Хиникс пшеницы за динарий

Рита Клем
…осыпавшиеся белила и запах нафталина. В разогретом лучами прожекторов воздухе кружится невесомая пыль. Под ногами прогнившие доски и алые лепестки. Ступать по ним нужно осторожно, чтобы ненароком не пораниться о невидимые шипы. Ведь там, где розы, и шипы обязательно найдутся. Но взгляд направлен только вперёд… Там счастье… Там он… Его лицо почти скрыто под чёрной маской, кружева на рубашке в рубиновых каплях. Он протягивает руку. Делаю шаг, ещё один. Его лицо совсем рядом. Он смотрит мне в глаза и…

— Ой, а вы в театр едете, да? — розовощёкая толстушка опустила тучное тело прямо на соседнее сидение. Огромный шарф по глаза, пухлые пальцы с трудом удерживают стакан из Старбакс, объёмом не меньше 0,5 л. Вагон же полупустой — что за люди? — Простите, я просто букет увидела. С таким букетом больше некуда ехать на этой ветке. Только на «Горе от ума», — она прыснула, будто действительно забавно сострила, и подтолкнула меня локтем. — Так вы на спектакль? — видимо, решила довести меня своей компанейской дружелюбностью.

— Да, — процедила я сквозь зубы и плотнее прижала к себе розы.

— Я тоже! — непонятно чему обрадовалась толстушка. — Давайте тогда познакомимся? Я — Варя.

— Владлена, — выпалила я первое вспомнившееся мне на станции «Площадь Ильича» имя.

— Ух ты! Так по-французски, прямо как «Мадлена»… Но «Варвара» тоже незаурядно звучит, правда? А если я уеду заграницу, буду Барбарой. Удобно, — она мечтательно возвела глаза к потолку. — А ты первый раз на этот спектакль?

Теперь ещё и «ты»! Просто свинство. Мне ничего не стоило выйти из себя, но я решила повременить. Ведь сегодня самый счастливый, самый долгожданный день в моей жизни. Ничто не сможет его омрачить.

— Да, первый, — я покосилась на круглую и довольную моську Вари.

Всего минуту с ней знакома, а уже всё про неё поняла. Она тот тип людей, которых я не переношу. Объедается в Макдональдсе, не испытывая угрызений совести, пока я считаю каждую калорию, страшась снова набрать с таким трудом сброшенные килограммы. У неё (наверняка, с рождения) ровные белые зубки — я три года носила брекеты. Она смахивает на натуральную блондинку, что очень сочетается с голубыми глазами — я уже пять лет скрываю свой мышиный цвет под ярко-рыжей краской, а близорукость под зеленоватыми линзами (хотя бы одним выстрелом двух зайцев). Я много работала над собой, чтобы выглядеть приемлемо. Чтобы моё незапоминающееся лицо можно было без труда назвать симпатичным. Я готовила себя к переезду в Москву пять лет. Готовила себя к этому спектаклю.

— Если хочешь, я могу провести тебя за кулисы, — всё также воодушевлённо щебетала она.

— Что? — я не сразу осознала услышанное. — За кулисы?

— Ага, — она гордо кивнула и шумно отхлебнула кофе. Наверняка, это самый калорийный из тех, что там есть. — Связи, знакомства, понимаешь?

— Т-ты там работаешь?

— Не, но моя бабушка гардеробщица.

— Хорошо, — я выдавила вынужденную улыбочку. — Я буду очень благодарна, если проведёшь…

— Да без проблем! — её пухлый кулачок впечатался мне в плечо.

Странно. И давно ли внучки гардеробщиц имеют доступ за кулисы? Да ещё и тащат туда, кого попало. Но это нелепое совпадение — неспроста. Это Вселенная помогает мне. Я шла к своей цели 5 лет. Теперь всё должно выгореть.

Перед выпускными экзаменами в одиннадцатом классе в театр моего городка приезжала труппа из Москвы. Ставили «Горе от ума». В моей семье не было заядлых театралов, но тут мама не желала слушать никаких возражений: ведь главную роль играл любимый племянник директора ткацкой фабрики, на которой она столько лет проработала. Как это всё было связано со мной — неизвестно. Может, поступь Рока, судьба? Не знаю. Но когда на сцене появился двадцатичетырёхлетний Александр, недавно закончивший Щуку, меня будто холодной водой окатили.

