Вселенная транса бесконечна?

Вячеслав Аргенберг
Загадка и ирреальность... «Если вселенная транса бесконечна действительно, значит, есть много копий нашей планеты, и где-то сейчас происходят те же события – копия меня пишет копию текста этого. Если вселенная бесконечна и вправду, то прямо следует из этого факта, что ты точно так же ждешь, когда я вернусь обратно, где-то там – в глубине далеких галактик. Если обдумать подробнее эту гипотезу, посерьезнее вдуматься в ситуацию, то помимо миров, повторенных полностью, есть и такие, что могут чем-то отличаться. Получается, что где-то на задворках созвездий есть такие версии нашего мира, где мы с тобой либо уже не вместе, либо изначально прошли друг друга мимо. И мы там, может быть, даже счастливы, то есть опять же не мы, а они, к счастью. Эти варианты могут быть самыми разными, но о них не хочу даже думать сейчас я». То, о чем не хотел думать Иван Алексеев – разные варианты копирования и повторений во Вселенной. Ему следовало бы излагать так: «Транс – одинокий ребенок, брошенный всеми в пустом магазине игрушек, бродящий среди полок, убивающий время, понимая, что взрослым не нужен. Он собрал уже тысячи разных секвенций, он распечатал все циклы и звенья, но он все еще ищет детали для пазлов, он все еще ходит по кругу».

Как известно, основа трансового звучания в музыке – повторение, которое может наводить на человека условные «состояния транса», от совсем легких до более глубоких. Здесь подразумеваются так называемые трансовые фразы, циклы или звенья, чаще всего оформленные в виде секвенций или специальных аккордовых прогрессий (последовательностей). Музыкальная секвенция (латинское «sequentia, последование») – основной трансовый прием, который сводится к последовательному повторению мелодической фразы или гармонического оборота на разной высоте. Почти всегда это повторение с изменением или развитием – с изменением тональности, например, или с изменением спектра. Секвенции бывают разные: мелодические, гармонические, восходящие, нисходящие, диатонические, хроматические, немодулирующие, модулирующие и т. д. Музыка существует во времени, а время – это постоянное изменение. Секвенсорное развитие в музыке уникальным образом позволяет удерживать узнаваемый мотив (фразу, оборот), раскрывая по ходу развития в нем новые грани и новые смыслы, что являет собой истинный пример единства и борьбы противоположностей. Диалектика постулирует внутренним источником всякого развития борьбу противоположных сторон, которые, тем не менее, в то же время пребывают в единстве. Мотив, фраза или оборот во время приведения секвенции одновременно и сохраняет свое лицо (единство в развитии), и приобретает другой характер звучания (борьба, взаимоотрицание в развитии). Есть еще один термин – рифф (английское «riff»), или остинато (латинское «sobstinatus, упорный, упрямый»), многократное повторение мелодической фразы (мелодическое остинато), ритмической фигуры (ритмическое остинато) или гармонического оборота (гармоническое остинато). Смысл остинато в трансе в том, что короткая мелодическая фраза остается неизменной, в то время как контекст, в котором она звучит и воспроизводится, постоянно прогрессирует и меняется – это делает развитие очень гипнотичным, завораживающим. Вся эта драматургия многократных возобновлений, циклов, воспроизводящих себя прогрессий, арпеджио, риффов, двигающихся секвенций и остинато, живущая независимо и над основным ритмом или вообще без басовой линии и какой-либо выраженной ритмической картины, и делает из композиции то, что в первом приближении можно назвать трансовой музыкой.

В массовом сознании транс как стиль музыки часто ассоциируется с двумя магистральными направлениями: пси-трансом (психоделическим трансом, псай-трансом) и прогрессив-трансом, однако транс, на самом деле, очень древнее явление – его вселенная бесконечна, его проявления бесконечны. Можно условно предположить, что транс существует рядом с человеком, как минимум, со времен начала палеолита – около двух с половиной миллионов лет. А во Вселенной транс существует, как минимум, с момента ее начального расширения из состояния космологической сингулярности – порядка 14 миллиардов лет. Транс «встроен» во Вселенную и человека в самом основании, на самом глубоком уровне, и живет там на всех уровнях рассмотрения и изучения, – что мы и покажем в этой статье.

