- Типография Морозова? Давно не слышал, чтобы так называли, - удивился таксист, переключая скорость. Я же удивилась удивлению этого немолодого крупного мужчины с расплывшимся рельефным лицом - в день по два раза называю ориентир, добавляя на всякую поднятую густо-черную бровь: "Спартак", направо".
- Я то город хорошо знаю, - продолжал неторопливо дядечка, и за каждой его фразой, сказанной довольно мягко, мне чудился второй смысл. - Сейчас у молодежи другие ориентиры. Вот возьмем "Мархабо". Все знают, где это. Но нет, надо почему-то назвать по-новому: "Азия" или "Лаваш-центр". Какой "Лаваш-центр", если это "Мархабо"?!
Возмущение водителя невольно умиляло. Мимо проносились голосующие не туда люди, бело-желтые очереди из машин, никем не замечаемая осень, а таксист спокойно крутил руль и говорил, похоже, уже сам с собой.
- Парень вчера: "Дустлик". Какой "Дустлик"? Ресторан? Махалля? Я сам в махалле "Дустлик" живу, поэтому отвечаю, нет, не повезу, далеко, конец города почти. Он возражает: "На Гагарина, дядя". Потом я вспомнил, да, в прежние годы было на партсъезде кафе, мы с ребятами там пиво пили, еще армянин там хороший шашлык готовил...
И я вспомнила, точно, пару раз лет эдак 10-12 назад сидели в тех краях, называя ресторан "Дружбой". Вспомнила родные и почти забытые ныне лица. Вот с величайшим достоинством Марина Артемовна Газарова, научившая меня редакторскому ремеслу. А вот настоящий человек покойная Светлана Леонидовна Мещерякова, всю жизнь на корректорских гранках... Времена, люди...
- Или девчонки укажут: салон красоты такой-то, - не унимался таксист, но это почему-то не раздражало, а наоборот тихо радовало - когда еще услышишь в такси чистую русскую речь. - Я что, по салонам этим хожу, что ли? Спрашиваю, есть другой ориентир? Они сами не знают, подругам звонят, выясняется, что это возле "Зебо" или магазина "24 часа". "24 часа", как и "Зебо", все знают. Где в полночь водку можно найти, когда с друзьями сидишь, а она вдруг заканчивается?
- А разве там спиртное продают, - спрашиваю лукаво.
Водитель понимает и, хитро улыбаясь, еле заметно кивает: "Из-под прилавка своим продают".
Разглядываю его уставший терракотовый профиль. Мясистый нос, нависшие веки над зауженными глазами, седые виски, лысина, прикрытая вязаной крючком серой тюбетейкой. Руки большие, мужские, знающие тяжелый труд.
- Давно таксуете, - интересуюсь минуты две спустя.
- Нет, с мая этого года, - с едва уловимой горечью отвечает он, а потом, будто оправдываясь, добавляет, - я всю жизнь инженером в промэнергомонтаже проработал. Котлы, насосы, резервуары для промышленных объектов устанавливал. Серьезная была работа, уважаемая. И сейчас бы работал, но зарплату перестали платить, а мне до пенсии еще пять лет. Семью кормить надо…
Думала, собеседник намного старше. Отсутствие суетливости в его движениях говорило о том, что он давно понял эту жизнь, смирился и теперь живет по инерции, по заведенным не им правилам. И даже его возмущение по поводу «других ориентиров», скорее, дань возрастному брюзжанию, чем действительно глубокая неприязнь к происходящему вокруг.
- Наверное, и математику хорошо знаете, внукам помогаете уроки делать, - пытаюсь настроить разговор на более радостные нотки. – Сейчас, сами знаете, как детей в школах учат.
- Есть такое, - просветлел он немного, - СамГАСИ закончил… А знаете, почему сегодня у детей так плохо с логикой, математикой? Потому что у них под рукой всегда эти телефоны с калькуляторами. Дети перестали пользоваться своими мозгами, ведь есть интернет. Что дальше будет?..
Мы подъехали к редакции. Пожелав друг другу удачного дня, разошлись каждый со своими мыслями…