МОСКВА-АШХАБАД – ПРИКЛЮЧЕНИЯ АВТОМОБИЛИСТОВ
Из всех командировок, которые свалились на меня в институте шинной промышленности, мне больше всех запомнилась одна – в далёкий Ашхабад. Случилось так, что волею судеб нашим автомобилям “Жигули” пришлось противодействовать аж целой группе боевых вертолётов.
Для тех испытаний шин, которые проводил я, требовалась устойчивая сухая погода. И поэтому, когда в Москве заканчивалось лето, мы вместе с нашими автомобилями перемещались в тёплые края. Туркмения подходила для этого идеально. В советские времена можно было свободно перемещаться из одной республики в другую. Кроме того, в Ашхабаде, была опорная база Волжского автозавода. Там можно было позаимствовать что-нибудь для поддержания здоровья наших железных коней.
Нашей бригаде испытателей предстояло из Москвы на трёх автомобилях ВАЗ-2106 добраться до Баку (это примерно 3000 км), погрузиться на паром, идущий 12 часов через Каспийское море в Красноводск (теперь Туркменбаши) и затем проделать ещё 600 км до Ашхабада. Наша дорога предусмотрительно огибала города и крупные населённые пункты. Она ныряла в заснеженные леса, шла вдоль полей, мимо шахт, через Кавказские горы, где поначалу нам встречались булькающие сероводородные источники с невыносимо впечатляющим запахом тухлых яиц.
Как только мы покинули Москву, с наших плеч мгновенно исчез груз всех прежних забот. Как будто мы сорвались с якорей и, попав в какое-то другое измерение, летим, летим в будущее – навстречу грядущим событиям. Нашим первостепенным желанием было – поскорее добраться до места назначения, Там уж – будь что будет. А в данный текущий момент – перед напряжённым взглядом – всё дорога и дорога. И вчера, и сегодня, и будет завтра…. Эта серая лента асфальта (то с наледью, то без) с лёгким шелестом всё наматывается и наматывается на колёса наших автомобилей. Они движутся колонной, один за другим, как ниточка за иголочкой. И если вдруг водитель первой машины дёрнет рулём из-за попавшей в глаз мухи, то все следующие за ним беспрекословно и тупо совершат точно такой же манёвр. А потом, на привале, вежливо спросят у ведущего, чем это было вызвано – острой дорожной необходимостью или же его метеоризмом? Если приходилось обгонять другой транспорт, то каждый из наших автомобилей, по возможности, ещё долго продолжал двигаться по левой стороне дороги, моргая левым поворотником и, таким образом, показывая следующим за ним, что впереди всё свободно.
Первое препятствие встретилось нам ранним утром при выезде из Подмосковья. Дорога, по которой мы ехали, хоть и считалась высшей категории, но напоминала зимний сибирский тракт для саней. Она была сплошь завалена густым слоем снега. И вот, как только мы выскочили из объятий заснеженных подмосковных перелесков, как из-за большого снежного бугра перед нами неожиданно возник инспектор ГАИ. Ну, как чёрт из табакерки! Естественно, мы немного проскочили и возвращались к нему, потупя взор, как глубоко раскаявшиеся грешники, готовые просить прощение за все грехи, начиная с детского сада. Ритуал общения с гаишником обычно начинался с вопроса: «Ну что, сами признаетесь или станете отпираться?» Но, на этот раз, дело приняло совсем иной оборот.
– А что ребята, ни свет ни заря? Куда ж вы гоните спозаранку? Ваши документы!
– Да, нам тут недалёко. Совсем чуть-чуть.
– Куда, куда?! Я правильно понял – в Ашхабад?!
– А то.
– Ну, так, между нами говоря, вы ведь за сегодня всё равно не успеете? А пять минут задержки, вам погоды никак не сделают. В общем, дело такое, Ребята, помогите нам справиться с дорожниками! Подпишите протокол, что трасса не посыпана песком. Будут знать, как повышать аварийность на нашем участке! – попросил он. , глядя на наши по-дуратски открытые рты.
Получив экземпляр протокола, который помог нам в дальнейшем, мы двинулись дальше. А вечером этого же дня, когда мы уже миновали Ростов-на-Дону, у нас вновь была вынужденная остановка. Сначала почему-то перестали попадаться встречные автомобили, а затем мы уткнулись в длинный хвост очереди машин, стоящих на нашей стороне дороги перед постом ГАИ. Оказывается, впереди был сплошной обливной гололёд. Казалось, что дорогу обильно полили и заморозили. Каждый камушек или ямка были покрыты коркой толстого чистейшего, прозрачного льда. Пришлось долго убеждать ГАИ, что у нас очень опытные водители и настолько специальные шины, что не боятся никаких гололёдов. Ничего не помогало пока я в конце концов не “пошёл с козырей”– показал полученный утром протокол, чем полностью и сломил сопротивление инспекторов.
Нам пришлось ехать супер аккуратно, на цыпочках. Мы крались по трассе “шёпотом”, а с обеих сторон там и сям виднелись темневшие как в кладбищенских сумерках, съехавшие в кювет безжизненные автомобили и автобусы. Хорошо, что на этом участке не было встречных машин, никто не слепил фарами, и была возможность, ехать строго по центральной линии, чем мы и воспользовались (иначе бы нас могло стащить вбок под уклон).
