Франциск не был ученым-теологом, поэтому, говоря о богословии святого Франциска, мы прежде всего имеем в виду «духовность святого Франциска», т.е. его восприятие христианства (ранее это относили к аскетическому и мистическому богословию, а сейчас предпочитают говорить о «богословии духовной жизни»). Именно в этом ключе написана и «Большая легенда» св. Бонавентуры, в которой автор на различных примерах из жизни Франциска показывает нам особенности его благочестия. Показательны в этом смысле и сами названия глав «Большой легенды»: глава 5 называется «О суровости жизни [Франциска]», глава 6 – «О смирении и послушании [Франциска], глава 7 – «О любви к бедности [Франциска]», глава 8 – «О милосердии [Франциска]», глава 9 – «О ревностности любви [Франциска]» и т.д. Следуя традиции Бонавентуры, мы также выделим из огромного количества материала лишь главные признаки, характеризующие вклад Франциска в богословие духовной жизни. Фактически это будет разговор о своеобразии духовности Франциска. Этот разговор очень важен в связи с популярностью личности Франциска во всем мире и в России (где его знают, пожалуй, лучше, чем других католических святых), а также в связи с тем, что нынешний Папа Римский не только избрал себе имя «Франциск», но и в своих действиях часто руководствуется духовностью Франциска (например, в том, что касается личного смирения и любви к бедным). Описывая духовность святого Франциска, приходится часто приводить описания чудесных событий из его жизни. В связи с этим уместно вспомнить то, что писал по этому поводу биограф Франциска Поль Сабатье: «К счастью, мы более не живем в то время, когда историки считали, что они поступают правильно, когда сводят все к истинному размеру, удовлетворяясь тем, что отрицают или опускают все то в жизнеописании героев человечества, что возвышается над уровнем нашего повседневного опыта» (цит по: P. Sabatier. The Road to Assisi: The Essential Biography of St. Francis. Edited with introduction and annotations of Jon M. Sweeney. Brewster, 2005, p. 3).
1. Символическое видение мира. Английский поэт Роберт Браунинг в 1855 году написал стихотворение «Фра Липпо Липпи», в котором есть очень важные строки, характеризующие мировоззрение средневекового человека вообще и монашескую духовность в частности, ибо художник Филиппо Липпи (Фра Липпо Липпи) был монахом-кармелитом: «This world's no blot for us,/Nor blank; it means intensely, and means good: To find its meaning is my meat and drink» («Мир ни черное пятно,/Ни белое; он смысла полон, и благого смысла!/Найти значенье – для меня важней воды и хлеба». – Перевод Э.Ю. Ермакова). Эти строки Браунинга как нельзя лучше подходят к описанию символического видения мира святым Франциском. Лука Уаддинг сообщает, что Франциск, возвращаясь из Дамьетты (совр. Думьят, Египет) через Крит, прибыл в Венецию. Там он прогуливался с одним из братьев вдоль венецианских болот, где было великое множество птиц. Птицы пели, и это навело Франциска на мысль петь Хвалы и Канонические часы (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1220, 4, рр. 222-223; cf. Bonaventura. Legenda major, 8). Смысл: нет ничего случайного. Пение птиц – знак от Бога. Везде знаки, надо только уметь их расшифровать. Современному человеку такое видение мира кажется странным. Можно вспомнить аналогичный эпизод из жизни Папы Григория I. Григорий, когда еще не был Папой, а лишь настоятелем римского монастыря Св. Андрея, решил отправиться проповедовать Христа в Англию. Поскольку он был очень популярен в Риме как талантливый проповедник и щедрый благотворитель, то ему пришлось покинуть Рим тайно под покровом ночи. Наутро народ, узнав, что Григорий покинул Рим, потребовал от тогдашнего Папы Пелагия II снарядить погоню. Григорий, ни о чем не подозревая, продолжал свой путь и в какой-то момент решил сделать привал и сел на лужайке читать книгу. В этот момент на лист открытой книги сел кузнечик. Тут Григорий задумался, что бы это значило: кузнечик по-латыни «locusta», очень похоже на «loco sta», т.е. оставайся на месте. В это время как раз подоспела погоня, и Григорий послушно вернулся в Рим. Об этом эпизоде сообщает Павел Дьякон, биограф Григория I (Sancti Gregorii Papae vita, 20: Sancti Gregorii Papae cognomento Magni opera omnia. V. 4. Paris, 1705, col. 9). Таким образом, в обоих случаях мы видим внимательное отношение святых к тому, что мы бы сейчас назвали мелочами. Символическое видение мира в богословском смысле означает две вещи: все происходящее не случайно, но подчинено действию Божественного провидения; человек способен узнать о планах Божественного провидения через внешние знаки, которые поддаются расшифровке. Также пример символического видения мира мы видим и в творчестве святого Франциска, например, в «Гимне Брату Солнцу», где имеются такие строки: «Да пребудешь восхваляем Ты, мой Господи, со всем творением Твоим, прежде всего, с господином братом солнцем, которое есть день, и Ты освещаешь нас им. И само оно прекрасно и сияет великим сиянием, знаменуя Тебя, Всевышний». В латинском варианте: «de te, altissime, profert significationem».
2. Стигматы. В 1224 году Франциск взошел на гору Альверну, чтобы совершить сорокадневный пост перед праздником архангела Михаила, который в Западной Церкви приходится на 29 сентября. Здесь надо отметить, что в Западной Церкви имелась традиция квартального поста (quattuor anni tempora), который совершался в среду, пятницу и субботу четыре раза в год – весной, летом, осенью и зимой (jejunium vernale, aestivale, autumnale et hiemale) и имел особое литургическое сопровождение. Зимний квартальный пост совершался после третьего воскресенья Адвента, весенний – после первого воскресенья Великого поста, летний – в октаву Пятидесятницы, осенний – после воскресенья, следующего за праздником Воздвижения Креста. Поскольку праздник Воздвижения Креста отмечается 14 сентября, то осенний квартальный пост предшествует празднику архангела Михаила. Конечно, сорокадневный пост Франциска был плодом его личной аскезы и не имел литургического обоснования. Здесь, скорее, надо усматривать аналогии с сорокадневным пребыванием Моисея на горе Синай, с сорокадневным постом пророка Илии или с сорокадневным постом Иисуса Христа. Традиционно считается, что Франциск получил стигматы 17 сентября, хотя Бонавентура пишет, что это было «утром в один из дней после праздника Воздвижения Креста», а Лука Уаддинг считает, что это могло быть в сам праздник Воздвижения Креста (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1224, 15, р. 315). Праздновать дарование стигматов Франциску во францисканском ордене начали с 1342 года (при Папе Бенедикте XII), а с 1585 по 1970 этот праздник был общецерковным. По поводу учреждения праздника стигматов святого Франциска существовала легенда о том, что в понтификат Бенедикта XII, пришедшийся на эпоху «Авиньонского пленения», т.