Письмо отцу. 2

Мадам Пуфф Лев Черный
                (Из немецкого еженедельника
                "Sueddeutschte Zeitung Magazin" №38 от 21.09.2018г.
                Сокр. пер. с нем. Л.Черного)

                Макс Шарнигг (Max Scharnigg)

   Дорогой папа,

   прежде всего мне хочется тебе сказать: это недопустимо, что мы видимся с тобой лишь раз в год. Не знаю, смогу ли это сказать тебе в лицо, поэтому пишу. Писать всегда легче, не правда ли? Возможно оттого, что это наша профессия. Годы, разделяющие нас летят быстро. Каждый раз, когда я к тебе приезжаю, мы становимся на год старше. Когда мы с тобой прощаемся, я всегда думаю: будет ли в будущем году здесь все также как сейчас - кошка на стене, твои всклокоченные волосы. И первые километры от твоего дома даются мне, признаться, с трудом. Сколько раз еду этой дорогой - думаю я - раз пятнадцать, наверное? Но потом я должен снова сконцентрироваться на дорожных ухабах и на автомобильных комикадзе из числа твоих новых земляков, и это отвлекает. Пусть не покажется тебе странным, но дорога до твоего дома с каждым годом становится все длиннее. Ты каждый год как бы немного отдаляешься от меня. Ну, хватит об этом.

   Газета, в которой я работаю, выпустила журнал с письмами к отцам, и я знаю, что ты не одобряешь эту идею. Всю свою жизнь ты писал о машинах, моторах и автомобильных гонках. Но мы никогда много об этом не говорили, хотя имеем одну и ту же профессию. Однако я думаю, что это не одна и та же профессия. Когда я смотрю на те немногие твои фотографии, что напечатаны в так называемых "иллюстрированных" журналах, в которых ты работал, то ты с твоими коллегами напоминаете мне ковбоев с пишущими машинками. В Париже с трубкой во рту, с бородой и в бархатном костюме. Испытываете футуристические авто, делаете всякие глупости с фотографами и т.д. Если бы ты видел сегодня мой кабинет, где никто не курит, нет пепельниц, не услышишь соленое словцо. Как мне кажется, профессия стала  более серьезной и в то же время более ребяческой. Никакой груды бумаги, никаких перелетов на сверхзвуковых лайнерах.

   Дважды я встречался с людьми, которые еще с тобой работали. У меня осталось отрадное чувство от этих встреч. Словно я оказался на протоптанной дорожке, по которой когда-то ходил и ты. Знаешь ли, я постепенно забываю, что когда-то это был и твой город, твоя жизнь, так давно тебя уже нет здесь. Журналистика - это не то занятие, которое передается по наследству от отца к сыну, как, например, в медицине или семейное предприятие, или американское президенство. Но у нас не так. Наш маленький домик в Баварии среди местных, как ты помнишь, всегда назывался "У журналистов". На днях один из них подошел к забору и хотел поболтать со мной о новых машинах, и мне пришлось объяснить ему, что это сфера твоих интересов, а не моих.

   Далекое воспоминание детства: клакание твоей пишущей машинки, куча копировальной бумаги, которая лежала у нас по всем углам. Помнишь, как мы вместе ездили на новых автомобилях. Долгое время я думал, что у всех отцов каждую неделю перед домом останавливается новое авто, чтобы они могли катать своих детей. Однажды, много позже, кажется, в нашей последней испытательной поездке мы сидели в Порше, и я вложил мою первую видиокассету, но ты после одной песни ее вынул со словами, что это мешает тебе. Мне стало обидно, что я такой сентиментальный, а ты нет. Но может я ошибаюсь?

   Однажды, когда мне было, кажется, лет семнадцать, ты дал мне единственный письменный совет. Ты, слава Богу, не был тем отцом, который постоянно учит сына, что он должен делать. "Быть свободным" - главное для тебя правило, и это принесло свои плоды: я стал тем, кем я сейчас являюсь. В тот раз ты написал, что я должен просто все записывать и прежде всего свои проступки, большие и маленькие. И как ты видишь, я до сих пор следую твоему совету.

   Я пишу, а ты читаешь. И это нас связывает; это придает мне силы. До скорого.

   Макс