
— Хорошо, спрошу.
— Приятного аппетита, госпожа.
Солдат ушел. Полог палатки опустился на место, а няня пробормотала:
— Причем я не уверена, что это был лишь словесный оборот.
Ретта встрепенулась, будто очнувшись от сна:
— О чем ты?
Та с деланным безразличием пожала плечами:
— Об оторванной голове. Он ведь оборотень, а оборотни очень сильны. Однако стоит ли говорить о таких вещах на ночь глядя? Еще кошмары приснятся. Утром обсудим. Давай лучше ужинать.
Поскольку обстановка внутри была более чем простая, они устроились прямо на постели. Ретта съела все до последней крошки, с наслаждением выпила напиток и растянулась на своем скромном ложе, надеясь уснуть.
Однако сон не шел. Звуки лагеря уже давно смолкли, а она все ворочалась, то погружаясь в полудремотное состояние, то опять просыпаясь, глядела в потолок и поневоле слушала, как перекликаются вдалеке часовые. Промаявшись так какое-то время, тяжело вздохнула, встала и, накинув плащ, вышла из палатки. Часовой у входа встрепенулся, но, увидев, что она никуда не уходит, успокоился.
Тучи уже разошлись, и на небе высыпали звезды. Почти такие же, как и дома — обильные и яркие. На краю поляны показалась фигура, и Ретта, приглядевшись, узнала Аудмунда. Тот обходил посты.
Ретта задумалась. Слухи о том, что в Вотростене не все спокойно, до них доходили и ранее. Отчасти на это и рассчитывал отец, ввязываясь в скоропалительную войну, против которой они с братом возражали. Расчеты не оправдались. Что ж, теперь оставалась надежда, что брат со временем все исправит. А Ретте предстояло самой узнать, что случилось в ее новом доме, а заодно понять, как ей следует поступить.
С этими мыслями она вернулась в палатку и наконец уснула, проспав на этот раз до самого утра. А проснувшись, с наслаждением потянулась, вышла наружу и улыбнулась новому дню.
Над лесом вставало солнце. Ярко осветило оно походный лагерь, густые травы, разогнало тени в лесу. Блестела роса на листьях, и Ретте казалось, что сама природа улыбается ей и сияет радостью. Солдат, дежуривший у входа, незаметно дремал, привалившись к опоре.
Ретта вернулась, наскоро привела себя в порядок и, подойдя к костру, окликнула ближайшего солдата:
— Где Аудмунд?
Тот пожал плечами.
— Наверно, пошел внешние посты проверять.
— А далеко они?
— Не очень. Примерно двести шагов вглубь леса.
Ретта задумалась. Решив, что присутствие провожатых может ей сейчас лишь помешать, а до двухсот она считать умеет, Ретта подобрала юбки и решительно углубилась в лес. Узкая нахоженная тропинка вилась меж деревьев, и Ретта, недолго думая, пошла прямо по ней. Вскоре послышался шум ручья, а также тихий, неразборчивый говор. Ретта невольно затаилась, стала ступать еще тише. Пройдя несколько шагов, она посмотрела на землю. Путь ее пересекал отчетливо видимый след сапог. Аудмунд? Она пошла по следу, мягко ступая по влажной земле и осторожно отводя попадающиеся на пути ветки орешника, и вскоре в просвете деревьев увидела тень. Огромного, размером со взрослого человека, кота. Рысь. Ретта застыла на месте, словно статуя из парадного зала дворца. Перед зверем на корточках сидел Аудмунд. Он ласково гладил кота по голове, а тот, ткнувшись мордой почти в самое ухо, что-то негромко рычал, и Ретта могла поклясться, что услышала в его ворчании нежные нотки. Вдруг зверь утробно взрыкнул и широко облизал лицо Аудмунда. Тот засмеялся и со всей силы обнял зверя, ткнулся ему лицом в самую шею. Тут кот заметил, что за ними наблюдают, отрывисто рыкнул и, выскользнув из объятий, скрылся в чаще. Аудмунд встал и медленно обернулся. С минуту стоял и смотрел, не мигая.
— Это, — начала было Ретта. — Это…
— Это был оборотень, — договорил за нее Аудмунд и сделал шаг вперед. Ретта отступила. — Отец моей матери.
— Но ведь это же зверь! — вырвалось у нее.
— А вы бы предпочли встретить здесь некроманта? — уже более резким голосом спросил он.
Ретта подумала, что именно сейчас наступил тот самый благоприятный момент, когда можно задать хотя бы часть одолевающих ее вопросов. И она решилась.
— Почему вы их так не любите?
Аудмунд нахмурился.
— Потому что они опасны. Если некроманту потребуется ваша жизнь, он с легкостью заберет ее. Никогда не обольщайтесь на этот счет, герцогиня.
— Но вы как-то уживаетесь с остальными магами?
— Их в нашей земле тоже не жалуют, но они по крайней мере пользуются силой, что дает им сама природа. Еще у них есть амулет, который они почитают почти как святыню. Сердце Силы. Он хранится в Академии Фатраина и может быстро наполнить истощенного мага. Для некроманта оба эти способа недоступны. Он черпает лишь собственные ресурсы. Конечно, со временем энергия, необходимая некроманту для работы, восстанавливается за счет собственных жизненных сил, однако если расход был велик или требуется срочно восстановить силы, они убивают людей или крупных животных. Людей предпочтительнее. Накапливать силу в амулетах, как прочие маги, некроманты не могут.
— Как же тогда выжил ваш князь во время битвы с нами?
Аудмунд отчетливо скрипнул зубами. Лицо его потемнело.
— Вы не знаете, скольких пленных он убил, герцогиня.
Сердце Ретты похолодело. Она вспомнила слухи о пропавших без вести, предположительно попавших в плен.
— Сколько?
Аудмунд бросил на нее пристальный взгляд.
— Много. Сотни.
— Своими руками?
— Да.
Ретта побледнела. Князь продолжал:
— Потому я и говорю, что некроманты опасны. В выборе между собственной силой и вами он выберет силу. Ваша жизнь в его глазах стоит немного. А мой братец еще и мечтает о троне Фатраина, будь он проклят.
Голос его вибрировал от сдерживаемого гнева. Ретта внимательно поглядела ему в лицо:
— Кроме силы некромантов за что еще вы не любите магов, князь? Должно быть что-то еще.
Аудмунд глубоко вздохнул и заговорил уже более спокойно:
— Вы в курсе, герцогиня, откуда взялись между нашими странами Пустынные Земли? Или Потерянные, как их называют в Вотростене?
Ретта задумалась, вспоминая.
— Какая-то давняя война магов. В наших летописях о ней рассказывается очень мало.
Аудмунд горько искривил губы.
— Война, вы правы. Две тысячи лет назад маги уничтожили красивейший, плодородный край, и мой народ, точнее те, кто смог выжить, были вынуждены уйти на север, в единственные не заселенные никем земли.
