700kb - гл. 1 часть-4
700kb - глава-1 часть-4
Стороннему наблюдателю незнакомец бы напомнил Шерлока Холмса, каким мы привыкли его себе представлять: худощаво-поджарого, с высоким лбом и умным проницательным взглядом. Его прямой нос и плотно сжатые тонкие губы говорили о твердой воле и характере. Он лет пятидесяти. В прогулочном светло-коричневом твидовом костюме и кепи по лондонской моде конца девятнадцатого века. Весь его вид и манера держаться являлись забавным контрастом современному миру. Непонятным было другое, что ему понадобилось в этом Богом забытом углу – тихом афганском сае? Если внимательно присмотреться и подумать, то подходит лишь один случай – ожидание. То, что он оказался здесь раньше визави, говорило: к этому событию он готовился серьезно и свободные до встречи минуты, давали возможность все взвесить, обдумать.
Незнакомец стоял в глубине небольшого грота с единственным выходом на горную дорогу. Озабочено посмотрев на небо, он достал из кармашка костюма часы. Увидев положение стрелок, положил обратно. Его внимание привлек плоский камень, лежавший у самых ног. Склонившись, провел пальцем по его гладкой с колотыми трещинами поверхности.
У этого куска базальта своя история. Больше двух тысячелетий, камень служит столом, скамьей и подушкой для охотников и пастухов. За это время камень никогда не был сдвинут. И не потому, что тяжел, вовсе нет. Валун был базальтовым указателем на событие, о котором знали немногие. Действительно – особый случай. Шаманы племени относились к камню как к святыне. Аксакалы говорили, что когда-то давно, он послужил причиной обвала и что сброшен он был – самим Каласафедом на головы врагов, преследовавших полуживого царя, свиту и караван с золотом. Горе тому пастуху, кто испачкает камень или оставит на нем крошки пищи. Провинившегося соплеменника больше никогда не подпустят к святыне. Прятаться от дождя и холодного ветра теперь он будет под скалами, а не в этом святом гроте.
Каждое напоминание о великом праотце было табу. В кишлаке Каласафед был вторым после Пророка Мухаммеда. На свадьбах или рождении ребенка, перед тем как приступать к пище, шаман просил силы и здоровья супружеской чете или новорожденному у Пророка, а потом у ковра с ликом Каласафеда.
Но, мы отвлеклись. Незнакомец в этой истории – ключевая фигура, и в этом месте, он оказался далеко не случайно.
Теплый ветер нес по саю старинную монотонную песню и «Холмс», заслушавшись его завыванием, призадумался. Черная, с бесконтрастной полосой тень от козырька нависшей скалы, медленно подползла к его ногам. Сумрак грота, упрямо цепляясь за камни и щели, отступал от ярких, но незлых лучей вечернего солнца. Через пару минут, свет ненадолго победит тень. Та тихо уползет к потолку пещеры и там подло затаится, чтобы потом, когда светило скроется за стеною скалы, разом захватить всю эту маленькую, но полную тайн территорию.
Как бы читая мысли незнакомца, солнечные лучи прощупали самый дальний угол каменной ниши, где в пыльном приямке вдруг что-то сверкнуло тусклым медным светом. Заметив проблеск, незнакомец встал и пошел к дальней стене пещеры. Ткнув лакированным носком полуботинка мелкий камень, он присел на корточки и, чуть порывшись в пыли, поднял грязный предмет с правильными продолговатыми формами бляхи. Он вернулся обратно и присел на камень. Вытащив из кармана костюма носовой платок, он завернул бляху в белоснежную ткань и стал пальцами осторожно счищать с находки грязь и пятна. На это у него ушла пара минут. После протирки золотая пайса засияла ровным ярким светом. Сжав бляху в ладони, незнакомец достал из кармашка монокль и используя линзу как увеличительное стекло, прочитал старинные персидские буквы:
«Воля. Первое Копье охранной сотни священного тела Дария. Пропускать всюду. Волю выполнять».
Ниже – корявый оттиск личной печати царя Персии.
Незнакомец узнал предмет и его назначение. Тяжело вздохнув, он остановил свой взгляд на выходе из грота и стал слушать песню ветра. О чем она? Уж не о том ли происшествии, которое случилось здесь, на этом самом месте и легло в историю человечества? Для мирян это событие давнее и уже забытое. А для ветра?
Когда-то, на этом камне, рядом с трупами легионеров, сидел великий полководец… А было ли это? Было. Вот она – пайса и она побывала в руках стратега! А тот, знал хозяина медальона. Их встреча в ущелье была случайной и неожиданной для полководца, принесла она много смертей, расставив друзей по разные стороны правды. Друг – враг. Это словосочетание всегда несло слишком много. Жизнь и смерть, добро и зло.
Незнакомец смахнул с пайсы пылинку, еще раз глянул на находку и улыбнулся.
Надо же случиться такому. На видном месте, более двух тысяч лет и, странное дело, так никем и не найденная...
* * *
– Бей, раз! Отбой счистить!
– Бей, два!
– Бей, раз! Отбой счистить!
– Бей, два!
Командовал высокий, с короткой бородой и редкими усами, длинноволосый воин с перевязью из кожаного шнура на голове, одетый в красные шаровары и кожаный панцирь с медными бляхами, накинутым на голое тело. Внимание Первого Копья приковано к узкой щели, уходившей вниз в единственный проход меж скал. Он молод. Ему не больше тридцати лет, но он уже сед как лунь. Вглядываясь вниз, он махал мечом, задавая ритм мокрым от пота воинам. Вооруженные сариссами, по движению меча, они пыряли копьями в щель. Копейщиков шестеро. Седьмой – сам длинноволосый. Еще трое, находились рядом и были на подхвате. Вооруженная короткими копьями с крючьями на конце, тройка сбивала с сарисс живые и мертвые тела, выполняя команду – «Отбой счистить». Иногда им приходилось ломать руки врагов, успевших ухватиться за древки и наконечники копий.