е. пребывания пап не в Риме, а в Авиньоне, какие-то два монаха (не из францисканского ордена) посетили монастырь францисканцев вблизи Авиньона и увидели фреску, на которой был изображен Франциск со стигматами. Тогда один из тех монахов сказал: «Эти минориты хотят, чтобы их святой походил на Христа», - достал нож и соскоблил изображение стигматов с фрески. Но из соскобленных участков стала сочиться кровь. Позвали Папу Бенедикта XII, который, увидев чудо, благословил включение в церковный календарь праздника стигматов святого Франциска. Приведем отрывок из этой легенды, которую Фердинанд Доэлле обнаружил во Вроцлавском кодексе и опубликовал в 1910 году в журнале «Archivum Franciscanum Historicum»: «Во времена Папы Бенедикта XII случилось вблизи Авиньона в одном из городов, в котором братья имели монастырь, в некий день, когда все братья были на хорах и читали божественную службу, пришли два брата из другого ордена и ходили [по монастырю]. Вдруг один из них увидел изображение святого Франциска со священными стигматами, нарисованное на стене, и сказал спутнику своему: «Эти меньшие [братья] хотят сделать своего святого похожим на Христа». И, взяв ножик свой, сказал: «Я хочу соскоблить стигматы оные с изображения сего, чтобы он [Франциск] не выглядел похожим на Христа». И сие сказанное совершил на деле. И когда оные пять стигматов соскоблил, вдруг они начали обильно источать кровь (inceperunt largiter sanguinem emanare). Что оный увидев, сильно дивясь, сказал спутнику своему: «Вот, что мне делать?». Тот ответил: «Весьма смертно согрешил (Valde mortale egisti). Но советую тебе, скорей побеги к священнику и исповедуйся»». ( цит. по: F. Doelle. De institutione festi SS. Stigmatum e Cod. Writislaviensi narratio// Archivum Franciscanum Historicum 3(1910), 169-170). Окончание этой истории таково: «Тогда господин Папа весьма удивленный, преклонил колени перед изображением и, воздев руки к небу, сказал: «О святой Франциск, отпусти эту вину (hanc noxam) оному несчастнейшему грешнику, ибо обещаю тебе, что хочу установить праздник твоих стигматов, и особенно желаю предписать братьям твоим, чтобы во всем ордене они торжественно отмечали праздник твоих стигматов». И как только господин Папа сказал это, кровь перестала сочиться» (Ibid.). Богословское значение стигматов имеет несколько аспектов. Во-первых, это пример для всех христиан, свидетельствующий о необходимости подражать Христу в Его страданиях. Здесь уместно вспомнить слова св. апостола Павла: «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его» (Кол 1, 24) и слова того же апостола, которые цитирует и Лука Уаддинг: «Ego stigmata Domini mei Jesu Christi in corpore meo porto» (ср. в Синодальном переводе: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» - Гал 6, 17) (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1224, 25, р. 320). Также дарование стигматов, учитывая необычную обстановку (сорокадневный пост и т.п.), может восприниматься как имеющее эсхатологическое значение (Франциск как новый Моисей или Илия), т.е. как знаменующее некий новый этап в истории спасения. Наконец, дарование стигматов св. Франциску открыло на Западе традицию углубленной медитации о Страстях Господних (эта традиция была продолжена такими мистиками, как Екатерина Сиенская, Игнатий Лойола, Тереза Авильская, Маргарита-Мария Алакок и др.).
3. Бедность. Как эпизоды из жизни Франциска, так и составленный им Устав для братьев указывают на то, какое большое значение Франциск придавал нестяжанию. Уже на примере своего земного отца – купца Петра Бернардоне – Франциск понял, какую огромную опасность представляет для человека жадность, привязанность к деньгам. В борьбе с этой опасностью он предлагал самые решительные методы, так что церковным властям даже приходилось несколько смягчать его радикализм в этом отношении. Здесь Франциском было высказано несколько богословских идей. Во-первых, он приравнивал нежелание делиться с ближним своей собственностью к воровству. Здесь показателен рассказ, содержащийся в одном из ранних источников о жизни Франциска: «Когда однажды [Франциск] возвращался из Сиены, встретил на своем пути некоего нищего и сказал спутнику своему: «Подобает, чтобы мы отдали плащ нищему, ибо нам дали его взаймы, пока мы не встретим более нуждающегося. Спутник же, зная о том, как отец [Франциск] нуждался [в плаще], упрямо возражал, не желая, чтобы он проявлял заботу о другом в ущерб себе. И тогда святой Франциск сказал ему: Я не хочу быть вором, ибо нам было бы вменено в воровство, если бы мы не отдали [плащ] более нуждающемуся» (Speculum perfectionis, 30). Во-вторых, как следует из второй редакции «Послания к верным», Франциск большой упор делал на то, что и Иисус Христос, и Дева Мария были бедны: «Тот, Кто был богат, превыше всего пожелал в этом мире вместе с блаженнейшей Матерью Своей избрать бедность». Из той же книги «Легенда трех товарищей» мы узнаем, что далеко не все жители Италии разделяли взгляды Франциска. Когда он стал посылать своих учеников на проповедь, заповедуя им, согласно Уставу, жить подаянием, "многие считали их [учеников Франциска] обманщиками или бездельниками и не желали пускать их в свои дома, чтобы те, подобно ворам, не украли у них что-нибудь. Поэтому во многих местах после причиненных им [ученикам Франциска] многих обид, те вынуждены были приютиться во дворах церквей или монашеских обителей" (Legenda trium sociorum, 10). Еще об одном эпизоде, связанном с бедностью, сообщается в книге «Зерцало совершенства» в главе 38: «В другой раз, когда [Франциск] пребывал в церкви Святой Марии, [называемой] Порциункула, некая женщина старая и нищая, имевшая двух сыновей, которые стали монахами [францисканцами], пришла туда просить милостыню у блаженного Франциска. Тотчас же блаженный Франциск сказал брату Петру Каттани, который был тогда генеральным настоятелем: «Есть ли у нас что-либо, что мы можем дать этой нашей матери?». Ибо [Франциск] называл мать кого-либо из братьев своей матерью и матерью всех братьев. Брат Петр отвечал ему: «В монастыре нет ничего, что мы могли бы ей дать, ибо она желает такую милостыню, чтобы от сего дня ей хватало бы на пропитание. В церкви же мы имеем лишь один Новый Завет, по которому читаем чтения во время утрени». Ибо в то время у братьев еще не было бревиариев, да и псалтирей было немного. Итак, сказал ему блаженный Франциск: «Дай матери нашей [Новый] Завет, чтобы она продала его для своих нужд. Ибо я твердо верую, что это более угодно будет Господу и Пресвятой Деве, чем если бы мы читали из него». И так дал ей» (Speculum perfectionis seu S. Francisci Assisiensis legenda antiquissima/ Ed. P. Sabatier. Paris, 1898, p. 69). 4 октября 2013 года (в день, когда Католическая Церковь празднует память святого Франциска) Папа Франциск, избравший себе имя в честь Франциска Ассизского, прибыл в Ассизи и как раз на том месте, где Франциск обручился с «госпожой Бедностью», произнес проповедь, в которой, в частности, сказал: «Когда Франциск снял с себя одежду в знак отказа от богатства, он был юношей, у него не было сил для этого. Только сила Божия подтолкнула его к этому поступку, сила Бога, Который хочет напомнить нам то, что сказал Иисус о духе мира сего, то, о чем молился Иисус Отцу, а именно, чтобы Отец избавил нас от духа мира сего».