Семнадцать лет сердце ни на что не отзывалось. А тут я не могла оторвать взгляда от незнакомого мне человека, от юноши в роли Чацкого. Я вышла из театра, повторяя про себя строчки:

Чтоб, кроме вас, ему мир целый
Казался прах и суета…
Чтоб сердца каждое биенье
Любовью ускорялось к вам…

И никому об этом не рассказывала. Ни единой душе. До того момента я думала, что влюбиться в кого-то недостижимого, вроде рок-музыканта или кинозвезды, может только легкомысленная дурочка, вроде одной из моих школьных подружек. Я тешила себя уверениями, что мой случай не совсем клинический. Ведь косвенно, через третьи-четвертые руки, но я как бы знакома с ним.

Я заинтересовалась театром, как ничем до этого. Прочла все книги, в постановках которых он принимал участие. Выучила его биографию лучше своей. Он с каждым годом становился всё популярней в театральных кругах, вокруг него вились чокнутые фанатки (конечно, не имеющие ничего общего со мной и моим возвышенным чувством). Я знала афишу с его участием на год вперёд. Он и всё о нём — только это я хотела знать. Не экзамены и зачёты, не посиделки с подвыпившими однокурсниками — только его.

Тогда-то моя цель и приняла видимые очертания. Я должна быть с ним и ни с кем другим! Первым делом я занялась исправлением внешности — кому нужна толстуха? Уж точно не утончённому и аристократичному артисту. В институте старалась на повышенную стипендию, чтобы при любом удобном случае примчать в Москву и, хотя бы с галёрки, посмотреть на него. Я трудилась не покладая рук, чтобы однажды перебраться в столицу, ближе к нему. Чтобы взрослой, привлекательной и успешной предстать перед ним и однозначно дать понять — мы созданы друг для друга.

Это казалось таким лёгким и естественным! Я ведь слушала только ту музыку, что он любил, смотрела те же фильмы, могла бы сыграть любую его роль — так хорошо знала слова. Я даже знала наверняка, что можно сказать ему при встрече. Мы же родились в одном городе! Его дядя — он же начальник фабрики, где работает моя мама… Это же сплошные совпадения, правда? Он бы рассмеялся своим восхитительным смехом, и его бы охватило то же самое чувство — будто мы знакомы уже тысячу лет. Мы бы поженились и были счастливы до скончания века.

Но к исполнению этой до боли банальной мечты вёл такой тернистый путь. Верить в чудеса я не привыкла, но в том, что эта моя мечта когда-нибудь сбудется, я не сомневалась. И вот я ехала на решающую встречу, обнимая огромный букет, сжимая до боли сумочку. И вот я встретила Варю, у которой есть доступ за кулисы. К нему! Проведение!

Мы сошли на нужной станции. Моя новая знакомая всё время о чём-то трещала, не замолкая, даже когда прихлёбывала кофе. Я не видела ни синего осеннего неба, ни солнечных клёнов, ни размазанных огней фар. Только дорогу перед собой.

В театре Варя протащила меня в вип-партер. Я была не против. Было душно, очень людно, пахло дорогими духами. Красиво одетая столичная публика с видом знатоков листала программки. А я боялась пошевелиться и сморгнуть, когда в свете софитов появлялся он, как зримое воплощение всяческих совершенств. Звучал его нежный голос, от одного звука которого хотелось забиться в конвульсиях.

Но спектакль так невозвратимо быстро прошёл. Я поднесла ему цветы. Они затерялись среди множества других букетов. Он даже и не взглянул на меня… Но у меня было секретное оружие. О, эта Варя! Судьба. Мой билет в счастливую жизнь. Без её участия ничего бы не случилось…

Пока мы шли по коридорам к его гримёрке я, преисполненная благодарности, раздумывала, как отплачу моей новой подруге. Может, когда мы с Александром станем парой, попросить его познакомить Варю с каким-нибудь его неприметным коллегой? Театры же полны такими блёклыми, не слишком симпатичными людьми, статистами всякими. Странно, что бабушка ещё не нашла ей такого. Или?.. Надо будет узнать.

Когда дверь в святая святых распахнулась, я едва совладала с дрожью. Он! Обернулся и заулыбался. Что за прелестная улыбка!

— Варенька, привет, — он кинулся к толстушке, будто меня здесь и не было. Они обнялись и поцеловались. — Ну как?

— Превосходно, любимый, как всегда. А это, познакомься, моя новая подружка, Владлена — поклонница твоего творчества.