Дальше на нашем пути были Нальчик, Грозный, Махачкала, древний Дербент (городу более 2700 лет) и, наконец, Баку (по арабским источникам Бад-кубе – это удар ветра). Отсюда в Красноводск идёт морской паром. Это такой огромный корабль. На него грузят целый железнодорожный состав, который делят на две части и по рельсам загоняют на нижнюю палубу, а легковые автомобили заезжают выше – на уровне пассажирских кают.
Приехав в порт, мы записались в очередь на погрузку. За нами подъехали ещё две “Волги” с азербайджанскими номерами. За рулём их восседали массивные и весьма колоритные представители местного населения. Они о чём-то пошушукались со служащим порта, ведущим очередь, и ,в знак согласия, по-восточному звонко шлёпнули друг друга встречными ладошками..
В связи с непогодой погрузку обещали начать завтра утром, но предупредили, что всех записавшихся взять не смогут. Тем, кому не повезёт, уготована судьба –ожидать следующий рейс. Ну, а если уж вообще разыграется шторм, то можно здесь проторчать и неделю. Я и раньше водил караваны машин по СССР, и не скрою, трудностей хватало, но все передвижения проходили по дорогам. А сейчас, совершая такой глубокий рейд на юг, я впервые столкнулся с морской стихией и не был знаком с местными порядками. Объявленный нам расклад напрочь портил все мои планы. Я-то предполагал, что после стремительного броска Москва-Баку, мы 12 часов спокойно отдохнём на пароме, пересекая Каспий, и уже на том берегу стрелой полетим в Ашхабад. Однако, как говорится, не пролезла морда в кувшин.
Вялым вкрадчивым голосом я очень спокойно и осторожно обрисовал ситуацию нашим джигитам и был поражён, как высоко у них могут подниматься брови, Казалось – ещё немного и у них слетят с головы шапки . Я поймал себя на мысли, что и у меня, наверно, был точно такой же очумелый вид, когда я сам впервые услыхал эту новость.
Что было делать? Пришлось ждать до утра и с немой завистью наблюдать, как сначала на паром с лязганьем затолкали железнодорожный состав, а затем, началась погрузка по очереди остальных, впереди стоящих пассажиров. И тут я с удивлением заметил тех двух колоритных водителей, записанных за нами, но уже стоящих на палубе. Они смачно пожирали арбуз, чавкали и плевали косточки в нашу сторону. А самым обидным было то, что при этом они хихикали, показывая на нас пальцем.
Я не смог стерпеть такой несправедливости, вскипел и бросился к дежурному, проводившему погрузку:
– Скажите, а почему вот эти обжоры уже погрузились? Они ведь записаны за нами.
– А ты что, нэ видышь, что эт нэ просто обжор. Эт – глубоко уважаемый обжор.
– А у вас что, такой восточный обычай: записывать всех по очереди, а запускать по важности? У тебя глаза есть?! Ты что не видишь? Машины с московскими номерами, на бортах надпись – «Испытания». Между прочим, у нас очень важное государственное задание. Я вот сейчас позвоню Фатулле Алиевичу (я знал, что это начальник ГАИ города Баку), и он тебе хвост-то накру-у-тит.
– Э… Нэ шуми, дорогой! Причём здэсь мой хвост? Я нэ знал, что ви тож уважаемый. Тогда следущий очередь, бэзусловно, ваш.
– Абдула-а-а! Забери Москву! – крикнул он приёмщику на пароме.
Ура! Наконец-то эта неопределённость разрешилась и тягостное ожидание закончилось. Вот мы уже и на пароме. Заняли две соседние каюты, но собрались в одной. Водитель Виталик Титов расчехлил свою гитару и ударил по струнам. А через некоторое время практичный шиномонтажник Витя Селезнёв обратился ко мне с просьбой:
– Михал Николаич! Гитара, это, конечно, хорошо, но как бы чего пожевать? А то мы всю ночь не ели. Ты ведь у нас комбриг, вот и позаботься о бригаде!
Стали думать, кого бы послать за провизией в буфет, что расположен на палубе. Решили поручить это мне – мол, у меня лучше получится. Я взял себе в помощники Витю. На собранные деньги мы принесли из буфета провизию и все набросились на еду, запивая из бутылок изумительным овощным соком. Когда борьба с голодом закончилась, началось, как легко догадаться, сопоставление морских и сухопутных цен за съеденное и выпитое. Морские цены были бессовестно выше своих сухопутных собратьев. И ребята попросили меня:
– Миш, ты сходи всё-таки, узнай, почему здесь цены намного выше ресторанских. Подумай, ёксель-моксель. Ты же с высшим образованием. Разберись! И прихвати нам ещё этого чудесного сока. – Пришлось идти разбираться.
Буфетчик стал мне хамить, что, мол, надо было раньше думать. А за каждую бутылку сока потребовал с меня по одному рублю и 20 копеек. Я посчитал такую наценку оскорбительной и потребовал объяснений – ведь на берегу она стоит всего 30 копеек.