Мы могли бы сейчас взять жанроопределяющий, классический, очень идейный, никем до сих пор не превзойденный альбом Twisted (1995, Dragonfly Records) Саймона Посфорда, по которому все сверяют часы; или лучшие из его альбомов, которые он вместе с Рональдом Ротфилдом выпускал под именем Shpongle. Могли бы вернуться к нестареющей классике Astral Projection Ави Ниссима и Лиора Перлмуттера. Могли бы прикоснуться к наследию Бена Уоткинса (Juno Reactor), Николаса Барбера (Doof) и Мартина Фриланда (Man With No Name), и много кого еще, – иных уж нет, а те далече. Лучшие из упомянутых неназванных авторов имеют израильское, британское, немецкое и скандинавское происхождение. Все это – достойная, в достаточной степени трансовая музыка с обилием развитий, наслоений, нагнетаний, со сложной развитой драматургией из массы петель, циклов, секвенций, прогрессий и прочих чисто трансовых элементов. Как принято считать, зародилось это обширное психоделическое наследие на пляжах северного Гоа в Индии в начале 1990-х годов. Но, при всем уважении к трансовой психоделии 1990-х и 2000-х, надо заметить, что транс этот, психоделический, дипломатично выражаясь, не достаточно чистый – уже с примесью некоторого количества энтропии в виде, например, пульсаций и секций прямого бита – вещей, не являющихся определяющими для генетического кода транса.

Есть много других разновидностей трансовой музыки, не менее – а иногда даже более – трансовых. Если вы хотите прочувствовать, что такое транс в чистом, рафинированном виде, каким он, вероятно, был миллион лет назад – высшей возгонки и духовности транс – то попробуйте погрузиться в потрясающую, неповторимую атмосферу композиции Callisto (Synthapella) с альбома Luna (2011, Systematic) немецких техно-минималистов Стефана Бодзина и Марка Ромбоя. Попробуйте представить и удивиться, как невообразимо много всего можно передать одной единственной секвенцией из трех аккордов, пущенной в нескончаемое путешествие по бездонным мирам и закоулкам человеческой души. Вот здесь и раскрывается чистая неприкрытая, обнаженная суть трансовой музыки. Самые проникновенные и масштабные трансовые развития строятся на основе очень коротких оборотов в три-четыре аккорда.

Или послушайте как, например, начинается второй диск компиляции In Search Of Sunrise, Vol. 5, Los Angeles (2006, Songbird) от Tiesto. Двухминутный трек Pink Elephant / LAX. Это тоже рафинированный, почти стопроцентный транс без каких-либо примесей. На волшебной секвенсорной подложке развивается основная, одна единственная тема, состоящая из цикла в четыре аккорда, которая в пике своего развития становится пятиаккордной, – но как много она говорит! И что может быть проще, глубже, непостижимее и проникновеннее?

Таких примеров разряженного минималистичного звучания чистой трансовой природы появляется в последнее время очень много. Взять, например, интересные эксперименты с басовыми петлями и голосовыми сэмплами у Уильяма Бивэна. Для всех музыка Burial – это дабстеп, гэридж и где-то амбиент. Да, это так, но это только внешняя ее форма. А в своей сути многие композиции имеют трансовую структуру и построение. Если разобраться, у Burial дабстеп и двухшаговый гэридж используются как инструменты, чтобы уже с помощью них играть транс в неявном, замаскированном виде. Или дебют команды Мэттью Макбрайера и Энди Фергюсона (Bicep) из Северной Ирландии – туда же, но еще интереснее. Аксель Вильнер (The Field) – еще один неподражаемый трансовый «партизан» из Швеции, играющий практически чистый транс, спрятанный под видом атмосферного минимального техно.

Находясь на этой волне, следует особо отметить плодотворного английского музыканта Николаса Брейсгердла (Chicane), уже больше двадцати лет выпускающего отличный материал в авторском стиле, который можно охарактеризовать как особую уникальную комбинацию амбиент-, вокального и прогрессив-транса с длинными мелодичными вступлениями, атмосферными вокальными партиями, разлитыми повсюду солнечными настроениями эйфории, ностальгии, солнца, лета, ветра, моря, и, как он сам объясняет, с «эпической летней морской атмосферой Ибицы и Балеарских островов». Николас – волшебник, виртуоз по части смешивания эйфории, ностальгии и меланхолии в музыке. Однажды он признался, что пишет мелодии, всегда ретроспективно вызывая в памяти воспоминания из далекого прошлого о каком-либо красивом месте или событии из его жизни, – все это чувствуется и очень проявлено в его творчестве. На каких-то альбомах – Easy to Assemble (2003) – эйфория и энергия выходят на первое место. На других – The Place You Can't Remember, The Place You Can't Forget (2018) – наоборот, преобладают умиротворенные настроения спокойной задумчивости и ностальгии с нотками меланхолии. Николасу Брейсгердлу удается мастерски раскладывать короткие вокальные партии в повторяемые последовательности на трансовый манер – вместе с обычными инструментами он искусно задействует красивое мужское и женское пение для создания и закрепления трансового гипнотического воздействия своих сочинений. Транс, исполненный человеческим голосом – что может быть лучше?

