Меня тоже, как и вас сейчас, шокировала эта мысль Джека Лондона, которую он с подробностью исследует в своём эпохальном произведении. Читателям нужны писатели, это – да. Но не наоборот.
Именно в этом хочет нас убедить Д.Лондон.
Как это интересно перекликается сейчас с постоянно возникающей дискуссией, на сайте www.proza.ru по-поводу обоснованности критериев качества художественного творчества, в число которых входит количество людей, с интересом посещающих сайт автора. Образец можно тут посмотреть http://www.proza.ru/2018/10/11/1341 Д. Лондон также озаботился этой проблемой в семантике своей эпохи, когда не было интернета и социальных сетей.
Далее – аргументы.
Сначала автор кропотливо убеждает нас, что толпа никогда не реагирует на философское качество художественного произведения. Трудный путь героя к профессиональному мастерству не приносит ему никаких дивидендов. Совместив талант с честностью и умением, Мартин Иден неожиданно убеждается, что это никак само по себе не работает в системе литературной иерархии. Эффективны эпатаж, пошлость, мелкотемье, иерархические отношения, обмен социальными ролями (сейчас на "прозе.ру" это выглядит так, - "ты меня почитай, тогда я тебя почитаю", а просто любознательность здесь не актуальна), на что ленивая толпа согласна тратить небольшие деньги. Гораздо больше известности Мартину доставляет зрелищная «газетная утка», в которой мелкий дурак-борзописец представил его социалистом и ниспровергателем существующего строя, к чему Мартин фактически не имеет никакого отношения. Альянс толпы с истинным талантом, открывающим важные вещи в человеческой натуре, не складывается никак, несмотря на титанические лишения и усилия автора. Конечно, всё это давно известно, и все эти взаимоотношения «поэта и толпы» много раз перехныкивались многими авторами в разных жанрах и ракурсах. Поэтому «Мартин Иден» не был бы так интересен, если бы Д.Лондон не сделал ещё несколько великих открытий, которые даже до настоящего времени, похоже, не понимаются должным образом.
Не случайно в повести возникает персонаж Бриссенден, - чахоточный философ, который именно любознательность ставит во главу угла своей недолгой, как он знает и понимает, жизни. В нём почти не осталось физического существования, поэтому он давно выше всех мелких человеческих страстей. С этой высоты Бриссенден первый замечает талант Мартина.
И что же советует Д.Лондон своему главному герою устами Бриссендена? Плюнуть на всю эту пошлую литературную тусовку и писать «для себя». Читатель, как считает Бриссенден, совсем не актуален. Однако, «подпитавшись» энергетикой от упрямого Мартина, Бриссенден сам создаёт поэму «Эфемерида». Которая удивляет Мартина и красотой и глубиной. Мартин, для порядка, относит поэму в издательство, и тут случается чудо. Поэма взрывает литературный социум. Литературная тусовка реагирует глупыми и гнусными критическими пасквилями, но иногда раздаются и прямо противоположные мнения. И оказывается вдруг, что истина побеждает время независимо ни от какой кастовой иерархии. Толпе не нужна правда жизни, но эту правду способно понять, оценить и хранить человечество. «Эфемерида» становится частью того, что можно назвать национальной классикой. Однако Мартин с горечью думает о том, что, слава богу, ушедший в мир иной друг всей этой критиканской гадости, основанной на ломке в системе литературной иерархии, уже не видит.
Его самого ждёт ещё более тяжкое испытание успехом. Успех у толпы (сиречь – читателей) фактически убивает в нём писателя. Мартин теряет сам себя; веру, надежду, любовь. Та же толпа, которая совсем недавно в грош его не ставила, теперь вдруг своими восторгами рвёт его душу по кускам, как гиены рвут ослабевшего и упавшего буйвола. Пошлость отрицания просто модифицируется в пошлость слепого обожания. Мартин терпел лишения, чтобы сделать этих людей лучше. Но это не получается никак. Это тяжко до того, что Мартину хочется назад в свою прошлую светлую веру. Но нет пути обратно.
Однако Мартин не может быть мелок, и смиренно принять новую пошлость и условия игры. Ведь он действительно талантлив, так, что логика жизни для него является единственным и всесильным божеством. Он не может уйти от этого божества просто так и служить «Мамоне», как это делают современные беллетристы. Для него, написавшего " настоящего человека", невозможно не быть таким настоящим человеком. Это - "быть или не быть", это зачеркнуть всю жизнь свою или - умереть за свою веру. Масштаб натуры Мартина не позволяет ему даже малое мелкодушие. Именно поэтому Мартин гибнет в этом болоте, не найдя из него выхода.
Так что же тут открывает для нас Д. Лондон?
Во-первых, как это было уже замечено в начале, писателю не нужны читатели. Но читателям нужны писатели, чтобы жрать этих писателей. Может быть, писателю иногда немножко нужны "свидетели". Поэтому, когда кто-то хвастает тем, что нашёл своего "читателя", надо понимать, что это в любом случае более несчастье, чем удача. Тут, по мнению Д.Лондона, уместно в ответ вздохнуть и перекреститься. От испуга писателю приходится кормить толпу её же собственными испражнениями, что пожирается с большим удовольствием. Но остался ли он писателем при этом?
Хотя, может быть, лично я не совсем бы согласился с автором в его категоричности. Чаще всего гениальные произведения несут в себе многоуровневые смыслы, когда обыватель довольствуется самым низким "событийным" слоем, затрагивающим самые примитивные инстинкты приматов. Более высокие смысловые содержания в классике иногда остаются недоступными и невостребованными веками (творчество Даниила Хармса тому, например, - очень показательная иллюстрация). Классика именно тем и отличается от попсы, что несёт в себе открытия либо новых форм, либо - закономерностей социального бытия человека. Попса же лишь атакует нейрозоны активности инстинктов, что так же приятно, как почесать комариные укусы. Человечество очень постепенно усваивает уроки классики, иногда не понимая их до конца, что вполне естественно и нельзя сказать, чтобы - очень критично. Тому очень много примеров, но это тема отдельного разговора.
Во-вторых, писателю не нужны читатели, но нужно человечество. Это совершенно разные вещи. Д. Лондон во всем своём творчестве чувствует тут определённую границу. Но только чувствует и обозначает эту разницу, не вдаваясь в её подробности.
В-третьих, - писателю нужен он сам. Писателю трудно не растерять самого себя сразу или постепенно. Тут даже одной воли мало. Более рецептов автор не даёт, но саму закономерность устанавливает чётко.
В-четвёртых, - самое главное. Писателю не нужны читатели, но нужен другой писатель. Писатель, - а не литератор, заметьте. Примечательно, что Бриссенден вообще не проявлял интереса к творчеству, пока не нашёл другого писателя, для которого его творчество вдруг приобрело какой-то смысл.
Поэтому стоит ли нашим современникам профанировать проблему литературной иерархии в социальных сетях на том уровне, который давно пройден мировой классикой? Не лучше ли повнимательнее эту самую классику почитать?
Об этом же и Высоцкий любил петь словами А. Вознесенского “Пошли мне, Господь, второго". Похоже, проблема весьма очевидна.