Если бы вещи могли говорить. Огонь и полено

Давыдов Александр Юрьевич
В тёмном холодном очаге маленький язычок пламени ласково облизывал сырое сосновое полено:

– Расскажи что-нибудь, а я тебя согрею.

– Раньше я было высоким зелёным деревом. Росло в лесу среди таких же, как и я. На моих ветвях пели птицы... – вспоминало полено.

– Как интересно! А что было дальше?

– Наверху синело небо… А потом… Здесь так холодно. А ты кем был раньше?
 
– Меня вообще раньше не было, – робко отвечал трепетный огонёк. – Я только что родился.

– А я родилось давно...

– Моя жизнь так коротка, что мне ещё нечего о себе рассказать. Я ещё ничего не успел сделать, – всё больше разгорался огонёк, весело рассыпая вокруг себя сверкающие искорки. 

– А я родилось так давно, что многое уже и не помню. В моих ветвях шумел ветер. Наверху синело небо. А потом... 

– Теперь повернись-ка другим боком, только осторожно, чтоб я не погас, – вкрадчиво попросил огонёк.

– Что-то уж слишком горячо...
 
– Потерпи немного, – успокаивающе шептал огонёк. – Кем ты там было раньше? Чем?
 
– Высоким деревом. Росло в сосновом лесу среди таких же, как и я. На моих ветвях пели птицы. Может быть, я когда-нибудь снова услышу их пение... – размечталось отогревшееся полено.

– Это не имеет никакого значения! Чем ты было раньше, мне всё равно! – вдруг вспыхнул огонь, охватив полено языками жадного пламени.

– Что это со мной? Что ты со мной сделал?! – трещало разгоревшееся полено, покрываясь чёрными трещинами и обливаясь кипящими капельками смолы.

– Я и сам не знаю. Но ничего не поделаешь. Теперь ты должно сгореть дотла, – пылал ненасытный огонь.

– Как ты мог так обмануть меня?! Благодаря мне ты существуешь, а платишь чёрной неблагодарностью! – трещало обуглившееся полено, задыхаясь от густого дыма. – Вместе со мной ты тоже погибнешь! 

– Тебя бросили сюда, чтобы я мог жить! – полыхал огонь, любуясь слепящими отблесками своего пламени.

– Такова моя природа. Всё, к чему я прикасаюсь, превращаю в пепел.

Дав себе волю, огонь бесновался в своей губительной дикой пляске. Потом, как растрёпанный пьяный гуляка, он, покачиваясь, пританцовывал на одном месте, словно не находя себе дороги. Устав, опустился вниз, судорожно дёргаясь, иногда будто замирая… 

Вскоре на дне закопчённого очага остались лишь чёрные тлеющие угольки, над которыми струился прозрачный тонкий дымок.