– Стой! Я никого не вижу, – скомандовал длинноволосый и смахнул ладонью со лба пот. – Македонцы отступили.
– То мозги их центуриона встали на место. По каменной щели таракану не пролезть, а за нашими копьями щитоносцы стоят. Чего ждать, пусть спать идут, – в громовом хохоте поддержал длинноволосого, мокрый от пота великан Каун. Он играючи вытащил из проема тяжелую сариссу.
– Короткий отдых. Осмотреть оружие, обувь, ремни. Кто слаб и устал?
Последний вопрос, не коснувшись ушей воинов, пролетел мимо. Слабым себя никто не считал. Да и какой воин признается в этом. Но все, безропотно стали выполнять приказ. Авторитет Прокла – Первого Копья сотни наемных фалангистов сомнений не вызывал.
– Ого! – восторженно воскликнул Микра, воин из «тройки».
Свое прозвище он получил за малый рост. Это был молодой и подвижный воин. Вот и сейчас, осмотрев крюк на копье он отложил его к базальтовой стене и, склонившись за плечом Прокла, стал разглядывать коридор.
– Это сколько же мы их намолотили?! Македонцы по колено в крови бродят по Зобу Дьявола.
Великан Каун схватил Микру за плечо своей волосатой беспалой клешней, развернул его к себе лицом и пробасил:
– Ну, это им по колено, а тебе-то по самое горло будет! А, что скажешь, половина воина?
Коротышка попытался смахнуть руку Кауна, но великан сдавил своими сильными пальцами плечо Микры так, что у коротышки лицо стало красным.
– Половина от половины. Ну той, что спереди у воина висит. Гы-гы-гы!! – добавил рыжий прыщавый Харон с лошадиным, обезображенным оспой лицом. Он разглядывал зазубрины на наконечнике своего копья.
Харона боялись больше Кауна. Наделенный недюжинной силой и изворотливым умом, он был слепой тенью Прокла и других авторитетов, не признавал.
– Надо же, как потупилось. А ну, кто там у копий, подайте мне другую сариссу.
Шутка удалась. Усталые лица копейщиков осветились радостью и перебиравший копья воин-поэт по кличке Гомер, услужливо выполнил просьбу Харона.
– Держи! Себе вот подбирал, ну-да ладно, сейчас хлебну вина и выберу другое.
Первое Копье увидел красное лицо Микры и его безуспешные попытки освободиться от тисков Кауна. Он недобро глянул на великана. Каун, виновато пряча глаза, отпустил его. Прокл сделал шаг назад и уступил место Микре.
– Проследи за тем, когда македонцы пойдут в атаку, – приказал длинноволосый молодому воину. – Остальным отдыхать и ждать команды. Думаю так, сегодня они уже не решатся на бросок, скоро будет темно. А вот фокусы македонцы могут показать разные. Хорошего от них не жди.
Харон кивком поблагодарил Гомера за сариссу, сел на выступающую из скалы часть природной плиты и задал вопрос:
– А скажи поэт, сможешь ли ты написать красивый стих о нашей сегодняшней битве? Как не крути, а задали мы им сегодня! Положили больше сотни, а у нас нет даже раненого!
Обладавший внешностью Аполлона, Гомер улыбался редко, но сегодня день был воистину великим на победы и улыбка, осветила его красивое лицо.
– Конечно, мой рыжий брат! Велик гений Прокла! Стратег Первого Копья не хуже Александра! И если наши сегодняшние мытарства уже закончились, то почему и нет? У меня есть все, чтобы описать подвиг Прокла и наши скромные старания. Было бы рядом вино!
– Вина вдоволь! Вот только не такие мы и скромные! Можно подумать, что это Микра коридор македонским мясом завалил, – сострил Харон, – тоже мне, войско! Как они еще умудрились дарьево стадо в одну кучу согнать. Не битва была, а смех один. Кабы Прокл персами командовал, то Александр вместо Царя по горам без обоза бы бегал!
Наемники весело заржали и Харон, заметив поддержку, продолжил:
– Да-а! Первое Копье сделал невозможное. Со столь малым войском, как наше, он уже лишил Птолемея половины войска. Не заплутали бы мы и не вышли на этот Зоб Дьявола, македонцы через неделю – другую измотались бы. Что скажешь Копье, разве я не прав?
Прокл безучастно пожал плечами, оставив вопрос Харона без ответа.
Македонцы действительно отступили.
Продвигаться вперед им мешало нагромождение из живых и мертвых тел, перелезая через них и скользя в крови, легионеры становились удобной мишенью для наемного персидского копья.
Медленно, с опаской глядя в щель уходившего вверх каменного проема, при помощи алебардового крюка, македонцы стали растаскивать кровавый завал. А на верхней площадке, уже отдохнувшие наемники допивали из бурдюка оставшееся с утра теплое вино. Только Гомер был занят осмотром сарисс, откладывая негодные в сторону. Каждому было понятно, что день не закончился, а значит, еще полон неожиданностей.
