Алла сняла комнату на окраине города в старом-престаром одноэтажном доме. Для девушки, начинающей самостоятельную жизнь, это было удачей. Подруги в один голос заявили: «Тебе круто повезло! Так дешево!»
Хозяева дома поселили её в небольшой комнатке, а сами с девятилетней дочкой расположились в двух других. На кухне для девушки был поставлен столик и выделена полка в холодильнике.
– Вам нравится у нас? – спросила Светлана, хозяйка дома, после того, как Алла осмотрелась.
– Очень. У вас такие красивые березы в саду! А какие наличники у окон дома. Загляденье!
– Сад хорош, только деревья уж совсем старые. Надо бы посадить новые, да только рука не поднимается спилить эти: их дед ещё сажал. Недавно помер. Мать с отцом Паши погибли в автокатастрофе, бабушка за ними следом направилась. Так что, моего мужа вырастил дед и … Тут Светлана чуть замялась, помолчала и добавила: – В общем, мы теперь одни остались.
– Ну что вы, Светлана, у вас дочка подрастает.
– Что верно, то верно. Ну ладно. Ежели чего надо, то обращайтесь, не стесняйтесь.
– Спасибо.
Комнатка была небольшой. У одной из стен громоздился массивный шкаф дореволюционного времени: так решила Алла. Он был весь в дырочках, проделанных короедом. Дверцы шкафа в момент пользования чуть поскрипывали, а вот пол скрипел конкретно, когда по нему ходили. У стены напротив шкафа стояла кровать с огромными подушками, набитыми куриными перьями. Перед ней на полу лежал разноцветный коврик, вязанный крючком. На окне висели занавески с вышитыми яркими цветами, у окна стоял стол со стулом, а в углу тумбочка с телевизором.
Алла взялась распаковывать чемодан и сумку. На стол положила ноутбук, небольшое зеркальце и тюбики с косметикой.
Послышался осторожный стук в дверь.
– Да, да. Войдите, – предложила Алла.
– Я совсем забыла. Сейчас все уберу, – проговорила Светлана, намереваясь снять давно выцветшие фотографии, которые висели над кроватью.
– Ой. Светлана, пусть они останутся. Без них комната потеряет свой шарм, – попросила ее Алла.
– Что?
– Особую привлекательность.
Хозяйка еще немного потопталась у порога и ушла, пожав плечами.
Уже месяц первокурсница Алла жила вдали от городского шума. Она привыкла рано вставать и бежать на остановку автобуса, чтобы успеть в институт на занятия. Дни, формируя месяцы, становились для девушки похожими друг на друга: по завершении лекций она спешила домой, готовила обед-ужин, иногда смотрела фильм по телевизору или готовилась к семинару. И вот однажды, после того, как первокурсники перезнакомились и сформировали кружки по интересам, Алла собралась с подружками посетить выставку картин в одном из залов местного краеведческого музея. Надев праздничное платье, она вдруг обнаружила пропажу: куда-то подевалась серебряная цепочка с кулончиком. Украшение лучше всего подходило к этому наряду. Девушка хорошо помнила, что последний раз надевала его, идя на день рождения подруги, а когда вернулась, то положила в один из ящичков тумбочки. Тщательно осмотрев все вокруг и не найдя его, она направилась к хозяйке.
– Светлана, я где-то выронила цепочку. Вам она не попадалась?
– Маша, Маша, – позвала хозяйка дочку.
Когда та подошла, она как-то многозначительно покачала головой и членораздельно громко произнесла:
– У Аллы пропала цепочка!
- С кулончиком, – добавила девушка.
Девочка, не произнеся ни слова, повернулась и ушла.
– Я уверена, ваша пропажа найдется. Не переживайте так. Может она попала под кровать? Вы там смотрели?
– Нет. Пойду, посмотрю, – проговорила Алла, расстроенная безразличным отношением Маши к случившемуся.
Алла открыла дверь в комнату и тут же увидела кончик цепочки из-под стопки учебников, которые лежали на столе. «Как неловко перед хозяйкой», – подумала она и отправилась извиняться.