4. Эсхатологизм и иоахимитство. Важно отметить, что проповедь Франциска последовала вскоре после кончины известного итальянского подвижника – Иоахима Флорского. Иоахим Флорский известен своей необычной историософией, которую он связывает с догматом о Троице. Согласно Иоахиму, история человечества делится на три эпохи: эра Отца (от Адама до Иисуса Христа), эра Сына (от Илии пророка до начала духовного понимания Евангелия) и эра Святого Духа (от начала духовного понимания Евангелия до конца света). Эти эпохи накладываются одна на другую, что Иоахим Флорский в своей книге «Liber figurarum» («Книга рисунков») изобразил в виде трех колец, пересекающихся друг с другом. Последователи Иоахима Флорского считали, что именно его учение о трех эпохах знаменует начало духовного понимания Евангелия и, таким образом, открывает эру Святого Духа. Считалось также, что начало новой эры должно быть сопряжено с гонениями и катаклизмами (как это было в эпоху Илии Пророка). Поэтому, когда Иоахим Флорский умер мирно, не сотворив никаких чудес и не явив никаких знамений, его последователи, услышав о чудесах и энтузиастической проповеди Франциска, решили, что он и есть этот новый Илия, с которого начнется эра Святого Духа. И действительно, как писали очевидцы, проповедь Франциска производила впечатление начала какой-то новой эры. Фома Челанский в «Первом житии» писал: «Казалось очевидным в то время, как благодаря присутствию святого Франциска, так и благодаря молве о нем, что некий новый свет послан с неба на землю, прогоняющий всякий туман мрака […] Он [Франциск] сиял, как звезда сияет во тьме ночной и как утренняя заря во мраке» (Vita prima, 15). Интерес к Иоахиму Флорскому сохранялся среди францисканцев и после смерти св. Франциска. Салимбене ди Адам сообщает в своей «Хронике», что он сам впервые услышал о пророчествах Иоахима Флорского в 1240-е годы, когда, будучи еще молодым монахом, жил во францисканском монастыре в Пизе. В «Хронике» имеется колоритный портрет францисканского проповедника из Прованса Гуго де Диня (ум. ок. 1285), который смело проповедовал перед курией и самим Папой Иннокентием IV, когда тот находился в Лионе в связи с проведением I Лионского собора (1245 год). О проповеди в Лионе Салимбене де Адам пишет со слов самого Гуго де Диня: «Верховный Первосвященник призвал меня и, собрав консисторию кардиналов, поставил меня посреди них и сказал мне: “Я слышал о тебе, что ты великий клирик и человек хороший и духовный. Но слышал и то, что ты последователь аббата Иоахима в пророчествах и великий иоахимит (Ioachita)”. Теперь же все мы перед лицом твоим желаем слышать все, что тебе предписано от Господа» (Cronica fratris Salimbene de Adam ordinis Minorum// MGH SS 32, p. 231). По-видимому, влиянием Иоахима объясняется и распространение среди францисканцев особой формы креста в виде греческой буквы «тау». Дело в том, что Иоахим Флорский в своей книге «Liber de Concordia Novi ac Veteris Testamenti» цитирует фрагмент из книги пророка Иезекииля: «Пройди посреди города, посреди Иерусалима, и запечатлей тау (thau) на челе мужей, стенающих и скорбящих о всех мерзостях, которые совершаются посреди него» (ср. Иез 9, 4) (Joachim of Fiore. Liber de Concordia Novi ac Veteris Testamenti/ Ed. E.R. Daniel. Philadelphia, 1983, p. 23). Этот фрагмент францисканцы, разумеется, могли толковать и без Иоахима Флорского, но важно указать, что именно Иоахим связывает этот фрагмент с наступлением эры Святого Духа. О том, что сам святой Франциск почитал знак «thau», пишет Бонавентура в «Большой легенде»: «Сей [брат Пацифик] позднее преуспел во всякой святости, а до того, как стал министром [францисканцев] во Франции (ибо он первым там исполнял обязанность министра) неоднократно сподоблялся видеть большое «thau» на лбу Франциска, которое играло различными цветами и исполняло его лицо дивной красотой. Этот знак святой муж [Франциск] весьма сильно почитал, и часто говорил о нем в беседах, и письмеца, им посылаемые, подписывал этим знаком» (Legenda major, 4).
Из последователей иоахимизма во францисканском ордене можно упомянуть также Иоанна Пармского, генерала ордена францисканцев с 1247 по 1257 год. Однако, когда предсказываемое иоахимитами воцарение Антихриста, которое должно было иметь место в 1260 году, не состоялось, идеи Иоахима Флорского стали постепенно утрачивать популярность во францисканском ордене.
5. Стоицизм. Некоторые мысли Франциска перекликаются с идеями римских стоиков, например, Сенеки, который говорил, что «судьба покорных ведет, а непокорных тащит». Так, Франциск в «Приветствии добродетелям» советует повиноваться во всем не только своим собратьям, но также и мирским людям (homines, qui sunt in mundo), причем не только повиноваться, но быть как бы подстилкой для них (так можно перевести используемое Франциском латинское выражение «suppositus esse», дословно «находиться под»). А далее Франциск добавляет: «и не только людям [быть послушным], но также диким зверям и хищникам [неясно, метафора ли это, обозначающая злых людей, или же говорится в буквальном смысле], чтобы они могли делать с ними все, что захотят, насколько это попущено им свыше от Господа (quantum fuerit eis datum desuper a Domino)». Позднее подобные идеи «непротивления злу» развивал русский писатель и философ Лев Толстой. Интересно, что Лев Толстой читал «Цветочки Франциска Ассизского» и ему особенно нравился рассказ о «совершенной радости»: «Перечел Франциска Ассизского. Как хорошо, что он обращается к птицам, как к братьям! А разговор его с frere Leon о том, что есть радость?!» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений. Т. 20. М., 1965, с. 172) . Кстати, Лев Толстой был инициатором перевода на русский язык книги П. Сабатье «Жизнь Франциска Ассизского». 24 ноября 1893 года Толстой писал В. Черткову: «Я три дня ее [«Жизнь Франциска Ассизского»] читал и ужаснулся на свою мерзость и слабость, и хоть этим стал лучше» (цит. по: Августин Никитин. Лев Толстой в зеркале русской францисканистики // Нева, № 1, 2008). Впрочем, в отличие от постхристианского стоицизма Льва Толстого или дохристианского стоицизма Сенеки и Марка Аврелия, стоицизм Франциска укоренен в Евангелии. Во-первых, это Нагорная проповедь, где сказано: «А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф 5, 39-40). Сам человек не должен полагать предел власти других людей над ним, но может в этой ситуации уповать на то, что Бог не попустит ему «быть искушаемым сверх сил, но при искушении даст и облегчение» (1 Кор 10, 13). Позиция Франциска основана на том, что Бог податель всякой власти: если для нашего испытания Он попустит какую-либо несправедливость по отношению к нам (как в «Рассказе об истинной и совершенной радости»), то надо перенести это со смирением, не теряя кроткого расположения духа и не впадая в гнев и уныние: «Если сохраню терпение и не разгневаюсь, вот в этом и есть истинная радость, и истинная добродетель и спасение души». Знаменитая французская писательница и философ Симона Вайль также считала Франциска «чистым стоиком» (pur stoicien): «Итак, не отрешенность, но радость. Жалость и подобные ей чувства запрещены. Надо принимать все страдания с радостью (конечно, те, за которые сам человек не отвечает). Святой Франциск Ассизский был чистым стоиком. Декарт был стоиком до какой-то степени, Гете – в очень высокой степени. Руссо и Кант – в малой степени. Конечно, стоицизм особенно ощущается, когда он выражается в поэзии. Вот почему Франциск Ассизский и Гете – это самые лучшие примеры» (S. Weil. Lecons de philosophie. Paris, 1959, p. 195).