Примеров роскошного трансового звучания достаточно и в традиционной британской школе прогрессив-хауса 1990-х, 2000-х годов с ее бессмертными эпохальными компиляциями от таких издательств, как Renaissance, Bedrock и Platipus. В качестве показательного, возьмем, например, ремикс Чарли Мэя на композицию Deep Love трип-хоп-группы Mandalay. Ремикс создан настолько талантливо и переработан так глубоко, что от оригинального звучания почти ничего не остается – фактически это совершенно новая, полностью воссозданная заново композиция, несущая в себе много новых повествовательных линий и настроений. В этом треке мастерски, органично и равноценно соединились три условно магистральных направления современной клубной танцевальной музыки: хаус, техно и транс. В композиции присутствует поступательное движение, история, разворачивающийся ровный ритм в размере 4/4, начало, развитие, развязка и финал, а, значит, ее можно смело отнести к породистому английскому прогрессив-хаусу. С другой стороны, во второй ее части на передний план выходит заметная доля «затрансованности», создаваемая роскошными гроздьями петель, секвенций и красивыми минорными прогрессиями, которые очень органично вплетены в основное ритмическое полотно, – значит можно предположить, что здесь есть заметная доля транса, который, как становится ясно в конце, и задает основное настроение развязки и финала. С третьей стороны, звучание камерное, минорное, плотное, тембрально акцентированно техноидное, гипнотичное, а значит, его можно классифицировать и как техно. Эта крайне идейная тема завершает компиляцию MMII (2002, Bedrock Records) от Джона Дигвида. Мы видим, что транс и хороший прогрессив-хаус могут быть братьями или, как минимум, близкими друзьями – и могут мутировать друг в друга вплоть до неотличимости.

В последние тридцать лет все «трансуют» – кто-то открыто и напрямую, кто-то шифрованно и закамуфлированно. Трансует Пол Маккартни в песне Heather/Queen of My Heart (2001, Driving Rain), посвященной его второй жене, и делает это так, как будто играет инструментальный инди-поп-рок, – а начал он это делать еще в 1970-х. Трансует Мадонна – очень плотно и объемно, преданно душой и телом – начиная с эпохи Ray of Light (1998) – лучшего из ее альбомов, записанного вместе с Уильямом Орбитом. Удивительно, но Алла Борисовна Пугачева тоже трансовала – как минимум в середине 1980-х, а может и раньше – вместе с Юрием Чернавским. В песне «Сирена» не меньше сотни раз за шесть минут она «призывает день, который завтра будет, и, призывая, говорит, что все будет так, как она велит, и как она задумала сначала, когда впервые эта песня прозвучала». И миллионы советских школьников летом 1986 года на пионерских дискотеках детских лагерей Черного, Азовского и Балтийского морей тоже усиленно трансовали вместе с молодым Владимиром Пресняковым, в тех местах «где спит придорожная трава и мчатся к океану по рельсам поезда, не понимая, зачем им снятся острова, и почему время так медленно идет?». А летом 1987 года они уже серьезно трансовали под ультрамодный прорывной брейкс-мотив Rockit Херберта Хэнкока из фильма «Курьер» Карена Шахназарова, который стал классикой. А самые продвинутые из них – от основной темы «Курьер» Эдуарда Артемьева. Да что говорить, успели мы натрансоваться музыкой Эдуарда Артемьева в лучших советских фильмах 1970-х и 1980-х годов. Талантливая музыка Артемьева создавала в лентах Тарковского, Михалкова, Кончаловского и в кино множества других советских и российских режиссеров нужное настроение, расставляла акценты, задавала темп – нередко с помощью транса, амбиент-транса, и всех видов синтезаторной секвенсорики. Вот так советские пионеры танцевали на берегу моря в конце 1980-х, – и не знали, и представить не могли, что в это время происходило в клубах Детройта, Чикаго, Лондона и Нью-Йорка, и какая культура уже была сформирована на пляжах Гоа, в Анджуне и Вагаторе, и только ждала своего рождения, момента своего неотвратимого появления на свет.