— Ваш народ? Какой именно?
— Народ моего отца. Когда они основали Вотростен, оборотни уже жили на своих нынешних землях. Хотя и они пришли когда-то издалека, из Внешних Земель, но только много, много ранее.
Ретта сжала пальцами виски и на мгновение прикрыла глаза.
— Простите, князь, мне нужно обдумать услышанное.
— Хорошо, — легко согласился тот. — Думайте. Время пока есть. Но его не слишком много, так что поторопитесь. А теперь пойдемте в лагерь, герцогиня. Нам скоро сниматься.
Ретта кивнула, и Аудмунд протянул руку. Тут солнце окончательно взошло над лесом, и Аудмунд взглянул вверх, в небо, подставляя лицо теплу. Зрачки его сузились, превратившись в две узкие вертикальные щелочки, и Ретта отпрянула, вновь испугавшись стоящего перед ней зверя. Но Аудмунд все еще терпеливо ждал, и Ретта, дрогнув, сделала несмелый шаг вперед и медленно, готовая в любую минуту отдернуть руку, вложила пальцы в протянутую ладонь. Аудмунд улыбнулся приветливо и сжал их. И тут в памяти у нее всплыли слова капитана, что никто не может проследить за котом, если он того не хочет. Но тогда получается, что Аудмунд знал о ее приближении и позволил себя увидеть. У него должен быть острый слух и тонкий нюх, ведь он зверь. Но тогда какова его цель? Ретта почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. Что ж, мать всегда с сожалением говорила, что боги не дали Ретте государственного ума. Но по крайней мере она может просто подумать над всем. Потом, в спокойной обстановке. И, возможно, до чего-то додумается. А пока сказала вслух:
— У меня есть имя. Алеретт. Или просто Ретта. Пойдемте в лагерь, Аудмунд. Я проголодалась от всех этих волнений.
В лагерь они вернулись прежней дорогой. Когда впереди уже замаячила фигура часового, Ретта, пораженная внезапной догадкой, остановилась.
— Скажите, Аудмунд, а те внешние посты, там ведь были?..
Она не договорила, но он понял ее мысль и согласно кивнул:
— Там были оборотни. Они всю ночь охраняли нас.
Некоторое время Ретта молчала, пытаясь осознать смысл сказанного. Вскоре часовой начал с любопытством коситься на них. На поляне царила суета — часть солдат уже сворачивала лагерь, часть суетилась около костров, что-то жаря и помешивая в котле. Наконец Ретта очнулась и посмотрела на Аудмунда.
— Спасибо.
Она с благодарностью сжала его пальцы. Аудмунд молча кивнул в ответ.
От костра потянуло чем-то упоительно ароматным. Ретта поискала глазами няню и, убедившись, что та заканчивает паковать вещи, присела на один из узлов. Мысли ее разбегались. Может быть, то, что рассказал Аудмунд, произвело слишком сильное впечатление, однако охватившее было ее душу смятение никак не хотело улечься.
«Муж-некромант, который в любой момент может убить, если решит, что твоя смерть придаст ему сил, — размышляла Ретта. — Нечего сказать, приятная перспектива».
В конце концов, когда она родит ребенка, то больше не будет ему нужна. Живой.
Перспектива прожить оставшуюся жизнь в страхе представлялась столь же малопривлекательной, сколь и реальной.
В этот момент раздался смех, и Ретта обернулась. Двое солдат и Аудмунд с ними вместе стояли у костра и над чем-то зубоскалили.
— Эй, командир! — окликнул один из солдат, молодой парень лет двадцати. — У нас тут еще вода осталась.
Он выразительно указал на бочонок. Аудмунд оглядел себя и решительно приказал:
— Ну-ка, слей мне.
Солдат с готовностью ухватился за ковшик. Аудмунд отошел к краю поляны и, стянув рубаху, принялся намываться, периодически с удовольствием отфыркиваясь.
Ретта невольно покраснела, однако все равно не могла оторвать взгляда от крепкой, сильной фигуры брата князя.
Аудмунд вытерся старой рубашкой и полез в сумку, выудив оттуда новую, видимо ту самую, что накануне предлагал Ретте, оделся и снова, как недавно в лесу, замер, подставив лицо свету. На губах его заиграла легкая, мечтательная улыбка, во всем облике его, в каждом взгляде и жесте читались уверенность и сила, и Ретта вдруг увидела то, на что накануне из-за усталости и переживаний не обратила внимания — что Аудмунд не только командир отряда и брат князя, но и весьма привлекательный мужчина. Подумала и опять покраснела. Меж тем Аудмунд вернулся к костру, что-то положил в миску и подошел к Ретте.
— Это вам, — сказал он просто.
Та, почувствовав соблазнительный запах, встрепенулась.
— Это что, мясо?
— Оно самое.
Аудмунд все еще улыбался, в глазах его затаились смешинки.
— Откуда? — прошептала она, с благоговением принимая миску.
— От моего деда в подарок. Я ему говорил вчера, что вы просили мяса.
Она еще раз посмотрела на Аудмунда и, не в силах выразить сейчас словами все обуревавшие ее чувства, сказала просто:
— Спасибо.
— Не стоит благодарности.
Вскоре сборы были закончены, и отряд тронулся в путь. Лошадь Ретты спокойно трусила, практически не требуя внимания наездницы, и Ретта погрузилась в размышления.
Конечно, после всего пережитого — после войны, после утомительной дороги по морю, после шторма и целого дня в седле — ей больше всего хотелось просто отдохнуть. Смыть с себя пот и грязь, поспать, да хотя бы просто посидеть и поиграть на арфе, и чтобы никто не втягивал ни в какие интриги. А ее несомненно втягивают! Однако Ретта понимала, что отсидеться в стороне вряд ли получится. И если мотивы Аудмунда были ей близки и понятны — в конце концов, именно в таком духе воспитывала мать и саму Ретту, — то мысль о том, что его брат задумал предать свой народ, приводила ее в ужас.
Ретта вдохнула полной грудью пряный лесной воздух. Мерно постукивали копыта лошадей, над головами умиротворяюще шумела листва. Два солдата, те самые, что приносили ей накануне воду, о чем-то вполголоса переговаривались. И тут Ретту, как и накануне, накрыла чужая тьма. Она побледнела и опустила лицо, опасаясь, что ее волнение заметят. Теперь уже не оставалось сомнений, что ей не приснилось и не пригрезилось. Тот самый дар, который позволял чувствовать чужие души, донес до нее эмоции. Но чьи?
Она подождала, пока сердце перестанет испуганно биться в груди, и принялась как можно более незаметно рассматривать каждого спутника.
Парнишка, что приносил ей ужин. Едет ближе всех и что-то беспечно насвистывает себе под нос. Нет, не он. У него вообще никаких чувств, кроме восторга новобранца, благоговеющего перед знаменитым полководцем.
