Забери меня. Откуда мы все здесь взялись? Вот меня не было, а вот я живу и чувствую всю эту боль. И этому нет никакого толкового объяснения. Точнее, есть только теории. Мне не достаточно теорий. Как мне понять, хочу я скорее жить или скорее умереть? Я двигаюсь по спирали, свингуя то вниз, то вверх. Иногда кажется, что я топчусь на месте, иногда - что несусь со всех ног в бездну новых дней, о которых буду вспоминать с улыбкой. Любовь есть Бог, а Бог есть Любовь.
А кем тогда является Боль?
Красотой.
Этот душный город сковал моё нутро. Мне надоело дышать чужим никотином. Я устала слушать его храп, пустоголовую матерную речь гопников, ржавые рыки машин, шумные, опустошенные вздохи умирающих автобусов, в которых жмутся, как вялые кильки в томатном соусе, мрачные омичи. Меня защемило где-то между его беспощадных морозов и такой искренней, почти невыносимой красотой закатного неба. Моя жизнь быстротечна. Моя жизнь - кислая отрыжка Вселенной. Мир нехотя меня переварит, как гвозди позавчерашних пельменей в дешевом майонезе, и даже не заметит изжоги после. Какой-нибудь новомодный гений всем объяснит, что есть повседневность, и преподнесет миру таблетку “Мезима” на блюдечке с голубой каемочкой, которая на самом деле черная, но всем похер... а может, положит даже две таблетки, и бытие понесется дальше своим чередом.
А куда девается небытие?
Кажется, оно застряло во мне. Где-то между грудью и животом. Иногда я дышу им, пока никто не видит, выливаю его в нестройные стихи. Прячу, как обычно, в стол или в секретный ЖЖ, чтоб почти никто не увидел. Мне надоело, что меня осуждают и совсем не чувствуют сути. Очень просто считать бреднями душевные излияния человека. Очень просто обижать слабого. Очень просто загнобить тонко чувствующего ребенка, которому просто нужна твоя любовь, твоя, нахрен, любовь, хоть какая-нибудь… Как говорится, легко обидеть художника. Но легко ли быть художником? Вы когда-нибудь задумывались?
Легко видеть красоту Великих. Легко восхищаться их творениями, что вошли в Историю, что творили эту самую Историю, что воспитали нас с вами. Труднее оценить каляку-маляку своего сына, когда ты страдаешь лютым перфекционизмом, и если он не выдал картину Репина или симфонию Чайковского, то зачем хвалить, иначе не будет развиваться. И вот ты идешь на кухню и начинаешь очередной разговор с подругами, который ничего не изменит ни в твоей жизни, ни в жизни твоих подруг, а ребенок растет как-то сам по себе, ищет везде ориентиры, случайно впитывает в себя какие-то там установки и ценности, а когда вдруг решает запеть своим слабеньким голосом песню, которая очень понравилась, делает это обязательно в одиночестве за закрытой дверью, очень тонко, очень робко и тихо-тихо, так тихо, чтобы никто его не осудил и не растоптал хрупкий росточек надежды.
А потом запаренные и выгоревшие психологи судачат за кружкой свежесваренного кофе о том, как же много зажатых людей вокруг и как перестать всех ненавидеть за тупое нытье и полнейшее бездействие.
А художники, между прочим, не бездействуют. Даже если вам так кажется. Поверьте: вам только кажется. Я до сих пор не привыкла к тому, что люди, водящие дружбу с моей семьей, позволяют себе обсуждать меня за своей спиной: о том, как сильно я поправилась, типа захламила свою комнату непонятным тряпьем, и мужик от меня уйдет, и родителями я манипулирую, и ленюсь, и жизнь свою под откос пускаю, и мои походы к психиатру - это вообще бред, самый лишний бред на свете. Ведь депрессия - это не болезнь, это настроение. Оно лечится беспробудной работой и ремнем без пряника по пятницам. И никому из них невдомек, что я наоборот оживаю, что из хлама зимой родятся мои маленькие шедевры, что скоро у меня будут первые продажи, что я наконец-то нащупала свою жилу, что сижу я дома, потому что мне нравится быть дома и писать, писать, писать… или заниматься другим видом творчества. Онегину можно быть затворником, ведь его Пушкин придумал, а мне быть затворницей нельзя, потому что я молодая, мне нужно быть красивой и детей рожать, очаровывать своего мужика и работать на нормальной работе, оголтело впахивая и продвигаясь по карьерной лестнице.