Внизу, в стонах раненых легионеров, послышалась странная возня которой Микра, особого значения не придал. Скрип, а за ним резкий свист от сверкнувшего в воздухе якорька, заставил пригнуться и без того невысокого наемника. Перелетев через всех стоявших на площадке воинов, якорек упал на плоский камень и на секунду замер. Замерли и копейщики. Каждый из них знал, что после смыка, якорек подскочит и полетит вниз, но никто не смог бы угадать движения «кошки», потому как после удара «лапки» якорька о любое препятствие, он начинал выделывать в воздухе такие фортели, что легче муху ивовым прутом сбить, чем от него схорониться.
Так и случилось. Влекомый резким смыком за поводок цепи, якорек подпрыгнул вверх и полетел обратно в раскол. Цепляясь острыми лапками за все предметы, он запутался в ногах Гомера. Якорь намертво впился в его лодыжку и вновь замер. Заметив остановку кошки, Прокл прыгнул на цепь. Упав на нее всем телом, он ухватил ее руками. Та натянулась, но остановилась. За ним следом, рядом упал Микра и мертвой хваткой вцепился в цепь упершись ногами в выступ скалы.
– Что встали, освободите Гомера! – крикнул Прокл.
Внизу, почувствовав тяжесть зацепа, радостно закричали.
Теперь, снизу за цепь взялось с десяток македонских воинов. Еще мгновение и воин-поэт, прихваченный якорем, был бы утянут фалангистами в щель, но внизу промедлили, а вверху поторопились. Якорь успели скинуть и он, исчез в проеме за черной змейкой цепи. Из коридора раздался вопль негодующего легионера.
– Соскочил, сука! Лапка, вон смотри, от крови скользкая…
Раненого поэта, тут же оттащили в дальний угол площадки, а на его место встал сам Прокл. Воины, вооружившись сариссами, встали рядом с Первым Копьем и были готовы к бою.
– Спасибо, Прокл! Я сбился со счета и уже не помню сколько раз ты спасал мою чертову плоть!
Поэту было больно, но он был воином. С улыбкой на бледном лице он смотрел как Харон, чертыхаясь и понося македонцев, перевязывал рану полоской кожаного ремня.
Внизу послышались гулкие шаги фалангистов.
– Готовы? – только и успел крикнуть Прокл, как вдруг раздался новый свист и черное жало якоря, срикошетившего от угла плиты, где недавно сидел Харон, скользнув пауком по медным бляхам панциря, впилось в живот Первого Копья…
… Птолемей, правая рука и друг Александра, сидел на плоском камне в глубине маленького грота с единственным выходом на горную дорогу. В двух шагах от него, под присмотром слуги стратега – Маниши, два воина перебирали оружие, откладывая годное в глубь грота. На входе в пещеру росла гора из человеческих тел, туда сносили погибших. Их было много и Птолемей, видя что вал из трупов растет, закрыл глаза. Сердце разрывалось на части, а разум отказывался верить. Чтобы отвлечься, стратег стал следить за работой воинов, которые расчищали дорогу, скидывая камни в пропасть. На чистой от камня части дороги, три десятка легионеров вязали веревки. Им придется спуститься на дно ущелья. Там, среди камней, до наступления ночи, воины должны собрать хворост на погребальный костер. Как поступили с раненными, Птолемей умышленно не интересовался. Поэтому Манише, пришлось самому назначить место у баррикады, где развернули палатку для покалеченных в бою легионеров.
– Тут с коридора сейчас мертвых притянут. Куда их? Может в грот? Телами всю дорогу перегородили. Что делать?
Вопрос Маниши был своевременным. Пора приступать к наказаниям.
– Дай сигнал центурионам, сюда пусть идут.
Отметив, что за ним никто не наблюдает, Птолемей скривил лицо и стал развязывать ремни панциря. Известный потомкам, как бесстрашный и рассудительный стратег, чья доблесть и отвага были отмечены историками может в чуть меньшей доле, чем слава самого Александра, был отправлен Македонским во главе элитного отряда из двух третей легиона, за бежавшим с поля боя Дарием. Тяжелогруженый казной караван персов и три наемных сотни охраны, сопровождавших больного царя, уходили от преследователей. Непонятно по какой причине, а скорее просто заблудившись в неизвестных горах, караван свернул на эту, ведущую в тупик горную дорогу.
Труден был путь преследования. Бесконечные ловушки, обвалы и ночные нападения на спящий македонский лагерь вселили в души легионеров обиду на персов и зверскую ненависть. Но враг не останавливался и упрямо шел и шел по узким горным тропам, увлекая за собою отряды фалангистов. Три долгих месяца гнали македонцы впереди себя, на расстоянии дня хода, уставшую свиту больного царя. Сегодня, когда солнце вошло в зенит, авангард македонцев лицом к лицу встретил баррикаду, которая перекрывала узкую горную дорогу. Это была их первая прямая встреча. Перед валом камней баррикады стояли копейщики, за ними выше лучники и на самом валу – пращники.
Увидев вражеский отряд, фалангисты не раздумывая кинулись в атаку. Но тут, на их головы обрушился камнепад. Поднимая клубы пыли и давя македонцев, камнепад остановил атаку, вынудив фалангистов отступить назад. Прорвавшиеся, ринулись на вал, но их было мало и все они, были убиты в короткой схватке с копейщиками. Не пощадили никого. Через каменный завал, когда еще и пыль не осела, в македонцев полетели дротики, стрелы и камни из пращи. Такого поворота легионеры не ожидали. Птолемей криками собрал из щитов «стену», но и здесь без потерь не обошлось.