– А это, понимаешь, потому, что у меня на каждый ящик бывает бой – 2 бутылки, и я ведь должен их компенсировать.
– В ящике 20 бутылок. И ты каждую продаёшь за четыре?
– Ну, да. А чем каждая хуже остальных?
Потом он так распалился, защищая своё право обдирать пассажиров, что начал на меня кричать и материться. Он запретил мне даже близко подходить к его буфету, иначе грозился вышвырнуть меня за борт. Я пообещал, что пожалуюсь «Помощнику капитана по пассажирской части», благо, что такую табличку я заметил раньше на одной из кают. После чего буфетчик побагровел, как хороший и очень спелый арбуз.
Каюта помощника была заперта и я, как припадочный, долго и безуспешно долбил её кулаками и ногами. Попытка выяснить у персонала, где найти этого загадочного помощника ни к чему не привела. В конце концов, я узнал, что днём этот несчастный спит после ночной гулянки и проснётся теперь только в Красноводске. В результате мне, не солоно хлебавши, пришлось вернуться к друзьям. Я шёл подавленный. Казалось и вода и небо над нами были вымазаны одной серой грязной тряпкой. А непрерывный долбёж двигателя – бу-бу-бу-бу…, содрогавший корпус парома, был до зубной боли омерзителен.
Товарищи встретили меня улыбками, а узнав о моей битве с буфетчиком, стали меня ехидно укорять:
– Чудак-человек, подумай, ёксель-моксель. Ты же с высшим образованием. Он же за это место отвалил кучу денег и должен их отбить. Пока ты ходил, мы тут узнали у соседей, что зовут его Русланбек. У него семья, дети. А ты – “пожалуюсь помощнику”. Да ты знаешь сколько он отстегнёт этому помощнику, чтобы тот замял дело? И потом, ёксель-моксель, помощник всё равно ведь дрыхнет, и ты буфетчику ничего сделать не сможешь. Так сходи и успокой этого Руслана, пока его инфаркт не разбил. Поговори по хорошему, ёксель-моксель!
Невзирая на угрозу быть выброшенным за борт, подобно Рудольфу Дизелю (как известно, пропавшему на пароме при загадочных обстоятельствах), и, не замечая усмешек товарищей, я всё же пошёл к буфетчику.
И как вы думаете, он меня встретил? Ни какой агрессии, сама вежливость:
– Пожалуйста, будьте любезны, что ещё желаете?
– Знаешь, Русланбек, жаловаться я никуда не пошёл. А сейчас мне надо ещё несколько бутылок сока. Что скажешь, дорогой?
Он протянул мне поднятую руку, с открытой навстречу ладонью, и я с успехом повторил виденный недавно жест, то есть звонко шлёпнул по этой ладони своей рукой.
Я не видел никогда более радостной улыбки. Его глаза сияли таким счастьем, как будто он выиграл сто тысяч.
– Конечно. Я всё для тебя сделаю. Давай, заходи ко мне! – И он радушно распахнул мне дверь в свой ларёк. – Извини, я недавно немного погорячился. Давай выпьем коньячку. И ты знаешь, весь ларёк у меня состоит из закуски.
Когда я возвращался в каюту, мне казалось, что обстановка вокруг резко изменилась в лучшую сторону. И свежий морской ветерок был каким-то очень ласковым, и небо перестало быть свинцовым и не давило на психику, и бутылки с соком, которые я получил бесплатно, вместе с батоном колбасы, помогали мне устойчивее держаться на палубе, в общем, всё было тип-топ.
Я шёл, пошатываясь, и думал: «Из-за чего же разгорелся весь сыр-бор? И из-за какой же ерунды я с ним поругался? Да, из-за каких-то бутылок сока! Ну и что, что он крыл меня матом? Ну и что, что пригрозил утопить? Эка мелочь! Подумаешь, с кем не бывает? Ведь не утопил же! Значит и среди отъявленных жуликов встречаются порядочные люди».
Меня немного разморило. Подойдя к нашей каюте, я заметил, что её порог совсем некстати предательски прыгнул мне навстречу, а стены покачнулись. Тем не менее, сумка с провизией осталась мне верна и была непоколебима. Вовремя подхваченный своими товарищами и, уложенный на кушетку, я тут же рявкнул: «На всех! – а затем добавил пониженным тоном, – за счёт заведения!»
К вечеру, когда я уже совсем окончательно пришёл в себя, вместе с шиномонтажником Витей, мы прогуливались по палубе. Заметив группу матросов, наблюдавших за игрой в нарды, мы тоже подошли. Тут же один из них в выцветшей робе, пожилой и видно очень серьёзный, отозвал мееня в сторону и осторожно спросил:
– А чего ты так жарко спорил с нашим буфетом, что рулевой от страха чуть не повернул обратно?
– Понимаешь?!... Понимаешь?!... – тут же взахлёб вмешался в разговор Витя.
– Он продал ему, – и Витя ткнул в меня пальцем, – сок за рупь двадцать, который на суше – всего-то тридцать копеек.
