"Истина проста и доступна,
а ложь многословна и
вычурна"
(Лев Толстой)
Людочку разбудил звук шаркающих тапок об пол.
- Бабушка, тише, дети ещё спят.
- А ты в храм-то собираешься со мной? - растерянно прошептала бабушка, одетая уже нарядно для воскресного похода в церковь.
- Так ведь рано ещё, нам к 10, а сейчас 7.
- Ну пока соберёшься, детей соберёшь...
- Скоро встанем, иди.
Ночью сна и так не было, у сына режутся зубы, второй весь сопливый, всю ночь вертелся. Людочка еле поднялась с кровати и проснулись дети. "Никуда идти вообще не хочется, но раз обещала бабушке, то надо собираться"- подумала она.
Неделю назад крестили сыновей и необходимо было их причастить. Пока она искала в маминых вещах платье или юбку, платок, пока накормила детей и одела их, прошёл час. Колокола уже звонили, приглашали прихожан к службе и в девятом часу они вышли из дома.
Людочка была здесь раза два в детстве, приходила с подругой посмотреть на плачущую икону Божьей Матери. С тех пор в храме почти ничего не изменилось.
На Людочку и её детей прихожане смотрели с любопытством. Новый человек в храме - это, как незнакомец в маленьком селе. Все обсматривают с ног до головы, шепчутся... Людочка это заметила, ей стало неловко. Сразу захотелось осмотреть свою одежду, вдруг там что-то прилипло и поэтому так все смотрят. Но она не стала этого делать. Через 5 минут началась служба. Людочка не бывала никогда на службе, да и вообще в церквях появлялась только на крещении своих детей и крестника.
В зале было многолюдно. Все крестились и крестилась она. Все кланялись, а она немного приседала, потому что кланяться с годовалым ребёнком на руках не представлялось возможным. Второй сын, стоял и смотрел на это незнакомое ему действо. Но через 20 минут одинаково повторяющихся движений, ему наскучило и он стал подпрыгивать на месте, вертеться, кружиться и в голос рассказывать "Мишку косолапого". Людочка краснела и одёргивала ребёнка. Становилось душно. Кто-то уступил место на лавке и она присела.
- А зачем вы так рано пришли? С такими маленькими детьми на службу лучше не ходить, они быстро устают, - прошептала до боли знакомая старушка.
- Я не знала... - Произнесла Людочка и улыбнулась ей.
Дети спокойно сидели и можно было передохнуть.
В храме вкусно пахло. Воск стекал по тонким свечам. Его прозрачные капли медленно плыли вниз и становились мутными. Охлаждаясь, капли принимали желтоватый цвет свечи. Время от времени служительница подходила к поминальному подсвечнику, тушила почти сгоревшие свечи гасильником.
" Наверное, так надо", - думала Людочка.
Больше всего свечей стояло за упокой души...
Батюшка то поворачивался, то отворачивался от прихожан. Читал проповедь. Людочке было очень интересно за этим наблюдать.
Позже к иконостасу подошёл седовласый мужчина, облачённый в богатую рясу. Батюшка сошел с амвона (пъедестал для чтения особо сокральных текстов) и вышел из солеи (зона помещения храма, куда вход разрешен только батюшке и крестным отцам во время обряда крещения), передал ему молитвослов и служитель стал читать сам. В голосе не было напева, присущего при чтении молитв, он запинался, неправильно читал некоторые слова, возвращался к ним и перечитывал заново.
Людочка повела взгляд по толпе прихожан. Они переглядывались и смотрели на чтеца с каким-то снисхождением. Так обычно смотрит мать на нашкодившего ребёнка. Читал он не долго, минут пять. Далее книгу принял батюшка и стал читать сам.
Голос его был мелодичным. Слова лились ровно, распевно. У клироса (зоны храма, по бокам от алтаря) певчие служительницы иногда нарушали это мирное монотонное соло батюшки. И весь храм наполнялся женским разноголосьем. Пение их было похоже на пение птиц, каких-то райских, доселе неслышанных. Дети сидели смирно. Они слушали эту музыку, создаваемую без помощи каких-либо инструментов.
А храм вновь и вновь наполнялся прихожанами. Дети начали капризничать и Людочка вывела их на крыльцо. На паперти не было просящих, у деревенских церквей их обычно не бывает. Солнце уже было высоко и хорошо припекало. Время от времени из храма выходили старики, подышать свежим воздухом. С любопытством смотрели на Людочкиных детей и интересовались их возрастом.
- Ему год, а этому три, - приветливо отвечала Людочка.
Из храма вышли два мальчика. Паша и Леша, так их звали, познакомились со старшим Людочкиным сыном и долго рассказывали ему про то, как нехорошо совершать плохие поступки.
"Какие хорошие дети"- подумалось Людочке.
Началась исповедь. Старики ушли, а дети остались.
- Мы не пойдём, мы были на прошлой неделе, - сказали мальчики.
"Хм, у исповеди оказывается есть свой срок годности" - подумала про себя Людочка и заулыбалась неожиданному заявлению ребят.
Впрочем и Людочка с детими тоже не пошла. Маленькие дети допускаются на причащение без исповеди.
"А я тогда не буду причащаться", - решила Людочка.
"Дети хотят есть, уже двенадцатый час и нужно скорее возвращаться домой" - оправдалась она перед собой.
Людочкина бабушка вышла из храма:
- Через минут пять пойдём на причащение. С детьми иди вперёд, они без очереди.
