Папенькина дочка… Нет, маменькина. Или все-таки папенькина? Папа всю жизнь в милиции проработал, со всяким отребьем дело имел, вот и решил, что младшая, любимая Олечка будет врачом. Вот такая у папы-мента мечта образовалась: чтобы доча в белом халатике, чтобы к ней народ с уважением, а она вся такая строгая: «В порядке очереди, больной…». Так, что ли? И ради этого провинциальная семья из последних сил двух дорогущих репетиторов оплатила. И фиолетово родителям, что Оленька в художественный кружок вприпрыжку скачет, пока одноклассницы за углом сигареты смолят и пивом по кругу балуются, что по выходным ее за уши от красок не оттащишь. Олечка - девочка послушная: добросовестно выслушала репетиторов, экзамены на «отлично» сдала и целый год в меде отучилась, летнюю сессию закрыла и документы забрала.
Отнесла их в художественное училище в славном граде Воронеже. В приемной комиссии долго-долго смотрели на чокнутую абитуриентку, а потом переключились на ее обязательные работы по рисунку, живописи, композиции. Вот тут про ее ростовую фигуру (метр восемьдесят, ноги от ушей, рыжая коса до пояса да глазищи на пол-лица) забыли, а председатель восторженно забулькал: «Ай-ай-ай! Какая молодца!», а «молодца» просто свои детские рисунки им приволокла.
Произведя небольшой фурор в училище, Оленька произвела фурор и дома. Папа-мент от таких новостей пил попеременно то корвалол, то коньяк, мама рыдала непрерывно, а в редкие минуты затишья тоже подкреплялась сердечными каплями. Но смирились… Слово «экстерн» ой как не любят в наших учебных заведениях («ты что, самый умный, да?»), но под могучим напором мягкой и пушистой девочки сдались самые чугунные деканатские лбы. Училище было окончено на «алый» диплом.
Разгромив воронежское художественное, Оленька произнесла дома заветное слово «Петербург». Наступила эра новых боев на семейном фронте. Вновь родители взялись за успокоительное и спиртное. Папа орал про «бандитский Петербург», мама – про вечные питерские дожди, сырость и невылеченный Оленькин гайморит. Но дочка нежно погладила мамины руки, похлопала рыжими ресницами и, проникновенно глядя папке в глаза, прошептала: «Я смогу, у меня все получится…». Итог семейного Бородино был вполне предсказуем: Оленька стала студенткой Петербургской академии художеств.
Юная провинциалка могла дни напролет бродить по питерским улицам и в снег, и в дождь, и в зной, влюбляясь в этот «достоевский и бесноватый» город, вписывая себя в его улицы, мосты, дворцы. Он казался ей огромной декорацией к еще не написанной, но уже зреющей пьесе. Оттого и училась она в театрально-декорационной мастерской, и ученические ее работы приходили смотреть и самоуверенные старшекурсники, и маститые профессора.
Как-то между любовью к Петербургу и к живописи затесалась любовь к длиннобородому патлатому художнику, что безуспешно выставлял свои картины на Невском. Согласно своим строгим провинциальным убеждениям Оленька поволокла своего волосатого и козлобородого суженого на смотрины к родителям. При виде жениха любимой доченьки папа неумело перекрестился, дернул его за бороду и, проигнорировав корвалол, наплескал себе полный стакан первача. Но идти против счастья собственного дитяти? Нет, на это отец-мученик пойти не мог и благословил молодых. Кстати, очень вовремя благословил. Оленькин животик уже явственно рисовался даже под свободным балахончиком в стиле «шибори».
Варенька была на редкость спокойным и улыбчивым ребенком. Особых хлопот родителям не доставляла. Оленьку пригласили сразу два знаменитых питерских театра, она разрывалась на работе, с малышом сидел молодой папаша. Ничто не предвещало бури… Однако тот вечер стал в полном смысле переломным в семейных отношениях.
Уставшая и поругавшаяся с главрежем Олечка доплелась до пятого этажа, открыла дверь съемной квартиры и шлепнула тяжелую сумку в прихожей. В квартире было относительно тихо. Варечка спала ангельским сном, но эти двое, уютно устроившиеся на их супружеском ложе, были слишком заняты и поэтому пропустили пару-тройку очень болезненных тумаков. В доме была гитара… Художник-неудачник иногда пощипывал ее струны. Кажется, раньше уже было замечено, что гитара тоже ударный инструмент. Сломанная ключица соперницы и множественные синяки и ссадины у бывшего любимого - не такая уж высокая цена за разбитые иллюзии и погибшую веру в людей. Захлопнув дверь за прошлым, подобрав осколки битой посуды и заново укачав дочку, Олечка села на пол и разревелась от обиды и жалости к себе. Наконец она яростно стукнула кулачком по старому, вытертому паласу.
- Все! Хватит ныть! Я все смогу! Я сумею…
***
Пятый год счастливые и помолодевшие дед с бабкой воспитывают маленькую Вареньку. Дед завел козу и пчел – у ребенка должно быть здоровое питание, молодая бабка варит любимые внучкины варенья и компоты, водит за ручку нарядную барышню, улыбаясь встречным и поперечным знакомым в маленьком городке. Оленька приезжает на выходные, вместе ходят в кино, на речку, в развлекательный центр. Вот и сейчас она держит Вареньку на руках и жадно вдыхает родной запах ее волос, а маленькая непоседа рвется отобрать у котенка игрушечную мышь.
Трель телефонного звонка заставила Оленьку отпустить малышку, которая с визгом понеслась за своей законной добычей.
- Я слушаю. Да. Это я. Очень приятно. Кто-о-о? Куда? Меня? А где вы видели мои работы? Ах, ну да… Это так неожиданно! Хорошо, встретимся через неделю.
Родители уставились на остолбеневшую Оленьку в тревожном ожидании. Первым испытание неизвестностью не выдержал отец.
- Ну что там? Что случилось-то? Не томи!
Олечка отмерла, положив конец немой сцене.
- Вы не поверите! Меня в Италию приглашают работать…
***
Ранним пасмурным утром самолет авиакомпании Alitalia выруливал на взлетную полосу. Стюардесса уже прощебетала всю необходимую и избыточную информацию, пассажиры пристегнули ремни и занялись своими делами, а молодая женщина все не могла оторвать взгляд от иллюминатора. Не видела она хмурого утра, клочковатого серого тумана, унылой бетонной полосы. Для нее одной ярко светило солнце, и радуга протянулась через все небо.
- Я все смогу. Я сумею, - прошептала Олечка, тихонько целуя сомлевшую от усталости дочку.