Негодованию и разочарованию легионеров, не успевших поучаствовать в этой короткой битве – не было предела. Они, разбившие Дария на равнине, чувствуя свое превосходство в силе, в эту минуту казались тупыми куклами в руках умного и хитрого кукловода. И свидетельство тому – гора трупов у баррикады и стоны проклятий из-под завала. Особенно злило то, что у персов не было потерь.
Конечно, понять рядового легионера можно. Македонцы гнали царский караван, а в это время основные войска праздновали победу над Персией. Участники погони были злы на то, что вместо пиров и дележа добычи, они как горные бараны, лазают по скалам, преследуя призрак опасности Великого Рима. Волна ненависти среди фалангистов росла и крепла, но запах близкого золота прибавлял сил. Вот и сейчас, увидев вражеский заслон, фалангисты ринулись в атаку не дожидаясь команды. Узкая дорога не давала развернуться в боевое построение. Спешка обошлась им дорого. Вал атаки захлебнулся в крови и непонимании.
А персы, не ожидая следующего нападения, отступили в еле приметный каменный коридор.
Досталось и самому великому военачальнику. Камень из пращи, срикошетив от скалы, проскочил меж щитами и угодил точно в грудь птолемеева панциря, да так сильно, что тело пронзила нестерпимая боль. Она и отвлекла его от атаки.
Увидев, что персы исчезли в «тоннеле», легионеры приняли это за отступление. Невзирая на крики центурионов и побросав щиты, они ринулись за неприятелем, но вновь попали под косилку персидских копий. Направленные умелой командой, жала сарисс вылетали из дыры, что была в середине потолка каменного прохода. Дальше засады стояли щитоносцы с копьями.
Выкорчевать это осиное гнездо без страшных потерь не представлялось возможным. Продвижению мешала завеса из летящих копий персов не прекращающаяся ни на мгновение. Это была уже вторая ловушка за сегодняшний день. А сколько их ждало еще впереди? Вопрос, подобный занозе, не давал Птолемею покоя. Мысль о том, что немногочисленной охраной Дария правит умная рука, была очевидной. Понятное дело, тупые остались в кольце александровских легионов – там, на поле боя. А тут еще и этот подлый рикошет. Будущий император Египта, плюнул в негодовании под ноги. Надо что-то предпринимать. Но что? Каждая клеточка организма была пронизана болью, но показывать слабость свою перед воинами нельзя. Вот только дышать трудно, глубокая, с кулак вмятина, давила так, что казалось вот-вот в приступе злости он потеряет терпение и разорвет ремни руками, которые от пота затянулись еще крепче и не поддавались пальцам. От безысходности он был готов взорваться. Собрав волю в кулак, Птолемей спокойным голосом позвал Манишу и показал на узлы брони.
Воин, увидев бледное лицо стратега, засуетился. Он быстро вытащил нож и одним движением перерезал кожаные тесемки. Птолемей чуть поморщившись встал и со вздохом облегчения, скинул пропитанную потом подпанцирную безрукавную рубаху.
– У тебя, похоже, перелом ребра. Вон какой огромный кровоподтек надуло, – сказал македонец, показывая пальцем на грудь, – позову лекаря, чтобы он сделал тебе тугую повязку с подкладом из травы и голубой глины.
Военачальник устало махнул рукой.
– Пройдет. Не девица, – возразил Птолемей, поглаживая пальцами кровавый сгусток. – Кто же это у них такой умный? Видел, как нас умыли? Скоты! Если бы эти трусы нам попались в открытом бою.
Расправив широкие плечи, он глубоким вдохом набрал в легкие воздуха и с удивлением различил запахи, из которых самым неприятным был смешенный запах собственного пота и чужой крови. В голове проносились приятные воспоминания о недавнем купании в студеной горной речушке.
– Узнай, расчистили или нет этот вход в преисподнюю? Нам нельзя останавливаться, – прервав слабость духа и вернувшись к реальности, бросил стратег. – Панцирь, осторожно правь! Вмятину изнутри не выбивай, а выдави толком. Бляхи на меди золотые, послетают – голову сверну! Сам знаешь, чей подарок.
По саю, многократно отраженный эхом, раздался громовой звук горна трубившего «Выход из боя».
– Сделаю как надо, – суетливо развязывая кожаный узел, сказал Маниша, отведя взгляд от полководца. – Тут перса раненого пленили. Хотели разорвать на месте, да я сказал, что он нужен тебе. Ты утром говорил, что нужен живой перс, узнать хотел, что караван в пути не располовинился. Ведь мы можем идти и за пустышкой…
– Кто дал команду выйти из боя? – зло нахмурившись и не дослушав, спросил Птолемей.
Маниша невинно захлопал длинными ресницами.
– Ты же сам сказал, такую битву нам не выиграть, надо остановиться. Ну, я и дал команду.
Птолемей, знавший, что приказа от него не исходило, пристально посмотрел на хитреца и осуждающе покачал головой. Хорошо, когда рядом есть человек, который может вот так запросто, осуществить то, что боялся сделать сам Птолемей. Македонец грозно втянул в себя воздух и поднял палец, чтобы укорить наглого «самозванца», но почувствовав внезапный приступ боли, опустил руку. Получилось, что вроде как все в порядке.
Увидев одобрительное движение, Маниша понял, что разноса не будет и ловко вернул разговор в старое русло:
– Выкинуть пса в ущелье?
Птолемей мотнул головой, мол, не торопись.
– Ты правильно выполнил мой приказ. Приведите пса сюда.
