Глава 2
Сергей рос без отца, но это не значит, что был безотцовщиной. Скорее, наоборот — отцов порой случался серьёзный переизбыток.
Мамка то и дело влюблялась, без памяти, и в доме появлялся очередной «папа».
Надолго, к счастью, никто не задерживался и «воспитанием» его не обременяли.
Мать его, Ангелина Павловна, женщина мягкая, мечтательная, никогда не обижала сына.
Всё, что считала основным и главным, Сергей неукоснительно исполнял: учился исключительно на четверки, три раза в день чистил ботинки, перед школой отглаживал брюки и рубашку, много и усердно читал. В основном по списку, составленному мамой, но когда её не было дома, читал то, что казалось ему интересным.
Ещё, по расписанию ел. Правда, этот ритуал исполнял своеобразно: накладывал в тарелку с васильковыми ободками суп, разогревал его... и выливал в унитаз.
Затем, точно так же поступал со вторым блюдом. Всё это проделывал медленно, со вкусом, внимательно рассматривал результат, следя за тем, чтобы тарелки были испачканы натурально, с подчёркнутой небрежностью.
Рассматривал результат с придирчивостью художника, внимательно и дотошно, прежде чем поставить в раковину, где натюрморт расставлялся в определённых ракурсах, имитируя естественную натуральность.
Иногда для подлинности доставал из спичечного коробка дохлую муху и приклеивал её к пятну жира на дне тарелки.
Заканчивалась трапеза поеданием шоколада, который он медленно клал в рот по одному кубику. Закрыв глаза, с наслаждением ждал, пока тот растает сам.
Малоежкой он был с раннего детства. Мама рассказывала, что маленький Серёжка всегда, если приглашали за стол, говорил, — не хосю, я завтла ел.
Сыт он был всегда. Отчего так выходило, не понимал, даже никогда не задумывался. Еда для него представлялась чем-то второстепенным, не обязательным.
Однажды, когда Сергей лежал в больнице, мама принесла целую сумку фруктов и сладостей, разложила в прикроватную тумбочку и строго наказала съесть всё, до последней крошки, чтобы набраться сил и быстрее выздороветь.
Мальчик застенчиво кивнул, соглашаясь, как иначе? Через несколько дней, Ангелина Павловна пришла его проведать, — всё съел, вкусно было?
— Не знаю, мам. Мне лебята, одни шкугочки оставили. Только они совсем не вкусные были.
Он любил оловянных солдатиков, которые были аккуратно сложены в большой кожаный чемодан.
В нём же происходили смотры, баталии и наказания провинившихся воинов. После окончания игры, все участники сражения аккуратно укладывались обратно. Сцена вместе с актёрами задвигалась под кровать — мама очень любила чистоту и порядок.
Когда уходил из дома очередной папа, она мечтала с тряпкой в руках, которую держала в ярко-жёлтых резиновых перчатках, поскольку страдала от экземы. Необходимо было обязательно сделать влажную приборку, чтобы последний муж забыл дорогу в их дом.
Отчего-то все мужчины, в которых мама влюблялась, оказывались в итоге обманщиками. Как так получалось, она не понимала, но каждого следующего начинала баловать с первого дня, позволяя ему всё, что угодно.
Иногда она плакала. Тихо-тихо. От излишней впечатлительности. Ангелина Павловна умела представить, даже занимаясь работой, любую романтическую сцену в мельчайших деталях. Ей грезился очередной принц, на белом коне... Не могла мама поверить, что судьба обходит её стороной по причине излишней доверчивости и крайней наивности.
Серёжу, мама тоже научила мечтать и фантазировать. Старалась развивать у сына творческое воображение. Часто они вдвоём сидели где-нибудь на берегу озера, смотрели на облака и прибрежную траву, представляя вместо бесформенных пятен всевозможные фигуры, которые не просто были, а совершали определённые действия: разговаривали, заходили друг к другу в гости, ссорились, шутили, смеялись, совершали добрые дела и нелепые поступки. Им очень нравилась эта игра и совместные прогулки.
Мама для Серёжи была всё. Он её просто боготворил.
Очередной мамин кавалер объявлялся незамедлительно, правда без коня, чаще с животиком, остатками жидких волосёнок и сундуком не очень приятных привычек, которые каждый из них пестовал и лелеял. Не зря же говорят, что изменить характер человека в принципе невозможно.
