За покинутым всеми длинным столом сидела ко мне спиной одинокая Нина. Мне стало её жалко. Самая продвинутая из нас театрально-заинтересованная личность затерялась в ярком свечении Вероники и осталась в тени.
Но когда я подошёл к ней, чтобы сказать что-нибудь тёплое, она услышав мои шаги, живо обернулась и, совсем даже не грустная, а наоборот вполне счастливая, тоже погнала меня следом за Вероникой:
- Ступай скорей за ними! Поедете вместе на такси. Мы появимся позже...
С Маратом наша звезда-госпожа уже переговорила, поэтому я ограничился с ошеломлённым приятелем-водилой временно-прощальным шейк-хэндом.
Город был небольшой, как и всё в игрушечной стране Eesti, но режиссёр не позволил выразившим желание актёрам пройтись пешком до гостиницы, загнав их во второй автомобиль. В первый он чинно и важно посадил сначала меня, затем рядом со мной Веронику, а потом уселся и сам, чуть не положив свою волосатую лапу на её стройную коленку. Был он мужчина крупный, габаритный, и это сразу почувствовалось, потому что в роли такси выступал не просторный лимузин "Кадиллак", а скромный и тесный советский жигулёнок.
На переднем сидении уже сидел Патрик. Я видел его лицо в автомобильном зеркальце. Оно было розовым и по-европейски благодушным.
Очень хотелось поговорить с Вероникой, но по этикету, я понимал, такое не полагалось. Она почувствовала и упредила моё желание спросить что-нибудь, и, прикрывшись сумочкой, взяла мою правую руку, лежавшую вплотную к её бедру, своей скрытой ладонью левой руки, подавая лёгкими пожатиями утешительные сигналы.
Благо, я разумел более-менее по-английски, а они говорили доступно моему пониманию - не бегло и очень правильно, как хорошие ученики. Из разговора я уяснил, что режиссёр и агент, каждый по-своему, хотят использовать прекрасную внешность Вероники для рекламы своего товара. Торговому человеку она нужна была для продвижения в Прибалтике бытовой техники, а режиссёру, в более широких географических масштабах, поставленную им пьесу про Жанну дэ Арк - в виде рекламного щита с изображением героини в доспехах.
Кроме того у него разгорелась неожиданно пришедшая идея записать её проникновенный голос, мелодичный и сильный, для монологов Орлеанской девы, которые должны был звучать в необходимых местах за сценой на старофранцузском языке. Они задумывались в форме зачитываемых писем и кривляться здесь закадровой актрисе необходимости не было. Роль девы-воительницы была заочной. Она ни разу не появлялась на сцене, но всё время присутствовала как тема для обсуждения другими участниками спектакля.
Ответ Вероники, что французский язык она не знает, режиссёра нисколько не смутил. Он с доброй усмешкой заявил, что нормальный французский сейчас вообще никто не знает, даже сами французы, поэтому это неважно. Главное - передать интонацию и особенности произношения средневековой девушки, которая единственная из всех оказалась стойкой и цельной натурой в это циничное, жестокое и безнравственное время.
К сожалению, расстояние от крепости до гостиницы оказалось до смешного коротким. Фактически, мы зашли и вышли из машины, а мне очень хотелось послушать их насыщенный деловой разговор и дальше.
Видимо, режиссёру была необходима такая театральная уловка для эффектного эпатажа. Подтверждением моих соображений стал наш торжественный выход из "лимузина" и восшествие в гостиницу "Нарва", которая с виду была самой заурядной четырёхэтажной коробкой без архитектурных излишеств, что-то вроде уже снесённого "Урала" в Москве, только меньших размеров.
Массивный Бергельсон, несмотря на свой внушительный объём, легко и элегантно высадился из машины, подал руку Веронике, помогая и ей, и очень величественно, с королевским достоинством, повёл охмуряемую девушку на маленькое входное крылечко отеля, будто звезду-партнёршу на церемониях в Каннах. Я уныло косолапил сзади, внутренне сокрушаясь, что никогда не смогу так гордо выступать вместе с ней, а буду только дискредитировать её своей нервной и неровной походкой.
Настроение моё, впрочем, скоро изменилось в лучшую сторону, когда мы с Вероникой последними, после забронированных товарищей, отдали на регистрацию свои паспорта. То, что мы чета Паков богемные люди не поняли, но они уловили краями ушей, что на вопрос администраторши какие мы предпочитаем койко-места - раздельные или общую двуспальную, Вероника, мило улыбнувшись, выбрала первый вариант.