- Хорошо, - согласилась Людочка и начала подниматься со ступенек, на которых сидела. И только она встала, как к церкви стали съезжаться машины. Много машин. Люди приехали к причастию.
"Оказывается можно и так, без службы и исповеди. Наверное и у их исповеди есть срок годности" - удивилась Людочка, зная, что на причащение без исповеди взрослых не допускают.
В храме выстроилась огромная очередь. Родители с детьми проходили первыми. Паша с Лёшей выпили по ложечке вещества, которое черпал из чаши и подносил к их ртам батюшка. Седовласый служитель, который до этого плохо читал молитву, вытирал им губы красной тканью. Далее батюшка давал мальчишкам мягкий, размоченный в этом же веществе, хлеб, а потом они целовали чашу, батюшка их крестил и они уходили.
Людочка знала, что веществом этим должен был быть кагор и символизировал он "кровь Христа", а хлеб - его "плоть". Испив "крови" и отведав "плоти", человеческие души якобы приобщаются ко Христу. Людочка была далёкой от религии и церковных канонов. Она искренне не понимала этот обряд. Но все крестят детей и она крестила, все водят на причащение после крещения и она повела.
- Так надо, - говорил батюшка, который крестил её детей.
- Так надо, - говорила Людочкина бабушка, которая уже больше 15 лет являлась верной служительницей при храме.
Чтобы пройти вне основной очереди, решено было, что старшего подведет к батюшке бабушка, а с младшим пойдёт Людочка.
Бабушка подвела правнука, батюшка дал ложечку кагора ей и ему. Зачерпнул ложкой ещё и собирался дать второму Людочкиному сыну, которого она держала на руках. И тут произошло что-то невообразимо жуткое по церковным меркам - старший Людочкин сын с криком, что ему горько выплюнул содержимое его рта на священный пол... Батюшка увидев этот проступок, закричал на весь храм:
- Ты что творишь! А вам, мамочка, подобало бы чаще водить дитя в храм, коли он не знает, что нельзя сие совершать!!!
Людочка стояла, как вкопанная.
Она и не поняла даже, что такого страшного сделал её ребёнок!
Старая Людочкина бабушка улыбалась и похлопывала по спине правнука:
- Ничего страшного, дружок, - гладила она по голове перепуганного правнука.
- Ничего страааааашного! - будто передразнивая, произнёс батюшка и сунул наполненную ложку второму Людочкиному сыну. - Чаще в храм водить детей надобно, - повторял с недовольством он.
- Но мы их только неделю назад покрестили... - как бы оправдываясь произнесла она почти шёпотом.
В это время седовласый служитель подносил красную ткань к губам ребёнка. Услышав, что Людочка возразила батюшке, он с испугом взглянул на батюшку, немного сгибаясь в коленях, и стал вытирать рот её сыну.
- Сильнее три. Три кровь Христа! - громко и раздражённо произнёс батюшка.
И тряпка быстрее заходила по лицу Людочкиного сына, задевая нос, глаза и даже его лоб.
Людочке стало до невозможности неуютно стоять рядом с ними, хотелось, чтобы эта непонятная для неё процедура скорее закончилась. Далее батюшка поднёс к губам ребёнка чашу для целования, из которой черпал кагор, и посмотрел на следующего в очереди.
- А ему? - Указывая на старшего сына, спросила Людочка.
Батюшка, не смотря в сторону её ребёнка, махнул рукой и громко произнёс:
- Хватит с него!
Дальше давали хлеб и компот. Как объяснила Людочкина бабушка, это делают для того, чтобы "кровь" и "плоть", которую принял в себя прихожанин, прошли дальше и слились воедино с телом человеческим, нужно заесть священные дары храма, чтобы ни единая молекула, даже при дыхании, не смогла высвободиться изо рта верующего. До этого он не должен был проронить ни слова.
Людочкина бабушка осталась до конца. А она сама посадила детей в коляску и поспешила домой, кормить и укладывать их спать.
До дома было всего 5 минут ходьбы. За это время многое передумала Людочка. И об этом обряде в целом, и о "сроке годности" исповеди, и о батюшке. Ей казалось, что батюшка непременно должен быть терпеливым, кротким человеком, знающим наперёд и предугадывающим певедение детей в такой ситуации. Все мирские нелепости он обязан просеивать через сито своей внутренней благоразумности, жизненного опыта подкреплённого верой в Христа. Ведь ни сам ли Христос этому учит нас через священное писание? В её молниеносных мыслях даже зародилось размышление о том,что для того, чтобы облачиться в сан батюшки, нужно родиться в глубоко религиозной семье, где религия впитывается в ребёнка с молоком его матери. Учиться долго в семинарии. Пройти через истязания голодом и ущемления себя в благах, таких как: мягкая кровать, всегда тёплая вода, бегущая из крана, телевизор, сотовая связь, машина в конечном счёте.
Она и сама не знала, почему с таким ожесточением рассуждает на эти темы, почему она ставит какие-то рамки богослужителю, не зная какую жизнь он прожил до этого. Всегда, всю свою сознательную жизнь, она пыталась оправдывать нелепые поступки людей. Всегда ей казалось, что изначально все люди добры, потому что все они ранимы. "И батюшка тоже человек, и он раним", - думала Людочка.
Но почему же так тяжело несли её ноги прочь от святого намоленного места? Места, где все грехи прощаются. Места, где ищут покаяния и защиты заблудшие души. Места, где дадут ответы на все вопросы, утешут в скорби и разделят радость. Места, где принимают каждого, не зависимо знаком он с религией или нет. Или, может, храм не то место, где нужно всего этого искать? А где тогда это место???