За ним двое, что приносили воду. Спокойные и предельно настороженные. Тоже не они.
Аудмунд. Взгляд вроде бы обращен внутрь себя, однако ноздри то и дело чутко вздрагивают. У него вообще невозможно ничего сейчас прочесть. Ни на лице, ни в душе. Но зла в нем нет, это точно.
А вот тот солдат почти в самом конце процессии… Ретта насторожилась, прислушиваясь к ощущениям. Взгляд вроде бы спокоен, брови нахмурены. Странно, Ретта видела пока не так много вотростенцев, но ни у кого из них не было волос такого насыщенного иссиня-черного цвета, все больше светлые — золотые, русые или рыжие. Может быть, это он? Да, похоже на то. Несомненно, это от него исходила та самая волна, что насторожила Ретту. Она снова перевела взгляд на Аудмунда. Тот ехал вперед и как будто ни о чем не подозревал. Что ж, до полуденного привала еще есть время, чтобы все обдумать и во всем убедиться.
И она пустила коня быстрее, стараясь держаться как можно ближе к Аудмунду. Тот если и заметил ее маневр, то виду не подал, однако на привале, спешившись, он первым делом подошел к ней.
— Все в порядке? — спросил Аудмунд. — Как вы себя чувствуете?
Ретта облизнула как-то вмиг пересохшие губы.
— Нам надо поговорить, князь, — сказала она. — Без посторонних.
Аудмунд в удивлении приподнял брови, однако взгляд его остался серьезным.
— Что случилось?
— Понимаете, — замялась Ретта, подбирая слова. — У меня есть дар. Не самый полезный, но и не доставляющий особых неудобств. Я чувствую души других людей. Не читаю мысли, ни в коем случае, просто улавливаю эмоции. Так вот, меня беспокоит один человек в вашем отряде.
Аудмунд быстро огляделся по сторонам и отвел Ретту в сторону.
— Кто именно?
— Черноволосый, лет тридцати на вид или чуть старше.
— Понимаю, о ком вы.
— Так вот, я чувствую зло.
— Зло?
— Да. Вернее, тьму. Я не могу объяснить точнее, но мне кажется, он хочет вас предать. Или уже предал.
— Или с самого начала служил магам?
— Да.
Аудмунд нахмурился, что-то явно обдумывая, и наконец сказал:
— Спасибо, Ретта. Я присмотрю за ним. Идите, отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь. Я обо всем позабочусь.
— Спасибо вам, князь, — поблагодарила Ретта и с облегчением вздохнула.
4. Замок
На четвертый день пути глазам Ретты предстал город.
— Вот и Асгволд, столица Вотростена, — объявил Аудмунд и счел необходимым пояснить: — Город назван по имени первого князя, а замку уже две тысячи лет.
Ретта осторожно посмотрела на Аудмунда. В глазах его затеплилась нежность, хмурые складки на лице разгладились, и было заметно, что он с трудом сдерживает порыв пустить лошадь в галоп.
Город расположился на огромной равнине. Вересковые поля убегали вдаль, сливаясь с едва заметной кромкой леса, а прямо перед ними на высоком холме стоял, гордо вздымаясь к небесам, замок из серого камня с башнями по углам и с высокими зубчатыми стенами. Знамен над крышами никаких не наблюдалось, по-видимому, ввиду отсутствия князя.
Аудмунд подтвердил ее догадку.
— Бардульва пока нет, — заметил он. — Что ж, похоже и в самом деле грядет буря.
В душе Ретты ядовитой змеей шевельнулась тревога.
— Скоро?
Секунду Аудмунд молчал, потом ответил:
— В самое ближайшее время.
И до самых городских предместий не сказал больше ни слова. Ретта не настаивала.
— Вы, может быть, хотите привести себя в порядок перед въездом в город? — спросил он, когда большая часть пути уже осталась позади.
Ретта скептически оглядела себя. Платье покрыто пылью и грязью, волосы растрепались. В таком виде только полы в придорожном трактире мыть или доить коров.
— Нас будут встречать? — уточнила она.
— Не исключено.
— Тогда я, конечно, хотела бы переодеться.
Аудмунд дал команду поворачивать вправо и указал Ретте на виднеющийся впереди, за городской чертой, дом. Добротный, огороженный крепким тыном. Из трубы над крышей валил густой дым.
— Там живет кузнец, — пояснил Аудмунд. — К нему и заедем.
Ретте показалось, что даже измученные лошади пошли резвее. Не прошло и получаса, как отряд их стучался в ворота дома. Оглушительно залаяли собаки, и покрытый копотью хозяин при виде брата князя со всех ног кинулся к воротам, на ходу отдавая распоряжения женщинам.
— Не суетитесь, — остановил их Аудмунд. — Мы воспользуемся вашим гостеприимством, чтобы привести себя в порядок, и сразу уедем. Принесите воды для невесты князя.
Хозяин дома ахнул. Жена его принялась приглашать Ретту в дом.
— Поезжай в замок, — услышала она голос Аудмунда, отдававшего приказ кому-то из солдат. — Пусть будут готовы.
Ретта мечтательно улыбнулась, предвкушая нормальный обед, горячую ванну и теплую постель, и прошла в дом. Дочь хозяина, дородная рябая деваха лет шестнадцати, уже несла ведро с водой. Ретта вздохнула с облегчением и попросила шедшую следом няню:
— Слей мне.
Та помогла подопечной умыться, принесла чистое нарядное платье, расчесала и уложила ей волосы. Ретта склонилась над водой и принялась разглядывать свое отражение. Бледность лица и тени под глазами, конечно же, никуда не делись, однако в целом вид уже можно было назвать вполне приличным.
— Я готова, — объявила она, выходя на крыльцо.
Аудмунд, тоже успевший уже наскоро почистить сапоги и достать другой плащ, оглядел ее и одобрительно кивнул:
— Тогда поехали.
Он подсадил Ретту в седло и, бросив на нее долгий взгляд, проговорил чуть слышно:
— Вы прекрасны, Ретта.
— Спасибо вам, — прошептала она, чувствуя, как от слов Аудмунда в груди разливается непонятное, незнакомое тепло.
И поспешила пришпорить лошадь.
Вскоре поля сменились деревянными лачугами.
— Здесь обитает беднота, — пояснил Аудмунд, когда они въехали в город и копыта лошадей застучали по широкой утоптанной дороге. — А вон там, подальше, где дома покрыты черепицей, кварталы торговой гильдии. Слева и справа от нас кварталы плотников, гончаров, сапожников, ткачей и прочего ремесленного люда.
— А где казармы и дома знати? — поинтересовалась Ретта.
— Ближе к замку. Кстати, кажется, кое-кто все-таки выдал нас.
— Выдал? — Ретта с трудом могла скрыть изумление.
Аудмунд хмыкнул.
— Ну да. Видимо, Бенвальд разболтал, кого мы везем.
До Ретты наконец дошло, что он имеет в виду.