Мамка приспосабливалась и терпела. Без мужика в доме никак нельзя, считала она. Да и сыну отец нужен, не дай бог без мужского воспитания маменькиным сынком вырастет. Однако сама Серёженьку баловала невероятно, не задумываясь, что мужчину нужно готовить к жизни в реальных условиях.
Женихи, погостив немного и насладившись пышными мамкиными телесами, задерживались не долго. Видно тем или иным образом улаживали свои незначительные проблемы и сваливали с бесплатной жилплощади, оставляя после себя лишь скудные пожитки, которые, по причине негодности, лень было забирать.
На уходящих мужчин она не обижалась. В конце концов, каждый имеет право выбора и волен распоряжаться своей любовью, как хочет. Главное, что он любил... пусть не долго, зато по-настоящему.
Во всяком случае, так ей представлялось. Чего не было на самом деле, Ангелина Павловна умела додумать сама, присовокупив свои видения к расплывчатому образу последнего претендента.
Что бы ни происходило в реальности, расставшись с очередным мужчиной, она никогда не вспоминала о нём ничего дурного.
А Сергей, как все мальчишки в его возрасте, грезил собакой. Настоящей. Чтобы слушалась и охраняла. Однажды его мечта сбылась. Неожиданно.
Очередной папа принёс щенка породы боксёр и властно провозгласил, что не потерпит в семье матриархат. Отныне и вовеки все решения в семье будет принимать только он. Мама согласилась.
Наверно присутствие животного в доме далось ей не просто. Щенок был такой непоседа и кругом оставлял лужи. Кроме этого он всё подряд грыз и разрывал на части. Буквально ничего невозможно было оставить на виду. Ангелина Павловна без конца ходила за ним следом и вытирала. Порядку в доме был нанесён существенный урон, но её мальчик счастлив, а это главное.
На лице мамы блуждала радостная улыбка от сознания своей подчинённости. Она и не знала, что это может быть настолько замечательно.
Семён Павлович, подтянутый молодцеватый мужчина с ранней сединой и манерами прапорщика, весь семейный бюджет взял в свои руки, причём готовил и стирал тоже сам, не дозволяя никому вмешиваться в хозяйственные дела.
Он придирчиво и дотошно проверял у Андрея уроки, затем, одевал тренировочный костюм, и выходил с ним и собакой, которую назвали Малыш, на прогулку.
Мальчику это нравилось и даже льстило.
Так прошло несколько месяцев, после чего Семён Львович заявил, что пора социализироваться. Необходимо зарегистрировать брак и прописать его, наконец. Сколько можно жить примаком? Серьёзным отношениям нужно ответственное и обстоятельное доверие, иначе получается анархия и хаос, а он этого не потерпит.
Мама была настолько счастлива, что не думала отказывать. Никаких сомнений или подозрений в её голове не могло в ту минуту возникнуть. Она растворилась в атмосфере взаимной любви, дополненной воображаемым бесконечным наслаждением от благоденствия, которое принесла так внезапно свалившаяся на голову удача и эйфорией переполнявшего её существо телесного удовлетворения.
Такой магнетизм, влечение и страсть к мужчине до этого момента ей были не знакомы. По крайней мере, Ангелина Петровна в своей воспалённой небывалой чувственностью головке именно так воспринимала настоящий момент. Она летала как невесомая бабочка, при её-то габаритах, потягивая из открывшегося источника сладкий нектар, одурманивая сознание наркотиком нереализованной влюблённости.
Семён Львович виделся совершенством, идеалом, мужчиной её мечты. Впрочем, таковым он и был: сильный, хозяйственный, рукастый, любвеобильный…
До тех пор, пока они не оформили Семёну прописку и не закрепили официально семейные отношения.
Вечером они отметили свадебное торжество, для чего были приобретены разнообразные многочисленные деликатесы, несколько сортов вин и водка. Серёжка был счастлив не меньше мамки, ведь она такая весёлая и жизнерадостная. Значит всё хорошо и даже здорово. Теперь-то они заживут вчетвером на славу.
