Протокол 07-12. Рывок в неизвестность

Василий Тимофеев
– НЕТ! – в очередной раз вслух рявкнул Эрик, отправляя в сеть “ЭнСенты” перекрывающий аварийные протоколы код. Бортовой комп в порыве человеколюбия порывался заблокировать пилотскую капсулу и выкинуть ее наружу вместе с содержимым, реагируя на критическое снижение структурной целостности корпуса. В иной ситуации пилот, пожалуй, так и поступил бы – но только не сейчас, когда вокруг был даже не открытый космос, а непонятное неизвестно что.

Машина как будто продиралась через слоеный пирог. Уплотнения пространства за бортом чередовались с моментами относительного разрежения, и тогда Эрик отправлял уцелевших ремонтных дронов латать повреждения, сколько успеют. Успевали мало.

С момента начала перехода прошел день, час, год? Отсчет локального времени показывал, что минуло всего около сорока минут, но субъективно Эрику казалось, что прошли уже месяцы, годы, а может, даже и века. Переход играл с сознанием странные шутки, последствия которых не удавалось полностью устранить даже персонкому. Тот, умница, старался вовсю, в союзе с медблоком поддерживая психику хозяина в относительно стабильном состоянии.

Передышка окончилась, разрежение вновь перешло в плотный слой пирога, и на корпус со всех сторон посыпались удары. Эрик чувствовал, как стонут несущие балки, передавая вибрацию через все измученное тело его челнока. Пару минут (часов, дней) назад с душераздирающим скрежетом лопнула еще одна внутренняя конструкция, вызвав у мозга “ЭнСенты” повторный порыв катапультировать пилота.

На ноосферном экране тоже не виделось ничего хорошего. Пиктограммы датчиков горели гирляндой совсем не праздничных огней, сообщая о критическом состоянии множества систем и узлов. Ну, хоть реактор еще не пошел вразнос, и на том спасибо… Предупреждающие зуммеры Эрик вырубил уже давно – надоели.

Панель навигации, как и прочее, не радовала. Сенсоры машины более не способны были определить местоположение в той непонятной изнанке пустоты, где они оказались, и теперь оставалось только надеяться, что изнанка эта все же конечна. И что челнок выдержит.

Вдруг “ЭнСенте” как будто дали здоровенного пинка, такого, что у закутанного в компенсационный кокон пилотского ложемента Эрика клацнули зубы. “Так и язык откусить можно”, подумалось ему мельком. Кажется, корабль начал вращаться по поперечной оси, но за точность ощущений пилот сейчас не ручался.

Комп вывел в ноосферный объем крупную красную надпись:

“Структурная целостность 39%. Рекомендуется выход из зоны или эвакуация!”

– Да иди ты, – бросил Эрик, одновременно вновь отправляя перекрывающую команду. – Куда эвак… ох!

Челнок еще раз тряхнуло, заставив его замолчать в опасении за структурную целостность языка.

Больше всего Эрика беспокоил реактор. Если рванет – все, точно хана. Но усиленный перед броском в неизвестность защитный контур пока, на удивление, справлялся.

Он попробовал связаться со внешними камерами. Сигнал пришел от одной, но и он особо ситуацию не прояснил – непроглядная однородная чернота. Которая, судя по ощущениям, однородной совсем не была. Глянув на индикатор мощности двигателей, он добавил еще чуть-чуть, несмотря на протесты мозга "ЭнСенты". Кажется, пинки и толчки стали сыпаться чуть быстрее… может, удастся и быстрее протолкнуться через этот дьявольский салат.

Внезапно в воздухе разорвался звук. Даже нет – ЗВУК! Стон, скрежет, звон, плач, рев разъяренного ген-быка и бой боевых барабанов – в нем слилось множество ощущений. Звук доставлял физическую боль. Эрик древним инстинктивным жестом вскинул руки в голове, зажимая уши.

Звук шел из ниоткуда – не из систем связи, и не из пространства внутри “ЭнСенты”, он возникал прямо в мозгу, и избавиться от него отключением рецепторов оказалось невозможно. Он сводил с ума и без того измученного пилота. Медблок высыпал в ноосферный дисплей пулеметную очередь предупреждений, что не в состоянии стабилизировать владельца… Вскинув голову, Эрик с закрытыми глазами хрипло заорал, пытаясь перекричать убивающий его шум.

Со звоном лопнувшей струны сжигающая мозг изнутри какофония прекратилась. Эрик не сразу осознал это, как и то, что сам уже не кричит, а хрипит сорванными в сверх-усилии связками. Он умолк, переводя дыхание.

Было тихо. Очень тихо. И очень темно. Объединенный ноосферный объем его персонкома и челнока куда-то делся, мозга “ЭнСенты” Эрик не ощущал совсем, как будто тот просто полностью отключился, или, например, самоуничтожился. Или пилота катапультировали… Хотя последнее – все же вряд ли, он все еще дышал воздухом кабины с характерным запахом чуть подгорелого пластика.

Персонком отозвался, как и медблок. Уже хорошо… Внешние системы связи оказались недоступны, но хотя бы собственные электронные компаньоны на месте. Эрик отдал команды на проверку состояния организма и текущий ремонт такового, и пару минут полежал в тишине.

Челнок больше не трясло, кажется, он тихо стоял на месте. Не было слышно вибрации двигателей, вообще никаких звуков. Хотя нет… чуть позже адаптировавшийся слух уловил потрескивания уставшего корпуса. Слышал собственное дыхание, шорох комбинезона о застывшие нити компенсационного кокона. Организм тоже напомнил о себе громким урчанием в животе, что Эрика слегка развеселило.