— Простите меня, — смутилась она. — Должно быть, от усталости я стала соображать хуже.
По пути их следования постепенно начинала собираться толпа — мужчины и женщины, выпачканные сажей, мукой или краской, и конечно же дети. Они явно побросали работу ради того, что посмотреть на въезд младшего князя и невесты Бардульва. Они с неподдельным интересом разглядывали Ретту, многие при виде Аудмунда начинали приветственно махать руками.
— Здесь раньше были городские стены, — пояснил Аудмунд, указывая на невысокий земляной вал, — но мой дед их снес.
— Чем они ему помешали? — удивилась Ретта.
— Обветшали. За две тысячи лет Вотростен ни разу не вел войн на собственной территории, поэтому их решили не ремонтировать, а просто разобрали.
Земляной тракт под ногами сменился каменной мостовой. Дорога взбиралась ввысь, и вскоре глазам Ретты предстали стены замка с переброшенным через ров мостом. На мгновение ей показалось, что она попала в другой мир. Она оглянулась и вгляделась в линию горизонта. Там, вдалеке, серела тонкая полоса моря с вкраплениями красных военных парусов и белых торговых. Мощенная камнем дорога широкой лентой убегала в сторону порта.
— А там что? — спросила она, указывая на приютившееся в отдалении круглое сооружение с каменными колоннами, открытое всем ветрам.
Аудмунд оглянулся.
— Там главный храм, посвященный всем богам. Его поставили на том самом месте, где когда-то разбили лагерь беженцы, выжившие после войны магов. Там проходят все главные церемонии.
На лицо Аудмунда набежала тень, а Ретта, вздохнув украдкой, закусила губу. Собственное будущее все более страшило ее, и если к Аудмунду она за минувшие дни почти привыкла, то брата его боялась просто до дрожи, до приступов неконтролируемой паники.
Ворота распахнулись, и маленькая процессия въехала во двор замка. Сразу загомонили, соскакивая с лошадей, воины, засуетились слуги. Навстречу Аудмунду и Ретте вышел седой мужчина с приятным, но хмурым лицом, и слегка склонил голову.
— С возвращением, Аудмунд, — поприветствовал он и обернулся к Ретте. — Добро пожаловать, герцогиня.
— От князя нет вестей? — живо спросил Аудмунд.
Мужчина покачал головой:
— Нет.
— Знакомьтесь, — продолжал Аудмунд, — это Алеретт, невеста князя. А это Горгрид. Он был советником еще у моего отца.
— Очень приятно, — ответил Горгрид.
Тут Ретта, поначалу немного растерявшаяся, вспомнила рассказы о том, что придворный этикет Вотростена разительно отличается от этикета Месаины в сторону простоты, и с облегчением улыбнулась.
— Рада познакомиться с вами.
Они прошли в замок. Внутри он оказался много приветливее, чем снаружи. На отделанных деревом стенах висели восхитительные гобелены с цветами, лесами, с изображениями незнакомых Ретте людей. Массивная деревянная мебель с мягкими сиденьями, украшенная цветами, листвой и плодами, пол с деревянным наборным паркетом, щиты и оружие на стенах придавали огромному замку уют. Мимо пробегали спешащие по делам слуги.
— Деревом замок отделал уже мой отец, — рассказывал Аудмунд. — А гобелены появились при деде.
Узкие окна, массивные светильники на стенах и под потолком, многочисленные камины — все это она оглядывала с живейшим интересом, то и дело засыпая Аудмунда вопросами.
— А это кто? — спросила она, указывая на изображение, висящее над камином в парадном зале.
— Мой отец, — ответил Аудмунд.
Ретта пригляделась внимательней. На портрете князю было чуть больше сорока лет. Тот же золотистый цвет волос, что и у младшего сына, тусклые синие глаза, меж бровей суровая складка. Руки в кожаных перчатках покоились на навершии меча. Все в нем дышало силой. Ретта обернулась и посмотрела на его сына, сравнивая.
— Вы с ним очень похожи, — наконец сказала она.
— Спасибо, — поблагодарил Аудмунд, и можно было подумать, будто он в самом деле хотел этих слов.
Они поднялись на два пролета.
— В конце коридора комнаты княгини Кадиа, — сказал Аудмунд. — Покопайтесь у нее в сундуках. А вот и ваши новые покои. Отдыхайте пока, к ужину вас позовут. Служанка уже ждет.
— Спасибо вам, Аудмунд, — искренне поблагодарила Ретта и толкнула дверь.
Потянулись полные напряженного ожидания дни. Несколько раз к Ретте приходили мастерицы, снимавшие мерки для ее нового гардероба, а больше Ретте решительно нечего было делать. Постоянного женского двора, ввиду отсутствия княгини, не было, правда, кое-кто из местных вельмож уже приводил к ней для знакомства своих дочерей и как бы между делом настойчиво намекал, что мечтал бы увидеть оных в ее свите. Но без разрешения или одобрения Аудмунда она опасалась решать подобные вопросы, а тот по большей части отсутствовал в замке. Несколько раз она видела, как он в сопровождении небольшого отряда уезжал из города, пару раз уходил пешком, а однажды она обнаружила на рыхлой земле под окном следы огромной кошки. И вот однажды Аудмунд, вернувшись в замок вскоре после ужина, объявил:
— Готовьтесь к свадьбе, Ретта. Бардульв в одном дне пути.
Он постоял с минуту, словно что-то хотел сказать, но никак не решался, а потом махнул рукой и быстрым шагом покинул зал.
А Ретта стояла у камина и размышляла, чего же ей хочется больше — то ли пойти к себе в комнату и заплакать в подушку, то ли догнать Аудмунда и попросить его рассказать ей о своих планах.
Весь вечер бродила она, не находя себе места. То принималась играть на арфе, но вскоре бросала, то подходила к окну и смотрела, как в окнах домов зажигаются огоньки, а в темнеющее с редкими пока еще вкраплениями звезд небо поднимаются дымки очагов. Наконец, заметив, как на смотровую площадку башни скользнула тень, она решилась и, подобрав юбки, пошла вслед за Аудмундом.
Он стоял, сложив руки на груди, и рассеянный взгляд его был устремлен куда-то вперед.
— Вы устали, князь? — тихо спросила Ретта, подходя ближе.
Аудмунд тяжело вздохнул, словно сердце его придавило огромным камнем, а он не имел сил его столкнуть. Он провел ладонями по лицу.
— Да, очень устал, — проговорил он тихо.
— Что нас ждет? — снова задала вопрос Ретта
— Если все будет идти как сейчас, то ничего хорошего. Мой брат отдаст нас всех под власть Фатраина, и тогда его дед оставит ему свою корону.
Ретта вздрогнула.
— У него есть основания так поступить?
— Боюсь, что да. У магистра нет иных наследников, кроме Бардульва, к тому же он давно зарился на хранящиеся в земле Вотростена богатства, но это лишь один из поводов. Второй же заключается в том, что магистр хочет отомстить Вотростену за свою дочь.
