Евгений Бриммерберг.
О фехцестерианском имени.
2018г.
Фехцестериаство безбожно. Оно игнорирует историю творения и приписывает незыблемость бога его бытию, а не действию. Но это именно безбожность бога. Ведь он в творении предстает как потерявший себя и человеком ставший. Человек - это его безбожие, это безбожие бога в потерянных временах вечности. Ведь что вечность без сияния бога? Ничто, обремененное человеческим присутствием. И это личность ничто, посягающая на естество бога в его безбожном стремлении к осуществлению его цели, которая есть безбожное вопрошание. Что неясного в том, что ничего нет в излишестве творения? Если в отношении к бытию бога оно ничто, то и сам бог, сотворивший ничто, лишь безбожное бытие и есть. Безбожность бога есть человек, застрявший в веках. Даже смерть не спасает его. Он вечно есть помимо своей смерти и обретает себя через жизнь, которая убегает от него прежде, чем он овладеет существом божественного намерения. Ничто не спасет человека, поскольку он уже и есть спасенное в бытии ничто. Так что оно помимо этого бытия есть и, ничтожеством своим обладая, вынуждено в отличие от безымянного бытия бога нести имя своего ничто. И бытие этого ничто в сущности Фехцестерианского имени и есть отрешенное от бога неистовство, в котором его безбожие представляется самостоятельным творением его бытия. Фехцестер - это имя, отделенной от бога безбожности его бытия. Но именно в этой безбожности появляется сознание творения, в котором бог открывает себя посредством своего отрицания и возвращается к себе и в себя в непосредственном соприкосновении в этом отрицании с собой. Поэтому бог есть длительность самого себя в творении, время ожидания и наличие своей вечности в бесконечном владении собой в ускользающей от него самого его собственности. Ибо знал бы бог самого себя в человеке, если бы был собой. Поэтому бог не есть самость самого себя, а бесконечное открытие этой самости в вечности существования и в избытке превышающих его времен. Так что времена идут только на пользу божественному познанию, без них он был бы только откровением себя в ничто. В познании же он творит свою сущность, которая выходит за его пределы, устанавливая их. Поэтому бог беспределен в своих временах, но определен в бытии. В ничто же он есть будущее самого себя, несотворенность, в которой устанавливается вечность посредством времен. Так что жизнь неотделима от бытия бога, хотя и мыслится как самостоятельное в своем ничтожестве ничто. Но ничтожность ничто отличается от его ничтожества. Ведь в ничтожестве полагается ожидание ничто, тогда как в ничтожности достигается его вечность. Ничтожество стремится к ничтожности, обходя ее стороной, как время обходит вечность. Так что сущность сотворенного бытия ничто никогда не утрачивается, а предстает между ничтожеством и ничтожностью. Ведь и то, и другое - крайности бытия, в котором ничто располагается для самого себя в вечном познании и творении сущности. Сущность же, ограниченная ничтожеством и ничтожностью, вынуждена обороняться от своего уничтожения именно посредством неотвратимости присущего ей творческого акта, который заключается в бесконечном заблуждении ничто, выдвинутого за пределы своей личности посредством непрерывного бегства ничтожества от ничтожности в стремлении к ней ничто.