Тополь за окном полощет и полощет своих золотых рыбок - цепляющиеся за жизнь жёлто-оранжевые листья трепещут и улетают под напором безжалостного ветра. А тополь своей облысевшей макушкой устремляется ввысь, в плохо выстиранное октябрём, обесцвеченное угрюмыми тучами осеннее небо.Я ежедневно здороваюсь с ним , с этим тополем, таким же могучим и оптимистичным, как и посадивший его когда-то наш сосед, мощный старик Фэн бабай. Сажал он его ещё молодым, вернувшимся с войны , полным сил и надежд на счастливую жизнь, красивым джигитом. Таким и помнит его до сегодняшнего дня его вдова, оставшаяся доживать без него свой век , 92-х летняя Хаят инэй:
— "Иду я из магазина, плохо одетая, полуголодная сиротка, робкая и незаметная...А навстречу - Он! Рослый, стройный, сильный, кнут в руке его так и свищет: рраз, рраз, рраз! И падает скошенный, попавший под удар воробышек...Жа-а-алко пташку, а у самой в голове : вот бы он стал моим мужем! — " Ну, Хаят инэй, как ты не заподозрила его в жестокости? "
—"Не знаю...В молодости долго не думается."
Ну и хорошо это, довериться первому чувству: не был её суженый жестоким, уважал её, холил, достаток и заботу обеспечил. "Ах, было бы и у меня мёда много-много, досыта!- думала я, кушая малюсенький ломтик хлеба с намазанным тоненько- тоненько слоем душистого мёда, поданный из милости мне моей хозяйкой, у которой я была в работницах сызмала, нянчила ее ребёнка, - рассказывала Хаят инэй. - Услышал меня Аллах: всю жизнь мёд на столе у нас".
Ещё бы! Фэн бабай 55 лет держал пасеку , до 90 лет сам ухаживал за пчёлами. Да и нас, своих соседей, приобщил к этому захватывающему делу : вот уже 20 лет и нашему семейному пчеловодству.О том, как он собирал пчелиный рой и научил меня этой премудрости , можно написать отдельный рассказ.
До самых преклонных лет наш сосед сам ходил в сельский магазин за продуктами. Наденет на спину рюкзак, возьмёт в руки свою неизменную удобно выструганную палку и шествует не спеша и степенно, а следом выстраивается цепочка местных машин и мотоциклов, терпеливо ползущих за ним по улице до главной , широкой дороги деревни. Сигналь- не сигналь деду - не услышит: с войны вернулся контуженным, оглохшим на оба уха. Позднее, когда и машин стало больше, и чужих приезжих, он уже не выходил на дорогу, не надев ушные протезы.
Глухота... Оказывается, у неё есть , как он сам мне говорил, не только отрицательные стороны. "Мне , Римма, даже удобно : бабка моя ругается - не слышу, люди посплетничают обо мне - не слышу". А однажды сказал, что на базаре не защищает глухота, вроде и не слышит шума, а давит что-то нехорошее со всех сторон. Наверно, негативная энергетика, подумалось мне тогда.
Ещё он любил читать. Газеты, журналы, книги. Сам выписывал газеты и ещё брал для чтения у меня номера "Аргументов и фактов". А однажды я застала его с томиком стихов Омара Хаяма. "Это очень интересный человек, - сообщает мне, сняв очки. - Он был и поэтом, и философом..." И зачитывает мне:
Если есть у тебя для житья закуток-
В наше подлое время- и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин -
Счастлив ты и воистину духом высок...
Когда уходят из жизни люди, оставившие в твоей душе яркий след, их образ никогда не исчезает из памяти. Вот поэтому я и здороваюсь каждый день с соседским тополем, как с самим соседом.
"Здравствуй, тополь! Пусть твоему хозяину в ином мире будет хорошо, радостно, он это заслужил".