– А-а-а! – Многозначительно выдавил в ответ этот суровый морской волк и затем так же глубокомысленно добавил: – Значит, он его испугался. – А через некоторое время пояснил: – Другим он продаёт за два рубля.
В Красноводск мы прибыли, когда уже стемнело. Перед въездом в Туркмению идёт проверка автомобилей на угон. Увидев московские номера, инспектор ГАИ сразу подошёл к нам и, закончив проверку, спросил:
– Что, из самой Москвы? Да-а? А что испытываете?
– Проводим оценку износа шин с использованием метода наименьших квадратов по Дунину-Барковскому.
– А-а! Ну, если по Дунину- Барковскому… – задумчиво произнёс сержант.
В это время к нам подошёл его начальник, слышавший часть нашего разговора, и спросил:
– Машины проверил? Всё в порядке? – А дальше, обращаясь к нам: – И что, вы не будете ждать до утра? Нет? Ну, тогда учтите – здесь у нас есть одно гиблое место. Сначала трасса идет по насыпи, но там, где сбоку возможен внезапный сход лавин, она резко ныряет в глубокую впадину, сделанную для селевого потока. И таких впадин три. Перед каждой знак – “Прочие опасности”. Пропустите знак – зубов не досчитаетесь. Будьте очень внимательны. А теперь расскажите- ка, что вы испытываете?
– Конечно, после ваших слов мы испытываем жуткий страх, но всё же поедем, – сказал я.
– Да, шины они испытывают, шины, товарищ майор. По Дунину-Барковскому, – догадался ответить за нас сержант.
– А шины, товарищ Дунин, надо испытывать на свежую голову. – Стал поучать меня майор.
– Это, наверно, сапоги вы чистите и одеваете на свежую голову, а шины, товарищ майор, не боятся темноты, и на каждый автомобиль у нас по два опытных водителя. Справимся. – Поправил его я.
Мы, поблагодарив майора за ориентировку по гиблому месту, первыми ринулись в сторону Ашхабада, весело поморгав фарами тем колоритным обжорам, которые опередили нас при посадке на паром. Вокруг темным-темно, хоть глаз коли – сплошной чёрный бархат. Только впереди по курсу – белый пучок света наших фар. Всё внимание приковано к дороге. Где же эта дьявольская ловушка, эта чёртова волчья яма? Едем почти два часа, рассекая ночную тьму, а её всё нет и нет. Судя по времени, мы должны были уже миновать расположенный слева горный хребет Большой Балхан и теперь, видимо, приближались к подножью скалистых обрывов Малого Балхана, с его грязевыми селевыми руслами. Что творится в стороне от дороги, по-прежнему ничего не видно. Вдруг на обочине промелькнул малоприметный предупреждающий знак. Это, видно, та самая волчья пасть, про которую ещё при выезде из Красноводска нам любезно сообщил майор ГАИ. В первую противоселевую впадину мы влетели с небольшим (ну, как всегда) превышением скорости. Машина резко плюхнулась вниз, присев на передок, и затем, помимо нашей воли, внезапно ринулась вверх, как на американских горках. Мы лязгнули зубами под звонкий аккомпанемент гаечных ключей и всякого авто хлама и в тот же миг вдруг увидели прямо перед собой внезапно вздыбившуюся серую ленту асфальта, по которой нас мгновенно подбросило вверх на прежний уровень, даже дух захватило. Вот это был аттракцион! Женщины при этом, обычно, взвизгивают, как поросята, а мужики матерятся. Хорошо ещё, что мы успели притормозить. Только, видимо, этого было мало. Выйдя из машин, мы убедились, что стёкла всё же уцелели. Немного не повезло только одному из водителей. У него с корнем вырвало задний карман на джинсах – толи нитки были слабы, толи задница уж очень увесиста. Надо ли говорить, что остальные две таких же ямищи (чёрт бы их побрал!) мы преодолели тихим шёпотом и поэтому весьма комфортно.
Дальше дорога шла по абсолютно плоской равнинной местности. Когда начало светать, мы увидели, что едем по полупустыне. Это была южная оконечность пустыни Кара-Кум (в переводе – чёрный песок). Кругом песчаные барханы, поросшие редкой колючкой с мелкими зелёными листочками и сухие клубки перекати-поле высотой по полметра. Мы вышли осмотреться и познакомиться с ними поближе. И как же такие колючки есть скот? Среди всего этого тоскливо спящего песчаного однообразия нам только вильнула хвостиком и скрылась с глаз маленькая ящерица.
Справа начали вырисовываться хребты горной системы Копетдаг, где проходит граница с Ираном. Солнце вставало за этими хребтами и небо казалось таким лазурно-голубым, а зубцы гор – вырезанными из чёрного картона. Поразительный контраст света и тьмы! Было очень красиво. Солнце медленно выходило на эмалевый голубой простор, нежно касаясь верхушек гор Копетдага. Начинался новый день. На дороге – ни одной живой души. Хотя одна всё же появилась. И мы все вывалились из машин, чтобы её поприветствовать. Ну, а как же! Ведь это был высокий красавец верблюд. Он стоял на обочине совершенно голый и о чём-то думал. Верблюды здесь одногорбые. Мы сфотографировались с ним и, чтобы его как-то расшевелить, пощекотали прутиком, но это гордое и величественное животное было невозмутимо и продолжало, ничуть не моргая, твёрдо стоять на своём в той же позе, будто памятник.