Отмахнувшись от помощи, морщась, он вновь накинул на себя безрукавку. Так она быстрее обсохнет от пота, да и рана будет закрыта. Незачем народ в ужас вгонять. Продев плохо поддающимися пальцами шнуровку, но не делая узла, македонец кое - как справился с рубахой. С трудом превозмогая боль, он сел на камень.
Подошедшие центурионы, склонившись, ждали бури. У одного голова перемотана пропитанной кровью тряпкой, другой ранен в ногу, у кого- то рука на перевязи... стоят, переминаются, в землю смотрят, что говорить не знают. Понятно. Потери немалые.
Птолемей грозно сжав губы, тоже молчал. Ушедшие вперед разведчики не вернулись. С кого начинать? Кто виноват? Стратег со злобой посмотрел на первых помощников.
– Вижу, не знаете, что делать. Я вам работу нашел! …Будете складывать тела своих воинов вдоль дороги. Сами!!! Своих воинов! ..Состязание устрою между вами. И у кого больше всех трупов, тому приз – его же яйца. Самолично отрежу и подарю! Потом, соберете всех живых и раненых, пусть каждый воин увидит, как расправляется смерть со стадом дураков во главе с бестолковым центурионом!
Послышался шум шагов. Из раскола щели появились двое легко вооруженных легионеров. Они протащили между центурионами еле живого перса и бросили его у ног Птолемея рядом с трупами македонцев и разбросанным оружием. Судя по сочившейся из-под глухой кирасы крови, этот человек если еще не мертв, то его смерть бродит неподалеку.
Упав всем телом на каменный пол и ударившись головой о выступ, пленный пришел в сознание. Он поднял голову и стал медленно осматривать каменную площадку пещеры. Его мутные и безразличные глаза смотрели сквозь спутанные свалившиеся на лицо длинные волосы. Несколько секунд у раненого ушло на осмысление того, что он находится среди врагов. Заметив лежащий в полушаге гладий, он подтянул его к себе.
Рядом стоявший центурион, хотел выбить меч пинком, но был остановлен Птолемеем, который предупреждающе поднял руку.
– Погоди! Где его взяли?
Маниша, не отрываясь от работы над узлом, бросил сквозь зубы:
– Эту скотину, «кошкой» выцмыкнули. Прямо за живот. Ну, из просвета, что в середине прохода. Он (слуга кивнул на врага) – копейщик, из тех что сверху копьями тычут, – разглядели таки глаза Маниши красные шаровары копьеносца под грязью и кровью. – Если позволишь, после беседы я отдам его в толпу. Воины только и ждут, чтобы усадить его на копье.
В подтверждение своих слов слуга вскочил и хотел нанести удар ногой в косматую голову перса, но встретившись взглядом с Птолемеем, вновь нехотя присел на корточки. Ворча под нос проклятия, Маниша поднял панцирь и, вытащив нож, полоснул лезвием по неподдающемуся узлу.
В это время перс пытался встать на ноги. Его сил хватило только на то, чтобы остаться на коленях. Он оперся всем телом на эфес вертикально поставленного меча, острый конец которого застрял в щели базальта.
– Кто ты? – спросил Птолемей и потер рукой ноющую болью грудь.
– Ты не сможешь помешать Царю умереть своей смертью, – хрипло, с клекотом в груди вдруг сказал пленный, с трудом подняв голову. – Ему осталось немного. Всего день, может два. Дарий просит тебя подождать со штурмом. Вы же не уйдете с миром. Дальше идти им некуда. Пусть он тихо умрет. Каменная дорога на луг узка. Пройти по ней пока у нас есть копья, пращи и стрелы, вы не сможете. Умрет, и мы отступим без битвы. Пока он жив, воины будут стоять насмерть.
Раненый оглянулся вокруг, задержав взгляд на горе трупов.
– Я понял, почему местные жители назвали это место Зобом Дьявола.
– Хм. А вы, понятно, копейщики – зубы его! – усмехнувшись, продолжил за перса Птолемей.
Раненый с трудом перевел дыхание и пожал плечами. Было видно, что каждое слово ему давалось с трудом.
– Посмотри, сколько здесь уже пало твоих воинов. Ты же сам все золото на своем горбу не утянешь, Волк. Есть ли смысл продолжать битву...
– Отвечай только на мои вопросы, – перебил речь пленного, Птолемей. Он еще не успел обратить внимание на то, что раненный назвал его по прозвищу, которое получил в раннем детстве. – В эту мышеловку притащили все золото или нет? Ты меня слышишь? Я хочу знать, делился ли караван? Если скажешь правду, подарю легкую смерть.
Грек хмыкнул и упрямо замотал головой.
– Похоже Дарий пообещал вам отдать все свое добро за свою шкуру… Погоди! – вдруг с сомнением в голосе произнес македонец. – Ты для перса слишком хорошо понимаешь по гречески. Уж не эллин ли?
– Грек, – сказал раненый воин, склонив голову.
– А почему ты с варварами? Почему на их стороне?
Копейщик с трудом опираясь на гладий, тихо сказал:
– Царь нанял нас. Мы дали клятву охранять его. Тебя же наняли сенаторы. Ты такой как и я, только наемник – римский. Дарий нас купил у Рима, чтобы оградить себя от них. Тебе понятна опасность, которая закручена вокруг царя. Пока он жив, Великий Рим будет находиться в постоянном страхе.
Пленный перевел дыхание и продолжил.
– …Его золото – это деньги на мятеж и дворцовый переворот. После которого, римский сенат станет голодной сворой псов. Не переживай, все золото с ним, здесь...