6. Отношение к исламу и миссионерство. Лука Уаддинг сообщает, что, находясь в 1213 году в Испании, в городе Юлиобрига (совр. Кампо-де-Энмедио), Франциск хотел идти дальше в Марокко, «будучи воспламенен желанием мученичества», «которое у него возрастало и усиливалось с каждым днем» (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1213, 58, р. 131). Однако дела, связанные с основанием францисканских обителей в Испании, задержали Франциска в испанском городе Бургос, где тогда находился король Кастилии Альфонс VIII. Затем, как сообщает Бонавентура в Legenda major Sancti Francisci (Большом житии св. Франциска), из-за тяжелой болезни Франциск вынужден был после посещения Сантьяго-де-Компостелы, где он поклонился мощам апостола Иакова, вернуться в Италию (Legenda major, 9). Тот же Бонавентура пишет, что Франциск, «воспламененный оной совершенной любовью, которая изгоняет страх, возжелал принести себя в жертву Господу через огонь мученичества, чтобы […] в других людях пробудить Божественную любовь» (Ibid.) и что в Марокко Франциск решил отправиться с тем, чтобы «проповедовать Евангелие» (Ibid). Спустя 5 лет после путешествия в Испанию Франциск вместе с товарищами отплывает в Египет. Лука Уаддинг утверждает, что Франциску удалось убедить султана [Малика Аль-Камиля (1180-1238)] креститься (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1219, 62, р. 219). Историки ставят это утверждение под сомнение, однако налицо было смягчение политики султана по отношению к христианам, о чем пишет Жак де Витри в «Иерусалимской истории»: «Так благожелателен был к христианам, что после мира, заключенного с сарацинами [сельджуками?], повелел даровать свободу христианам, которые находились в узах в крепостях, которые он захватил, и дал им возможность выбрать, вернуться ли им на родину или за вознаграждение воевать на его стороне. Он же так приблизил к себе христиан, что своих телохранителей набирал из их числа» (Historia Hierosolymitana, ad annum 1219. Цит. по: F. Quaresmius. Historica theologica et moralis Terrae Sanctae elucidatio. T. 1. Antverpiae, 1664, p. 163). До сегодняшнего дня мусульмане во всем мире сохраняют к Франциску Ассизскому особое отношение. После избрания Папы Франциска I один из идеологов канадских мусульман доктор Дэвид Липерт написал статью «Святой Франциск Ассизский и ислам: как новый Папа может примирить христиан и мусульман» в электронной газете «The Huffington Post» в номере от 14 марта 2013 года. В статье говорится: «Решение кардинала Бергольо выбрать себе, когда он стал Папой, имя «Франциск» имеет глубокое значение для мусульман, учитывая состояние, в котором находятся мусульманско-христианские отношения. Христианский святой Франциск Ассизский – имя которого избрал себе [Бергольо] до конца жизни – остался в памяти мусульман, которые знают его как святого человека, пожалуй, единственного святого, которого признают и христиане, и мусульмане»
7. Отношение к животным. Противники христианства иногда упрекают христиан в том, что они мало заботятся о животных. Например, русская писательница Нины Берберова в своей автобиографической книге «Курсив мой» пишет, что «Новый завет ни слова не сказал о животных и скорби мира в их глазах». На этот упрек прекрасным образом отвечает святой Франциск своей любовью к животным. Причем эта любовь порождена именно Новым заветом, т.е. христианством. И чем больше преуспевал святой Франциск на пути к совершенству, тем больше усиливалась в нем любовь к животным. Достаточно привести лишь несколько примеров. В книге «Цветочки святого Франциска» повествуется о следующем эпизоде. Как-то Франциск увидел мальчика, несшего горлиц на рынок. Надо отметить, что в средневековой кулинарии голуби (как вареные, так и жареные) были распространенным блюдом, о чем имеются свидетельства в тогдашних кулинарных книгах, например, в книгах «Liber de coquina» и «Tractatus de modo praeparandi et condiendi omnia cibaria», составленных в Южной Италии в XIII веке (Liber de coquina 2, 34; Tractatus 2, 10). Франциск упросил мальчика отдать ему горлиц, и когда тот отдал ему их, усадил птиц к себе на колени и с нежностью обратился к ним: «О сестры мои горлицы, простые, целомудренные и невинные, зачем вы позволили поймать себя? Но я хочу избавить вас от смерти, чтобы вы вили гнезда и плодились и размножались, исполняя заповедь Творца» (Actus beati Francisci et sociorum, 24). Франциск жалел не только «невинных горлиц», но и хищных зверей. «Цветочки святого Франциска» содержат следующий рассказ об укрощении Франциском кровожадного волка: «Волк оный ужасный побежал на святого Франциска и спутника его с раскрытой пастью. Но блаженный отец сотворил над ним крестное знамение, и волк Божественной силой удержан был от нападения как на него [Франциска], как и на его спутника, бег свой остановил и пасть, свирепо раскрытую, сомкнул» (Ibid., 23). Бонавентура в «Большой легенде» повествует о том, что, когда птицы своим пением мешали Франциску и его спутнику петь хвалы Господу, Франциск обратился к ним с просьбой замолчать: «Поскольку из-за болтовни (garritum) их Франциск и спутник его не могли слышать друг друга при чтении [канонических] часов, то, обратившись, святой муж сказал птицам: Сестры птицы, перестаньте петь, пока мы не окончим читать хвалы, которые подобают Богу» (Bonaventura. Legenda major, 8). Наконец, свидетельством любви Франциска к животным является и составленное им «Увещевание к восхвалению Бога», где имеется следующая фраза: «Все птицы небесные, хвалите Господа». Также и на антепендиуме (алтарном покрывале) в церкви в Поркарии Франциск повелел «нарисовать различные творения: ангелов, детей, птиц, деревья и т.п., а к этим избражениям сочинил сам стихи, призывающие все творение воздать славу Творцу» (L. Wadding Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1213, 19, p. 115). Неудивительно, что Франциск включил животных (вола и осла) в изобретенный им Рождественский вертеп. Возможно, он руководствовался словами из книги пророка Исайи: «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего». По крайней мере, св. Антоний Падуанский вспоминает именно этот стих из книги пророка Исайи в своей проповеди на Третье воскресенье Адвента (Antonius de Padua.Sermones Dominicales Adventus et De tempore. Pedeponti, 1739, p. 8).
8. Почитание св. архангела Михаила. Святой Бонавентура в «Большой легенде» пишет: «Обладая горячей ревностью к спасению всех долженствующих быть спасенными, [Франциск] с особым благочестием почитал блаженного архангела Михаила, потому что тот имел служение представлять души [усопших]» (Legenda major, 9). Вера в то, что архангел Михаил сопровождает души на Страшный Суд и ходатайствует за них перед Богом, была очень распространена в Средние века. Архангела Михаила часто изображали взвешивающим души на весах. Об этом написал знаменитый итальянский поэт и скульптор Микеланджело в одном из своих сонетов: «Мул, свечи, сахар... А сейчас свершила/Еще бутыль мальвазии свой вход./Я щедростью подавлен, -- пусть расчет/Вершат весы святого Михаила» (сонет 104, перевод А.М. Эфроса). Неудивительно поэтому, что в 1224 году Франциск совершил, согласно «Анналам» Луки Уаддинга, «сорокадневный пост во славу Пресвятой Девы Марии и благословенного архангела Михаила, продолжавшийся от праздника Успения Пресвятой Богородицы вплоть до праздника св. Михаила Архангела в сентябре». Праздник Успения Девы Марии отмечается в Католической Церкви 15 августа, а Праздник Архангела Михаила – 29 сентября, так что пост Франциска длился чуть больше 40 дней. Лука Уаддинг, безусловно, опирается здесь на древнюю традицию: об этом пребывании Франциска в эремитории на горе Альверна сообщается и в «Первом житии» Фомы Челанского (хотя там не упоминается о сорокадневном посте и о празднике архангела Михаила) (Vita prima, op. 2, cap. 3) . Во «Втором житии» Фома Челанский сообщает о том, что Франциск ежегодно постился в течение 40 дней перед праздником св. Михаила в знак особого почитания этого святого архангела (Vita secunda, 149). Бонавентура сообщает еще одну любопытную деталь в связи с сорокадневным постом на горе Альверна: «Когда [Франциск] пришел в эремиторий на Альверне, чтобы совершить четыредесятницу в честь архангела Михаила, к его келье слетелись самые разные птицы, которые совместным пением и знаками радости как бы являли ликование о его приходе» (Legenda major, 8). Лука Уаддинг после слов «праздник св. Михаила Архангела» добавляет «в сентябре», т.к. имеется также праздник явления Архангела Михаила на горе Гаргано (в Италии), который отмечается 8 мая. Что касается продолжительности поста Франциска, то 40 дней – это продолжительность поста Моисея (Исх 34, 28), пророка Илии (3 Цар 19,8) и Иисуса Христа (Мф 4, 1-4). Ставя Франциска в ряд с этими знаковыми фигурами, францисканские спиритуалы считали, что как с Моисея начинается эпоха Закона, с Илии – эпоха пророков, с Иисуса – Новый Завет, так и с Франциска начнется новая эпоха – эра Святого Духа (по Иоахиму Флорскому). Эти надежды не сбылись, спиритуалы подверглись гонению, соответственно, пост Франциска утратил эсхатологический смысл. Почитание архангела Михаила оставалось во францисканском ордене и после смерти св. Франциска. Так «Деяния святого Франциска и спутников его» повествуют об эпизоде из жизни брата Петра де Монтикуло (блаж. Петр да Трея, ок. 1214-1304). В «Деяниях…» говорится, что этот брат благочестиво постился в течение 40 дней в честь архангела Михаила и в последний день поста пришел в храм помолиться в сопровождении некоего юного брата. Этот юный брат стал невольным свидетелем беседы между Петром де Монтикуло и архангелом Михаилом. Их слова были такими: «Архангел сказал: Брат Петр, ты верно ради меня трудился и себя многоразлично удручал; вот, я пришел утешить тебя, чтобы ты просил у меня какую хочешь милость, и я испрошу ее у Господа. И ответил брат Петр: Святейший князь небесного воинства, ревностнейший поборник чести Божией и милостивый защитник душ, прошу у тебя сей милости, чтобы ты испросил прощение всех моих грехов. Ответил святейший Михаил: Проси другую милость, ибо эту мне будет очень легко получить. Но брат Петр не попросил об иной милости» (Actus beati Francisci et sociorum, 48).