Продвигаясь дальше по трассе, мы были остановлены на посту ГАИ двумя вооружёнными автоматами гаишниками – ведь рядом была граница. Увидев московские номера да ещё надписи “Испытания” на машинах, они были настолько ошеломлены, что, беспечно побросав свои автоматы у стены поста, съедаемые любопытством, с разинутыми от удивления ртами кинулись разглядывать нас со всех сторон. Наверно, встреча бандитов, прорвавшихся сюда с той стороны границы, удивила бы их гораздо меньше. Очевидно, мы были для них такой же диковинкой, как только что был для нас верблюд. И видимо, мы пользовались у них огромным доверием.
По мере дальнейшего движения в сторону Ашхабада мы заметили, что находящаяся справа горная система Копетдаг, а с ней и граница всё больше и больше приближались к нашей трассе.
Когда до Ашхабада оставалось уже немного – около ста километров, нам на глаза попался плакат, приглашающий посетить бахарденское подземное озеро Коу-Ата (Пещера-Отец), наполненное тёплой целебной водой с температурой 37 градусов. Возраст пещеры – несколько тысячелетий. Её не коснулись неоднократно бушевавшие здесь мощные землетрясения. Ну, как же проехать мимо! Надо обязательно посмотреть. И вот мы спускаемся вниз по ступенькам извилистого прохода, держась за деревянные перила. Можно не пригибаться, так как над головой несколько метров свободного пространства. Путь освещён электрическими лампочками. Весь путь насквозь не просматривается – видно только до ближайшего изгиба маршрута. На стенах чёрные закопчённые пятна – следы факелов, освещавших путь в доэлектрические времена. Говорят, что шах возил сюда омываться своих наложниц, а ещё ранее целебную силу этой воды открыли воины, излечившие свои смертельные раны. Во время спуска слышен писк летучих мышей и воркование голубей. Никакой информации о глубине твоего погружения в тело горы (ну, скажем, как в лифте) нет. Можно определить сколько ещё осталось пройти по числу пройденных ступенек, если знаешь сколько их всего. Считаешь их, считаешь … Наконец устаёшь считать и сдаёшься. Я всегда сбивался на третьей сотне. В этом виновата прерывистость движения – лестничные пролёты чередовались наклонными проходами. Кроме того, добавьте дурман от постепенно теплеющего воздуха. И не забудьте.учесть непрерывное ощущение суеверного страха. Коу-Ата позволяет нам до поры до времени безнаказанно лезть в своё чрево. Сжимается сердце и шевелятся волосы на загривке.
Идя вниз, не задумываешься о том, насколько тяжело будет лезть обратно наверх. Глубина от поверхности земли до озера – это высота пятнадцатиэтажного дома. Когда мы добрались до последней ступеньки, перед нами открылась широкая пещера высотой в несколько десятков метров, на дне которой и находилось уникальное целебное озеро. Наибольшая ширина его составляла 23 метра, длина 75, а глубина – до 14 метров. Вход в воду с каменистого берега спокойный ровный, по мелким камушкам. А дальний берег был более крутой. В тёплом воздухе погружаться в тёплую воду – незабываемо приятное удовольствие. Плыть вдаль к противоположному берегу было, честно говоря, немного страшновато, так как фонари хорошо освещали только ближнюю полосу “пляжа”, а над головой нависала чёрная дыра, полная летучих мышей, которые тревожили нас иногда, перелетая с места на место. Кроме того, мы проявляли осторожность из-за рассказа местного сторожа, который открывал нам наверху калитку в это подземелье и включал гирлянду освещения. Он поведал нам, что, возможно, через озеро есть тайный проход в Иран, и одно время здесь даже стоял пограничный пост.
На нашем берегу была построена большая раздевалка, однако мы не взяли с собой плавки и поэтому купались, уж извините, нагишом – всё равно ведь мы здесь одни. Такая беспечность стоила нам несколько суматошных минут. Как назло, следом за нами сюда приехала английская делегация. Леди и джентльмены спустилась вниз в пещеру именно в тот момент, когда мы резвились и бултыхались в воде в чём мать родила, то есть абсолютно голые. Услышав женские голоса, мы, на глазах у англичанок, сломя голову, в панике бросились на берег за одеждой и постарались поскорее покинуть это царство летучих мышей и иностранных делегаций. После купания в этом волшебном озере мы действительно почувствовали себя на седьмом небе – усталость как рукой сняло, и появилась какая-то лёгкость движений. Это помогло нам без особого напряжения вылезти из этой пещеры на свет божий и продолжить движение.
Приехав в Ашхабад мы разместились в аэропорту в гостинице Космос. Наш хозяйственный шиномонтажник Витя сразу же устремился в близлежащий ларёк за арбузом и притащил его, крепко прижимая к груди. Этот зелено-полосатый красавец был огромным – не меньше десяти килограмм.
– Вить, и сколько стоит этот гигант?
– А, всего тридцать копеек.
