— Прекрасная вещь! — рассмеялся профессор Шварцберг, поднимая бокал. — Сколько лет я бился над этой формулой… Прежде, чем она сдалась. -
— И отныне её и будут называть формулой Шварцберга! — ухмыльнулся академик Стрельченко.
— Ну, Анатолий Вилемович, что вы… -
— Не скромничайте, Брячислав Григорьевич! Уж на что я, физик, не любил математиков, обитающих в воздушных замках своих построений, но вас-то я признаю учёным… -
— А меня, видимо, никогда-с! — хихикнул член-корреспондент Маряхин.
— Ну, с математикой ещё можно сладить, а вот с филологией… Не, Джон Дмитриевич, я решительно не понимаю, что там хотел сказать Гоголь в такой-то строчке, если его не спросить. -
— Во-первых, Гоголя вы уже не спросите. Либо физикам машину времени запустить, либо экстрасенсам дух вызвать, так кто ж поверит… Во-вторых, автор может вам и не сказать. И вообще ни одной живой душе. Более того, о может и сам себе не признаться. -
— Великолепная система доказательств! Это верно, потому что я так сказал. -
— А ваша, Анатолий Вилемович, какая? -
— Мы всё проверяем экспериментально. -
— Скажите, что вы и бесконечность экспериментально проверили. -
— Отрицать закон всемирного тяготения будете? -
— Ну, это вообще житейское наблюдение. -
— Выходит, мы мудрее всех. Сидим, да жизнь наблюдаем. -
— Нет, это мы собираем мудрость из книг. -
— Пользуетесь чужими плодами. А мы — своими. -
— Разрешите… — осторожно прервал учёный спор робот, приехавший в аудиторию. — Циклотрон выдал положительную реакцию в камере. Частица получена. -
— Молодец! Ступай, я сейчас приду… — засветился от радости Стрельченко. — Этак они и всех мэнээсов заменят. -
— А что нам тогда делать? — в двери возник грустный лаборант с кафедры отечественной литературы.
— Голубчик, сам посуди, — сложил пальцы перед грудью Шварцберг. — Робот не пьёт, с женщинами романов не крутит. И с мужчинами — тоже. -
— Так и я! -
— Зарплаты не получает, не ест, не пьёт. И всегда доволен. -
— И я, между прочим, тоже. Только мне не нужен профилактический ремонт, и электричества я не потребляю. И ресурс, обратите внимание, побольше. Могу и до ста лет работать. -
— О, это серьёзное преимущество! Этак, люди у нас скоро всех роботов выживут… — поднял бокал Стрельченко.
— Зря вы, — заметил грустный лаборант напоследок. — Это роботы выживут вас. -
— Ха! А они смогут выпить, сколько мы? Или анекдоты травить? В горы лазить? — назидательно пригрозил пальцем Маряхин.
— Никогда-с! — усмехнулся Стрельченко. — Роботы не обладают гениальностью. Способностью открывать несуществующее. Они не способны оценить красоту великой симфонии формул и цифр. А какая красота… -
Стрельченко на миг уставился в потолок.
— Я вот и сам симфонию пишу. А Брячислав Григорьевич стихи крапает. А Джон Дмитриевич — каждый вечер латину отжигает. Засмотришься! Вот вы, Иван Иванович, какое хобби имеете? -
— Никакого… — грустно ответил лаборант.
— Плохо. Всё очень плохо. Что человек, что робот. Этак вам никогда академиком не стать. Даже профессором. -
— Я не умею… -
— Учитесь! Здесь вам никто не помощник. Кроме вас самих. Ладно, помчался я к своему циклотрону. Книги подождут, цифры подождут, а циклотрон ждать не будет. -
Маряхин поглядел вслед физику, потом прошёлся вдоль аудитории и заложил лихой пируэт.
— Мощно! — кивнул головой Шварцберг. — Математически точно. А сколько страсти! -