Однако, пора выбираться и понять, что происходит. Он нащупал сенсор деактивации защиты пилота, но тот не сработал – кокон остался вокруг. Что ж… Вывернув кисть, мужчина извлек из кармашка комбеза предназначенный специально для таких случаев острый ножичек. Немного возни – и он свободен.

В кабине было темно, хоть глаз выколи. Обычно она освещалась мерным огнем информационных дисплеев, россыпью сигналов пульта ручного управления, но сейчас оборудование было мертво. Он наощупь засунул руку под пульт, сдернув предохранительный колпачок и пощелкав аварийным тумблером перезапуска. Безрезультатно.

– Плохо… – прошептал Эрик. – Без СЖО мне долго не протянуть.

Система жизнеобеспечения, очевидно, тоже вырубилась. Теперь остается только гадать, что случится раньше – замерзнет он или задохнется?
Надо было добраться до скафандра. Эрик скинул ободок СГВ, на чем свет стоит костеря дизайнеров кабины, протиснулся к шкафчику с аварийным запасом и, проявляя чудеса акробатики, напялил на себя защитный костюм. Температура в маленькой рубке уже начала падать.

Вернувшись в кресло и нацепив шлем, Эрик почувствовал себя немного увереннее. Собственная СЖО скафандра позволяла протянуть двое суток, здесь был небольшой запас воды и пищевого концентрата. В принципе, времени достаточно, чтобы разобраться в ситуации, или придумать, как весело умереть. Пока положение позволяло, он не стал включать подогрев и продолжал дышать воздухом кабины.

Огонек готовности скафандра на рукаве жизнерадостно горел зеленым – единственный свет в кабине. Ну хоть это радует… Эрик щелкнул переключателем налобного фонаря, освещая мертвый пульт управления с сиротливо торчащим из него штурвалом. Он крутнул “баранку” туда-сюда, взял аккорд на молчащих сенсорах панели.

– М-да…

Кажется, отключились ВСЕ системы. Это было дико, удивительно, но правда. “ЭнСента” представляла собой сейчас не более чем кусок мертвого металла и бесполезной электроники. Интересно, а реактор тоже заглох? Ну, хотя бы не протек… Эриков персонком, уже подключившийся к датчикам скафандра, не ощущал повышения радиационного фона.

Обзорные экраны, разумеется, тоже ничего не показывали, а собственные бронестекла машины были закрыты прочными шторками снаружи, чтобы их снять вручную, придется выходить…

– Видимо, придется, – вслух продолжил мысль Эрик, – заодно и огляжусь. Но попозже.

Продолжало холодать, воздух стал более спертым. Изо рта уже начал вырываться пар, но пока еще было терпимо. Хотя скоро придется герметизироваться и начинать двухсуточный отсчет…

Еще несколько минут Эрик посидел, обдумывая стратегию. Оглядеться, добраться до реактора и управляющих систем… И далее по обстановке. Решено!

Он запросил у персонкома состояние организма. Усилиями медблока и НЭМСов оно было вполне удовлетворительным. Кивнув в темноте сам себе, Эрик собрался на выход.

Тут его внимание привлек неясный звук из недр “ЭнСенты”. Тонкий, на грани слуха, постепенно усиливающийся и повышающий тон писк… С таким акустическим эффектом запускаются после долгого простоя питающие цепи каров, например, вывел подсказку проанализировавший звуковой спектр персонком.

Не успевший встать Эрик замер в кресле, вперив взгляд в пульт, а оставшейся частью существа обратившись в слух. Писк смолк, уйдя куда-то за пределы слышимого спектра, а датчики скафандра сообщили его электронному помощнику, что в теле “ЭнСенты” началась какая-то электронная активность

Эрик снова перещелкнул тумблер под пультом. Ноль реакции…

– Бездна тебя побери, включайся! – он треснул обеими руками в перчатках скафандра по серому пластику панели. И в ответ на столь грубое обращение она зажглась гирляндой огней…

Спустя пару секунд восстановился ноосферный объем, куда бортовой комп челнока выгрузил данные самодиагностики. Судя по всему, техника какое-то время пребывала в состоянии некоей электронной комы, но аварийный автономный блок управления (наличие которого оказалось для Эрика сюрпризом) после истечения заложенного программой таймаута инициировал полную перезагрузку по питанию всех систем, оказавшуюся успешной. Тихое шипение воздушных регенераторов, обычно незаметное, показалось недавнему кандидату в смертники прекраснее любых райских песнопений. Заработал и обогрев, что еще более обрадовало мужчину.

Слегка подрагивающим пальцем Эрик коснулся сенсора активации двигателей. Компьютер сообщил, что движки запущены и готовы к работе на 68 процентов, а ремонтные дроны уже направлены к самым критически поврежденным местам челнока.

Почувствовав ставшую уже привычной легкую вибрацию, Эрик, наконец, облегченно откинулся в кресле.

– Живем! – радостно воскликнул он. – Так, теперь надо понять, где я.

Камеры, увы, молчали, то ли сломались, то ли отсутствовали совсем, сигнала от них не наблюдалось. Эрик решил убрать ставни, отдав компу соответствующую команду.

С передавшимся через металл корпуса урчанием сервомоторов тяжелые бронированные створки, прикрывающие фронтальные иллюминаторы пилотской кабины “ЭнСенты”, медленно начали расходиться. Эрик опустил и максимально затемнил забрало шлема, оказавшись на время снова в полной темноте – на всякий случай. Мало ли, что там… а ожог сетчатки – дело нехорошее.

Наконец мозг челнока отрапортовал о завершении процедуры. Судя по всему, освещение и прочие параметры находились в приемлемых границах. Он убрал затемнение.

И сердце Эрика зашлось в ликовании: через бронестекла на него лили свет мириады живых звездных огней.