— Отомстить?
— Да. Он подозревает, что мой отец убил ее незадолго до своей смерти.
— А это не правда?
— Я не знаю. Меня тогда в замке не было — я навещал мать. Отец говорил, что княгиня умерла от кровотечения. У нее случился выкидыш. У меня есть кое-какие догадки, от кого она могла забеременеть, но вам эти дворцовые сплетни знать не обязательно. Во всяком случае, не от отца точно — после рождения Бардульва он больше не делил с ней ложа. И вот теперь трон принадлежит ее сыну, и я с тревогой смотрю в будущее. До сих пор наших сил хватало, чтобы держать соседей в узде, но князь-некромант не самая лучшая защита.
— Понимаю. Расскажите, князь, если, конечно, это возможно, как же так получилось, что ваш отец женился на столь неподходящей для Вотростена женщине, которую к тому же, как я понимаю, совсем не любил?
Она посмотрела на Аудмунда и вдруг подумала, что он и в самом деле очень красив. Красив настоящей, мужественной красотой. В нем не было ничего от жеманства, нередкого среди придворных Месаины, и не было ничего от мужлана, варвара. Черты лица, фигура — все в нем, как и в его отце, дышало гармонией, и лишь зрачки его время от времени напоминали о полузвериный природе. Но теперь, по прошествии стольких дней, ее больше не пугала эта сторона его натуры. В конце концов, до сих пор поведение Аудмунда говорило, что ему можно доверять.
— Мой отец, — начал Аудмунд, — вел тогда затяжную войну. Наша армия уже понесла серьезные потери, и вот однажды ему представился шанс покончить со всем, наконец, одним ударом. Но для решительного прорыва не хватало сил, предоставить же необходимую помощь мог только Фатраин.
— Понимаю. Он отправил посольство к деду Бардульва, и тот согласился дать помощь — в обмен на то, что предоставит не только воинов, но и дочь?
— Совершенно верно. В их семье маги рождаются далеко не каждое поколение, и мой отец до последнего надеялся, что все обойдется. Но когда родился наследник, стало понятно, что он маг.
Аудмунд замолчал, и Ретта застыла, терпеливо ожидая продолжения. Наконец он снова заговорил:
— Когда стало ясно, что беды не миновать, отец собрал людей и под видом похода отправился в земли оборотней. Он знал кое-что, что могло исправить причиненное им Вотростену зло. Он пришел на поклон к котам, рассказал о своей беде и попросил, чтобы одна из их женщин родила ему сына.
— Но почему именно к ним? — не сдержалась Ретта. — И откуда ваш отец узнал тайну?
— Дело в том, что на оборотней не действует магия. Не то чтобы это был какой-то секрет, просто коты не трубят об этой своей особенности на всех углах. А отец узнал обо всем случайно. В молодые годы, когда он еще не был князем, во время одного из путешествий спас жизнь незнакомцу — его корабль потерпел крушение.
— Это был ваш дед, — догадалась Ретта.
— Верно. Мой дед. Они с отцом подружились. Настолько, насколько могут подружиться два столь разных существа. И вот его-то дочь и согласилась стать моей матерью. Почти год прожил отец в землях оборотней, потом родился я. Он забрал меня и уже не выпускал из рук. Он берег меня пуще глаза, всем наукам, необходимым князю и командиру, обучал лично. В раннем детстве у котят могут случаться спонтанные обороты, которые по мере взросления проходят, но я ни разу не видел, чтобы он переменился в лице, когда во время игры мои коготки внезапно вонзались ему в руку. Он в самом деле любил меня.
— Вам повезло, — проговорила Ретта. — Даже среди простых людей подобное встречается не так уж и часто, а уж в венценосных семьях…
— Да, согласен. И вот теперь на меня легла ответственность за весь народ. В память об отце я не имею права проиграть, Ретта. Да, кстати, я хотел поблагодарить вас. Ваше предположение насчет шпиона подтвердилось. Мы поймали его, когда он передавал сведения.
Она вздохнула.
— И что же вы намереваетесь делать?
Аудмунд повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Сначала скажите, вы обдумали наш разговор в лесу?
— Да, — ответила Ретта без колебаний. — Я на вашей стороне.
— Хорошо. Тогда слушайте. Нам придется сразиться с магами. Скорее всего, в день вашей свадьбы — это самое благоприятное время, и Бардульв обязательно им воспользуется. Основная ударная сила Фатраина — маги, они привыкли на них полагаться. Часть некромантов давно в Вотростене, и именно из-за их силы перестали петь птицы. Другая часть прибудет под видом гостей жениха. Вот эти-то вторые и лелеют надежду убить меня.
Ретта вздрогнула. Аудмунд продолжал:
— Разведка оборотней доносит, что маги хотят устроить засаду. Я пойду навстречу их горячим желаниям. Отправлюсь один, без сопровождения, через лес. Они непременно воспользуются шансом. И вот тогда на них нападут оборотни. В этом бою мы существенно ослабим силы магов.
— А если вас убьют? — не удержалась от вопроса Ретта.
Аудмунд усмехнулся, и непонятное выражение промелькнуло на его лице.
— Не убьют, — успокоил он. — Оборотня не так легко прикончить. Вы когда-нибудь слышали, что у кошки девять жизней?
— Сейчас не время для шуток.
— Да уж какие шутки. Не тревожьтесь, Ретта, я сам обо всем позабочусь. Готовьтесь к свадьбе, она ожидается на редкость насыщенная. А я буду готовиться к бою.
5. Свадьба
Небо, как назло, было пронзительно чистым и ярким. Ретта стояла у окна своих покоев и смотрела, как Аудмунд покидает замок. Один, без охраны. Чтобы отправиться в приготовленную магами ловушку. И хотя он уверял, что его дед со своими котами уже ждет в условленном месте, на сердце все равно было тяжело.
Бардульв вернулся накануне вечером. Не здороваясь, вошел в столовую залу, где они ужинали, стянул перчатки и не глядя швырнул на стол. Аудмунд встал.
— С возвращением, — проговорил он спокойно, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — Мы ждали тебя.
Бардульв смерил брата с ног до головы внимательным взглядом и бросил отрывисто:
— Нисколько не сомневаюсь.
Ретту он то ли не заметил, то ли заметил, но не обратил на нее внимания. Она поспешно закончила ужин и под предлогом головной боли удалилась к себе. Она даже была рада, что Бардульв с ней не заговорил.
Ее трясло крупной дрожью. Она тщательно заперла все окна и двери и протянула руки к огню, но никак не могла согреться. Ужас, что внушал Бардульв одним своим видом, проник куда-то вглубь ее существа, в самую сердцевину, и никак не хотел покидать. И это при том, что наружность молодой князь в самом деле имел самую приятную. Ретта с удивлением отмечала, что даже брат его в их первую встречу не вызвал у нее столь бурных чувств.