С начала 2010-х годов переживают подъем так называемые псайбиент (Psybient), псайчилл (Psychill), псайдаб (Psydub) и амбиент-транс – направления, имеющие самое прямое отношение к трансу, где трансовые приемы и элементы органично вплетаются и подаются в тематике и проблематике амбиента, даба и этнических мотивов. Изначально, этническая музыка как носитель древности и традиций несла в себе много признаков и атрибутов транса. Это можно проследить на примерах корневых музыкальных традиций большинства народов мира. С позиции мировоззренческого и идеологического посыла, современные амбиент-транс и псайбиент обычно относят к тематике «космоса», психоделии и этники. В этой области можно отметить французский лейбл Ultimae Records и таких музыкантов как Магнус Биргерссон (Solar Fields), Винсент Виллюи (Aes Dana), Йоханн Хедберг и Даниэль Сегерстад (Carbon Based Lifeforms). Наши соотечественники Роман Алексеев и Владимир Седов из Москвы (Koan) держат марку и выпустили уже не меньше десяти очень достойных альбомов в этом направлении. Здесь много мелких талантов и всех их не перечислишь. Среди музыкантов старой волны было принято включать медленные трансовые развития в свои альбомы – это считалось хорошим тоном и показывало и раскрывало истинную суть и красоту такой музыки. Формула проста: убираем из стандартного психоделического полотна все секции выраженной прямой бочки, замедляем движение в полтора раза, получаем на выходе красивый, задумчивый псайбиент и псайчилл с вкрадчивыми, завораживающими повторениями фраз, звуков и аккордов. Гоа-транс и псай-транс получаются обратной конвертацией. На лицо инвариант и прямое соответствие. На практике некоторые альбомы Cydelix (Георгий Делигианис) и Koan звучат практически как чистый прогрессив-транс. А музыка Solar Fields и Zymosis (Дмитрий Лихачев) легко реконструируется в классический пси-транс при желании. Псайбиент и амбиент-транс занимают перспективное и очень важное место в современном трансе, определяя его возможное будущее. Эти направления показывают насколько серьезна и глубока может быть трансовая психоделическая музыка, как сильно она отличается от других жанров, как много настроений может нести с собой. Ни в одном жанре нет такого свободного подхода к чередованию мажорных и минорных аккордов, нет такого акцента на минор и соответствующей ему глубины, интроверсии и задумчивости, нет богатых и экзотических минорных гамм и микротональности. Тут особая динамика, особый мир, ритмы, звуки, подходы, настроения. Одним словом – космос и психоделия. Внешний космос и космос внутренний. Как авторитетно сообщает сербский музыкант Страхиня Малетич (Fourth Dimension) из Белграда: «В этой музыке универсальное присутствие и единая, вездесущая энергия, которая пронизывает реальность и наше существование, оживленная частотами, исходящими от плазменных гигантов, что мы называем звездами... Ионизированные газы, свободные электроны и положительные ионы танцуют и движутся вместе, звезды воспламеняются посредством трансцендентного синтеза плазмы, рожденной из совершенной формы».

Вернемся к традиции, к давнему заслуженному «трансовику» всех времен и народов – Оливеру Либу (L.S.G.) с Hooj Choons и Superstition Records. Его эпохальные трансовые гимны в различных ремиксах и вариациях – I'm Not Existing, Into Deep, Netherworld, Fragile, Shecan – в 1990-х годах показали всему миру, как надо писать транс. Это почти стопроцентное попадание в жанр – пущенные в галоп по вселенной тысячи звеньев и циклов навсегда и безвозвратно уносят сознание в другие галактики. Другие примечательные представители ранней немецкой волны начала и середины 1990-х: Ральф Арманд Бек (DJ Taucher), Инго Кунци (Ayla, Tandu), Андреас Томалла (Talla 2XLC), Матиас Хоффманн (Cygnus X), Маттиас Пауль (Пол ван Дайк), Ролф Эллмер и Маркус Леффел (Jam & Spoon), Фрэнк Томизек (Da Hool), Андре Таннебергер (Sequential One, ATB), бельгиец Кристиан Джей Болланд (C. J. Bolland). Многое из того, что выпускалось электронными музыкантами Германии в 1990-х годах, несло с собой существенный, заметный трансовый оттенок, даже если это называлось более привычными словами «техно», «электроника», «евроданс». Пример – замечательная команда U96 Инго Хаусса и Хайо Леверенца.