Подлинному художнику не важна карьера, порой, даже семья стоит далеко не на первом месте. Он творит, потому что не может не творить. Если он пытается быть НЕ_Художником, он так или иначе погибает с разной скоростью, его неиспользованный потенциал оборачивается против него, и всё, здравствуй, алкоголизм и созависимые отношения.
Художник видит, художник чувствует. Трогает, щупает, нюхает, пробует на вкус. Он учится, любопытствует, впитывает в себя, транжирит себя на отклик, плескает свои переживания, как краски на свежие полотна. Он путешествует по обычным улицам и находит нечто такое, что заставляет его сердце замереть на пару мгновений. А потом он пытается передать этот опыт людям как можно более качественно, как можно более чисто и искренне, максимально без искажений. На его взгляд, конечно. Поэтому художник делится своим мировосприятием, мироощущением, взглядом на окружающую действительность. Поэтому творчество каждого человека индивидуально. Подлинное творчество, а не имитация творчества. Надеюсь, вы понимаете разницу. Конечно, на свете много людей, кому-то нужна и имитация тоже. Но мне не хочется держать таких людей рядом, а вам?
Художник правой рукой может превратить трагедию жизни в великую комедию на киноленте, а левой - обратить немытого, пьяного отчима в никчемного бомжа-носителя истины в мрачном баре. Он может создавать новые миры и играть с ними. Он может возвышаться над реальностью прямо здесь и сейчас, видеть ситуацию объемно, с разных точек, с неизведанных ракурсов. Он принимает решения, порой трудные решения. Его творчество - отражение его жизни. Если он не растет, его творчество тухнет, как болото без свежей воды. Я не хочу обобщать, я хочу поделиться своим видением.
Многих людей тяготит их личный опыт. Для художника личный опыт - сундук с пиратскими сокровищами, собранными из разных приключений, островов, с декольте всех девушек мира. Он может устроить выходной в понедельник, а в среду - праздник. А пятницу сделать рабочим днем, потому что он не хочет восхвалять этот день, как прочий офисный планктон. Художник - не планктон, он - Кит: Косатка, Кашалот, Горбатый, Синий, Белуха, Нарвал… Их так много! И все они - почти мифические существа. Мало кому удается узнать их близко и по-настоящему, тет-а-тет насладиться их творческим танцем в открытом Океане Жизни.
На самом деле, художнику живется легко, хотя это далеко не очевидно: он любит свою боль, принимает свою драму, видит свои слабости и украшает ими пространство. Ему бесконечно интересно жить. Ему никогда не скучно. Никогда. Ему всегда есть, чем заняться. Он гибок насчет планов и плодороден насчет идей. Он может взрастить Сад и спалить Дом, смотря какой предстоит создать перфоманс.
И я не хочу, чтобы художников превозносили или опускали, я хочу, чтобы художников принимали такими, какие они есть и понимали, какую ценность они несут для мира.
Без Китов Океан потеряет свою невыразимую магию и тягу прикоснуться к глубинам, хотя бы с помощью музыки внутри живота. Также и мир без художников.
И если вы заподозрили, что ваш ребенок каким-то боком прикасается к миру китов, поберегите, его, пожалуйста, дайте ему необходимую пищу на всех уровнях, крышу над головой и свободу исследовать этот мир, формировать свое видение, познавать свой характер и выражать себя теми инструментами, что лягут в руку хорошо и крепко. Поощряйте его на смелость быть собой, экспериментировать, расти, совершенствоваться в мастерстве и постигать новые горизонты.
Созидательная сила Вселенной должна течь свободно, чтобы таких несчастных людей, как я, справшивающих: “Здесь живое или мертвое?”, становилось как можно меньше.
Миру необходимо наше душевное исцеление. Миру необходимы люди, творящие магию переплавления боли в красоту, и люди, способные это воспринимать, пропускать через себя и свой жизненный опыт.
Так как, дорогой читатель, живое или мертвое в тебе бьется сердце?