Няне, вернувшейся из кухни со свежими сплетнями, Ретта открыла лишь после того, как она заговорила.
— Ты так дрожишь, детка, — проговорила Бериса, садясь рядом и обнимая подопечную, — словно он зверь, причем не разумный, как Аудмунд, а дикий.
— Он не зверь, — прошептала Ретта, — но гораздо хуже. Он некромант. В его душе я чувствую зло. Надеюсь только, что Аудмунд меня защитит.
Наутро Бардульв прислал одного из слуг с известием, что свадьба назначена на следующий день.
И вот теперь Аудмунд уезжал. Ретта отошла от окна и достала из сундука мешок с травами, что привезла из дома.
— Поставь воды кипятиться, няня, — попросила она и села за стол. Видя, что Бериса снова намеревается уйти, уточнила: — Здесь поставь, не теряй время.
— К свадьбе готовишься? — спросила та, видя, как воспитанница сосредоточено перебирает травы.
— Да.
Няня подошла ближе.
— Будет что-то нехорошее, да?
Ретта подняла серьезный взгляд.
— Будет бой, няня.
Больше старуха ни о чем не спрашивала. Молча поставила воду и принялась проворно измельчать отобранные Реттой растения.
— А твой отвар до завтра не испортится? — поинтересовалась она, снимая котелок с огня.
— Нет. К завтрашнему утру он как раз наберет силу. Принеси, пожалуйста, какого-нибудь вина покрепче и убери в мой лечебный сундучок.
— Сейчас.
— И прокали все повязки.
В это время в дверь постучали, и няня пошла открывать. Это снова оказался посланец от князя.
— Господин вас приглашает разделить с ним ужин.
Ретта побледнела.
— Сходи, девочка, — отозвалась Бериса. — Зачем его злить?
Огонь в камине жарко потрескивал, но Ретте все равно было неуютно. Будущий муж по-прежнему вызывал в ней лишь одно желание — любыми средствами избавиться от него; однако о том, что станет с ней самой в этом случае, она просто не в состоянии была думать. Но в данном случае няня была права — выйти надо.
— Хорошо, я иду, — произнесла Ретта слабым голосом и поднялась на ноги.
Посланец предупредительно отошел в сторону.
В ярко освещенных коридорах замка гуляло эхо. Ретта спустилась в столовую залу, где ее уже ждал Бардульв. Увидев невесту, он сделал приглашающий жест.
— Садитесь.
Ретта повиновалась. Она по-прежнему не решалась поднять на него глаза. Засуетились слуги, подавая ужин, разливая по бокалам густое, терпкое южное вино. Ретта слабо удивилась и наконец подняла на Бардульва взгляд.
— Хотел сделать вам приятное, — пояснил тот.
— Спасибо, — поблагодарила она.
И снова замолчала. Некоторое время тишина прерывалась лишь звоном вилок. Ретта попробовала рагу из зайчатины и местный сыр, оказавшийся весьма нежным и приятным на вкус. Наконец Бардульв подал голос.
— Вы боитесь меня? — спросил он прямо. — Вижу, что боитесь. Почему? Мне кажется, лично вам я еще не успел сделать ничего плохого.
Ретта покачала головой. Чего он хочет? Чтобы она прямо выложила, что у нее на душе? Решительно невозможно. Вместо этого она предпочла задать вопрос, давно мучивший ее в числе прочих:
— Скажите, князь, почему вы не добили Месаину, а согласились на предложение отца? Ведь у вас были силы.
Она застыла в ожидании, однако Бардульв не торопился с ответом, некоторое время просто рассматривая ее с нескрываемым любопытством, и от этого холодного взгляда ей делалось неуютно.
«До чего же они с Аудмундом разные, — подумала Ретта. — Словно и не братья даже».
Тем временем молодой князь заговорил, отвечая на ее вопрос:
— По трем причинам. Первая — это отсутствие времени. Если бы я еще хоть немного задержался под стенами Эссы, то мой брат успел бы принять меры.
Он замолчал, и Ретта спросила:
— Меры к чему?
Впрочем, ответа ей и не требовалось. Она прекрасно понимала, о чем идет речь.
— Не важно. Это наши с Аудмундом дела. Вторая же причина того, что я ушел, — ваш брат.
— Мой брат? — удивилась Ретта.
— Да. В отличие от вашего отца он способный мальчишка, а поскольку, скорее всего, убить его мне бы не удалось, то в будущем он бы изрядно попортил мне кровь, вздумай я его лишить наследства. В мои планы это не входит. Ну и третья причина — это вы сами.
— Я?
Ретта даже вскрикнула от удивления. Бардульв усмехнулся.
— Да. В конце концов, мне действительно нужна жена, и ваша кандидатура меня вполне устраивает. Если, конечно, вы будете настолько любезны и перестанете трястись при виде меня так, словно я вас собираюсь убить.
В окно ударил резкий порыв ветра, заставив задрожать стекла, и Бардульв поморщился:
— Проклятая погода. В этой стране она меняется по пять раз на дню. С утра шел дождь, потом вышло солнце, теперь вот поднялся ветер.
— Вы что, совсем не любите Вотростен? — неожиданно для самой себя выпалила Ретта.
Бардульв поднял брови и посмотрел с нескрываемым ехидством:
— А вы? Вы можете назвать хоть что-то, что здесь можно любить? Что именно вас привлекает? Отвесные скалы, непроходимые леса, склочный нрав жителей или, быть может, переменчивая погода?
Ретта против воли вспомнила лицо Аудмунда, то, как он умывался в то первое их утро в лагере, и почувствовала, как краска заливает ее щеки.
— Та-а-ак, — медленно протянул Бардульв, и Ретта похолодела. — Кажется, я понимаю. Мой братец уже успел вас очаровать? Ведь так? Что ж, это он умеет, если захочет. Это в его проклятой кошачьей крови!
Бардульв с силой воткнул нож в стол. Лезвие задрожало.
— Не смею вас больше задерживать, госпожа. Впрочем, замуж вам выйти за меня все равно придется, примите мои соболезнования. Можете идти.
Бардульв резко встал, и Ретта вскочила, спеша воспользоваться разрешением.
— Доброй ночи, — с трудом выдавила она и побежала, путаясь в юбках и спотыкаясь на особенно крутых поворотах. Стражники с удивлением смотрели ей вслед. С силой захлопнув дверь покоев, Ретта обессилено прислонилась к стене. Няня, кряхтя, поднялась и посмотрела на воспитанницу.
— Что бы там ни произошло, не думай об этом, — сказала она. — Все будет хорошо. Да, кстати, твои отвары. Вода закипела, и я ее сняла. Но что делать дальше?
Ретта очнулась, тряхнула головой и поспешила к разложенным на столе травам.