Едва дослушав, стратег встал и подошел к врагу. Его рука скользнула по скользкой от липкого пота шее раненого грека. Птолемей, зацепив пальцем золотой медальон, висевший на грубой шерстяной нитке, рывком сдернул его.
– Ты, носящий пайсу, состоишь во главе охраны Дария. Какая удача! В моих руках его Воля. Ты старший у копейщиков! Вот кто ими верховодил!
Память подсказывала Птолемею, что он уже где-то слышал этот голос, но где? Когда? Кто он? Придерживая медальон на вытянутой руке за нить, он брезгливо рассматривал пайсу, грязную от пятен крови. Медальон медленно повернулся в воздухе, открыв взгляду македонца протянутую ладонь пленного телохранителя. Мелькнул над полом падающий продолговатый предмет. Упав с характерным хрустом старой кости, он подкатился к ногам легионера.
– Мы с тобой враги. Опять враги, Волк! Глазам не верю. Как когда-то, в далеком детстве, – грек опустил ладонь на рану. – Только игры у нас теперь другие. И боремся мы теперь с тобой за золото и власть.
Из-под пряди грязных седых волос Птолемей разглядел татуировку на голом предплечье раненого воина. До стратега наконец дошло звучание слова – Волк. Он широко раскрыл глаза.
О, Боги! Копье, пробившее череп оленя!…
… Он вспомнил, как сам, когда-то в далеком детстве, выкалывал этот рисунок острием заточенной кости. Боль в груди внезапно отошла, уступив место другой. Что-то сжалось под сердцем и стало его выкручивать, давить и колоть. К горлу подкатил ком. С трудом справившись со своими чувствами, Птолемей прокашлялся.
– Так, центурионы. Вам что, делать нечего? – забыв о наказании, громко спросил стратег. – Разыщите своих подчиненных и устраивайте лагерь. Всем передать, чтобы готовились к отдыху. Маниша, проследи за караулами и за тем, чтобы накормили легионеров. Раненым необходима помощь. И найдите тех, кто повел воинов в атаку. Где вы находились, когда непонятно кто, повел стадо на штурм вала? Найти немедленно! Этому человеку отрубить ноги, чтобы остальные знали, где проявлять свои способности. Вот из-за таких людей мы завтра и останемся без воинов. Все! Разошлись!
Внезапно в разговор вмешался Циклоп, центурион пращников. С виду тупой, а внутри сам дьявол. Прозвище он получил за то, что был одноглазым и имел бешеную физическую силу. Прозорливый не в меру, он таки рассмотрел то, что Птолемей неспроста всех отправляет подальше, забыв о наказании.
– Говори с ним сколько хочешь, а после, отдашь его нам или копейщикам. Он нам море крови выпил! Так, центурионы?
Зная характер обоих, все стали молча расходиться. Да и таскать самим трупы воинов никому не хотелось. Черт с ним, с этим полудохлым греком! Каждому из командиров было над чем подумать. На ровном месте потерять столько воинов...
– Эй! Куда? – увидев расходившихся, Циклоп почувствовал, что перегнул палку, а затевать ссору с Птолемеем без поддержки было опасно. – Ну да, мне опять больше всех надо. Сдалась мне эта падаль!
Сказал и заржал, как лошадь, отчего его лицо стало еще страшней, чем было. Но его никто не поддержал.
Маниша вскочил на ноги и, толкая в грудь замешкавшихся центурионов, запричитал:
– Трупы соберите. Мне оставили? Воинов разместите по линии дороги так, чтобы лагерь был защищен от нападения из щели. Держитесь скал, не ждите, когда сверху камнями завалят. Кашевара в работу. Скоро все с голоду попередохнут. Циклоп, ну что ты топчешься как бык на бойне? Сердце мягкое? Крови ждешь? На дорогу глянь! Отправь людей на разведку. Выбери з тех, кто сильно рвался в бой. Пусть все вокруг облазят. Обнюхают. Вдруг нас ожидают еще какие сюрпризы. Или напомнить тебе историю прошлой ночи?
Спорить с Манишей – себе дороже. Он помнит обиды и не прощает промахов. А его влияние на Птолемея, всем известно.
Трели свистков центурионов, игравших сбор легионеров, привели лагерь в движение.
– Что мне с тобой делать, Прокл? – потупив взгляд, спросил Птолемей у раненого, когда они остались одни.
– Признал? Дай команду, чтобы добили. Пощады не жду. Одно прошу, не мучай, – с трудом проговорил пленный.
Птолемей передал раненому лежащий рядом полупустой бурдюк с теплой, но еще не затхлой водой и запустил ладонь в свои курчавые волосы. Было видно, что он обескуражен и удивлен неожиданной встречей со своим старым и непримиримым врагом по детским играм. С человеком, который однажды спас его от разъяренного раненого на охоте оленя, чей кусок рога, хранимый Проклом как память о происшедшем, лежал у его ног. Да-а. Если бы не Прокл, то олень поднял бы будущего военачальника на рога. Птолемей на тот момент, вывихнул ногу и сидел на земле, облокотившись на поваленный ствол пихты. Он уже представлял в уме свои внутренности, развешенные по кустарнику. То же положение, что и у Прокла в этот час. Полная безнадега. Но точный бросок дротика остановил оленя. Этот паренек был самым искусным метателем. Вспомнил Птолемей и рога оленя. Они глубоко вошли в мягкую землю. Олень завалился на бок, кусок рога, не выдержавший веса животного, надломился. Вот она – память, под ногами валяется. Если бы дротик тогда пролетел мимо цели, то убит был бы не только Птолемей, но и он сам, уже безоружный.
