Константин Сергеевич никогда бы не подумал, что станет “выродком” — как он сам называл сорт людей, ведущих распутную, неправильную, девиантную жизнь, и которых более всего презирал и одновременно боялся своей старомодной христианской моралью. Он был человеком порядочным и ограниченным во всех смыслах, то есть ценящим жёсткие правила и этические ограничения, чтобы всё было правильно. Начальственным, готовым как к выполнению команд, так и к послушанию. Традиционным, благообразным отцом семейства. Но как-то так вышло. Случайно. Глупое недоразумение. По крайней мере, сам Константин Сергеевич ничего такого точно не планировал и даже не мог вообразить. У него и воображения-то не было попросту.
Это произошло однажды на службе, в самый обычный день. У него зачесался зад. Ну он и почесал свою громадную попу, вот же пустяк. И продолжил заниматься самыми обыкновенными делами. Ещё почесал. И опять почесал. Но назойливая щекотка всё не проходила. Более того, переместилась из середины ягодицы в район ануса. Прямо туда. Совершать прочёс становилось проблематичным занятием в его рабочем помещении — конец квартала, понимаешь. День, как назло, выдался чрезвычайно насыщенным: в отделе сновали люди, постоянно подбегая к его столу. Каждые пять минут кто-то стучал в дверь, заходил, торопливо забегал, робко зашаркивал внутрь, приносил бумажки на подпись. Ох, уж эти периоды отчётности, как же он их не ненавидел! Отчёты, отчёты, отчёты, отчёты. Утром — план отчётов на день, вечером — отчёт по утренним планам. Отчёт за день, за неделю, за месяц, за квартал. Сколько времени убито на эти адские отчёты! Целая жизнь его целиком похоронена в макулатуре и табличках!
Но совсем не бюрократия бесила Константина Сергеевича сегодня. А буравящий зуд снизу. Он устал ёрзать в кресле и улучать моменты, но чесотка не проходила. Что же делать? Он помчался в туалет, закрылся в ближайшей кабинке, спустил штаны, трусы, одной рукой оттопырил необъятную засиженную почти до онемения ягодицу. А когда второй принялся массировать да яростно чесать пылающий очаг, то перед глазами поплыли пурпурные круги наслаждения. Свет померк.
“Боже!” — выдохнул он, не в силах остановиться и стукнувшись лбом о перегородку кабинки.
За стенкой внезапно послышалось шевеление. Константин Сергеевич тут же замер, перестав дышать, парализованный ужасом, поняв что он не один в уборной. Невидимый персонаж тут же смыл унитаз и скоренько удалился, без мытья рук, заметно хлопнув дверью, явно торопясь и стесняясь услышанного. А Константин Сергеевич восемнадцать раз пересчитал цветочки на плитке, боясь выйти. И несколько минут планировал спецоперацию — как покинуть чёртов туалет, чтобы ни с кем не встретиться на выходе, чтобы не попасть под подозрения? И благополучно покинул. Но вообще сильно переживал за случившееся. Вроде бы всё обошлось. Но отнюдь не закончилось.
Многое переменилось в судьбе с того дня. Константин Сергеевич страдал, чувствовал щемящее душевное недомогание. От одной мысли о своём возможном пороке — пот покрывал лицо, ком стоял в горле. Тошнота омерзения. Ему мерещилось, что он заболел чудовищной болезнью. И болезнь эта прогрессировала. Кто-то проклял его или сглазил. Заразили. Развратиком. Или подсыпали отравы, таблеток каких. Также ему чудилось, что это злой розыгрыш или подстава неких заговорщиков на работе, чтобы дискредитировать его. Уволить с позором. Слишком уж многим он загромождал путь по службе вековым замшелым валуном. Годами сидел сиднем в своём кресле. Обычно такое делалось через ловлю на взятке. Но взяток Константин Сергеевич отродясь не брал. И тут будет особая подлость…
Списать, подставить соперника— обычное дело среди неторопливых карьер министерских (1), где нет никаких случайных продвижений. Где чиновники— шахматные фигуры, передвигаемые по доске сильнейшими мира сего, лоббистами. Любое лакомое место достигается исключительно сложнейшими интригами. Да, он не достиг заоблачных высот по службе, но, всё же, определённого положения и должности добился. И вот-вот его изловят на непотребстве, запишут убийственный компромат и выложат в общей сетевой папке. Однажды он придёт на службу и все сотрудники разом укажут на него пальцами и заржут громким водопадом позора. Вы слышали?! Константин Сергеевич оказался извращенцем! Первертом! Педиком! Гомиком! Как такое возможно? Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!