9. Видения и голоса. Согласно «Большой легенде» Бонавентуры, обращению Франциска на путь посвященной Богу жизни предшествовал ряд необычных явлений, которые в мистическом богословии называются «видениями» (visiones) и «голосами» (locutiones). Согласно Бонавентуре, обращение Франциска началось с длительной болезни, коей предшествовала встреча с неким местным юродивым (Бонавентура называет его «vir valde simplex, ut creditur, eruditus a Deo» = «муж очень простой, как считали, просвещенный Богом), который, увидев Франциска, снял свой плащ и подстелил к его ногам. После этого Франциск заболел, и эта болезнь, как считает Бонавентура, была послана свыше («facta est super eum manus Domini» = «была на нем рука Господня»). После выздоровления Франциск, согласно «Большой легенде», снова вел светскую жизнь и купил себе новую дорогую одежду, но затем встретил бедно одетого воина и, сжалившись над ним, снял с себя только что купленную одежду и отдал воину. После этого Франциск во сне увидел прекрасный замок крестоносцев и воспринял этот сон как приглашение к военной карьере. После этого, согласно Бонавентуре, он нанялся в ополчение к какому-то богатому рыцарю, но тут услышал голос Христа: «Франциск, кто больше может сделать для тебя: господин или раб, богатый или бедный?». Франциск ответил: «Конечно, господин и богатый». И тогда Христос спросил Франциска: «Почему же ты покидаешь господина ради раба и вместо богатого Бога служишь бедному человеку?». Франциск спросил: «Что мне делать, Господи?». И Христос ответил ему: «Возвратись в город свой, ибо видение, которое у тебя было, нужно понимать духовно: не человеческое, но Божественное намерение должно в тебе исполниться» (Legenda maior, 1). Здесь, конечно, возможно сравнение обращения Франциска с обращением апостола Павла, который тоже услышал голос Христа, находясь в пути. Что касается вопроса, кому выгоднее служить, он имел историческое и литературное продолжение в виде знаменитого афоризма, приписываемого английскому церковному и политическому деятелю (канцлеру Англии при Генрихе VIII) кардиналу Уолси. Попав в опалу из-за неудачи в деле обеспечения развода короля с нелюбимой женой Екатериной Арагонской, Уолси был сначала лишен имущества и сослан, а затем обвинен в государственной измене и вызван в Лондон на суд. В пути он тяжело заболел и якобы сказал перед смертью: «Если бы я служил Богу с тем же усердием, с каким я служил моему королю, Он не покинул бы меня в старости». Эту фразу Уолси цитирует Джойс в своем романе Улисс: «Отец Конми свернул к Маунтджой-сквер. Мысли его ненадолго задержались на солдатах и матросах, которые лишились конечностей под пушечными ядрами и доживают остаток дней в нищенских приютах, а также на словах кардинала Уолси: Если бы я служил Богу своему, как я служил своему королю, Он бы не покинул меня в дни старости». Бонавентура сообщает и о других видениях святого Франциска. Вскоре после того как Франциск, преодолев отвращение, поцеловал прокаженного, он увидел Христа как бы распятого на кресте. После этого видения Франциск понял, что его призвание – взять свой крест и следовать за Христом. Бонавентура пишет, что после видения распятого Христа Франциск стал ухаживать за прокаженными, «часто посещая их дома и подавая им щедрую милостыню» (Ibid, 1). В этот же период Франциск зашел в церковь Св. Дамиана вблизи Ассизи, которая от ветхости стала разрушаться, и там услышал голос свыше, трижды сказавший ему: «Франциск, пойди и восстанови дом мой, который, как ты видишь, разрушается» (Ibid, 2). Франциск сначала не понял, что речь идет не о конкретном пришедшем в убогость храме, а о всей Церкви Христовой, и лишь впоследствии осознал полный смысл сказанных ему слов. Бонавентура сообщает об этих видениях и голосах, чтобы убедить читателя, во-первых, в святости Франциска, а во-вторых, в Божественном промысле, стоящем за созданием францисканского ордена. В книге «Деяния блаженного Франциска и спутников его» рассказывается также о видении, которое имел Франциск касательно будущности своего ордена: «Когда однажды святой Франциск ревностно молился ко Всевышнему в церкви Св. Марии Ангельской, явилось перед телесным взором его как наяву видение весьма дивное. Ибо явилась перед ним некая статуя весьма великая, подобная статуе, которую видел во сне царь Навуходоносор. Она имела золотую голову и прекрасна была лицом; грудь же ее и руки были из серебра; живот и бедра из меди; голени из железа, а стопы частью из железа, частью из глины. И статуя была одета во вретище, и этого вретища, как казалось, она сильно стыдилась. Блаженный же Франциск, глядя на статую, дивился весьма ее как бы неизреченной красоте и ее удивительным размерам, а также дивился тому стыду, который, как казалось, она испытывала из-за грубого вретища, в которое она была одета. И когда он так дивился и внимательно смотрел на красивейшую ее голову и прекраснейшее ее лицо, сама статуя обратилась к святому Франциску со словами: Что ты удивляешься? Бог послал этот образ тебе, чтобы во мне ты увидел будущее твоего ордена» (Actus beati Francisci et sociorum eius, 25; cf. Actus beati Francisci et sociorum eius. Paris, 1902, pp. 83-84). Это видение интересно тем, что в лице статуи со святым Франциском как бы говорит основанный им самим орден как некое духовное существо.