В памяти всплыл момент загона того злосчастного оленя. Соплеменников было полдюжины, а спас его один, четырнадцати лет отроду, разглядевший беду и проявивший смекалку. Побросав мешавшие в беге дротики и лук, он один бросился не за оленем, а наперерез сквозь кусты в обход скалы. Это дало ему возможность выскочить в тот самый момент, когда олень, находясь к Проклу боком, уже был готов проткнуть Птолемея своими рогами.
Вот такая сложилась картина. Два врага и связывающий их случай. От этого ситуация еще страшней и нелепей. Как уберечь Прокла от своих «оленей» Птолемей не знал. Как найти тот спасительный дротик, которым можно остановить неминуемую смерть старого друга. Если бы этот случай был не с ним, а с Манишей, он бы и не думал. Кинул бы пленного на расправу македонцам. По другому никак. Но эта, лежавшая в пыли кость – часть его памяти. Что делать?
– Как ты оказался здесь? Почему седой? …Почему не пришел ко мне до того, как поступил на службу к Дарию? Или переметнулся бы к нам перед боем, когда увидел наше присутствие? – тихо, без нажима в голосе, спросил Птолемей. – Я уверен, что у тебя есть этому объяснение.
Грек покачнулся едва не выронив меч.
– Не молчи. Скажи, почему я должен тебя убить. Ты же был среди нас самый лучший. Твое место в строю рядом со мной! С Александром!
Персидский наемник терял силы. Это было заметно по тому, как он всем телом навалился на рукоять меча, вдавливая конец лезвия в щель каменной плиты дороги. Рука, закрывавшая глубокую рану на левом боку, скользнула вниз, и на полу стала собираться лужица крови. Казалось, что вот-вот тело завалится на пол. Но, придя в сознание, пленный, демонстрируя силу духа, попытался выпрямить спину.
Вспомнив про пайсу, Птолемей стал вытирать с медальона кровь, но так и не переборов отвращения, кинул его в самый дальний угол грота.
– Ну, посмотри же на меня! – стратег рывком схватил грязные волосы Прокла. Он встряхнул тело воина и, подняв голову грека за подбородок, заглянул в глаза. – Почему ты не рядом со мной?
Грек улыбнулся.
– Ответ прост, как сама жизнь. Ты меня знаешь, я не мог поступить иначе. А верующие в тебя воины? Да мало ли, чего нельзя купить за золото…
– О чем ты говоришь? А я? – в недоумении спросил Птолемей. – С каких это пор я стал твоим врагом?
Слова Птолемея не коснулись ушей грека. Тяжело вздохнув, он задумался.
– Той весной, когда Александр двинулся в поход на северных соседей, мы проводили тебя и дюжину наших соплеменников. Вы должны были соединиться в один отряд у моря, где-то у Красной Скалы, в трех стадиях от поселения. Ты помнишь этот день? – спросил раненый грек.
Он поднял голову и только теперь, Птолемей, сквозь бороду и шрамы, смог различить знакомые черты лица. Тот же открытый и честный взгляд голубых глаз, сломанный с горбинкой нос.
– ... был праздник. В тот день прилетели первые ласточки, а поля уже покрывала высокая сочная трава. Я выгнал скот на пастбище и отправился за вами. Мы выпили немало вина у храма Аполлона. Все были веселы, ты обняв меня за плечи, звал меня с тобой, помнишь? Твоя возлюбленная, эта рыжая бестия, красавица Ирина, надела на тебя венок с жасмином… Это был добрый день. Ты, помнишь?!
Птолемей помог греку облокотиться на камень, сам же присел рядом на корточки.
– Ирина! Ну как же! …Как она? – Птолемей не мог не вспомнить свою первую любовь. Добрая улыбка, веснушки и медная копна волос, большие и всегда испуганные карие раскосые глаза. – Она наверное, уже давно нянчит свою ребятню. За кого она вышла замуж, где живет?
Прокл невесело усмехнулся.
– У меня скоро будет возможность передать ей от тебя привет.
– Что ты сказал? – растеряно спросил Птолемей.
– В тот роковой день, когда вы ушли к Александру, она вышла замуж за ангела смерти. И брат мой погиб. И сестры твои. И я, должен был быть вместе с ними, но почему-то выжил после удара булавой по голове. Беспамятным попал в плен. Жил долгих три года в рабстве. А поседел, увидев мертвыми родных и близких. – Прокл убрал с лица волосы. – Эти шрамы я прячу в космах. Они, от плети надсмотрщика за гребцами на галере. А вот где был ты, когда резали, насиловали и убивали наших женщин? ...И ты меня еще спрашиваешь, почему я не с тобой? Чем твой Александр лучше Дария? Раньше персы охраняли Шелковый Путь, теперь эта дорога отошла Риму. Где смысл? Где ты видишь свое оправдание, наемник?
Птолемей удивленно смотрел на пленного.
– Как только за поворотом скрылся наш последний рекрут, на берег высадилась банда пиратов. Они были одеты в одежды купцов. Как они были добры! Помню, подарили старикам бочонок вина. Их приняли. Накормили. А ночью, они вырезали всех, кто оказал им сопротивление. Меня пленили, ударив спящего по голове дубиной. Три долгих года я был прикован к веслу. Сбежал, как только появилась первая возможность. Эти ублюдки, атаковали торговый корабль финикийцев. Подло подкрались ночью и обстреляли из луков. Морское течение загнало неуправляемую купеческую галеру на мель и пиратам пришлось расковать рабов, чтобы они столкнули корабль на чистую воду. Было темно, а до берега рукой подать… После побега я работал в помощниках у кузнеца. Окреп. По ночам ковал себе меч и броню. Заработав немного денег, купил одежду солдата и нанялся на сторожевую триеру. Я денно молил всех богов, чтобы они дали нам возможность встретиться с морскими разбойниками. Но не судьба.
