Перелет из Москвы в Барселону отнял 4 часа 25 минут. Дмитрию весь полет казалось, что он настоящий тореро и скоро выступит на арене цирка для боя с быками. Его полугодовая практика должна была пройти в исторических музеях и библиотеках. Он надеялся отдохнуть неделю на побережье и приобрести что-то в подарок себе, маме, бабушке и жене, кого он оставил на попечение своих друзей и сотрудников кафедры истории древнего мира университета.
Они познакомились случайно, когда он работал в приемной комиссии, а она принесла документы для поступления на дневное отделение истфака сразу после средней школы. Красивая высокая рыжеволосая девушка застенчиво ему улыбнулась, принимая его за обычного консультанта.
– Могу подать заявление для поступления на исторический факультет? – спросила она, доставая из сумки файл, где аккуратно был сложен весь нужный пакет документов плюс фото.
– Конечно, – ответил Дмитрий, занося ее фамилию в список и отдавая назад расписку.
– Можно идти? – снова спросила она, надеясь успеть повторить темы по английскому языку, все требуемые даты по истории, а вечером сходить прогуляться с подругами по проспекту.
– Присядьте на минуту. Мы сейчас с вами побеседуем, – сказал он дружелюбно, складывая в папку аттестат, заявление, характеристику, проверяя все ли на месте, тем самым, освобождая стол для записи и составления списков абитуриентов.
Он каждый год дежурил в приемной комиссии, как опытный преподаватель, у кого ни одна муха не пролетит без его на то ведома.
– Почему вы поступаете на этот факультет? – задал он обычный вопрос, глядя на ее стройную фигуру, короткое шелковое платье с набивным желто-оранжевым цветочным рисунком, блестящие волосы и пухлые пальцы без маникюра, когда она пододвинула стул к его столу.
– У меня мама работала учительницей истории в школе, а потом ушла на пенсию. Вот она мне и посоветовала поступать к вам в университет. У меня школьный аттестат без троек. Получила серебряную медаль, – рассказала девушка о своих успехах в средней школе.
Дмитрий еще раз прочитал на заявлении ее фамилию, имя, отчество и ему захотелось назвать абитуриентку по придуманной им тут же кличке: «Рыжуля», так как она как заноза засела в его сердце. Но он сделал непроницаемое лицо, повернувшись к ней спиной. Надо было сразу убрать документы в шкаф.
– Татьяна, у вас есть телефон? – спросил он официально.
– Да, – хлопая большими ресницами, пролепетала абитуриентка.
– Укажите, пожалуйста, внизу заявления, – предложил ей Дмитрий, намереваясь сразу познакомить ее со своими коллегами, чтобы те обязательно заинтересовались талантливыми будущими студентами, у кого были все реальные шансы для поступления в университет, чтобы разгрызть гранит науки.
– Спасибо, что сказали, – ответила она и поставила цифры на заявлении, которое Дмитрий протянул ей обратно.
У Дмитрия появилась надежда, что он с ней когда-то увидится на своих лекциях по новейшей истории. Вшестером с коллегами они менялись каждые пол года, чтобы охватить весь курс истории.
Свои вкусы и убеждения об эталоне женской красоты он держал под запретом от всех своих друзей и родственников. Эта длинноногая красавица с внешностью фотомодели была очень сексуальной, по его ученому мнению, и могла бы выступить в качестве персональной секретарши или лаборантки на кафедре, когда окончит университет и поступит в аспирантуру. Разница в возрасте была всего-то ничего – пятнадцать-двадцать лет, как он сразу подсчитал, применив свои арифметические знания.
– Будут вопросы, мы с вами свяжемся. Дни сдачи экзаменов знаете? Если не знаете, вот вам расписание, – он пододвинул к ней лист с указанием всех дат экзаменов и собеседований. – Приходите обязательно на консультации, – предложил он ей второпях, так как следом за ней шли новые абитуриенты с желанием подать заявления.
– Спасибо, – поблагодарила Рыжуля.
Она своими тонкими очертаниями сразу напомнила ему шедевр Рембрандта «Даная» из коллекции Эрмитажа, написанная по мотивам древнегреческого мифа о Данае, матери Персея. Он как-то читал в прессе, что картина была подвергнута нападению вандала, но путем длительных работ была восстановлена.
«Удивительно она похожа на ожившая, натуральную Данаю», – решил он про себя.