– Не нужно извинений, – улыбаясь, произнесла Светлана, но потом, чеканя каждое слово, громыхнула. – Надеюсь, ничего подобного больше не случится.
Девушке можно было бы забыть этот инцидент, если бы не…
Буквально на следующий день, утром, собираясь в институт, Алла, взяв в руки кожаный пояс, обнаружила, что на нем нет металлической пряжки. Ничего не понимая, она присела на стул и стала рассуждать: «Я никак не могла даже в сонном состоянии отделить пряжку от…».
И тут Алла вздрогнула, услышав, как Светлана кого-то строгим голосом начала отчитывать.
– Прекрати хулиганить. Из-за тебя наши жильцы не выдерживают и съезжают. Нам трудно жить на деньги, которые мы зарабатываем. Дом старый, требует постоянного ремонта. Ты все это прекрасно знаешь.
Девушка не стала слушать, как ругают девочку, выскочила в коридор и с жаром начала защитную речь:
– Машенька тут не причем. Я сама виновата. Разбрасываю вещи, где попало, а вы, вы…
Она осеклась. В коридоре кроме Светланы никого не было.
– Машу никто никогда не ругает. Это я так, – произнесла, сконфузившись, хозяйка. Немного помолчав, она вдруг добавила: – Я кота строжу.
Успокоившись, Алла открыла в комнату дверь и – остановилась, не перешагнув даже через порог: шкаф был открыт, все её вещи валялись на полу. «Ничего не понимаю»! – произнесла она вслух, закрыв за собой дверь.
Алла посмотрела на часы и, сообразив, что для выяснения, кто сотворил такое безобразие и почему, нет времени, быстро переоделась и поспешила в институт, а когда вернулась, осторожно заглянула в комнату, ожидая увидеть бедлам. Но, нет! В комнате был идеальный порядок! «Заучилась, мерещиться всякое», – подумала она и, решив выпить чашечку кофе, направилась на кухню. Она достала чайную ложечку, положила на стол, повернулась к газовой плите и поставила на зажженную конфорку чайник. Сев на стул, стала ждать, когда закипит вода, и тут обнаружила, что на столе нет чайной ложки.
– Странно, – подумала Алла, но разбираться не стала: было поздно и хотелось спать.
Утром все повторилось. Пропала еще одна ложка, последняя.
Вечером, придя из института, она решила все выяснить, но тут обнаружила пряжку у самого порога комнаты, а на столе две чайные ложечки и монисто из старинных монет.
– Это еще что?! – простонала она, буквально упав на стул.
В этот момент, просунув голову в приоткрытую дверь, Светлана спросила:
– Алла, можно к вам?
– Да, – машинально произнесла та.
– Вы уж простите мою доченьку. Иногда она по привычке забегает в вашу комнату: раньше она была её, – произнесла женщина и тут, всплеснув руками, вскрикнула, забирая со стола старинную вещицу. – Вот куда она положила бабушкину монисту!
Уходя, она еще раз попросила прощение за поведение Машеньки. Алла подумала, что с этой учебой скоро перестанет вообще что-либо понимать. Объяснить себе случай с одеждой, которая вывалилась из шкафа, а потом вернулась обратно, при этом каждая строго на свое прежнее место, она не смогла. Размышлять над этим не стала: нужно было готовиться к сессии. Девушка открыла ноутбук, включила его и – он был разряжен, а зарядного устройства нигде не было.
Алла рассердилась, вскочила со стула и, полная решимости серьезно поговорить с хозяевами, подошла к двери: ей не нравилось, что в ее отсутствии в комнату заходила их дочь, устраивала бардак, пользовалась её вещами, не считая нужным класть их на место.
Девушка толкнула дверь, намереваясь открыть её. Она не поддалась. Тогда Алла стала стучать по ней кулаком.
Поразительно было то, что звук стука не был слышен даже ей. Она позвала на помощь хозяев, чувствуя, как её охватывает страх.
Внезапно раздался позади нее старческий с хрипотцой голос.
– Не ори! Остынь!
