XXV. Зеленый чай со сливками

Владимир Еремин
Еще в Томске я задался мыслью сделать К. подарок на прощание. Однажды у нас был такой разговор по телефону:

– Здравствуйте, К.С. Можно пригласить? Я уже сегодня звонил…

– (перебивая) А это я.

– Ну, вот видишь, долго жить будешь – не узнал я тебя. Трубка здорово искажает голос. Чем занималась?

– К репетитору ходила, уже освободилась. Знаешь чернявого мальчика из Г-класса?

– Это тот, что вечно с плеером ходит?

– Насчет плеера не знаю, маленький такой, щупленький.

– Что-то не припоминаю. А что?

– Разбился он на машине. Из тех, кто в салоне был, только бабушка выжила.

– Лицо в памяти начинает проясняться. Но более ничего определенного сказать не могу. Жалко парня, чего говорить.

– Вот и я в себя прийти не могу. Был человек и нету.

– Не переживай так.

– (не слушая) Я буквально вчера с ним разговаривала.

– А какие у тебя любимые цвета?

– Голубой и розовый.

– А размер какой надеваешь?

– Сорок шестой… Послушай, ты что, хочешь мне…

– (не дослушав) Возможно. Но я еще не решил окончательно.

– (быстро) Мне ничего не надо.

– Мы расстаемся навсегда. Это особый случай.

– Все равно.

– Привезу тебе сувенир из далекой Сибири.

– Спасибо тебе большое. Настроение такое…

– …что хочется петь. Послушай, вот.

Между нами десять тысяч километров,
Все перроны, перегоны да дожди.
Стаи тысяч облаков искали ветра,
Но я скоро приеду, подожди.
Но уж очень скоро в сереньком конверте
Я приеду и прижмусь к груди.

Наверное, пел я отвратительно, поскольку К.С. бросила трубку.

– Что это у тебя играет? – спросил я. Но ответа не было. Даже заканчивать разговор надо уметь – с музыкой!..

В Томске я обегал все магазины, все рынки, но ничего подходящего не нашел.
 
Ситуация осложнялась тем, что я все не мог определиться, что же преподнести: махровый халат или нижнее белье. Деловито прохаживаясь вдоль товарных полок магазинов, я то и дело хватал понравившиеся мне женские предметы особой гордости или зависти, крутил их в руках, подносил к носу, медленно втягивая воздух, прощупывал материал, из которого они были сделаны. Мама помогала мне разобраться во всем изобилии белых, красных, черных, больших и малых лифчиков.

– А ты размер ее груди знаешь? – спрашивает мама.

– Как-то неудобно спрашивать… Деликатно.

– Я использую средний размер, С. Можно рискнуть.

– Надо все просчитать, – отозвался я. – Вдруг жать будет.

– Тогда лучше комбинацию. Выбирай слева, разноцветные.

В тот день мы так ничего и не купили. А однажды вообще зашли в какой-то супердорогой салон – продавцы в нем полчаса искали, есть ли у них махровые халаты. Оказалось – нет.

История с халатом закончилась тем, что мы приобрели его в родном Витебске, розовый и сказочно мягкий, а из Сибири привезли зеленый чай.

Итак, 11 августа 2005 года я поднимался вверх к квартире К. С. Она красила волосы в рыжий цвет, поэтому встретила меня с полотенцем, обмотанным вокруг головы. Внешне она была все та же – большие проникновенные глаза, густые брови, приветливый жест рукой.

Она, конечно, сразу же предложила мне чай.

– Будем пить сегодня необычный, – проговорил я, предлагая на выбор два пакетика с благоухающим содержимым. – Попробуй угадать, какой из них какой?

К. осторожно поднесла первый к носу:

– Ой, – захлопала она в ладоши, – это же мороженое так пахнет ванильное!

– Тепло, – подзадорил я.

– Это… это что-то воздушное, легкое, молочное!

– Горячо!

– Сливки!

– С черничным йогуртом! Теперь вторая загадка.

 К. втягивала воздух столь аккуратно, будто его осталось на планете ничтожно мало – каждый грамм на вес золота.

– Это сложный состав. Так сразу не понять, – сказала К. после некоторого раздумья.

– По правде говоря, я и сам не знаю, что в нем. Бирочку сняли при продаже. Помню только, что из Страны Восходящего Солнца. Помогает от головных болей и переутомления. Забирай себе!

– Буду им гостей угощать! – просияла девушка.

– А халат ты себе еще не купила?

– Себе нет. Маме.

– И не надо. Он ждет тебя в прихожей. Примерять будешь?

– Я не знаю. Я… стесняюсь.

– Если не по размеру, скажи – поменяем.

Тут что-то фантастическое произошло – девушка подбежала, моя левая щека запылала. Я даже не мог ничего сказать в первую минуту, получив свой первый и пока последний поцелуй.

Привел в себя меня голос Михаила Задорнова из телевизора. Он рассказывал знаменитую историю про русских клиентов под американские «дринки».

– Очень люблю слушать этого юмориста. Мама говорит: «Можно улыбнуться, но чтобы так хохотать!..»

– О, он очень знаменитый сейчас. Сам про себя анекдоты рассказывает.

– Какие, например?

– Едет Михаил Задорнов по шоссе. Превысил скорость. Его гаишник останавливает: «Вы нарушили скоростной режим. Ваши документы». Машина слегка опускает стекло. Гаишник опять: «Вы превысили допустимые нормы». Стекло опускается полностью. Лицо Задорнова приобретает выражение готовности к подобострастию. Однако ничего подобного бравый служитель закона демонстрировать не спешит. «Последний раз предупреждаю. Я буду вынужден наложить административный штраф». Наконец Задорнов проронил:

– Вы что, меня не узнаете?

– Узнаю, – последовал немедленный ответ. – Но я Вас терпеть не могу.

Мы засмеялись с К. одновременно.

– И на сколько мы продлили себе жизнь? – сказал я вслух. И мы улыбнулись друг другу.

***

Позже я несколько раз настойчиво звонил К., просил о встрече. Но ничего не дается дважды. Когда я в очередной раз набрал ее номер, мне ответил мужской голос.

– Тебя зовут Вова, тебе нужна К., но не звони ей больше, – слышно было, как в трубке развязно курили и даже пускали кольца.

– Почему?

– Она подлаживается под парня, им нельзя мешать.

– А Вы тогда кто такой?

– Меня зовут Андрей. Этого достаточно.

– Хорошо, – только и смог выдавить из себя я. – Только чем мои редкие звонки могут помешать?

Ответом были длинные гудки. Обстоятельства помогли мне понять то, что необходимо отступить. Бороться не было смысла, так как К.С. не любила меня. Даже обнимала при прощании через силу, отстраняясь, с улыбкой, неизменной улыбкой на лице. Мне осталась только книга эта, несколько фотографий, две открытки и четыре безответных письма, на которых все и закончилось. Да и что она могла написать?

2007