Режиссёр сразу надулся, физиономии актёров тоже как бы посуровели, и только Афанасий Карякин не изменился лицом и смотрел на нас как просветлённый Будда.
Я успел шепнуть ему, проходя мимо:
- Афанасий, вы их просветите насчёт особенностей наших отношений. Я всего лишь верный и неотступный телохранитель. Пусть не кочумаются...
Номер наш оказался до трогательности скромным. В крохотной комнате по правую и левую стенки стояли две кровати с ночниками над изголовьями. Такой минимализм в сочетании с предельной опрятностью ( чистота, как известно, роскошь, которую могут себе позволить бедняки ) мне очень пришёлся по душе.
Изрядно подуставшая Вероника велела мне помочь снять с себя верхнюю одежду и обувь:
- Учись, как надо вести себя с дамами воспитанным мужчинам!
- Да я уже автоматически научился... Как только мы попали в натуральную Европу! - отвечал я, сдирая с неё сапоги.
Она вытянулась на левой кровати и, утомлённо прикрыв глаза, мягко, но настойчиво выдала новый приказ:
- Прими душ первым. А я отдохну немного. Всё бы хорошо в этом ресторане, если бы не жара от кухни. Я вся вспотела: надо немного остыть и обсохнуть...
Я с удовольствием исполнил её указание. Контрастный душ сначала меня расслабил, сняв понятное напряжение, а потом взбодрил. Я вышел из душевой как гладиатор на арену цирка, готовый к подвигам, но Вероника уже конкретно спала, тихо посапывая на спине.
Я накрыл её клетчатым пледом со своей кровати, тихо оделся и вышел из номера, не забыв запереть дверь на замок. Интуитивно я понимал, что надо по максимуму маячить на глазах людей и наблюдать их самому. Мне очень хотелось любым способом нарваться на приключения с известными мне вживую и по фото людьми, только бы их встретить. Последствия, какими бы они ни были, меня не пугали. Душа и тело требовали движения и динамики развития событий.
Я прошёлся по улице Рая туда-сюда-обратно, купил в киоске какую-то бульварную газету с полуголыми девицами на обложке, понаблюдал реку, курившуюся промытыми полыньями, и территорию России, расстилавшуюся сразу за ней, и решил, наконец, вернуться в гостиницу. Здесь становилось темно, зябко и грустно, а там были свет и людская суета в поисках радостных мгновений жизни.
На подходе у здания я увидел нашу припаркованную шикарную машину, блиставшую отражением ресторанных огней, и курившего рядом с ней с независимым видом Марата. Неподалёку от него недвусмысленно маячили три девицы, которые вызвали у меня противоречивые воспоминания, скорее положительные, а не отрицательные. "Как там Мария, Тоня и Наталья? Надо бы позвонить Алексею и поговорить с последней. Она, наверняка, всё знает обо всех, и, вообще, от неё веет успокаивающим уютом, который обнадёживает и обещает благоприятный исход.
- Ты стоишь с таким вызывающим видом, будто вызываешь местную нечистую силу на смертный бой! - сказал я, приблизившись к Марату. - Не боишься, что на тебя нападут эстонские бритоголовые наци с дубинками для бейсбола?
- Здесь таковых, наверное, нет, - отвечал он, притушивая слюной сигарету, которую культурно отнёс и бросил в ближнюю урну. - Народ здесь миролюбивый и коммуникабельный. И девушки такие милые и приветливые.
- Почему они такие приветливые, ты сам должен знать, как посвящённый в эту непростую и тонкую сферу услуг, - не удержался я.
- Циник! - огорчённо отозвался на мою язвительную реплику бывший сутенёр.
- Это я циник?! - весело возмутился я, но вовремя сообразил, что не время сейчас шутить такие шутки, потому что от благородной консолидации всех сил зависит успех нашей общей операции. А сообразив, перевёл допрос в другое русло:
- А где остальные сообщники? Уже заселились в гостиницу?
- Заселились, только в другую, труднопроизносимую... Собственно, даже не в гостиницу, а какой-то гостевой двор типа многоярусного коттеджа. Очень уютный, между прочим, с сауной и бассейном.
- Да?! Вы что, приехали сюда шиковать?
- Так надо для инкогнито, как сказал Гриня. Он сейчас меняет внешность с помощью Нины. А меня послали предупредить вас, что они будут работать отдельно, чтобы расширить поле поиска. Я буду возить их по злачным местам, пока Герда не углядит знакомое лицо.
- Какая ещё Герда?