Их ликующим ощущениям не суждено было сбыться. После обильного задорного ужина Семён Львович приказал маме немедленно всё прибрать, причём в грубой форме, обозвав её коровой и блудливой сучкой, за воспитание которой он немедленно возьмётся. Ангелина Петровна улыбнулась, думая, что муж дурачится, и чмокнула его в щёку.
Ответом за поцелуй стал безжалостный удар раскрытой ладонью по щеке, которая моментально запылала малиновым цветом и стала наливаться опухолью. Посыпался град бранных слов и серия приказов. Серёжа попытался вступиться за мать, за что получил затрещину, отлетел в угол кухни и шмякнулся о стенку головой.
— В свою комнату, щенок, живо, нето бошку оторву! Ещё раз сегодня тебя услышу — пеняй на себя. Мало не покажется. Усёк, ублюдок? У нас тут взрослые разговоры. И не ной, идиот! Смылся, немедленно!
— Не трожь мамку!
— Вижу, ты не понял. Вон отсюда!!!
Ангелина Петровна, несмотря на отчаяние, страх и боль, попыталась загородить собой сына. Семён сбил её с ног одним ударом в грудь и добавил ногой в живот.
— Полежи пока, овца. Я с этим недомерком сначала пообщаюсь. Голос подавать вздумал. Забудь. Отец я тебе. Захочу — убью. Ладно, не ссы, салага. Солдат ребёнка не обидит, если вести себя научишься. Пшол вон щенок. И чтобы тихо сидел. Прижми жопу, пока я над ней, как следует, не поработал. Не до тебя сейчас. Жену поучить нужно, чтобы впредь не смела перечить. Я здесь хозяин. Подымайся, курва. Живо, кому сказал! Вот так. В глаза смотри. Чего видишь? Мужчину, правильно. Хозяина. Ну-ка оближи мне тапочек. Повторять дважды больше не буду. В последний раз говорю. Встала на колени и облизала тапочек.
Последовал сильный тычок в бок с озлобленным выражением лица. Ангелина согнулась от боли пополам. Семён схватил её за волосы, нагнул и двинул локтем по спине, от чего она свалилась, как подкошенная.
В комнате в голос закричал Серёжа, умирая от боли и страха, но ещё больше от неизвестности, что происходит в кухне, обиды и жалости к мамке.
Истязатель бросил свою жертву и отправился к мальчишке, на ходу снимая ремень. В комнате он схватил ребёнка за шиворот огромной ручищей, поднял на уровень глаз, попытался испугать его грозным взглядом, но Серёжа ничего толком не видел за потоком слёз. Семён бросил парня на диван, перетянул, поперёк тела, раз пять ремнём, развернул лицом вниз, скрутил руки ременной петлёй. Затем засунул ему в рот кляп из сорванной с подушки наволочки, дал затрещину и ушёл на кухню.
Ангелина за это время пришла в себя, вскочила, попыталась добежать до входной двери, чтобы вырваться из этого ада. Не успела.
— Стерва, так ничего и не поняла? Куда ты теперь убежишь, жёнушка? Я тебя из-под земли достану, отовсюду вытащу. И накажу примерно. Теперь просто тапочки облизать меня не устроит. Какая в этом эстетика. Унижать нужно красиво. Раздевайся. Да не упрямься же ты. Неужели не поняла, что я сильнее. За каждое невыполнение приказа буду наказывать. Жестоко. Ты ведь представления не имеешь, что такое настоящая боль.
Ангелина Петровна тихо заголосила, боясь испугать сына. Она попыталась посмотреть мучителю в глаза. Он улыбался, взгляда не отвернул.
— Убивать не стану. Ты сладкая баба, особенно когда стонешь. Правдоподобно получается. Впечатляет. Так ты ещё не разделась? Наказана.
Семён почти без замаха, опять ладонью, врезал по другой щеке. Удар вышел хлёсткий, звучный. Голова женщины дёрнулась и покраснела, наливаясь спелой опухолью.
— Для симметрии. За непослушание. Это я тебя, Ангелинушка, супружница моя ненаглядная, только глажу. Любя. Какой дурак свою собственность в негодность приводить станет? Не зверь же я. Не упрямься, скидавай порты. Да и всё остальное тоже. Прежде я стеснялся всю твою пленительную красоту рассмотреть, теперь время пришло. Хвастайся.