– Да, не пыли своим ребятам! Что же он по две копейки килограмм?
Он трещал под ножом – такой очень сочный и сладкий, и был прикончен в мгновение ока. Естественно, мы тут же послали Витю за вторым. Он вскоре вернулся, неся арбуз немного меньшего размера.
– Вить, а этот сколько?
– Так, тоже тридцать, – сказал он, осторожно размещая это лакомство на столе.
И тут же от него остались только одни обглоданные корки. Наверно мы были сильно обезвожены, так как послали Витю за следующим. Но он отказался идти. Тяжесть от уже съеденного давала себя знать. Пришлось выручать коллектив мне. И, узнав у Вити, где находится эта арбузная палатка, я пошёл за добычей. Палаткой этой был небольшой сарайчик, заполненный арбузами. Самые крупные были уже разобраны. Пришлось взять экземпляр заметно меньше тех, что мы уже съели. Я принёс его для взвешивания туркмену – хозяину палатки. Передо мной была ещё одна покупательница. Продавец взвесил её арбуз, перемещая гирьки рычажных весов, чтобы стрелка пришла в нулевое положение, и приступил к расчётам. Подвигав пальцами костяшки канцелярских счёт, немного поразмыслив и пошамкав губами, он, наконец, объявил:
– Тридцать копеек.
Когда же дошла моя очередь, то его приговор не изменился – всё те же тридцать копеек. Тогда я в удивлении тихонько спросил его, но так, чтобы не слышали другие покупатели:
– А что, они у тебя все по тридцать копеек?
– Да.
– Так, зачем же ты взвешиваешь, двигаешь костяшки счёт и делаешь вид, что считаешь?
– Так надо! – непонятно ответил продавец и улыбнулся. В итоге этот восточный ребус остался для меня неразгаданным. Но впоследствии я с лихвой отыграться, подкинув посетителям аэропорта свою загадку.
После переговоров с руководством воздушной гавани Ашхабада мне была предоставлена возможность проводить испытания на вертолётной площадке. Каждый день утром я докладывал о нашем прибытии руководителю полётов (РП), он закрывал небо над этой площадкой, и по всем репродукторам аэропорта тут же звучала фраза, обычная с точки зрения сотрудников аэрофлота, но непонятная никому из остальных нормальных людей:
– Внимание! “Жигули” – на взлёт и посадку. Повторяю! “Жигули” – на взлёт и посадку!
Мы через служебные ворота проезжали на вертолётную площадку проводили испытания в заданном режиме и уезжали для измерения износа шин. Такие циклы повторялись несколько раз в день. Каждый раз РП закрывал и открывал небо над нами. И каждый раз репродукторы во все стороны изрыгали коронную фразу: «… “Жигули” – на взлёт и посадку!» У РП и без нас хватало забот и, однажды, он забыл после нашего отъезда открыть небо над площадкой. В результате она долгое время была для всех закрыта. А тут, как на грех, в сторону Ашхабада шли военные вертолёты. Они никак не могли понять, почему их не принимает вертодром и обратились за помощью к наземным службам. Мы, конечно, продолжали свою работу, ничего не зная об этом. Перед тем, как завершить очередной цикл испытаний я, присев на корточки, рассматривал одну из шин. И тут неожиданно за моей спиной сначала раздался душераздирающий писк колёс подъехавшего военного газика, а затем мат-перемат, перемешанный с возмущённым визгом:
– Вы чё здесь … … …?! А-а-а … … …?! У нас боевые машины в воздухе зависли, а вы здесь кренделя выписываете! Кто стар-р-ший?!!
Я, сидя, продолжал увлечённо изучать характер износа шин и, повернув голову на последний громоподобный вопль, увидел как наш невозмутимый шинный монтажник Витя, приложив ребро ладони ко рту, что-то тихо шепнул военным и показал в мою сторону. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Военные были ошеломлены так, как будто увидели во мне генералиссимуса. Они тут же перестали орать, подтянулись и направились ко мне, печатая строевой шаг, как на параде.
– Товарищ Михайлов, разрешите обратиться!
– Пожалуйста, пожалуйста! Сделайте одолжение!– ответил я, распрямляясь, так как решил, что смотреть на них снизу как-то неудобно.
– Вы уж извините нас, пожалуйста, за резкость! Но, понимаете, тут у нас в воздухе вертушки. Они уже кипятком… Им надо срочно дозаправиться и они уйдут дальше.
С этими словами он передал мне рацию и попросил связаться с РП, что я и сделал:
– РП! РП! Это Михайлов с вертолётной. Мы уезжаем. Откройте её через семь минут, а то военные тут на нас сверху… Понимаете?
– Уй! – раздался в трубку возглас РП. – А я её ещё прошлый раз забыл открыть.
Военные попрощались со мной, отдав честь, лихо развернулись и уехали.
– А что ты шепнул военным, когда показывал на меня? – спросил я Витю.
– Да, просто, сказал, что старшим у нас сам академик Михайлов, чтобы они скорее заткнулись.
И только мы покинули площадку, как на неё с рёвом стали плюхаться огромные железные птицы, на сотни метров трепетно прижимая к земле всю травяную растительность за счёт ветровых потоков от больших лопастей своих несущих винтов.