Но голова боится тревожными соображениями, а руки делают. Всё ж взыграло ретивое в Константине Сергеевиче. Тело и его страсти побороли мозг и его страхи. Плотское одолело рациональное.
Надо понимать, что пять с лишним десятков лет Константин Сергеевич жил в своей ортодоксальной, пуританской вселенной, куда не проникали не то что разрушительные лучи содомии, а даже лёгкие волны эротики. Не было никаких студенческих безобразий, какими они бывают у большинства молодёжи. Позже не было никаких постельных экспериментов с женой. Константин Сергеевич за жизнь в сто раз больше фантазировал о вкусной еде, чем о сексе. И про многие современные штучки он, конечно же, знавал теоретически, но старательно фильтровал информацию и отодвигал ненужное подальше. А тут стал выискивать. Запретное. Доселе невообразимое. Сам. Хотя, как сам? Понукаемый, подхлёстываемый. Оттуда.
“Процедуры” — как он это теперь называл — требовали всё большей физической сноровки, интенсивности и утайки от коллег днём, от жены и детей вечером. Его трудновыразимую, но весьма заметную, глубокую нервозную перемену стали подмечать родные и знакомые. Он стал сам не свой. Конечно не свой! Часть его тела, находящаяся фактически в центре организма, часть весомая, можно сказать ядро, центр тяжести, основа, на которой он провёл всю долгую службу— больше не принадлежала ему. Задница превратилась в эрогеннейшую зону, кожа там воспылала чувствительностью, жаждала, просила любви, как просит пыльная степь проливного дождя.
И однажды Константин Сергеевич всё сложил в уме и решился. Про фемасов, или мужин, как их ещё называли, тогда уже знали все вокруг, даже в его предпенсионном окружении — они давно перестали быть слухами. Даже сформировался небольшой, полуподпольный, но вполне нормальный рыночно-амурный сектор с ними. Не прошло это новомодное явление и мимо ушей ультраконсервативного Константина Сергеевича.
Они встретились в гостиничном номере. Мужина оказалась миловидной и даже скромной тонкокостной симпатяжкой, вовсе не похабной, как он их представлял под действием дурацких стереотипов. Слава богу, бороды не наблюдалось! И даже без косметики. Ага, так и задумано. Константину Сергеевичу она (оно?) пояснила — так нужно, чтобы его жена и вообще любые жёны клиентов не унюхали чужих запахов косметики. Как всё проработано, ты посмотри. Да и с виду — девушка девушкой. Очень молодая. Только что волосы ярко зелёно-голубые, аквамариновые. Говорят, эти создания практически не стареют. А если и умирают, то вот такими же внешне юными. А может и брешут, чёрт их знает.
Сначала быстрый душ. Потом без лишних утомительных постыдных ласк он попросил приступить к делу. Скинул просторное полотенце и встал на четвереньки, напоминая всем видом большого бледного хряка. И возбудился только от лишь от предощущения, тяжко задышал раскрытым ртом. А когда она смазала ароматным гелем и ввела ему в заднюю чакру свой — невероятно, он настоящий, живой! — длинный розовый пульсирующий горячий член, Константин Сергеевич заревел от счастья раскрытой пастью и тут же смачно надудонил на пол мощными тугими струями.
1 — http://www.proza.ru/2019/07/29/874