Дневник Павла Ф. 141018

Константин Матаков
                ***

Сегодня – Покров Богородицы. И мы увидим множество традиционных церковных образов почитания Пресвятой Матери Иисуса. И главный образ – именно образ любящей всех Своих детей образ Матери, который остается живым в любые времена и в любых культурах. В связи с этим, читая сейчас ВК, интересно увидеть, как Толкин преломляет этот образ в присущей ему форме. Речь идет об эльфийке Галадриэли, главном женском персонаже эпоса. Она даже называется Владычицей, и подчеркивается ее особое благословение на землях Лориена, который предстает прообразом земного рая. Конечно, Толкин и сам подчеркивал, что это лишь отдаленный прообраз Девы Марии, как и Гэндальф – прообраз Христа. Проводить тут прямые параллели он счел бы неуместным, да и попросту кощунственным. Но обращает на себя внимание другое: Галадриэль, увиденная не очами высокой культуры, что совпало бы со «взглядом автора», а то, как о ней рассказывает простой садовник Сэм, во время встречи двух хоббитов с Фарамиром в Итилиэне. Не склонный к поэзии Сэм вдруг говорит: «Владычица Лориэна! Галадриэль! – мечтательно воскликнул Сэм. – Вам бы непременно надо повидать ее, сударь! Я самый обыкновенный хоббит, по ремеслу садовник, в стихах дуб дубом и сочинять не умею – так, смешное что–нибудь иногда, а чтобы настоящие стихи – этого нету. А потому я не могу вам передать, какая она. Тут нужна песня! Вот Бродягу бы сюда, Арагорна то бишь, или старого господина Бильбо – они бы справились. Но я бы и сам с радостью сложил про нее песню. Она такая красивая! Такая чудесная! Иногда она похожа на высокое дерево в цвету, а иногда на белый нарцисс, маленький и хрупкий. Тверже алмаза и мягче лунного света – вот она какая. Теплая, как солнечный луч, и холодная, как звездный мороз. Гордая и далекая, как ледник в горах, и веселая, как обыкновенная девчонка, у которой по весне маргаритки в косах… Видите, сколько я наболтал чепухи, а все без толку!» (Толкин Д.Р.Р. Властелин колец (в пер. В.Каррика и М.Каменкович). – М.: АСТ, 2015. – с.839).
Прямо скажем, это не язык высокого богословия – ни католического, ни православного. При прямой аналогии с Богородицей, возмущенный читатель воскликнет: разве Божья Матерь может быть гордой и далекой?? Холодной как мороз? Можно вспомнить известное стихотворение Лермонтова о «Теплой Заступнице мира холодного».. Все так, но речь идет не о высказывании богослова или даже рядового православного мирянина, а о словах маленького сказочного существа, не знакомого с христианством и схоластическими трактатами. И вот он увидел Ее, эльфийскую владычицу, и никого подобного он не видел ни до, ни после – по степени чистоты и совершенства. И на языке садовника Сэма сравнение Галадриэль с морозом и ледником, как и упоминание о ее гордости, - это не о грехах владычицы Лориена (которые были, конечно, и Толкин об этом писал), нет; это впечатление «маленького простого человека» от величия, высоты и глубины, с которыми он столкнулся впервые, и не может их вместить. Сэм и сам это понимает: он не поэт, не мыслитель, - и не может передать, «какая она». Поэтому в самом конце он и говорит Фарамиру, что все его слова – ерунда, и сказаны без толку.. Но разве даже самые возвышенные богословские термины и самые прекрасные метафоры, взятые из акафистов Богородице, - могу отразить ЕЕ величие? Разве после всех славословий Пречистой, мы не чувствуем, что все слова, - пусть не чепуха, и сказаны не без смысла, - но все равно это как далекая пыль на планете Земля, куда пал отблеск Ее совершенного света? Что уж говорить о садовнике Сэме, для которого только-только приоткрылась мистика вселенной? Он и элефантов ни разу не видел.. И, однако, его сердце не обманывает: он чувствует благоговение перед владычицей Лориена, но не умеет его назвать; он не может вместить ее благодать, но понимает, что тут нужны песня и стихи, т.е. религиозный гимн; его переполняют восторг и мечтательность, ибо сильнее впечатления он не испытывал; и он пытается выразить это, как умеет, и как садовник, он находит свои метафоры: высокое дерево в цвету (видимо, Сэм не забыл увиденных им в Лориене мэллорнов), маленький хрупкий белый нарцисс (чем не метафора смирения), тверже алмаза и мягче лунного света – чем не намек на совершенную благодатную силу Богородицы, но и Ее свет любви, который не обжигает, не ослепляет и удивительно ненавязчив? Теплая, как солнечной луч – это как раз о Теплой Заступнице; и через все сравнения Сэма проходят как лучи первые слова: она такая красивая! Такая чудесная! Так сказал бы о Богоматери ребенок, или тот, у кого душа ребенка – но разве хоббиты не таковы, и особенно – Фродо с Сэмом? И если Фродо причастен к «высокой культуре», то Сэм – нет. И потому наш садовник-ребенок заканчивает песнь Галадриэли так: веселая, как обыкновенная девчонка, у которой по весне маргаритки в косах. Да, это не божественно, но это по-детски, это, если хотите, «акафист на языке садовника», как будто простой крестьянский мальчик увидел в поле Богородицу, не зная, кто это, не зная христианской культуры, и потом рассказал об этом – веселая девчонка с маргаритками в косах.. Но и великая, и чудесная, и красивая.. Прикасаться к такому высочайшему смыслу, как почитание Богоматери – нельзя без благоговения, и потому не будем продолжать.. Скажу лишь, что находясь в Лориене, Сэм говорит Фродо, что он как будто внутри песни. Потом понимаешь: он, как и все – внутри песни Галадриэли. И христиане всегда это чувствовали: все люди, все Средиземье – внутри нескончаемой песни Богородицы.