Мужчина схватил её за грудки, дёрнул свадебную блузку. Пуговицы брызнули, выстрелив по сторонам, с характерным звуком одежда разорвалась по швам, оголив торчащие тыквы грудей. Семён охлопал их, довольно грубо, как обычно поступают с лошадьми, сгрёб сочные холмики в горсть, присосался к сосцам и ухмыльнулся.
— Нравится? Ну же, сучка, отвечай, когда спрашивают. Молчишь. Наказываю.
На сей раз, ударов по щекам было несколько. Голова Ангелины летала из стороны в сторону. Теперь у неё опухли не только щёки, но и глаза. Она не сопротивлялась, лишь изредка пытаясь закрыться. Голова у неё гудела, мысли и чувства улетучились. Остались только боль и невыносимый страх.
Выполняла Ангелина его приказы или нет, она не помнила. Её окутали туман, безразличие, кровавое изнутри глаз свечение и быстро вращающиеся концентрические окружности, уносящие куда-то далеко остатки сознания. Скорее бы, подумала она и отключилась.
Очнувшись, она безрадостно поняла, что жива. Зачем? Ведь так хорошо было без сознания. Тело болело целиком и полностью. Один глаз немного видел. Она была раздета, лежала на полу в спальне. Семён похрапывал на кровати.
Женщине удалось подняться. Первое, о чём она подумала, — как там сын? Что с ним? Она, пошатываясь, пошла в его комнату. Мальчик описался, чуть не задохнулся в рвоте. Он был бледен и до смерти напуган. Увидев маму разрыдался, разбудив тем самым зверя, который незамедлительно появился в просвете двери.
— Доброе утро жёнушка. Здравствуй сыночек. Как вам спалось? Головка болит? Ну, это с перепоя. Свадьба, она и есть свадьба. Ангелинушка, радость моя, иди, умойся, приоденься и приготовь мужикам завтрак. Мы с Серёжкой ужасно проголодались. Ба, про пса-то я забыл. Закрыл вчера в ванной. Обосрал небось всё. Сейчас выгоню, на улицу. Нехрен кабздоху с людями жить. Пусть теперь сам о себе позаботится. Ты ещё здесь, зараза. Живо, за дело принимайся. Ждёшь, когда накажу? За мной не заржавеет.
Если бы Ангелина была одна, не стала бы выполнять никакие указания, но сын. Пришлось уступать. Она вымылась, увидев в зеркало весь ужас, который с ней сотворил человек, которого ещё вчера она боготворила. Вид был растерзанный, ужасный. Так могут выглядеть люди только после стихийного бедствия, например, бомбёжки. Есть ли из этого положения выход? Должен быть, обязательно, но в голову ничего не приходит.
Видно у Семёна уже был опыт подобных действий, поскольку издевался и пугал он вполне профессионально. И время подгадал самое для него удобное. У Ангелины был отпуск, взятый на медовый месяц после свадьбы, в школе у Сергея каникулы. Продукты, похоже, с дальним прицелом были куплены заранее в большом количестве.
Почти месяц мужчина никого не выпускал из дома. Бил и насиловал Ангелину по несколько раз в день. Иногда при сыне. Ставил её в нелепую унизительную позицию и издевался часами, заставляя Сергея смотреть на представление. Разговаривал с мальчиком матюгами, на повышенных тонах. Сопровождал свои реплики чувствительными подзатыльниками и поркой ремнём.
По лицу больше не бил. Ушибы и раны смазывал припасённым до ужасных событий заживляющим кремом. Заставлял красиво одеваться и вкусно готовить. Постоянно говорил жене нежности, но с такими интонациями, что по телу пробегал холодок.
Мать и сын уже не сопротивлялись, надеясь, что тогда он не будет бить, но Семён, похоже, очень любил сам процесс, наслаждаясь созерцанием мучений и боли. Он упивался своей властью, наслаждался ей, требуя вновь и вновь подтверждения своего господствующего положения.