- Которая Гриша. Он сам себе выбрал такое имя.
- Герда... Хорошо ещё не Гертруда... А вообще, он молодец! Это сильный ход.
- Вот и я говорю... Ладно, я поехал. Утром увидимся и обсудим по результатам беспокойной ночи наши дальнейшие действия.
- Давай!.. Смотрите, берегите Нину!
- Сбережём... А ты передай Веронике, чтобы она берегла тебя! - отомстил мне на прощание Марат.
- Пойду. Попрошу. Если она проснулась...
Около нашей двери в нерешительности топтался Афанасий Карякин. По выражению лица было видно, что его распирает желание поделиться со мной уже добытой информацией.
Я подхватил его под локоть и отвёл от двери.
- Госпожа почивает. Пусть отдохнёт немного.
- Да-да, конечно!..
- Говорите.
- Настенька Ковалевская совсем рядом. Она приболела немного, переутомилась, и сейчас восстанавливает силы в Йыэсуу.
- Где?
- В Усть-Нарове. Это недалеко отсюда. На берегу Финского залива. Мы туда летом ездили отдыхать. Там прекрасные пляжи.
- Но сейчас ведь зима!
- Там и зимой хорошо. Это ведь известный курорт. Сосновый лес, добротное оздоровление и, вообще, атмосфера наша... с примесью европейской культуры. Туда весь Ленинград ездил купаться.
- Вы всё про купание... Любите это дело?
- Очень люблю.
- Тогда мы с вами одной крови... А как туда добраться?
- Ходят автобусы. Можете ещё успеть, но обратно сюда придётся на попутке.
- А сколько километров до туда?
- Около пятнадцати.
- Всего лишь? - я даже засмеялся. - Это расстояние я пробегу меньше чем за час!
Он недоверчиво посмотрел на меня:
- Шутишь?
- Нисколько... Впрочем, нужно поберечь силы. Автостанция далеко?
- Здесь всё близко.
- Послушай, Афанасий! - я тоже перешёл на "ты". - Ты мог бы быть верным оруженосцем у нашей Жанны дэ Арк в период моего отсутствия?
Бедный влюблённый аж задохнулся от такой перспективы!
- Понял. Можешь не говорить... Пошли!
Я потащил его к нашему номеру.
- Так она же спит?
- А мы разбудим!..
Но Вероника уже не спала. В момент нашего появления она размешивала растворимый кофе в стакане с вскипячённой водой. Я успел отобрать у неё горячий стакан до того, как она поднесла его к своим губам.
- Афанасий! Ты любишь чёрный кофе?
- Очень.
- Тогда садись и попей. А мы с Вероникой Владимировной недолго побеседуем в коридоре... Тет-а-тет.
- Хорошо.
Афанасий, несмотря на природную волнительность характера, не страдал ненужными комплексами и сразу, заметно довольный, уселся на освобождённое Вероникой место.
- Что случилось? - спросила она уже в коридоре встревожено.
- Всё, пока, хорошо. Слушай и держи в голове. Каждый будет работать самостоятельно, но координировать свои действия с другими...
Лицо её стало знакомо сосредоточенным - как в полузабытое время нашего с ней совместного побега из гостиницы в ночь.
- Этот актёр Афанасий, судя по всему, славный малый...
- Мне он тоже понравился. Живой человек, естественный.
- Вот-вот. Он будет твоим верным Санчо Панса... пока я не вернусь. Возможно встретимся только в Таллинне на представлении. Ты будь с ними. Участвуй в их проектах. Мне так легче будет тебя найти.
- А может вместе поедем на этот курорт?
- Потом... позже. После успешного окончания операции по освобождению... Лучше летом, когда всё угомонится и успокоится... Ты, случайно, не знаешь, где наш парабеллум?
- Случайно, знаю. Он у меня. Грини нельзя доверять такие игрушки. Он дурак. Любит выставляться.
- Он вовсе не дурак... Или, точнее сказать, мы все дураки.
- Может и так.
- Верни мне его. А я верну хозяину.
- Ты думаешь он там?
- Почти не сомневаюсь...
Мы вернулись в номер.
- Афанасий! - торжественно обратился я к актёру. - Вероника Владимировна великодушно согласились быть под вашей опекой... Блюдите её... И особенно оберегайте от вашего режиссёра. По-моему, это самые опасные люди для женского пола.
- Верно подмечено! - ответил актёр, вставая и театрально кланяясь. Похоже, роль слуги и оруженосца была для него вторым "я". - Буду стараться. Не сомневайтесь...