Она обернулась, и тут увидела человечка маленького роста. Он сидел на крышке ноутбука. На нем была рубаха серого цвета, ставшая такой явно после многоразовой стирки, огромные вылинявшие штаны, а на ногах лапти. Поясом у него служил кусок бельевой веревки, на конце которой в качестве украшения висела чайная ложечка. Рыжие волосы торчали во все стороны, борода достигала пояса. Из-под густых бровей чернели глаза. Он хитро улыбался.
Оторопев, Алла выпалила:
– Ты кто?
Мужичок встал, заложил руки за спину и стал прохаживаться по столу. Потом остановился и с удивлением произнес:
– Вона что! Она меня видит! Новость, так новость. Меня видит и слышит только Машаня. С Пашкой, ее отцом, я мог судачить и играть, когда тот под стол пешком ходил. Счас он только слышит мой голос. А ты…. Хм. Не страшно?
– Нет. Случайно, ты не домовой?
– Ага. Домовой. Анисимом кличут. Так ты съедешь отсель иль нет?
– Не знаю, – произнесла Алла, думая, что у нее начинается психическое расстройство.
– Че тут думать. Съезжай. Я люблю дурачить людей. Быват краду у них чевой-то, которо мне нравится. Светка, Машкина мамка, сильно ругается. А мне-то, что? Она меня не видит и не слышит. Она ране Машаню строжила, думала, что это её проделки, пока Пашка, ейный муж, не рассказал про меня. Светка не уразумела, побежала в церкву, там поспрошала батюшку. Тот ей сказанул, дескать, я настоящий, живу в этой избе давно-предавно – надоть меня уважать и любить.
Понимашь, я шуткую с тобой, ты злишься. Она меня ругат. Съезжай. А?
В этот момент Аллу осенило – это не сон, а, правда. Домовой настоящий. Быстро сообразив, что нужно воспользоваться ситуацией, она спросила его:
– Анисим, а ты можешь сказать, что будет со мной в будущем?
– Эвона, чего схотела. Я тебе не экстрасенс какой. Я дом сторожу, чтоб воры каки не позарились на хозяйско добро, чтоб лихо обходило избу стороной. Уразумела?
– А сам воруешь у них.
– Тьфу, на тебя. Я ж потом все вертаю! Съезжай, говорю! А то таку жизню устрою! Перво-наперво у твоей новой обувки каблуки посворачиву. Вот!
– Зачем ты так? Я сказала не подумав. Прости. И потом, куда я съеду? Везде дороговизна. Сам знаешь.
– Знат, не съедешь. Ладноть. Давай мировую.
– Давай.
Скрипнула половица. Алла обернулась. На пороге комнаты стояла Маша и слушала их разговор.
– Маш, глянь-ка, она меня видит, – проговорил домовой, тыча пальцем в сторону Аллы.
– Я поняла. Услышала, как ты злишься, вот и пришла. Дверь-то настежь.
– Это я растворил, чтоб она ушла. Чего хорошего ждать от такой.
– Какой такой? – возмутилась девушка.
– Аллами ране называли себялюбивых девок.
– Много ты знаешь!
– Знаю. Сколь мне годков? А тебе?
– Мы что, опять ругаемся? А как же мировая? – поддела домового девушка.
– Ладноть. Твоя взяла, – согласился Анисим и исчез.
– Куда он подевался? – удивилась Алла.
– Ушел к себе в подпол, он там живет. Теперь долго не появится, обиделся на что-то, – пояснила Маша.
– На то, что я не хочу от вас уезжать. Хочу с вами жить, – пояснила Алла.
– Тётечька Алла, он вернется, когда соскучится. На маму порой рассердится, когда она его поругает, спрячется, потом возвращается. Вы ему подарите что-нибудь. Он любит подарки-то. Может, гнать вас перестанет.
– Я бы с радостью. Только не знаю что.
– Анисим носки цветные и шарфы любит.
– Так он же ходит в лаптях. Может, ложку или ножик?
– Нет. Это он крадет. А носки и шарфы складывает. У него их уже много. Он мне показывал. Только надо, чтобы вы сами связали, купленные выбрасывает.
– Я не умею.