Ну и, наконец, обратимся к Клаусу Шульце, Эдгару Фрезе и берлинской школе секвенсорного аналогового звука 1970-х годов. Запредельные пространства, печаль, меланхолия, одиночество, гипнотически повторяющиеся последовательности нот, а на фоне неторопливо и отстраненно разворачивается драматургия композиции – тоже посредством последовательностей. Очень погружающе, очень глубоко, органично, грациозно, туманно – и со смыслом. Неповторимый космизм 1970-х: пилотируемые космические программы «Аполлон», «Скайлаб», «Союз», «Салют». СССР и США начинают жить в космосе, а в Берлине изобретают новое звучание для космоса. Серьезный, нешуточный, тотальный транс. Именно так звучит печаль безвоздушного пространства. Не стоит рассматривать эти фантастические коллажи и узоры, секвенсорные паутины абстракции, рисуемые ирреальные миры, как нечто фоновое. Наоборот, с помощью этих музыкальных полотен мы можем разбудить в себе глубокие воспоминания, раскачать сильные переживания, погрузиться в многогранный проникновенный транс – такая музыка делает внутреннее пространство более глубоким, открывает двери подсознания, привносит элемент волшебства, тайны, загадки, ирреальности в обычную жизнь. Вот как описывает берлинскую школу электронной музыки известный российский диджей и радиоведущий Мартин Ландерс (Сергей Тутов): «Это музыка, рисующая полотно – иллюзорная, психоделическая, ассоциативная. Как правило, это глобальные музыкальные полотна, построенные зачастую на нескольких повторяющихся музыкальных движениях-кольцах, по мере развития, обрастающие яркими выразительными мелизмами с одной или несколькими мелодическими линиями. Это картинная музыка, способствующая погружению в обособленный мир своего воображения и вымысла, чаще совсем не жизнерадостная, а наоборот – минорная, драматическая, событийная. Если попытаться охарактеризовать это направление с эмоциональной точки зрения – это музыка энергетики космоса и осенних дождей, музыка ночи и одиночества, музыка печали безвоздушного пространства». Есть достойные современные продолжатели традиций такого звучания, например, немецкий композитор Дирк Ян Мюллер (Cosmic Ground), американец Стив Хаушильд (Emeralds) и другие.

В древней Индии музыка всегда считалась божественным искусством. Рага («окраска», «краснота», «страсть») – музыкально-эстетическая концепция и закон построения крупной музыкальной формы в рамках индийской классической музыкальной традиции. Каждый, кто когда-нибудь погружался в особые медитативные состояния, вызываемые рагами, достигал духовного единения с этой древнейшей музыкальной формой, замечал умышленную гипнотичность, трансовость повествования. Акцент здесь делается на повторении, на использовании мелизмов, на постоянных переборах аккордов в импровизациях, создающих глубокую завораживающую созерцательную атмосферу. Обширная и многогранная традиция индийской раги – возможно, самая древняя музыкальная форма транса на планете Земля. Начало истории развития индийской музыки восходит к началу нашей эры. Североиндийская музыкальная традиция была отточена во времена исламской Могольской империи в XIII–XIV веках значительным персидским влиянием. Шива, космический танцор в аспекте Натараджи, в ореоле огня создал бесчисленные виды транса в своем космическом танце вселенского творения, сохранения и разрушения. Я, Шива Натараджа, аспект Бога, с легкостью игры создаю и разрушаю миры и вселенные, и делаю это в танце Тандава – и в трансе Тандавы. Я – Индия. Мне – семь тысяч лет. Все мироздание со всем временем и пространством мира содержатся во мне. Индия в последние две тысячи лет поставила эксперимент мирового значения, и этот эксперимент однажды поможет всему миру.

Сам по себе транс (латинское «trans, по ту сторону, на той стороне, за пределами»), как психическое состояние, определяется, как измененное состояние сознания, для которого характерны пониженный внешний фокус внимания, пониженная степень участия сознания в обработке информации, и сопутствующая этим состояниям повышенная фиксация на внутреннем мире, когда внимание естественным образом переключается с внешнего на внутреннее сокровенное – воспоминания, образы, ощущения, грезы, фантазии и мечты. Разные исследователи вводят разные определения для транса или описывают различные его стадии: экстатический, радостно-восторженный, повседневный, углубленный, одержимый, гипнотический, сомнамбулический и т. д. Некоторые антропологи предлагают вообще отказаться от самого использования термина. Такие понятия, как медитация и гипноз, имеют сильную корреляцию с определением транса, и во многих случаях могут означать очень похожее или одно и то же. Согласно Милтону Эриксону, известному американскому психиатру, специализировавшемуся на медицинском гипнозе, транс сам по себе терапевтичен, потому что во время его течения становится возможным внутренняя психическая реструктуризация, сложно осуществимая в обычном состоянии сознания. То есть даже просто нахождение в трансе, как и в медитации, и в глубокой молитве или в здоровом сне, может иметь заметный положительный эффект. Более того, Милтон Эриксон вообще считал транс естественным состоянием человека, ежедневно необходимым ему для обработки внутреннего опыта, разрешения внутренних противоречий, отложенного отреагирования: «Жизнь обязательно принесет боль, а наша ответственность – создавать радость». Такие особые, медитативные, интроспективные состояния сознания могут восприниматься как очень необычные и даже волшебные.