Они с няней работали до середины ночи. Потом Ретта, не раздеваясь, легла на закрытую бархатным балдахином кровать и забылась тяжелым сном. А едва над восточным краем небосклона затеплилась заря, в дверь постучала служанка.
— Госпожа, — позвала она, входя в комнату, — пора собираться к свадьбе.
Ретта открыла глаза и уставилась, не мигая, на витой деревянный столбик. Где теперь Аудмунд и что с ним — ответы на эти вопросы найти не представлялось возможным. Скрепя сердце она встала, нехотя умылась и предоставила служанке полную свободу действий.
Та проворно уложила ей длинные локоны, перевив ниткой жемчуга, и достала праздничное изумрудное платье. Ретта хотела было надеть белое, привезенное из дома, но няня решительно воспротивилась.
— Это в Месаине белый — цвет невинности и чистоты, а здесь, в Вотростене, он символизирует смерть. Стоит ли бросать вызов богам, выходя на свадьбу в траурном наряде?
Впрочем, белую накидку на волосы она сочла допустимой.
Вскоре пришел гонец от Бардульва. Ретта глубоко вздохнула и стиснула кулаки.
— Все будет хорошо. Не переживай, девочка, — сказала Бериса и ободряюще сжала плечо воспитаннице.
Ретта медленно пошла к выходу, но на пороге споткнулась. Бериса бросилась к ней, но та лишь успокаивающе махнула рукой.
— Все в порядке, няня, — проговорила она. — Захвати лучше мой сундучок.
— Уже взяла, — отозвалась та.
— Где Аудмунд? — спросила Ретта словно у самой себя.
Бериса промолчала. В сопровождении слуги они спустились по винтовой лестнице и прошли в главный зал. Стража в дверях при виде будущей княгини почтительно вытянулась в струнку. Бардульв же только окинул ее внимательным взглядом и скептически хмыкнул.
— Вы так бледны, — заметил он, — словно неделю не спали. Не тряситесь, госпожа, я вас не съем. Идемте, лошади уже ждут.
Он подал руку, и они вместе вышли во двор, где уже ожидала стража.
Небо затянули серые облака, однако было безветренно и тепло. Храпели лошади, перебирая копытами, слышался звон оружия.
Ретте подвели игреневую кобылку, и Бардульв легко подсадил невесту в седло. Няня помахала рукой, давая понять, что все в порядке и она идет следом, Ретта подобрала поводья, и процессия выехала из ворот замка.
В городе было безлюдно и тихо, зато вдалеке, около главного храма, собралась огромная толпа. Она тихонько гудела, люди то и дело оглядывались на замок в ожидании новобрачных. Бардульв и Ретта проехали сквозь толпу, и ожидающие рядом с храмом советники приветствовали князя.
Ретта с трудом понимала, что вокруг нее происходит. Окружающее виделось ей словно подернутым белесоватой дымкой, и даже звуки с трудом проникали сквозь эту призрачную завесу. Ее подвели к алтарю, и жрец уже было вскинул руки, как вдруг Бардульв прервал его. Ретта встрепенулась, стряхивая дурман.
— Прежде чем мы начнем церемонию, — заговорил он, — я хочу объявить. С сегодняшнего дня эта земля принадлежит Фатраину, и вы все будете подчиняться магистру, как подчинялись моему отцу. Вы поняли меня? Ни одна вотростенская собака не посмеет больше дурно отзываться о магах! Каждый, кто скажет хоть слово, будет отдан под суд магистра, невзирая на заслуги и возраст. Впрочем, работать вам разрешается, как и прежде.
Народ потрясенно выдохнул, и над равниной повисла мертвая тишина. Вдруг стало слышно, как шелестит листва на деревьях.
— Ты бы поостерегся, мальчик, — заговорил Горгрид. — Подобные заявления в Вотростене делать опасно. Или ты забыл о существовании брата? Народ никогда добровольно не пойдет под нож некромантов.
Щека Бардульва дернулась. Он хотел уже что-то сказать, но тут один из гостей, прибывших накануне, сложил руки на груди, словно возносил молитву, и начал медленно их разводить. Между ладонями появилось свечение, и когда оно приняло форму шара, тот быстро переложил его в правую руку и швырнул, как швыряют камень. Все происходящее заняло считанные секунды. Горгрид упал замертво. Народ закричал.
— Некроманты! — бросил кто-то слово, и остальные подхватили.
Ретта буквально приросла к месту. Началась паника. Люди толкались, не в силах сообразить, в какую сторону бежать, как вдруг в этот самый момент огромные тени скользнули сверху, словно упали с неба, и встали на задних лапах в полный рост между толпой и магами. Ретта поняла, что это оборотни спрыгнули с крыши и с близ растущих деревьев. Несколько уже сформированных шаров врезались в их тела, не оставив следа.
— Проклятье, — прошипели рядом, но Ретта не поняла, кто именно это был.
Те из горожан, кто по досадной случайности до сих пор топтался где-то в стороне, поспешно бросились под защиту оборотней. Те стояли плотной стеной, в зверином обличье, вооруженные лишь когтями, но сбоку, со стороны леса, уже подходила другая их группа в ипостаси людей. В кожаных куртках, с нашитыми поверх металлическими пластинами, с двумя короткими мечами в руках. Вел их Аудмунд.
Маги поспешно расступились, и группа вооруженных фатраинцев выступила вперед.
То, что происходило дальше, слилось для Ретты в единую плохо различимую картину. Солдаты Фатраина защищали магов, те из-за их спин пытались достать оборотней, а звери в людском обличье рвались вперед с поистине кошачьей ловкостью, уничтожая солдат.
Усилия магов по-прежнему ни к чему не приводили, и кто-то из них наконец выкрикнул:
— Да нет на них никакой защиты! Магия просто на оборотней не действует!
В рядах гостей началось смятение. Один из оборотней вдруг прыгнул с места, как коты взлетают с пола на спинку кресла, взмахнул мечами, и сразу два мага упали замертво. Еще один кот в людском обличье перепрыгнул через головы солдат, врезаясь в толпу фатраинцев, и следующие два мага пали от его мечей.
— Стойте! — закричал Бардульв. — Аудмунд!
— Чего тебе? — почти сразу откликнулся тот, выходя вперед.
— Давай сразимся один на один, как мужчины. Пусть Вотростен достанется победителю.
Губы Аудмунда дрогнули в усмешке. Одно бесконечно долгое мгновение он молчал, и наконец ответил:
— Ну что ж, давай. Ничего не имею против.
— Только дай слово, что отпустишь фатраинцев, если победишь.
— А если победишь ты, то не станешь преследовать народ Вотростена и отпустишь оборотней.
— Клянусь.
Бардульв поднял ладонь к небу, произнося слова клятвы. Впрочем, по скептическому выражению на лице Аудмунда можно было понять, что клятве некроманта он едва ли верит.
— Пусть боги рассудят исход поединка, — объявил он и поднял меч.