– Попросите его научить вас. Он любит учить. Глядишь, подружитесь.
– Как же я попрошу, он ведь пропал.
– Это просто. Громко позовите, он и проявится.
– Чегой-то меня звать. Я не убег, просто стал невидимым.
– Анисим, ты подслушивал? Фу, как нехорошо! – стала стыдить домового Маша, грозя ему пальцем.
– Подумашь, подслушивал. Так что, красавица, учить тебя вязать?
Алла не успела ответить: Анисим вдруг как-то напрягся и тут же исчез.
В этот момент раздался истошный голос бабки Агафьи: «Люди, пожар! Ой …горим…ой … люди …помогите…».
Горел соседский сарай, который плотно прилегал к забору дома Светланы с Пашей. Огонь перекинулся на забор, а потом на стопку заготовленных дров к зиме и стал подбираться к дому. Люди спешили на помощь, однако огонь был проворнее их. Казалось, он вот-вот доберется до крыльца, но тут вдруг полилась из колодца на землю вода, преграждая путь огню. Мужчины отскочили от колодца и побросали ведра. Наступила тишина, даже бабка Агафья перестала причитать, а собравшийся народ заворожённо смотрел на небольшого роста мужичка, который внезапно появился во дворе.
– Тётя Алла, смотрите! – теребила Маша девушку за кофточку, показывая рукой на Анисима. – Он и правда спасает наш дом!
Анисим вдруг поднял руки и стал хаотично двигать ими. Над горящим сараем и дровами появились грозовые тучи и закружились в хороводе, а из них полилась дождем вода на огонь. Бабки с дедами начали креститься, а мужчины и женщины, которые помоложе, стали пожимать плечами, дескать, всякое бывает. Люди завороженно смотрели, как дождь справлялся с пожаром, и не заметили исчезновение домового.
Огонь почти потух, когда из тлеющего сарая выбрался Анисим, держа в руках испуганного рыжего котенка. Он подошел к Маше, молча сунул его ей в руки и опять пропал.
В городе долго говорили об этом происшествии, которое с каждым пересказом обрастало все более и более невероятными подробностями.
Прошло два дня. Домовой не появлялся. Алла предложила хозяевам навестить его. Когда они спустились в подвал, то увидели Анисима, лежащего на топчане. Его борода и волосы торчали обгоревшими клоками, лицо и руки были в саже, рубаха и штаны в дырах, а от лаптей и вовсе ничего не осталось. Увидев их, он простонал: «Хворый я: не надоть ко мне подходить». Потом закашлялся и замолчал. Первая заговорила Светлана, которая наконец-то увидела его.
– Ты, Анисимушка, прости меня глупую, не верила я в твою доброту. На вот возьми, – произнесла она, протягивая ему белоснежную рубаху с вышитым воротом и холщовые штаны.– Ворот-то Маша вышивала.
– Ты, это…выздоравливай, – пробасил Паша и положил на табурет лапти. – Сам плел из лыка липы.
Подошла и Алла к нему.
– Вот, это тебе, – произнесла девушка и протянула домовому кусок бельевой веревки, на конце которой красовалась пряжка от ее пояса.
Растроганный Анисим приподнялся и молвил:
– Благодарствую за подарки! – потом посмотрел на Аллу и добавил: – Гнать боле не буду.
– А вязать носки научишь?
– Ага.
С тех пор, Алла с покровителем этого старого-престарого дома, в котором жила пока училась в институте, свободными вечерами вязала носки и шарфы, слушая русские народные сказки, которые он рассказывал, поясняя их глубокий смысл.
По жизни Алла больше не встречала домовых, наверное, потому, что никто не верил в их существование. Анисим, вероятно, был последним, кто делался видимым для людей, и то не для всех, а только для тех, кто мог смотреть, не шевелясь, на закат; замирать, слушая часами щебетание птиц; подставлять лицо под капли дождя; радоваться радуге – для людей, которые любили и понимали природу.
Когда Алла уезжала, Анисим сказал:
– Прощевай, боле не свидемся. Хорошая ты девка, хорошая! Муж у тебя будет знатный, и деток ты народишь славных!»