Даже короткая восходящая трансовая секвенция продолжительностью несколько секунд, исполненная интересным сложным тембром, может дать сильное нагнетание эмоциональной напряженности и такой явственный, живой душевный отклик. Секвенция – очень простой прием, но своим развитием она создает в человеческом восприятии эффект динамического обновления музыкальной темы и способствует важнейшему процессу гармонии в музыке – развертыванию лада во времени. Звенья и циклы своей повторяемостью могут вызывать сильные ощущения накопления энергопотенциалов внутри. Секвенция вошла в моду в последние пятьдесят лет – на ней строится вся современная электронная трансовая музыка, – но разные ее виды существуют, как минимум, с XVI века – она была излюбленным приемом развития темы у Вивальди, Генделя, Вагнера, Чайковского.

В какие-то особые, удивительные, мечтательные состояния может погружать легкая, но идейная трансовая секвенсорика, особенно когда она исполнена в нейтральном, мечтательном, романтическом, неагрессивном ключе – когда циклы и секвенции исполняются «теплыми», в основном, аналоговыми синтезаторными инструментами в среднем и высоком регистре. Некоторые из этих состояний могут быть легкими, воздушными, и одновременно – очень проникновенными. Видимо, это связано с особыми режимами работы полушарий мозга, которые может переключать музыка подобного рода. Возможно, здесь задействуются очень проникновенные состояния медленных тета- и дельта-ритмов. Вероятно, определенные области мозга и нервной системы каким-то образом реагируют на развитие циклов и секвенций, и происходит подстройка, калибровка, вхождение в резонанс с внутренней ритмикой музыкального полотна. Здесь имеется в виду темп и метр, заданный именно секвенциями, потому как в амбиент-трансе и в трансе берлинской школы традиционно нет басовой линии и ритма в привычном их понимании. Причем внутренняя сонастройка может происходить как с темпом чередования и развития секвенций и циклов, так и с темпом чередования аккордов внутри самих циклов и секвенций. Низкоамплитудные медленные колебания мозга и нервной системы от 1 до 8 герц до сих пор мало изучены – а они связаны с различными фазами сна, сновидениями, процессами засыпания и просыпания. Есть такие понятия, как долговременная потенциация и долговременная депрессия синаптических связей между нервными клетками, как проявления синаптической пластичности. Само наличие и регистрация ритмов мозга есть проявление динамического режима, в котором работает мозг. В здоровом мозге происходят перманентные одновременные активации разных популяций нейронов и синхронизации между локальными колебаниями популяций нейронов. Синхронизированная активность в группах и между близкими и удаленными группами нейронов дает на выходе то, что мы называем ритмами или макроколебаниями полушарий.

Те, на кого действует подобная музыка, и кто понимает ее, говорят об этом как о каком-то несравнимом, непостижимом волшебстве! Сродни путешествию в другие миры или на другие планеты – через необозримые космические поля, через пространство и время, звезды и галактики. Интересно, что в нашей Вселенной тоже все строится на циклических колебательных процессах – Вселенная циклична на всех уровнях рассмотрения, во всех своих аспектах, на любых планах и на любой глубине изучения. Куда в нее не посмотри – везде найдешь ритм, цикл, колебание и движение по кругу. Это касается макромира, микромира, а также всех живых организмов и всех процессов внутри этих организмов – соматических, психических, душевных, духовных и каких угодно других. В человеке, как и во Вселенной, тоже все строится на циклах, колебаниях и повторениях. Но у человека это не просто колебание – это колебание в развитии, где каждый новый виток повторяет и улучшает предыдущий... Повторяет улучшая, улучшает повторяя. И продолжение жизни – это тоже колебательный процесс.