10. Пророчества. Бонавентура в «Большой легенде» пишет: «До того сиял в нем дух пророчества, что и будущее провидел, и зрел тайны сердец, видел происходившее в его отсутствие, как если бы присутствовал [при этом], и являл себя чудесным образом присутствующим там, где не находился» (Legenda maior, 11). Отметим, что и сама 11 глава «Большой легенды», из которой взята эта цитата, называется «Об уразумении Писаний и духе пророчества». В качестве примера сбывшегося пророчества Франциска Бонавентура приводит предсказание им поражения христианских войск под Дамьеттой. Поскольку этот эпизод содержит интересные психологические подробности, есть смысл привести его целиком: «В то время, когда христианское войско осаждало Дамьетту, был там и человек Божий [Франциск], вооруженный не оружием, но верой. Когда же услышал, что христиане готовятся к битве, слуга Христов [Франциск] сильно опечалился и сказал спутнику своему: Если христиане начнут битву, то явил мне Господь, что они потерпят поражение. Но если скажу об этом, то меня посчитают глупцом, а если промолчу, то не избегну угрызений совести. Что тебе кажется? Отвечая, спутник его сказал: Брат, не обращай внимания на суд людей, ибо не в первый раз тебе прослыть глупцом. Облегчи совесть твою и убойся больше Бога, чем людей» (Ibid, 11). Любопытно, что издатель сочинений Франциска Жан Делайе выделил пророчества в отдельную группу произведений (Sancti Francisci Assisiatis, Minorum Patriarchae, nec non S. Antonii Paduani, eiusdem ordinis Opera omnia. Pedeponti, 1739, pp. 80-83). Всего Делайе выделил 16 пророчеств, которые представляют собой эпизоды, взятые из различных источников, повествующих о жизни Франциска. Так, первое пророчество пересказано у Делайе следующим образом: «Когда Франциск еще жил в миру, он был приглашен друзьями своими на пир, и во время пира удалился во внутреннюю часть помещения, и, пребывая в некоем восхищении, о чем-то крепко задумался. Когда его друзья спросили его, о чем он размышлял столь глубоко и не надумал ли он жениться, Франциск ответил: Да, и на такой прекрасной девушке, подобную которой еще никто не видел. Это следует понимать как пророчество о принятии им монашества» (Ibid., p. 80). Еще одно пророчество (у Делайе оно под номером 14) касается будущей схизмы в Церкви (Делайе заимствует его из «Хроники» Марка Лиссабонского – францисканского монаха и епископа города Порту, умершего в 1588 году). Приведем отрывок из этого пророчества: «Незадолго до смерти [Франциск] собрал братьев и начал их увещевать относительно будущих бед, говоря: Будьте мужественны, братья, и укрепляйтесь и терпите в Господе. Скоро наступят времена великих бед и скорбей, когда будет много материальных и духовных трудностей и лишений, охладеет любовь многих и приумножится нечестие злых. Власть демонов меньше будет сдерживаема, незапятнанная чистота нашего ордена и других орденов исказится до такой степени, что истинному Верховному Первосвященнику и Римской Церкви лишь очень немногие из христиан будут повиноваться искренним сердцем и в совершенной любви. Некий неканонически избранный узурпирует Папский престол в годы бед тех и умертвит [духовно] хитростью своего заблуждения. Тогда умножатся соблазны, разделится наш орден, а большинство других орденов совсем исчезнут, потому что будут не противостоять, но потворствовать заблуждению. Будут такие разномыслия и разделения в народе, и среди монахов, и среди клириков, что, если бы не сократились дни оные, согласно слову евангельскому, то, если это возможно, то в заблуждение впали бы даже избранные, если только в таковых бурях не управляемы были по великому милосердию Божию» (Ibid., pp. 82-83). Пророческим является и видение статуи из золота, серебра, меди, железа и глины, о котором шла речь в предыдущей главе и которое описано в 25 главе «Деяний святого Франциска и спутников его»: «Итак, голова золотая, которую во мне видишь и столь прекрасное лицо – это начало твоего ордена, находящегося на высоте евангельского совершенства. И как вещество его [золота] драгоценнее прочих металлов и лицо – прекраснее всех прочих, и место головы по сравнению с местом всех прочих членов более выдающееся, так и начало твоего ордена будет драгоценно по причине твердой и золотой любви […] Грудь же и руки из серебра – это второе состояние твоего ордена, которое настолько ниже первого [состояния], насколько серебро ниже золота. И как серебро имеет цену, и сияние, и звучание, так и в этом втором состоянии братья будут ценны знанием Божественного Писания, и сиять светом святости, и возвышены в звучности слова Божьего, так что некоторые из них станут папами, некоторые кардиналами и многие епископами. […] После этого будет третье состояние в ордене, которое уподобляется медному чреву и медным бедрам, ибо как медь меньше ценится, чем серебро, так и те в оном третьем состоянии будут меньше, чем те, которые были в первом и втором состоянии. И хотя, как медь, умножатся числом и распространятся по всем странам мира, однако будут из числа тех, коих Бог чрево и слава монашества в сраме их, ибо только о земном помышляют» (Actus beati Francisci et sociorum eius, 25; cf. Actus beati Francisci et sociorum eius. Paris, 1902, pp. 84-85).
11. Отношения со Святым Престолом. Франциск всегда проявлял послушание по отношению к Святому Престолу. В 1210 году (согласно «Анналам» Луки Уаддинга) вместе со своими братьями, которых тогда было только двенадцать, Франциск отправился в Рим, к Папе Иннокентию III, для того чтобы испросить у Папы буллу об утверждении устава своего ордена. Папа Иннокентий накануне прибытия в Рим святого Франциска, согласно легенде, увидел вещий сон: якобы Латеранскаяя базилика начинает рушиться, а какой-то монах в рясе поддерживает ее своим плечом. Когда Франциск на следующий день явился к Папе, тот узнал в нем приснившегося ему монаха. Об этом вещем сне сообщает Бонавентура в «Большой легенде»: «Увидел [Иннокентий III] во сне (как [сам] рассказывал) Латеранскую базилику уже близящейся к разрушению, которую некий человек, бедный и презираемый, своей спиной подставленной, чтобы не рухнула, поддерживал» (Legenda maior, 3). Лука Уаддинг, следуя «Большой легенде» Бонавентуры и другим источникам, сообщает, что Папа Иннокентий III благосклонно отнесся к инициативе Франциска создать орден братьев, живущих в бедности, и разрешил им проповедовать. Заботу о новом ордене он препоручил епископу Сабинскому, который рукоположил братьев в малые чины, а самого Франциска в дьяконы.
И далее Папы не обходили своим вниманием Франциска. Здесь стоит особо выделить буллу «Solet annuere» Папы Гонория III от 29 ноября 1223 года, в которой Папа одобрил устав ордена францисканцев. В ней сказано следующее: «Апостольский Престол имеет обыкновение благоприятствовать благочестивым обетам и оказывать благожелательную поддержку благородным желаниям просящих. Поэтому внимая вашим благочестивым просьбам […] устав вашего ордена, одобренный предшественником нашим Папой Иннокентием III, […] апостольской властью утверждаем и настоящим письмом сообщаем (далее следует текст Устава. – Прим. ред.). Дано в Латеране, в третьи календы декабря, в восьмой год нашего понтификата» (Bullarum, privilegiorum ac diplomatum Romanorum Pontificum amplissima collectio. T. 3. Roma, 1740, pp. 229-231). Еще до этого Папа Иннокентий III в булле «Sicut manifestum est» утвердил устав общины Клары Ассизской, косвенно признав при этом и идеи самого Франциска, которыми вдохновлялась Клара, создавая свою общину, которая позднее станет женской ветвью францисканского ордена. В булле, помимо прочего, было сказано: «Поскольку ясно, что вы желаете посвятить себя только Господу, отреклись от желание мирских вещей и по этой причине , продав все и раздав нищим, решили не иметь никаких владений, во всем следуя по стопам Того, Кто соделался нищим ради нас, Который есть путь, истина и жизнь; и поскольку нехватка вещей земных не устрашает вас в вашей решимости, ибо шуйца Небесного Жениха простерта над вашей главой для поддержания немощей вашего тела, которое вы подчинили закону разума упорядоченной любовью. Наконец, Тот, Кто питает птиц небесных и одевает полевые лилии, не лишит вас пропитания и одежды […] И как вы просите, мы апостольской благожелательностью подкрепляем вашу решимость жить в величайшей бедности и властью нашей даруем вам право не быть принуждаемыми к принятию владений от кого бы то ни было. И если какая-нибудь женщина не желает или не может соблюдать эту решимость, то пусть не живет с вами, а будет переведена в иное место». Таким образом, с самого начала Франциск и основанные им общины, как братьев, так и сестер, пользовались покровительством Святого Престола.