Особенно ему нравилось истязать Ангелину в момент ласк и совокупления. Причиняя боль, Семён блаженствовал. Его похоть и желание близости многократно возрастали, если он видел и чувствовал, как женщина корчится от боли. Получив удовлетворение, он разрешал жене немного поспать, однако, не дав, как следует отдохнуть, будил, заставляя хлопотать по хозяйству, постоянно подгоняя тычками, залезая рукой между ног, щекоча её и щипая. Не дожидаясь, когда Ангелина закончит очередную работу, после наказывал за невыполнение. И так до бесконечности
Возбудившись, очередной раз, Семён снова насиловал, чаще всего в извращённой форме. Казалось, что сексуальное желание, половую потенцию его невозможно насытить в принципе. Удовлетворить животную страсть этого страшного человека было невозможно.
Но ведь до свадьбы он три месяца вёл себя как нормальный мужчина. Был ласков, нежен, и умерял свои звериные инстинкты. Ничего не предвещало тех страшный событий, участниками которых стали мать и сын.
Этот человек всегда был начеку. Стоило только что-то задумать, его звериное чутьё тут же сигналило ему об опасности. Следовало очередное избиение и новые меры предосторожности. Казалось, обмануть его невозможно.
Ещё немного и Ангелина смирилась бы со своей участью. Помог случай. Видно от страха, Семёна Сергей боялся больше, чем побоев, мальчику удалось незаметно, ночью улизнуть в форточку. Он не испугался прыгнуть из неё на улицу, рыбкой, головой вниз. Приземляясь, он сильно повредил руку, но даже не закричал.
Куда бежать и что делать, он не знал. Помог случайный прохожий, изрядно пьяный, но совсем не страшный. К нему мальчик и обратился со своей бедой.
Мужчина моментально протрезвел.
— Побежали. Я рядом живу. Дома есть телефон. Нужно срочно звонить в милицию.
Дома Кирилла, так звали прохожего, встретила разъярённая жена, сходу устроившая скандал, что поначалу сильно напугало Сергея. Мужчина быстро уладил вопрос, сумев в двух словах объяснить серьёзность положения матери мальчика. Звонок был сделан немедленно.
Через двадцать минут Семёна арестовали.
На суде Ангелина Петровна узнала, что это рецидивист, живущий по поддельному паспорту. По решению суда их развели без проволочки.
После была психологическая реабилитация. У Сергея появились энурез и серьёзный невроз. Он писался в постель и заикался до шестнадцати лет. К счастью эти недуги удалось купировать, но отчуждение, недоверие к посторонним, хоть и не в такой степени, как прежде, сохранились.
Мама с тех пор больше не искала себе спутника жизни. В каждом мужчине она теперь видела насильника. Врачи говорили, что это со временем пройдёт, но ничего не менялось. Особенно её пугала необходимость находиться в закрытом пространстве.
Тем временем Сергей вырос. Зов природы, оказался намного сильнее страхов. Теперь он день и ночь думал о девушках, нередко просыпаясь от эротических фантазий, посещающих его всё чаще. Потребность любить и быть любимым звала и манила неосознанными искушениями.
Сергей не понимал, зачем и почему ему непременно нужно подружиться с девушкой, но знал и чувствовал, что это до крайности необходимо. Читая книжки, он встречал многочисленные любовные сцены, объясняющие многое, но не всё, а со сверстниками он почти не общался.
Попытки наладить в той или иной мере контакты с девушками заканчивались ничем. Он попросту боялся.
В самый ответственный момент, когда сила полового притяжения достигла пика, в то время, просыпаясь, он обнаруживал на простыне студенистые липкие пятна, Сергей вспомнил, что спастись от насильника удалось лишь потому, что он пересилил свой страх.
Если это получилось тогда, почему не выйдет теперь. К тому же, ситуация совсем иная. Боится-то он не девушек, а вероятность, что его не поймут, будут смеяться. Ну и пусть. Если хорошенько подумать — это совсем не страшно.
— Сегодня. Сейчас. Или никогда, — подумал Сергей. Красиво одеться. Немного одеколона. Совсем чуточку. С запахом лимона — в самый раз. Попросить у мамы немного денег. На всякий случай.
Сергей посидел немного, как делают перед дальней дорогой, подышал активно и пошёл в парк. Первая девушка, которая ему по-настоящему будет симпатична, и он предлагает ей дружбу.
А если его пошлют? Тогда попытается познакомиться со второй. Но обязательно сегодня.
Продолжение рассказа:
http://www.proza.ru/2018/10/13/1306
Фото: ;mm; Nisan Kandilcio;lu