«Такие же рыжеватые волосы и девичья стройная фигура с рельефными формами, как у девушки-модели на полотне. Надо чуть-чуть уменьшить возраст шедевра».
Но концентрировать свое неусыпное внимание на ее ногах он не стал, потому что посчитал это слишком безнравственным. Говорить ей сразу, что она принята на его кафедру помощницей, он постеснялся, но отметил в списках абитуриентов, что она –знакомая его семьи, чтобы не дай бог, кто-то пропустил этот восклицательный значок для обозначения, что собеседование она прошла на «отлично». Нового представления не требовалось, а лишь присутствие на всех экзаменах лично.
Таким образом, вскоре Таня поступила на бюджетное отделение после сдачи всех экзаменов на пятерки.
Началась золотая осень. Прогулки до университета занимали у Дмитрия пятнадцать минут. Он предпочитал ходить пешком, если занятия были в главных корпусах, а не отшибе – ближе к вокзалу. Иногда он ездил на троллейбусе, так как машины у него, к его глубокому сожалению, не было. Со многими фамилиями своих студентов он был знаком заранее, некоторых узнавал в лицо, а тех, кого не знал, познакомился на лекциях.
Второе свидание Дмитрия и Рыжули состоялось в аудитории. Она сидела за первым столом и наблюдала за его передвижениями от окна к столу. Введение в историю России он знал наизусть, так как самостоятельно написал эту часть по просьбе заведующего кафедрой и мог рассказывать без шпаргалки. Она передала ему список присутствующих, а он корректно поблагодарил ее и громко добавил:
– Отдадите в конце лекции.
У него это была последняя пара. Он обратил внимание, что Таня-Рыжуля была одета в черное короткое платье, черные чулки и туфли на каблуке. Сам он предпочитал свой деловой костюм, белую рубашку и в тон галстук. Свой рабочий день он распределял между лекциями и занятиями в библиотеке. Кандидатская диссертация была давно защищена. Он начал работать над докторской и в перспективе должен был написать уже одну главу с введением. Это его успокаивало и радовало.
Тему: «Вклад тыла в победу над фашизмом в Великой Отечественной войне» он разрабатывал ту же самую, но с дополнениями, философскими рассуждениями и применением на практике своих глубоких исследований и раскопок, найденных со студентами во время поездок. Тем не менее, мог представиться случай отправиться снова для прохождения практики с аспирантами куда-то на раскопки могильников или захоронений периода Второй Мировой войны. Кое-где он уже был, поэтому мечтал махнуть в Среднюю Азию или Крым, где все уже было перерыто. Съездить в Болгарию, Черногорию или Сербию он не надеялся, так как туда посылали только при содействии посольства или частным образом.
Перед началом лекции он заранее предупредил, что будет отпускать всех, кому нужно срочно уехать домой. Это сообщение несколько облегчило напряжение, возникшее от общения со знакомыми студентами.
Когда лекция закончилась, студенты стали выходить из просторной аудитории, он задержался, наблюдая, пока все первокурсники вышли. Рыжули среди них не было. Он оглянулся, оказалось, что она стоит и ждет кого-то. Он подошел и заметил у нее тот самый листок, который она держала, потому что он сказал, что возьмет список в конце лекции.
– Вот, вы просили, – сказала она и состроила ему глазки, отдавая листок прямо в руки.
Внимание Дмитрия сконцентрировалось на девушке, поэтому быстро взял листок, сунул к себе в папку, закрыл дверь на ключ и проворно направился к выходу из корпуса.
Она благосклонно пропустила преподавателя вперед, но сделала вид, что они не знакомы. Дмитрий повесил ключ на гвоздик и пошел медленно, надеясь, что она его догонит. Такая сложная интрига была ему не очень хорошо знакома, но этим пользовались все великие дуэлянты времен Людовика IV. Когда она догнала его, он был на седьмом небе от радости. Серьезное лицо его просветлело, как будто он получил Звезду ордена Святого Патрика, Знак ордена Подвязки или Звезду ордена Почетного Легиона. Любой исторический символ соответствовал его приподнятому настроению. Лицо девушки осветилось какой-то детской радостью и лукавством, поэтому она спросила его сразу громко на публику, учитывая его высокий рост, широкие плечи, правильные черты лица, черные густые волосы, зачесанные назад, придающие ему вид наследника испанского престола:
– Дмитрий Федорович, вы не сказали, а зачет тоже вы будете принимать? – она сделала ударение на местоимении.