12. Евхаристия. Бонавентура в «Большой легенде» писал: «[Франциск] пылал благочестием относительно таинства Тела Господня [… ] часто причащался и притом так ревностно, что и в других пробуждал ревность: после вкушения Непорочного Агнца был как бы в духовном опьянении и часто впадал в экстаз (Legenda major, 9). Фома Челанский пишет во «Втором житии святого Франциска»: «Не присутствовать каждодневно хотя бы на одной мессе, если есть такая возможность, почитал немалым грехом (дословно «презрением». - прим. ред.) […]. Любил поэтому Францию за ее благочестие по отношению к Телу Господню, и хотел умереть там по причине почитания святынь [в этой стране]. Пожелал как-то послать братьев по всему миру с драгоценными дарохранительницами, чтобы повсюду, где они видели, что в неподобающем месте хранится цена нашего искупления, переместили бы святыню в самое лучшее место. Желал являть великое почтение к рукам священников, которым вверена столь Божественная власть совершать [таинство Евхаристии]. Часто говорил: «Если какой-нибудь святой сойдет с неба и одновременно приключится мне встретить бедного какого-либо священника, то я сначала воздам честь священнику и поспешу поцеловать его руки» (Vita secunda, 152). В «Послании ко всем клирикам о почитании Тела Христова и чистоте алтарей» Франциск писал: «Помыслим, все клирики, о великом грехе и невежестве, которые некие имеют относительно святейших Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа и написанных священнейших имен и слов Его, освящающих Тело. Мы знаем, что не может стать Телом, не освятившись прежде словом, ибо мы ничего не имеем и не видим телесно мы в этом мире о Самом Всевышнем, кроме Тела и Крови, и реальным образом [существующих] имен и слов, через которые мы сотворены и искуплены от смерти в жизнь. Все же те, кто совершает столь священнейшие тайны, пусть помыслят внутри себя, в особенности же те, кто совершает недолжным образом, как нечисты чаши, корпоралы и пурификаторы, где совершается жертва Тела и Крови Господа нашего. И многими в нечистых местах оставляемы, неподобающим образом носимы, и недостойно вкушаемы, и без рассуждения другим преподаваемы» (Настоящее издание, с. …).
13. Целомудрие. Франциск Ассизский был, как и другие христианские аскеты, великим почитателем и хранителем целомудрия. Лука Уаддинг сообщает об искушении, которое претерпел Франциск в Египте, куда он прибыл в составе ополчения крестоносцев в 1219 году. Уаддинг ссылается на три агиографических источника: «Speculum vitae beati Francisci et sociorum eius» («Зерцало жития блаженного Франциска и спутников его»), автором которого считается Гуголин де Монте Джорджио (ок. 1260 – ок. 1331) и «Хронику» Марка Лиссабонского. Приведем описание этого любопытного эпизода по «Зерцалу жития…»: «Когда [Франциск] прибыл в некую гостиницу, где ему надо было по причине необходимого отдыха пребывать, нашел там некую женщину, красивейшую лицом, но душой развратнейшую. Она попросила Франциска совершить с ней постыднейший акт. Он сказал ей: принимаю твое предложение. Итак, пойдем и приготовим ложе: и я покажу тебе ложе прекраснейшее. И повел ее к величайшему огню, который тогда был в доме, и, будучи в ревностности духа, разделся и, обнаженный, лег на печь ту раскаленную, как на ложе. И, зовя ее, говорил: Разденься и поспеши насладиться сим ложем прекрасным, и цветущим, и дивным, ибо это должна ты сделать, если хочешь повиноваться мне. Оный же огонь нисколько не вредил святому Франциску, но на сей раскаленной и пылающей печи, как на цветах, с веселым лицом лежал. Оная же женщина, видя и дивясь такому чуду, не только от скверны греха, но и от мрака неверия обратилась к Господу» ([Hugolinus de Monte Georgio]. Speculum vitae beati Francisci et sociorum eius [cap. 75]. Venezia, 1504, p. 56). Лука Уаддинг в своей версии немного смягчает краски: «Сатана, сей злой тиран, злясь на то, что в оной области [Франциск] похитил у него сию и иную добычу, напал на похитителя [Франциска] и в некой египетской гостинице использовал бесстыдную, но весьма красивую женщину для того, чтобы искусить человека Божия и запятнать его целомудрие и чистоту. Коей, не переменившись в лице и сохраняя дивное спокойствие в опасном общении, святой муж сказал, что готов с ней возлечь, но на то ложе, которое он сам пожелает избрать. Понравился женщинке уговор, но она потребовала, чтобы не было никакого промедления. Приготовляясь к тому чтобы возлечь, Франциск снял с себя убогий плащ, и с помощью палки растолок и разбросал на полу горящие угли, которые были в печи, и возлег на них, чудесным образом пребыв невредим. Вот, говорит он искусительнице, прекрасное ложе с цветами, достойными такого дела: вот что я выбираю, чтобы избежать оного [геенского] огня» (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1219, 64, рp. 219-220).
14. Почитание Девы Марии. Бонавентура в «Большой легенде» пишет: «К Матери Господа нашего Иисуса Христа [Франциск] имел несказанную любовь за то, что Она соделала Господа величия нашим братом, и за то, что через Нее мы улучим милосердие. На Нее после Христа возглагая свое упование, почитал Ее заступницей своей и своих [братьев] и в Ее честь усерднейше постился от праздника апостолов Петра и Павла до праздника Успения» (Legenda maior, 9). О благочестивом почитании св. Франциском Девы Марии свидетельствует составленное им «Приветствие Пресвятой Деве Марии»: «Радуйся Госпожа, святая Царица, святая Богородица Мария, ты есть Дева, ставшая Церковью и избранная святейшим Отцом Небесным, которую Он освятил со святейшим возлюб-ленным Сыном Своим и Святым Духом Утешителем; в Тебе была и есть вся полнота благодати и все благо. Радуйся, дворец Его; радуйся, ковчег Его; радуйся, дом Его. Радуйся, одеяние Его; радуйся, раба Его; радуйся, мать Его; [радуйтесь] и вы все, святые добродетели, милостью и просвещением Духа Святого изливающиеся в сердца верных, чтобы из неверных соделать верных Богу». О почитании Девы Марии говорит и молитва к Деве Марии, которая входит в «Службу Страстям Господним», составленную св. Франциском: «О святая Мария Дева, не родилась в мире подобная тебе среди женщин, дочь и раба высочайшего Царя, Отца Небесного, Матерь Святейшая Господа нашего Иисуса Христа, невеста Святого Духа. Молись о нас вместе со святым Михаилом Архангелом и всеми небесными силами и всеми святыми к твоему святейшему Сыну, возлюбленнейшему нашему Господу и Учителю». Фома Челанский во «Втором житии» говорит о почитании Франциском Девы Марии: «Он [Франциск] в Ее честь составлял Хвалы, изливал молитвы, предлагал воздыхания: их было так много и они были таковы, что их не может выразить человеческий язык. Но что более всего радовало, это то, что он установил ее Защитницей ордена [меньших братьев] и вверил ее опеке всех сынов [ордена] до конца света, чтобы Она питала и защищала их» (Vita secunda, 198). Подобное же почитание Девы Марии было характерно и для верной ученицы Франциска – святой Клары Ассизской. Это следует из текста «Благословения Святой Клары»: «Я, Клара, раба Христа, растеньице, насаженное блаженнейшим отцом нашим святым Франциском, сестра и матерь ваша и прочих бедных сестер, хотя и недостойная, прошу Господа нашего Иисуса Христа, по милосердию Его и по заступничеству святейшей Богородицы Девы Марии и блаженного Михаила Архангела и всех святых ангелов Божиих, блаженного Франциска отца нашего и всех святых мужей и жен, чтобы сам Отец Небесный дал вам и утвердил это святейшее Свое благословение на небе и на земле: на земле, умножая вас в благодати и в добродетелях своих среди рабов и рабынь Своих в Церкви Своей воинствующей, и на небе, возвышая вас и прославляя в Церкви торжествующей среди Твоих святых мужей и жен» (Benedictio Clarae, 6-10).