Птолемей, сжав кулаки, молча слушал. Он не мог поверить через какие испытания прошел его давний друг.
– Я хотел быть рядом с тобой, но ты с Александром. А знаешь ли ты, что я его проклял и возненавидел за то, что он забрал лучших людей нашего селения. О, если бы вы тогда были с нами, а не с ним! Тогда, может быть, Ирина бы и нянчила своих детишек. А твои племянники, уже были бы в том возрасте, когда я тебя спас.
Птолемей закрыл лицо руками. Он слышал о нападении на родное селение. По его просьбе римский сенат объявил пиратов – вне закона. Сказать было нечего...Ком горечи подкатил к самому горлу. День выдался на славу. Потерял треть воинов, но встретил старого друга.
– Не ломай голову. Ты мне ничего не должен. Твой брат там, на галере, выходил меня. Он умер на моих руках от ран, – прочитал мысли полководца пленный грек. – У тебя нет выхода. Убей меня.
Птолемей ничего не ответил.
– Сможешь мне помочь добраться до края пропасти? Дальше я сам справлюсь. – спросил Прокл с надеждой в голосе.
Стратег вытянул из-за пояса кусок полотняной материи, служивший ему платком и полотенцем, и сказал:
– Возьми, приложи к ране.
Грек сунул ткань под панцирь. Птолемей с тревогой посмотрел на слугу, но тот был занят золотыми бляхами на панцире стратега и не слушал их.
– Сделаем так. Ты должен притвориться мертвым. Когда стемнеет, я отнесу тебя в селение неподалеку. Выкарабкаешься – твое счастье. Ничего путного в голову больше не приходит, – Птолемей с сожалением развел руками.
– И на том спасибо, – пробормотал раненый, – думаю, хлопотно это. Увидят, что потом? У тебя есть враги, которые будут рады твоей смерти. А что здесь начнется, когда станут делить золото?!
Птолемей усмехнулся.
– Поубивают друг-друга. Знаю. Страшно это, готовлюсь. Вспомнил кое-что. Я тут среди своих воинов, видел одного местного жителя. Он приносит воду для питья и омовения ран. Думаю, этот старик сможет помочь нашему горю. Подарю ему меч и пару дротиков. Их вон сколько валяется. Подарок будет для него просто царский. А вот и он, с бурдюком идет.
Военачальник поднял руку, чтобы привлечь внимание старика, который ходил между воинами и предлагал им воду. Старик тотчас оказался рядом и услужливо протянул кожаную бутыль. Птолемей показал на грека. Старик осторожно наклонил бутыль к губам раненого. Прокл сделал пару глотков и как смог умылся одной рукой.
Тем временем, Птолемей поднял лежащий на каменном полу меч и протянул его старику. С трудом поняв, что это подарок, старик радостно заговорил на непонятном языке. На его глазах появились слезы радости. Но Птолемей убрал гладий за спину, показав взглядом на раненого грека и на руку с татуировкой. После красноречивых жестов, старик с трудом, но понял, чего от него хочет этот белый эфенди и нерешительно затоптался на месте. Поняв, что за работу получит еще несколько железных наконечников для дротиков, местный согласился. Он показал знаками, что ему придется сбегать за подмогой, а ближе к утру он придет за раненым.
Это устраивало обе стороны. Старик ушел, прихватив с разрешения метательные копья.
Довольный решением проблемы, Птолемей с улыбкой повернулся к пленному, но грек, уже потерял сознание. Он лежал на камнях грота.
– Теперь и притворяться не надо. Маниша, подойди ко мне! – крикнул стратег копавшемуся в доспехах слуге, – отнеси труп туда, где лежат наши погибшие воины. Этот враг достоин уважения.
Слуга подошел и принялся поднимать грека.
– ... Только вот мне кажется, что он еще жив, – прошептал Маниша.
Он сразу обратил внимание на шею со слабо пульсирующей веной. Маниша оглянулся и мельком посмотрел на Птолемея. Их взгляды встретились.
– Показалось. Мертвее не бывает. – сказал Маниша и, дотащив грека до общего вала трупов, бросил тело в самую гущу.
Оглянувшись на военачальника, слуга заметил, что тот отвлекся растирая ушибленную грудь. Большой палец Маниши нащупал на шее Прокла пульсирующую вену и хотел надавить на нее, но оглянувшись и посмотрев на Птолемея, передумал. Он, слышал весь разговор и …пожалел "перса".
… Звон колокольчика прервал мысли "Холмса". Он улыбнулся, когда увидел выходящих из Зоба Дьявола осликов, привязанных друг к другу одной веревкой.
Завидев неподалеку завал из камней, «караван» нерешительно затоптался на краю дороги. Но вид незнакомца животных испугал больше и они, дружно двинулись в сторону кишлака. Похоже, что их ноги сами знали путь к дому. Следом за караваном, обнюхивая края скалы, пробежал большой лохматый пес, такой же старый, как и его хозяин шаман Шалангар. Под глухой звук треснувшего колокольчика вереница исчезла за поворотом.
Прищурившись, незнакомец печально посмотрел вслед каравану и достал из внутреннего кармана продолговатый чехол, где лежали сигара и катер. Привычным движением он отрезал конец сигары, уложил "ножницы" обратно в чехол и, принялся за раскуривание.