– Конечно, если мы доживем вместе до сессии, – ответил он самодовольно, что, наконец, услышал главный, приятный для его слуха, вопрос студенческой аудитории, когда они отошли метров пять от входа, двигаясь в одном направлении.
– Что надо, чтобы получить зачет? – он задавала заготовленные заранее вопросы, играя на чувствах доцента, будущего профессора.
Лед между ними растаял окончательно, а впереди замаячили алые паруса дружбы и взаимопонимания.
– Прежде всего – посещать лекции. В конце семестра у нас будет собеседование, тогда мне станет ясно, кого допускать к экзаменам, а кого нет, – строго ответил он, принимая всерьез ее наивные глаза.
– А меня вы допустите? – конфузясь от щекотливой темы и смеясь, пошла она в решительное наступление, так как изучать то, что она уже хорошо знала, ей надоело, поэтому стала кокетничать с ним, как с обычным одноклассником или продавцом ширпотреба на рынке.
У Дмитрия интрижки со студентками не проходили. Он твердо держал свою линию старого холостяка, хотя ему было тридцать шесть лет, которые он сам себе сбавил, когда брал ее документы на рассмотрение. Для точности она была моложе его ровно на двадцать круглых лет. Любое женское внимание он принимал с превеликим удовольствием, но жениться не собирался, потому что считал себя подданным науки, которая обещала ему многие блага на этом многострадальном поприще.
– Вас девушек допустит любой парень. А я буду спрашивать, – пояснил он свои высокие требования, предъявляемые к зачету.
– Могут заметить, что вы гуляете со своей студенткой, – съязвила она, глядя себе под ноги, шантажируя его своим внешним видом.
– Хотите, я вас провожу? – предложил внезапно Дмитрий, чтобы она на самом деле не тащилась за ним повсюду, где могут ходить его знакомые по работе, дому или подъезду.
– Ну, если вам не трудно, – смутилась она притворно, поглощенная пешей прогулкой по осеннему городу, с красивыми парками и скверами, очаровательными скамейками и будоражащими вкус кафе, ресторанами и пивными, где вечно толкались пьяницы, которых она ненавидела всей душой, так как они портили своим перегаром окружающую ларьки территорию, выливая остатки пива на асфальт или разбрасывая чешую воблы, куда попало.
Она жила, как оказалось, гораздо ближе, чем он предполагал, но в другой стороне от его дома, но он из вежливости не мог не проводить свою помощницу, чтобы в следующий раз она опять дождалась, пока он закончит читать нудную лекцию.
– Спасибо за компанию, – сказал он у порога ее квартиры, пожимая ей руку, надеясь, что у Рыжули хватит терпения не прогнать его от себя.
– Пожалуйста, можете приходить ко мне в гости. Моя мама будет рада с вами познакомиться, – наобум сказала она, переживая за яркий румянец, появившейся тут же от смущения на его щеках.
– Моей маме наверно тоже вы понравитесь, – сказал Дмитрий искренне. – Она любит поговорить с молодыми студентками, бывшими школьницами.
Он незаметно потрепал ее за щеку, а она терпеливо смотрела за такими проявлениями ласки в отношении себя, так как считала, что это излишне касаться ее особы без своего разрешения.
Они начали встречаться. Каждый раз после лекции он провожал ее до квартиры, а потом возвращался к себе пешком. Она с гордостью вспоминала эти мимолетные свидания с робким профессором. А домой она его пригласила, когда не было никого, кроме них двоих. Дмитрий сам не заметил, как перешел в звание мужа рыжеволосой молоденькой девицы. Он переселился к ней в двухкомнатную квартиру, где она проживала с мамой.
После великолепной свадьбы, они набрали денег на путешествие и поехали на юг – в Сочи. Путевки в пансионат недалеко от Адлера они приобрели по большому блату у его старых знакомых, кто тоже закончил истфак и открыл туристический бизнес, возглавив агентство.
Утром они вставали очень рано, завтракали: пили кофе, ели творог и фрукты. Потом шли загорать. До одиннадцати часов молодожены лежали на пляже и калились, а в сумерки обходили все бары и питейные заведения, где пробовали коктейли, наслаждаясь тихой музыкой, сидя напротив друг друга. Иногда гуляли по берегу и собирали ракушки, камешки, восхищаясь манящим обзором беспредельного голубовато-фиолетового моря, где на горизонте маячили катера и парусники. Они наблюдали за кораблями, стоящими на рейде, планируя когда-нибудь отправиться в кругосветное путешествие. Овеваемые теплым ветром, они всматривались в золотой закат, купались и пили для согревания сладкое, терпкое, красное вино, купленное по дороге у местных виноделов.
