Последний день неласкового сентября неожиданно порадовал летним теплом. Повеяло настоящим бабьим летом, и захотелось насладиться чудесными его мгновениями. Иду вдоль байкальского берега за посёлок к крутым горам, возвышающимся над тихой полузаброшенной Кругобайкальской железной дорогой. Подхожу к скале, много претерпевшей и от местных жителей, и от путешественников со всего света, желающих увековечить на ней своё имя. Ступаю медленно и вдруг вижу, что из-под ног в страхе выскакивают маленькие кузнечики, высоко прыгают в разные стороны и даже пытаются лететь. Обхожу стороной их поселение и поднимаюсь над обрывистой скалой по крутой тропе, на которой осень раскидала отжившие берёзовые листья и окрасила ими дорожку в жёлтый крупный горох. Извилистая линия тропки делит гору на две части. Одна часть повёрнута к Байкалу и уходит своими уступами в его глубины, а другая никогда не видела сибирское море, хоть и стоит от него совсем близко. Чтобы не сорваться вниз, держусь за корявые стволы и ветки низкорослого кустарника. Добираюсь до скального выступа, по форме напоминающего кресло и удобно усаживаюсь в это каменное мшистое тёплое сиденье, вылепленное руками самой природы.
В небольшие углубления монолитного камня-скалы, на котором я сижу, за долгие годы набилось немного землицы, дающей жизнь травинкам и чахлым кусточкам. В одной из таких выемок, устланной берёзовым листом, прилегла, как на мягкую постельку, рябиновая веточка. А рядом на хилом коротеньком согнувшемся стебельке цветёт ярко-розовая гвоздичка.
Хорошо быть сейчас одной, любоваться осенним великолепием, пить свежий воздух, дышать красотой. Чуть колышутся травы, замирают от теплыни. И наверху, и внизу - лесное разноцветье. Наверное, благодаря тому, что месяц был ненастным, холодным, листва ещё сохранилась во множестве, хотя лесные просторы всё же стали сквозными, а на некоторых горах уже стали видны большие проплешины. Байкал, окрашенный во все оттенки синего цвета, степенно катит волны и плещет хрусталём в берег. По его волнистой поверхности кое-где дрейфуют беспомощные листья.
На горе, где я нахожусь, вместе со мной, замерев, любуется чудесными картинами и радуется солнечному деньку древесный и кустарниковый народ. Он малочисленный, так как сильная крутизна и ветры не дают семенам падать и закрепляться здесь во множестве. Зато часть горы, закрытая от байкальского взора, густо заросла деревьями. И за моей спиной – сплошной лес.
Слева от меня, всего в нескольких метрах, касаются друг друга ветвями берёзка и рябинка. Им от роду лет по десять. Рябинка стройна и будет со временем красавицей. А вот у берёзки ствол у основания перекручен, змеист, часть его расположена горизонтально, а дальше он, тонкий и стройный, устремляется ввысь. Каково этой берёзке придётся в жизни? Выдержит ли узловатый, ненадёжный ствол тяжёлое дерево? Долго ли проживёт берёза бок о бок с рябиной?..
А метров на десять ниже деревьев-детей смотрит в байкальскую воду берёза, широкая, многоствольная. И непонятно, одна это берёза или дружное единство белоногих весёлых сестёр, сросшихся у самой земли и словно сияющей ширмой прикрывающих от меня часть Байкала. Но солнце не удержать, не скрыть, оно мощным потоком прорывается сквозь ветви и листья. Солнечная дорожка, протянувшаяся через всё море, сияет, слепит глаза, а по бокам горят, стремительно плывут с волнами к берегу многочисленные солнечные звёзды. Одни гаснут – другие вспыхивают. И этому волшебству нет конца. Вода стала холодной и более чистой. Солнце подсвечивает камни, затопленные у берега. Это свечение тоже движется, течёт, словно речка. Качается на воде светлым поплавком одинокая чайка-рыбачка. Изредка деловито пролетают в густой синеве вороны.
Несколькими метрами правее от берёзы и ещё ниже к Байкалу, нависая над страшным обрывом, растут рядышком две сосны, в молодой своей поре, сплошь в зелёных шишках. Выпало им всю жизнь с высоты птичьего полёта, презрев опасность, смотреться в байкальское зеркало. Вцепились они намертво в скалистую землю и, довольствуясь небогатой пищей, растут на радость и себе, и другим.
Справа, метрах в двадцати от меня, живёт на маленькой скалке сосна-подросток. Между её зелёных лапок в синем оконце неба белеет луна, ставшая в эти минуты ещё одним дневным светилом, гораздо менее заметным, но прекрасным.
С у самой тропинки, уводящей в скалистые поднебесные просторы, в хрустальной синеве неба широко раскинула ветви зрелая берёза. Почти до земли ниспадают её тоненькие нитевидные ветки в ярко-жёлтых листьях и золотых серьгах, чуть покачиваются от тёплого ветерка, гладят куст багульника, среди огненной расцветки которого (о чудо!) раскрылись весенние ярко-розовые цветки. На одном кусте сошлись в великой гармонии весна и осень, и хорошо им вместе, и нисколько не тесно. Бабье лето щедро на удивительное, и временами его можно назвать и бабьей весной: ведь стольким цветам даёт оно вторую жизнь. И всё-таки жаль запоздалые цветы, жаль слабенькую гвоздичку и цветки багульника: совсем скоро их живые огоньки погасит колючий снег…
Вдруг в моё уединение, резко вспугнув по-птичьи чуткую тишину, врывается чёрный паровоз. Пыхтя и гудя, окутывая всё вокруг белым паром, несётся он под моей горой по Кругобайкалке, таща за собой всего два вагона. Пар быстро добирается до меня и, укутав всё вокруг плотной завесой, устремляется выше. Но, стремительный и зыбкий, он быстро тает. И вскоре паровоз, изрядно уменьшившись в размерах, пыхтит уже под другой горой, лежащей передо мной как на ладони. И вскоре скрывается за ней. Улёгся пар, и снова стало тихо. На убыль идёт туристический сезон, а, значит, скоро опустеют берега озера, и станет Байкалу спокойнее, легче.
Небо с любовью смотрит на Байкал, на осенние горы, посылает им тепло лучей. Если бы не снежные остроконечные снежные пики Хамар-Дабана, напоминающие о скорой зиме, было бы непонятно, где кончается море и начинается небо…
Показалась стая птиц, совершающая тренировку перед перелётом в земли, где не бывает зимы. Кружат они над Байкалом тревожно. Нет ещё в стае того порядка, который так необходим птицам в нелёгком пути, но вот-вот такой порядок наступит.
Долго можно сидеть в каменном кресле, глядеть на байкальские красоты. И сколько ни гляди – всё будет мало. Особенно, когда знаешь, что через три дня это блаженное время закончится. Занепогодит, заметёт, похолодает. Леса опустеют, почернеют. И почувствуем мы первое морозное дыхание возвращающейся через полгода зимы. А пока вокруг – солнце, синева, тепло, сошедшая с неба благодать. И хочется вобрать её в сердце до последней капли.