А каким проникновенным, неземным, космическим бывает транс обычной акустической гитары или транс, сыгранный на фортепиано? Он может быть еще более интересным, чем транс аналоговых синтезаторов 1970-х, 1980-х годов. Вселенная транса действительно бесконечна, как космос нашей Вселенной! Одно непродолжительное воздушное развитие в минор-мажоре – и ты весь просто залит ощущением счастья, света, уверенности в жизни, правильности всего происходящего вокруг. Голова и все тело буквально заливаются серотонином, дофамином, эндорфинами и солнечным светом. Хочется рваться куда-то – к солнцу, к морю, свету, жизни! Все вокруг становится самоценным, неотвратимым и самодостаточным, драгоценным и космически неизбежным, правильным, безукоризненным и бесконечно совершенным, все обретает огромный смысл самоценного бытия. Эта бесконечная эйфория длится несколько минут, и так хочется повторять ее снова и снова, поставить эти чувства на бесконечный повтор – но это невозможно. Серотонин и эндорфины – гормоны счастья и хорошего настроения, они отвечают за много функций в организме, основная из которых – регулировать и обеспечивать процессы медиации между нейронами. Серотонин вместе с другими нейромедиаторами обеспечивают «разговор» нейронов между собой – как внутри скоплений нейронов, так и коллективную связь между скоплениями. Нейромедиаторы – переговорщики, посредники, тонкие проводники жизни внутри нас, посредством которых мы все живем, оживаем. Подобно электронам в проводниках, они инициируют ионный ток в нервной ткани, который и есть внешнее проявление самой жизни в нас. Они вызывают потенциал к действию и управляют мышечной тканью, играют важную роль в сверхсложных системах долговременной мотивации и обучения, управляют вниманием и концентрацией.

В мозге человека существует так называемая кортико-базальная гангло-таламо-кортикальная замкнутая система или «петля» обратной связи. Она представляет собой систему нейронных сетей (нейронов), которая преимущественно состоит из дофаминергических проекций из черной субстанции или черного вещества среднего мозга (мезэнцефалона) и из вентральной области покрышки среднего мозга, а также глутаматергических проекций из коры больших полушарий – в полосатое тело («corpus striatum») и субталамус («subthalamic nucleus»). Эта сложная система отвечает за самое важное, что есть в человеке, и что отличает его от животного – за интегративные процессы высшей нервной деятельности, за систему вознаграждений и внутренних подкреплений, за обучение, внимание, память, оргазм, способность формировать долговременные зависимости и привязанности, за любовь, и за все, что может быть связано с волей, стремлением к достижению, долговременными мотивациями, глубинным целеполаганием.

В организме здорового молодого человека эта система настроена в основном на двигательную активность, на прием воды и пищи, на секс, на заботу о детях. Но ее можно и нужно развивать и тренировать и на другие, более высокие проявления – на получение удовольствия от достижения целей и преобразования мира вокруг себя, на обучение, открытие и понимание нового, на творчество и интерес к искусству, на прослушивание музыки, на общение и социализацию. В начале прошлого века все это называлось сублимацией. И эта же гангло-таламо-кортикальная дофаминергическая подсистема является носителем и главным «эксплуатантом» для всех самых распространенных наркотиков – кокаина, героина, никотина, алкоголя, опиатов, амфетаминов, эмпатогенов типа MDMA и MDA, и многих других. Например, вентральная область покрышки среднего мозга, широко вовлеченная в системы дофаминовых вознаграждений, также уязвима для формирования целого спектра дисфункциональных зависимостей, в том числе наркотических. Структурно эта область является концентрированным скоплением множества нервных дофаминергических путей, в частности мезокортикального и мезолимбического магистральных трактов, отвечающих за мотивации, эмоциональные реакции, индивидуальные поведенческие программы, планирование действий, желания, чувства, удовольствия.

Самые талантливые люди с потенциально самыми развитыми гангло-таламо-кортикальными системами, с самыми сложными дофаминергическими трактами и системами вознаграждений, с самыми сильными механизмами воли – являются также самыми уязвимыми. Более того, сейчас эти сложные глубинные нервные мотивационные структуры также являются объектом и целью атак и манипуляций в современных гибридных когнитивных войнах, посредством которых можно буквально «вышибать» на обочину истории целые народы, страны и континенты – даже без каких-либо военных вторжений. Самый модный и современный способ нагружать эту систему вхолостую и бессмысленно эксплуатировать ее – это поиски «осознанности», «просветлений», «пробуждений», «реальности», «осознаний природы реальности», «инсайтов», «катарсисов», «освобождений», «познаний себя», «выходов из дихотомий» – поисков чего-то, кажется, очень важного посредством ценнейшего механизма ожиданий, устремлений и достижений, который задействуется и эксплуатируется здесь впустую и вхолостую. Фактически, управление людьми и народами в XXI веке – это управление качеством и объемом их мотиваций, а сама мотивационная система встроена в здорового человека на «железном» уровне – ее можно убивать и «гасить» наркотиками, никотином, алкоголем, плохим питанием и малоподвижным образом жизни, отдавать на «короткое замыкание» играм, телефонам, телевизору, интернету, социальным сетям, сектам и псевдодуховности, другим бесцельным времяпровождениям и виртуальным привязанностям, – а можно творчески развивать в реальной жизни, нагружать чем-то более или менее видимым, результативным и полезным.