Иногда по утрам, когда был бриз, море меняло свой цвет на жемчужно-серый и плескалось у ног, вызывая дикий восторг девушки, так как это оказалась ее первая поездка на курорт. В купальнике она казалась теперь Дмитрию не Данаей, а обычной задорной загорелой девчонкой, с кем интересно было проводить вечера, а не париться на совещаниях со своими коллегами-профессорами или научными мужьями на диссертационных советах.
Две недели пролетели, как во сне. Таня – обворожительная, спортивная и веселая – превратила его холостяцкую жизнь в настоящий каскад приключений. Они вдвоем побывали в Дендрарии, парках, ресторанах с танцами и экзотическим меню, на шоу представлениях. Совершили прогулки на машине к водопадам и в пещеры. Везде фотографировались на камеру.
Он почувствовал себя настоящим мачо, разгуливая по городу в шортах и сланцах. Она всегда несла с собой в бумажном пакете фрукты: персики, виноград, груши, сливы, чувствуя себя на вершине блаженства, как в раю. Они посещали кафе, ели чебуреки, шашлыки, запивая красным виноградным вином.
На втором курсе у них родился сын, которого Таня назвала Мишей и воспитывала вместе со своей мамой. Когда Дмитрию в университете предложили командировку-стажировку для обмена опытом на полгода в Испанию, он нисколько не сомневался. Быстро оформил документы.
Сначала его поселили в большом отеле на неделю, а потом, когда начались занятия в университете, где он стал читать лекции по истории на английском языке, он сам переселился в общежитие-гостиницу для научных сотрудников в самом центре Барселоны. Его мечта была – посетить Мадрид, где побывали многие известные писатели и ученые в качестве туристов, о ком у него сложилось очень высокое мнение; посмотреть бой быков; поучаствовать в карнавале, станцевать самбу, увидеть Королевский дворец, Королевскую академию изящных искусств, музей Прадо, Национальный археологический музей и многое другое, о чем давно мечтал.
В Барселоне он познакомился с архитектурой Гауди – взмывающими вверх крышами в виде конусов, гигантской базиликой – храмом Sagrada Familia, домом Мила, напоминающим гору с ласточкиными гнездами окон, канатной дорогой, музеем Пикассо и всем остальным, куда он мог попасть вечером после утомительных лекций.
Одной из популярнейших достопримечательностей, которую, как он считал, нужно было обязательно посетить, был «Волшебный фонтан Montju;c». Он стоял около фонтана, завороженный переливающимися цветными струями, бьющими по кругу. Эту световую, музыкальную и водяная феерия ему нельзя было пропустить.
По вечерам он гулял по главной улице «Las Ramblas», как иногда называли эту улицу – самому известному бульвару Барселоны. Там было не только множество интересных магазинов, ресторанов и зданий, но еще выступали уличные артисты.
Тане он отправлял иногда открытки с видами, а она восхищалась его великолепными данными, отраженными как копия в сыне. Его увлекали испанские женщины, их жгучие взгляды, обаяние и темперамент, сопоставимый с вулканом.
Он бы навсегда поселился там, но мешала семья. У его мамы не было к нему претензий, а Таня была слишком наивна, чтобы понять его страстное влечение к зажигательным и ревнивым португалкам, испанкам, цыганкам.
Примитивный, как ему стало казаться, ум жены не мог осмыслить всего этого богатства красок. Когда он разгуливал в выходные дни по побережью, ни в какое сравнение не шедшим с Черноморским пляжем, то жизнь представлялась ему сказочным бытием, которое определяло сознание. Обилие развлечений и аттракционов, взрыв эмоций, гортанная иностранная речь, толпы поклонниц, окружавших его на лекциях, задавали тон его безбедному существованию.
Однажды в конце дня он оделся как обычно в светлые брюки и майку-поло и отправился посидеть в местном ресторане с истинно испанской кухней, чтобы снять с себя полуденный жар. Он заказал из меню, называя блюда своими именами: суп – андалузский гаспачо, бутерброд с креветками, севиче – салат на хлебных тарелках и чуррос, напоминающий русский хворост по вкусу и изготовлению.