– Михал Николаич, а представляешь, какая лепёшка осталась бы от нас, если бы РП забыл закрыть это небо над нами? А-а? – спросил меня один из наших водителей – Саша Малофеев.
Так мы продолжали работу, а по близлежащим окрестностям разнёсся слух о том, что в канун очередного съезда КПСС страна готовится к выпуску летающих автомобилей. Как-то раз около ворот, где мы въезжали в аэропорт, собралась толпа зевак. Когда мы подъехали ближе, то услышали, что они спорят по нашему поводу. Один говорил:
– Да, это невозможно! Ну, как они взлетят? А как садиться-то будут? Представь себе, что будет, если такой утюг упадёт?
– Взлетят они на реактивной тяге, а при посадке выпустят крылья. Крылья у них под днищем спрятаны, я точно знаю. Мне продавец в палатке рассказывал. Они к нему за арбузами ходят. Вот, по секрету и рассказали, – отвечал ему “знаток”.
– А ты спроси у их, если мне не веришь.
– Так они тебе и скажут! – возражал сомневающийся.
– Скажите, что вы испытываете? ¬– задал вопрос первый.
– Так, ведь нужду и лишения, – ответил на уже порядком надоевший нам вопрос Виталик Титов.
– Ну, что я тебе говорил! Работа секретная. Я-то прав! Так-то!
– Граждане перестаньте нас обсуждать! Это сверхсекретная разработка! Так что, не усугубляйте! Или вас привлекут! – соврал я весьма убедительно и потушил их спор. Больше зеваки нас не беспокоили.
Закончив работу в аэропорту, мы приступили ко второй части испытаний – пробегам по трассе Ашхабад-Теджен-Мары. Чтобы не путаться с городскими дорогами и их светофорами, мы перебазировались в Фирюзу – это недалеко от Ашхабада (всего в 35 км). Фирюза (в переводе с персидского камень счастья) – горное курортное местечко между склонами гор в ущелье Копетдага. Оно находиться так близко к самой границе, что при подъезде к ней с дороги видны пограничные вышки и контрольно следовая полоса, забороненная трактором. Место очень красивое. Там с гор шумно течёт холодный прозрачный речной поток, сверкая и переливаясь, с камушка на камушек. Существует легенда о том, что, в конце 19 века иранский шах, узнав о продаже Фирюзы России, заставил виновника, совершившего эту сделку, насильно глотать полученное золото до тех пор, пока тот не задохнулся на глазах у всех.
Надо сказать, что мы перебрались в Фирюзу очень вовремя, так как сразу после нашего отъезда Ашхабад накрыла песчаная буря. У нас в горах пыли почти не было, но ночью так грохотал свирепый ветер “афганец”, что, казалось, будто кто-то тащит по земле огромный лист железа, а наутро всюду валялись поломанные ветви . В самом же Ашхабаде, принявшем основной удар стихии, не было видно даже днём на расстоянии двух метров из-за мелкой дисперсной пыли, которая ещё и скрипела на зубах. Этот ветер так погнул телеграфные столбы на трассе Ашхабад-Теджен, что они наклонились на 45 градусов. Во время этой бури происходили многочасовые отключения электричества, что создавало головную боль директорам ювелирных магазинов и сберкасс.
В Фирюзе мы побывали на одной курдской свадьбе, где вместе с другими ели руками из общего котла какое-то мясо в соусе, пили самодельное вино и смотрели как во время танца жениха и невесты гости кидали к их ногам пачки денег. Ещё нам сообщили, что в Туркмении до сих пор жив, как пережиток феодализма, древний обычай – жених должен платить калым за невесту её родителям. При чём, чем менее образована невеста, тем больше калым. Такая жена принесёт большой доход мужу тем, что будет безропотно ему подчиняться и плести ковры. А текинские ковры ручной работы – в очень большой цене. Невесты с высшим образованием, а ещё хуже, если кандидаты наук, самые дешёвые. Практически они и гроша не стоят.
Нам рассказали и об ахалтекинских скакунах, выведенных в Туркмении в древние времена и пользующихся мировой славой. Мускулистые и лёгкие, помимо выносливости и резвости они обладают ещё одним важным качеством – имеют повышенную плавность хода, что очень удобно для всадника. Это качество вырабатывалось тысячелетиями за счёт движения по мягким пескам.
Ещё мы побывали на восточном базаре, где продавались изделия из верблюжьей шерсти и где в одной из его частей в огромном множестве ровными рядами на земле сидели женщины. Перед каждой из них лежал отрез красной контрабандной парчи с золотой нитью. Все отрезы были абсолютно одинаковы. Незамужние девушки в соответствии с обычаем носили косички вперёд, а у замужних – они были отброшены назад, . По местной моде у всех сидящих была так сурьмой зачернена переносица, что брови сливались в одну линию – такова уж мода, наверно, пришедшая из соседнего Ирана.