15. Франциск и Доминик. Франциск и Доминик были современниками и основателями орденов нового типа, называемых mendicantes (нищенствующие). Относительно их возможной встречи не существует надежных источников. В «Житии святого Ангела Кармелита», авторство которого приписывается некоему Еноху Патриарху Иерусалимскому (в списке Иерусалимских латинских патриархов он не значится), сообщается о встрече Ангела Кармелита, Доминика и Франциска в Риме в Латеранской базилике. Лука Уаддинг приводит выдержку из этого сомнительного источника, описывая события 1216 года: «Мы [Ангел и Енох] прибыли в Рим, где […] в базилике святого Иоанна Латеранского святой Божий Ангел с великой ревностью духа начал проповедовать: находились там святые мужи Божии Франциск и Доминик, которых [Ангел], хотя никогда ранее их не видел, разумом, просвещенным сиянием свыше, назвал новыми, но возвышеннейшими столпами Церкви» (Annales Minorum. V. 1. Lyon, 1625, ad 1216, 17, р. 170). Еще одно сообщение о встрече Франциска и Доминика содержится в «Зерцале жития блаженного Франциска и спутников его»: «Когда однажды два светила мира Доминик и Франциск встретились в городе Риме у господина [епископа] Остийского (который позднее был избран Папой) и медоточивые беседы вели между собой о Боге, сказал им наконец господин [епископ] Остийский: были в Церкви многие пастыри и прелаты, которые до этого были нищими и отверженными, ревностные не жадностью, но любовью. Почему же из ваших братьев не поставить епископов и прелатов, которые сияли бы всем прочим своей ученостью и примером?» ([Hugolinus de Monte Georgio]. Speculum vitae beati Francisci et sociorum eius [cap. 35]. Antwerpen, 1621, pp. 46-47). Об этой встрече Доминика и Франциска у епископа Остийского сообщает и Фома Челанский (Vita secunda, 109). О встрече Франциска и Доминика сообщают и доминиканские авторы. Иногда в доминиканских источниках Доминик даже становится на место Франциска. Так например Лакордер в «Жизни святого Доминика» утверждает, что Иннокентий III в чудесном сне видел именно Доминика поддерживающим готовую разрушиться Церковь: «Бог, видимым чудом мудрости Своей, оказывающий вечную помощь Римской Церкви, положил конец сомнениям Иннокентия III, ибо Он хотел только в последний раз испытать слугу Своего Доминика. Однажды, когда Иннокентий спал во дворце св. Иоанна Латеранского, он увидел во сне, что базилика готова рухнуть и что Доминик плечами своими поддерживает ее колеблющиеся стены. Осведомленный этим чудесным внушением относительно воли Бога, он призвал к себе Доминика и велел ему вернуться в Лангедок, чтобы выбрать там вместе с товарищами один из древних уставов, который покажется ему самым подходящим для создания нового воинства, которым он хотел обогатить Церковь» (Аналогичный рассказ имеется в "Золотой легенде" Иакова Ворагинского, откуда Лакордер его, по-видимому, позаимствовал). Тот же Лакордер сообщает и о встрече Доминика и Франциска: «Однажды, когда Доминик, по своему обыкновению, проводил ночь в молитве, он увидел Христа, Который гневался на мир, и, чтобы умилостивить гнев Его, Дева Мария указывала Ему на двух людей. В одном из них он узнал себя, но другой был ему не знаком, и, пристально вглядевшись в него, он запомнил его черты. На другой день он увидел этого человека в нищенской рясе в какой-то церкви. Бросившись к этому бедняку, он обнял его в святом восторге и сказал: “Ты собрат мой, ты пойдешь со мною, будем всегда вместе, и никто не сможет одолеть нас”» (В «Золотой легенде» Иакова Ворагинского, напротив, Франциск видит аналогичное видение и Дева Мария указывает ему на Доминика). Как бы то ни было, имеется множество свидетельств о дружбе, связывавшей представителей орденов, основанных Франциском и Домиником. Так, например, дружеские отношения связывали доминиканца Фому Аквинского и францисканца Бонавентуру. Поль Сабатье сообщает о древней легенде, согласно которой Фома Аквинский решил как-то навестить Бонавентуру, но увидев, что он настолько погружен в написание жития св. Франциска, что даже не заметил, как открылась дверь его кельи, сказал своим спутникам-францисканцам: "Не будем мешать святому писать о святом (Sinamus sancto de sancto scribere)" (P. Sabatier. Etudes inedites sur S. Francois d’Assise. Paris, 1932, p. 135). И, наконец, Данте в Божественной комедии описывает Доминика и Франциска как два колеса той колесницы, восседая на которой, святая Церковь защитила себя и превозмогла в гражданской смуте (Se tal fu l'una rota de la biga/
in che la Santa Chiesa si difese/e vinse in campo la sua civil briga) (Рай, песнь 12, 106-108).
16. Заключение. Мы выделили 15 характерных признаков духовности святого Франциска, которые определяют соответствующее «богословие духовной жизни». Есть и другие варианты подхода к этой теме. Например, в книге К. Панстерса «Францисканская добродетель» автор анализирует 10 францисканских добродетелей: любовь, послушание, доброта, правдивость, вера, смирение, радость, бедность, покаяние, мир (K. Pansters. Franciscan Virtue: Spiritual Growth and the Virtues in Franciscan Literature and Instruction of the Thirteenth Century. Leiden, 2012). Другие авторы выделяют такие характерные черты духовности св. Франциска, как «любовь к природе» (A. Armstrong. Saint Francis: Nature Mystic. The Derivation and Significance of the Nature Stories in the Franciscan Legend. Berkeley, 1973); «свобода и освобождение» (L. Boff. Francis of Assisi: Model for Human Liberation); «бедность и смирение» (W. Cook. Francis of Assisi: The Way of Poverty and Humility); «возврат к Евангелию» (E. Leclerc. Francis of Assisi: Return to the Gospel); «надежда» (R. Rohr. Hope against Darkness: The Transforming Vision of St. Francis in an Age of Anxiety). Еще очень важная тема, которая часто поднимается в литературе о духовности св. Франциска – это «неотмирность» или «безумие во Христе». Эта традиция сохранялась и у первых последователей св. Франциска, например, у брата Джинепро (Юнипера), а затем у блаж. Якопоне да Тоди, который прослыл безумцем из-за своего эксцентрического аскетизма (см. E. Underhill. Jacopone da Todi: Poet and Mystic, 1228-1306. London, 1919, pp. 13-15). Наконец, важная тема – Франциск как патрон экуменизма и миротворчества – была поднята св. Иоанном Павлом II, по инициативе которого в Ассизи были проведены молитвы за мир во всем мире с участием представителей разных религий. Наконец, избрание нынешним понтификом имени «Франциск» и сходство духовности «Папы Бергольо» и св. Франциска говорит о том, что тема духовности святого Франциска отнюдь не может рассматриваться как представляющая чисто академический интерес.