У высокой кареглазой, с копной черных кудрявых волос официантки с открытой спиной лифа и низким декольте, черная юбка воланами не закрывала колени, чтобы ей легче было перемещаться в узком пространстве между столиками. Поэтому Дмитрий сразу заметил родинку на ее бедре, когда она случайно задела рукой за бар, куда поставила поднос с блюдами, таким образом, что платье слегка приподнялось, очерчивая ее смуглую фигуру. У него чуть не остановилось сердце от такой колоритной вездесущей женщины, которая вызвала у него бурю эротических эмоций и переживаний.
Прекрасно зная, что вино малага, выделывалось в испанской провинции того же названия – это тонкий и весьма приятный напиток, для которого был характерен темно-янтарный или же золотисто-красный цвет.
Он заказал стакан искристой малаги, названного по области, со смолистым своеобразным с приятным токайским вкусом и оттенком мадеры. Мечтая, чтобы этот напиток помог ему преодолеть моментальное внутреннее влечение полностью завладеть хорошо сложенной и неукротимой тигрицей в виде страстной и темпераментной испанки, к кому он питал серьезные намерения. Таким образом, закончив еду, он расплатился в двойном размере и остался сидеть в ресторане, потягивая стакан вина через трубочку до тех пор, пока все не разошлись. Надо было как-то преодолеть языковой барьер, чтобы договориться встретиться с раскованной официанткой – современной Кармен – снова где-то в более уютной обстановке.
Исчерпав запас своих трат на день, он ушел, понимая, что следовало бы когда-нибудь пригласить женщину, которая не подозревала о его семейном положении, к себе или попросить познакомить с местными достопримечательностями.
Итак, он стал ежедневно приходить в этот ресторан даже не один раз в день, а иногда два. Постоянные посетители: сотрудники музея и уличные продавцы сувенирами к нему привыкли и спокойно реагировали на его внезапное появление среди местной разноголосой публики.
«Она – эта официантка – дьявольски красива. Сколько в ней энергии и чарующей неги. От нее исходил аромат весенних цветов», – думал он в свободное время, которого у него практически не было, но иногда, когда чувства переполняли его, он вспоминал не жену с ее капризами и требованиями, а эту романтическую красавицу испанского происхождения.
Понимая историческую и языковую разобщенность, он принялся изучать испанский язык с еще большей энергией и на лекциях постоянно вставлял испанские термины для полноправного участия в процессе обучения всех органов чувств, включая слух, зрение, обоняние, осязание, вкус.
Тем не менее, домой он решил привезти массу сувениров для ребенка: машинки, воинов, кораблик. А изображение погребка на снимке, где он проводил вечера, сделал для себя. Они с друзьями пришли к заключению, что надо бы сфотографироваться вместе с девушками, обслуживающими их в ресторане.
Снимок получился настолько интересным, что, наконец, он нашел общий язык с Агуэдой, подарив ей на память это фото. Она громко рассмеялась и поблагодарила его вежливо. Домой они возвращались вместе, когда нашли общий язык, известный только им двоим.
Темперамента его хватило, чтобы она увлеклась им. Они сняли вместе комнату и оставшееся время жили совместно, скрывая от всех свою загадочную связь. Шесть месяцев пролетели как один день. Дмитрий вжился в образ ее мужа и покровителя, покупая ей дорогие подарки.
Дома, когда он приступил к занятиям со студентами, у него началась тоска по Испании и желание вернуться в прошлое. Все сувениры он раздарил, оставив себе на память воспоминания о жарких ночах, проведенных в объятиях страстной, изысканной женщины, старше его на пять лет, но по силе чувств – гораздо моложе. С ней он обрел себя, изливая весь запас эротических фантазий и воспринимая ее тело, как свое собственное.
Однажды она предсказала ему на испанском языке:
– Не торопись жить. Ты уедешь и без меня умрешь, поэтому надо ловить счастливый момент.
– Эти минуты для меня никогда не повторятся…
–Ты же меня любишь? – осведомилась она с трепетом.
– Естественно. Почему ты спрашиваешь? – вопрос застрял у него в сознании.
– Не надо грустить, – успокоила она.
– Я тебя вряд ли забуду, когда нам придется расстаться.
– Все образуется, – ответила она, понимая его тревогу.
Когда он вернулся домой, врачи предложили ему обследование и сделать операцию, так как участились сильные боли в сердце. Он согласился, но не согласился бы ни за что расстаться со своей любовью, без которой не мыслил существования. Но у судьбы свои законы. Исход операции был трагическим. Неутешная вдова в черном трауре уходила с кладбища под руку с матерью Дмитрия.