Бардульв ударил, и меч Аудмунда серебристой молнией сверкнул в воздухе. Послышался звон металла о металл. Аудмунд двигался так быстро и ловко, что Ретта не всегда могла понять, что он делает. Он с кошачьим проворством уходил от ударов и делал быстрые, внезапные выпады, но и Бардульв ему не уступал. Противники явно были одинаково сильны, и в какой-то момент Ретте показалось, что бой будет длиться бесконечно, однако Бардульв постепенно начинал терять самообладание, не в силах хоть сколько-нибудь повредить брату. Но и Аудмунд начинал уставать, Ретта видела это. Движения его становились все медленнее, и она со страхом в сердце подумала, что усталость прежних дней, конечно же, дает себя знать. Меч Бардульва прочертил воздух, распорол куртку Аудмунда и вошел в бок. Ретта закричала, бросилась вперед, но чьи-то руки перехватили ее, и мужской голос зашептал поспешно:
— Подождите, госпожа, не отвлекайте его. Там сейчас опасно.
Она узнала одного из солдат, бывших с ними в походе, того самого, что дежурил у входа в палатку, и отчего-то успокоилась.
Аудмунд отпрянул назад, Бардульв отвел руку, на доли мгновения открывая брешь в защите, но этого мгновения хватило. Аудмунд с места прыгнул вперед, разом оказавшись почти вплотную, и ударил прямо в живот, вкладывая в удар, по-видимому, все имеющиеся у него силы. Меч пробил надетую под свадебный наряд кольчугу, легко вошел в тело и вышел со спины. Бардульв захрипел и упал на землю. Из уголка его губ потекла тонкая струйка крови. Аудмунд тяжело опустился на землю, зажимая бок рукой, и прошептал:
— Ни в коем случае не вынимайте меч.
Теперь уже Ретту никто не удерживал. Она подбежала, упала на землю около Аудмунда и принялась, путаясь в застежках и шнуровке, стаскивать с него доспех.
— Разденьте его, — приказала отрывисто, и двое солдат принялись проворно разоблачать командира.
Едва доспех был снят, она поспешно задрала рубаху и принялась прощупывать тело. Наконец, с облегчением вздохнула:
— Слава Вийюте, ничего важного не задето. Няня, дай сюда сундук.
Все это время Аудмунд находился словно в полузабытьи, но едва она принялась обрабатывать рану вином, зашипел.
Ретта густо наложила на рану мазь и приказала снова:
— Поднимите его.
Но Аудмунд мотнул головой и решительно отклонил помощь солдат:
— Я и сам пока могу сесть.
Ретта перебинтовала его и протянула бутылочку с отваром.
— Пейте.
Аудмунд понюхал, поморщился, но послушно выпил.
— Не волнуйтесь так, — успокоил он Ретту. — Ведь я оборотень. Рана заживет через три-четыре дня.
Та с неодобрением покачала головой.
— Но пока эти дни не прошли.
Аудмунд ничего не ответил. Он встал, слегка пошатываясь от слабости, и подошел к некроманту, потом вдруг издал звериный рык и, выпустив когти, одним рывком оторвал ему голову и отшвырнул прочь. Княжеский венец покатился по земле и застыл в отдалении. Аудмунд был бледен, на висках его блестели капельки пота.
— Сожгите голову некроманта, — приказал он. — И труп тоже. Магов выпроводить вон из Вотростена.
Несколько солдат поспешили унести тело прочь.
Все это время стоявший в стороне жрец поднял древний венец, который носили все князья Вотростена, тщательно вытер его рукавом и подошел к Аудмунду.
— Как бы то ни было, — заявил он, — стране нужен князь.
С этими словами он надел венец на голову Аудмунда и, возложив ладони ему на лоб, зашептал молитву, призывая Пятерых, а также Великую Мать, и прося у них благословения правлению нового князя. Наконец он убрал руки и отступил на шаг.
— Да здравствует князь Аудмунд! — объявил жрец в полный голос.
Толпа восторженно заревела. Дети прыгали, вскидывая руки в победном жесте, женщины украдкой вытирали слезы.
— Да здравствует князь! — орали во всю глотку мужчины.
Аудмунд дождался, когда крики радости стихнут, и заговорил, словно продолжая прерванную речь:
— А еще Вотростену по-прежнему нужна княгиня, — он обернулся к Ретте. — Ведь так? Не уезжать же вам теперь домой, раз первый жених погиб. Вы согласны?
Ретта кивнула слабо:
— Согласна.
И, неожиданно для самой себя смутившись, опустила лицо.
— В таком случае, — продолжал Аудмунд, — не вижу смысла собираться два раза по одному и тому же поводу. Продолжай церемонию, жрец. Свадьба сегодня все-таки состоится.
Он взял Ретту за руку и подвел к алтарю, другой рукой же тяжело оперся на услужливо протянутый кем-то меч.
Жрец во второй раз воздел руки, призывая богов. Были принесены положенные жертвы Великой Матери — пара голубей, сладкий мед и яблоки, — и Аудмунд обвел невесту вокруг алтаря. Толпа жадно внимала происходящему. Наконец жрец объявил Аудмунда и Ретту мужем и женой, и князь спросил новоявленную супругу, тихонько усмехаясь в усы:
— Ну что, княгиня? Стерпится-слюбится?
Она в ответ подняла глаза и посмотрела на стоящего рядом мужчину, и впервые за бесконечно долгое утро улыбка осветила лицо Ретты:
— Многая лета, Аудмунд, князь-оборотень.
— Поцелуй ее! — закричали вдруг из толпы, и народ подхватил: — Поцелуй княгиню, Аудмунд!
Князь передал ближайшему солдату меч, наклонился, отвел выбившиеся из прически локоны от лица Ретты, потом обхватил его ладонями и осторожно коснулся губами губ, обдавая теплым дыханием. Ретта замерла. Ей вдруг стало неуютно и чуть-чуть страшно. Весь этот шум и крики вокруг, капли крови на лице Аудмунда сбивали ее с толку. Голова немного кружилась, а сердце испуганно колотилось в груди. Ладони Ретты вспотели, она была готова вырваться и бежать без оглядки в замок. Но на них смотрели. Люди ждали, предвкушая зрелище, столь желанное после пережитого всеми потрясения. И, самое главное, ждал ее муж. И тогда Ретта решилась. Она потянулась Аудмунду навстречу, и сразу колкие усы защекотали лицо, а губы его оказались такими ласковыми и нежными. И в этот самый момент Ретта успокоилась. Сердце выровняло ритм, а на душе стало легко и радостно. И она положила руку Аудмунду на грудь.
Вновь со всех сторон полетели крики. Аудмунд обнял Ретту, прижимая к себе, и на головы их посыпались заранее припасенные женщинами лепестки цветов.
А в это время солдаты, взяв оставшихся в живых фатраинцев в кольцо, в сопровождении небольшого отряда оборотней вели их в сторону порта.