Вазовцы – наши соседи по гостинице Космос, были супер хозяйственные ребята и пахали неустанно на двух фронтах – официальном и личном. У местного населения они пользовались непререкаемым авторитетом. Каждый из них, выезжая в ашхабадскую командировку, прихватывал с собой мешок дефицитных автозапчастей и потому, естественно, чувствовал себя здесь королём положения. В личное время они эффективно лечили частные “Жигули” и за это получали различные виды благодарности в денежном и натуральном виде. Они не успевали бегать на почту, телеграфными переводами отправляя домой благодарность в виде денежных знаков, а ту, которая в натуральном виде, использовали непосредственно на месте. Во время ремонта машины почтенный туркмен в папахе тельпек ходил вокруг, непрерывно повторяя: «Мастер! Ай, какой мастер! Цхе, цхе ,цхе!» А потом радушно приглашал этого мастера на плов.
В один из выходных я решил заглянуть по делам к вазовцам, благо они жили в соседнем номере. Зайдя к ним, я сразу понял, что ни о каких делах и речи быть не может. Воздух был напоён каким-то стойким ароматом. Нет, это не был запах нежных роз. В нос шибануло запахом чего-то съеденного и уже переваренного. Честно говоря, цветами такое обычно не пахнет. Один из водителей, видно, после ночной гулянки, безмятежно дрыхнул за столом положив голову меж двух тарелок с салатами.
Сразу же вслед за мной в номер неожиданно ворвался ещё один вазовец и бойко выпалил:
– Сергей! А, Сергей! Слышь? Там Вероника стол приготовила: коньяком хоть залейся, чёрную икру можно ложками жрать! А сервелат, балык…Ой-ё-ёй! Мама родная!– и он причмокнул языком, – Пойдём! А-а! Пойдём, Серёга! Девочки ждут вовсю !
– Это опять придётся с ними спать? – испуганно задал животрепещущий вопрос Серёга, с трудом приподнимая со стола сплющенную морду, напоминающую жёванную соску. Тут силы покинули его и он снова рухнул между тарелок с салатами досматривать прерванный сериал.
Однажды, в коридоре гостиницы ко мне обратился местный участковый:
– А-а, вот где я вас застал. До меня дошли слухи, что вы продаёте автомобили. Да ещё ГАИ на вас жалуется. Когда ваш 003 выезжает, все инспектора встают на уши. Все посты вытягиваются в струнку и отдают вам честь. А по трассе идёт сообщение, что едет сам Третий, то есть третий секретарь ЦК компартии Туркмении. Хотелось бы знать – долго ли вы будете нас мучить? – спросил он, понижая тон и улыбаясь.
– Командир, вам придётся стереть с лица улыбку, – ответил я с печатью лёгкой интеллигентности, – Как говорят в Одессе, не кидайте меня головой в навоз! Во-первых, автомобилями мы не торгуем и обязаны вернуть их в Москву. Во-вторых, машина с номером 003 принадлежит не нам, а двум придуркам из Куйбышева, что видно по буквам КШ на их номере. В-третьих, живут они этажом выше. И, когда постучитесь к ним, осторожно спросите: «У вас продаётся славянский шкаф с тумбочкой? Импортный», – на этом мы и расстались.
За время всех командировок в Туркмению у нас остались тёплые воспоминания, как о её природе, так и о её гостеприимном народе. Особенно запомнились подземное озеро, верблюды, самостоятельно идущие вечером по обочинам дорог среди песчаных барханов и пыльный “афганец”. Если же нам удавалось застать начало весны, то мы были свидетелями цветения миндальных деревьев в садах и ущельях Копетдага. Какой восторг возникает в душе при виде такого цветущего облака! Сто процентное очарование неизбежно. При ближайшем рассмотрении мы видели, что нежные цветы миндаля росли на ветвях маленькими бело-розовыми кустиками. А склоны Фирюзинки в это время года были покрыты ковром из диких тюльпанов различных оттенков – от белого до малиново красного.
Также, конечно, не забыть и приём, оказанный нам сотрудниками аэропорта, которые радушно предоставили нам вертолётную площадку для проведения наших испытаний (хотя могли и отказать). А чего стоило запомнившееся на всю жизнь их объявление по радио в аэропорту: « … “Жигули” на взлёт и посадку!» Не забыть и безупречную работу всей нашей команды.
Обратная дорога из Ашхабада в Москву была легче. Ведь мы хоть и устали, но ехали домой, полностью выполнив задание. Я был доволен и часто, в ритме тарантеллы, мурлыкал про себя навязчивый мотив придуманной тогда песенки:
Вы когда-нибудь слыхали,
Чтоб летали “Жигули”?
Думал я, они не смогут
Оторваться от земли.
Но сумел барон когда-то,
Совершая чудеса,
Приподняться над болотом,
Потянув за волоса.
Вот и мы теперь летаем.
Взлёт – посадку нам дают.
Вертолёты разгоняем,
Если тапочки не жмут.
Мы зимою загораем,
В декабре арбузы жрём,
Из Туркмении далёкой
Вам привет передаём.
А в дальнейшем, когда мы собирались компанией, кто-нибудь, вспоминая прошлые приключения, просил Виталика Титова: “А теперь сыграй нашу, туркменскую!”
14.10.2018 Михаил Михайлов