В этой модели, по сути, человек – это то, что с ним может произойти. Человек есть ждущий своей реализации потенциал, а также воля к направленному изменению и творческому преобразованию мира. А нейромедиаторы – есть посредники, посредством которых это происходит. Человек – есть способность поддерживать и создавать разность потенциалов в себе и вокруг себя, и эта разность потенциалов, которую он способен нести и выдерживать внутри себя, и определяет силу духовных (условно дофаминовых, серотониновых и других нейромедиаторных) токов, которые могут течь через него и посредством него. Хорошая музыка и привязанность к ней невидимо вплетаются в эти самые глубокие мотивационные структуры человека. Структуры эти на текущий момент развития нейробиологии представляются нам, как те самые упомянутые петли дофаминергических нейропроекций с обратными связями. Если посмотреть на это со стороны, дофаминовые мотивационные потенциалы в нервной системе есть сверхсложная надстройка над обычным электрическим ионным током, поэтому в этой модели человек – средство проведения энергии через себя. Это то, каким образом «дух», энергия течет, живет, проявляется внутри нас – сверхсложным нейромедиаторным, «переговорным» способом. Человек – это то, что с ним может произойти – ждущая своей реализации потенциальность. Человек – или проводник энергии (духа), или мертвое тело – уже не человек. Другого не дано.

В исламе с момента его основания, седьмого века нашей эры, существует такое понятие, как «зикр» или «дикр», что в переводе с арабского означает «поминание» или «упоминание» (Коран (33:41)). Короткая фраза или молитва с прославлением Бога повторяется молча или вслух сотни и тысячи раз, без остановки. Особое развитие эта практика получила в суфизме, где она может принимать форму коллективного ритмичного танца – кручения, верчения, повторяющихся движений. Танец под трансовую музыку и ее увлеченное прослушивание – это тоже современная форма «зикра», форма гипнотического поминания Бога, где каждая секвенция, каждое звено – есть отдельная персональная молитва, посланная во вселенную. Один хороший транс равноценен и идентичен любой форме поминания в исламе и суфизме, будь то чеченский, турецкий, афганский, африканский, персидский или любой другой зикр. Общие механизмы, по которым это происходит – одинаковы во всех случаях. Один хорошо и глубоко пережитый десятиминутный трек Оливера Либа и две тысячи молитв эффективно отправлены во Вселенную через коллективные модуляции скоплений нейронов в полушариях. С каждой секвенцией, каждым до конца прожитым новым аккордом ты посылаешь свою любовь во Вселенную, в бесконечное окружающее пространство. Внутренним духовным усилием ты как бы даешь Богу о себе знать – я здесь, я на связи, я в тонусе, я существую.

У евреев тоже есть традиция «зикровать», качаться, «трансовать» во время чтения Торы, ибо душа человека в еврейской традиции – зыбкий, колеблющийся огонь свечи на ветру жизни. В ортодоксальных еврейских общинах была и существует такая практика – читать Тору (Библию) напряженно, самозабвенно, эмоционально, даже экстатично. Возможно, что-то похожее можно найти и в христианстве, в разных его монашеских и аскетических деноминациях. Как мы видим, история транса очень древняя. Миллион лет до нашей эры, палеолит, мезолит, неолит, бронза – первобытные пляски пещерного человека у костра. Тысячелетия до нашей эры – Индия, буддизм, шаманизм Африки, Евразии, Северной и Южной Америки. VII век нашей эры – ислам, мистика, аскетизм и духовность суфизма. XVI век – Вивальди, Гендель, Вагнер, Чайковский. Конец XX века – современная трансовая электроника и секвенсорика. Все это – вехи на одном пути.

На тему влияния повторяющихся звуков, тембров, обертонов, аккордов, фраз, звеньев, секвенций можно говорить бесконечно долго – в первую очередь потому, что здесь есть возможность для анализа, какая-то минимальная возможность для понимания и вербализации этих явлений, но вот самая интересная тема, тема живого реагирования на музыку – это тайна, сокрытая за семью печатями. Но мы раскроем и ее. И когда мы распечатаем эту последнюю седьмую печать – полная тотальная тишина накроет весь мир, в этот раз уже навсегда. Музыка – язык, на котором человек разговаривает с Богом. Для тех, кто не верит в Бога – со Вселенной, космосом, вечностью. Очевидно, что именно с помощью музыки человек может выходить за свои человеческие границы, – одновременно расширяя их.

А что будет с трансом? Как говорил Константин Эдуардович Циолковский: «Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели». Транс, как и человечество, не останутся жить вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнут за пределы атмосферы, а затем завоюют себе все околосолнечное пространство.


2018, Ростов-на-Дону.