Трава забвения

Николав
      Прочитал Валентина Катаева  <Трава забвения>, воспоминания написанные в духе стиля Юрия Олеши <Ни дня без строчки>. А если дальше пойти, то придём к Бунину - <Освобождение Толстого>. Похоже и у Расула Гамзатова в <Моем Дагестане>. Выдержки, воспоминания переплетены в единое целое судьбой автора, его отношением к прошлому. У Олеши - всё главное, у Катаева - два главных плана. Он и Бунин, он и Маяковский.

      <Рядом со мной сидел в непонятной блузе совсем не тот Бунин - неприятно желчный, сухой, высокомерный - каким его считали окружающие. В этот день передо мной как бы на миг проткрылась его душа - грустная, очень одинокая, легко ранимая, независимая, бесстрашная и вместе с тем до удивления нежная.>

      Образ Бунина раскрыт у Катаева более полно, нежели у Олеши. Особенно это я понял, когда прочитал девятый том самого Бунина. Там открылось для меня новое о Льве Толстом в свете сложившихся стереотипов о нём. А также новые живые черты Чехова, Куприна, Мопассана. Интересно, что мои представления о Шаляпине полностью совпали с Бунинскими описаниями.

      Характеристики, данные Буниным своим современникам, за редким исключением, довольно категоричны, но чувствуется в них внутренняя правдивость.
 
      <Скиталец - некое подобие соборного певчего,  выпивахом, -  притворялся
гусляром, ушкуйником, рычал на интеллигенцию:<Вы - жабы в гнилом болоте!> - упивался своей нежданной славой и всё позировал перед фотоаппаратами, то обнявшись с Горьким, то сидя на одном стуле с Шаляпиным.>

      Катаев продолжает:< А там, в другом лагере, рисовался образ кудрявого Блока, его классическое мёртвое лицо, тяжелый подбородок, мутно-сонный взор. Там Белый запускал в небеса ананасом, вопил о наставшем преображении мира...

      Дальше возникли мистический анархизм, мистический реализм, адамизм, акмеизм, футуризм:   О, засмейтесь усмехально
                Смехом смейным смехачи...

       И пир всех искусств шел и по домам, и по редакциям, и у <Яра> в Москве, и в петербургской <Башне> Вячелава Иванова, и в ресторане <Вена>, и в подвале <Бродячей собаки>. <Все мы бражники здесь, блудницы...> (Анна Ахматова)

       А Бунин вспоминает о молодых одесситах Художественного кружка: <Волошин быстро и грациозно, мелкими шажками выходит на эстраду:<Товарищи!> Но тут тот час же поднимается дикий крик и свист: буйно начинает скандалить орава молодых поэтов, занявшая всю заднюю часть эстрады:<Долой! К чёрту старых обветшалых писак! Клянемся умереть за советскую власть!> Особенно   бесчинствуют Катаев, Багрицкий, Олеша. Затем вся орава в знак протеста покидает зал. Волошин бежит за ними: они нас не понимают, надо объединяться.>            

       В тот период Катаев два года ходил к Бунину на дачу со своими стихами. Но, видно, Катаев не приобрёл у Бунина авторитета, да и те стихи Катаев не перепечатывал. В альманахе <День поэзии> за 1967-й год появились его стихи 1920-го, 1950-го и 1944-го года: <Поезд>.

                Каждый день, вырываясь из леса,
                Rак любовник, в назначенный час,
                Поезд с белой табличкой <Одесса>
                Пробегает, шумя, мимо нас.
                Пыль за ним поднимается душно,
                Стонут рельсы, от счастья звеня.
                И глядят ему вслед равнодушно
                Все прохожие, кроме меня.

                (Переделкино)

         Иван Бунин покинул Одессу в январе 1920-го года.