Мы выпили по третьей. Олег закурил, а я, разумеется, стал закусывать. Когда не куришь, ешь больше, это всем известно. Через минуту продолжил не очень приятный для меня разговор:
- Тебе легко сказать: опиши свою жизнь! Расскажи, мол, о детях, о внуках и почему они у тебя живут в разных городах и друг о дружке ничего не знают. Я поначалу хотел попробовать. И даже нацарапал на первом листе: «Посвящаю своим внукам: Михаилу, Александру и Сергею». Потом, словно в гроб сходя, добавил: «Постарайтесь найти друг друга!»
Просьба, конечно, с моей стороны, совсем уж нечестная.
Кто их, разбросанных по разным городам, кроме меня, может собрать в одном месте!?
Никто!
А признать свою вину и потом на сотне страниц оправдываться?.. Это ещё хуже. Слишком стыдно. Не могу…
Можно было бы, конечно, как ты предлагаешь, красиво размусолить на евангельский манер: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…» И в этом месте, как бы между прочим, остановиться на Иуде… Дальше перейти к себе – плёвое дело. Иуда – он для читателя и есть тот самый Иуда, какого бы именно библейского колена в конечно итоге не оказывался.
Но что за смысл рассказывать о том, как я пытался «собрать» внуков, если все мои намерения только благими намерениями и ограничились? По-существу, предал я их… Как тот Иуда…
Нет, я с тобой не спорю. Рассказать о том, как я растерял внуков, наверное, стоило бы.
Но не буду, потому что слишком стыдно писать о своих слабостях. Слишком серьёзно это всё.
Вот признаться в чём-нибудь другом, не столь важном – это можно. Знаешь, как пойманный на краже преступник торопится сесть в тюрьму, пока следователи не докопались, что совершённое два месяца назад и до сих не раскрытое убийство его рук дело. Так и я. Мне легче расскажу об одном своём поступке, вернее сказать - происшествии, за которое до сих пор испытываю стыд. Но этот стыд такой, с каким жить ещё можно.
Рассказать? Ну, так вот…
Год назад после очередного и, как мне тогда показалось, совершенно несправедливого сокращения, я остался не только без работы, но и без денег. Все накопления ушли на похороны сначала матери, а вскоре и ушедшей за ней жены. Об этом я тебе писал. Сын, сам знаешь, далеко – в Красноярске. Дочь ещё дальше – аж в Эстонии, в шенгенской зоне. С голода, конечно, я не помирал, но не привык я жить на хлебе с молоком. А в квартире кроме мебели и одежды только хорошая библиотека. Но кому сейчас нужны книги? Никому.
Выпивал, конечно, всё это время больше нормы, не скрою. Ну, так не от радости же!..
А из ценных вещей у меня было только старое охотничье ружьё, передаваемое в нашей семье по наследству – от отца к сыну. 1862 года выпуска. Почти сто пятьдесят лет, как переходит оно с одной стенки на другую.
Чехов на самом-то деле не произносил всем известной фразы – «Если в первом акте на стене висит ружье, то к концу пьесы оно обязательно должно выстрелить», хотя её настойчиво приписывают классику. Но у меня произошло всё в точности по этой поговорке. Моё антикварно-наследственное ружьё однажды «выстрелило». Да так, что до сих пор обида берёт и стыдно рассказывать. Но лучше об этом случае поведать, чем о внуках…
Итак, слушай. Решил продать я это ружьё. Признаюсь, не очень порядочный поступок, учитывая, что сын, приезжая на похороны, недвусмысленно поглядывал на него. Мужчина и оружие – всегда хорошо совмещаются. Но почему-то мне показалось стыдным, просить деньги у сына, которому приходится кормить двух своих обормотов, да ещё алименты платить, и не стыдно - продать эту семейную реликвию.
И как-то так совпало всё один к одному… Ну, явно без дьявольского наущения здесь не обошлось!
Иду однажды со своим хлебно-молочным пайком из магазина (был уже «в завязке») и вижу, что недалеко от остановки стоит не очень респектабельный «жигулёнок». А на лобовом стекле объявление: «Куплю всё! Золото, часы, телефоны, антиквариат».
Я на это самоуверенное «Куплю всё» и клюнул.
Мелькнула, правда, мысль: «Куда милиция смотрит?! Стоит спекулянт на самом виду и уж, конечно, не первый день! И налоги никому не платит за свою скупку!»
Но какая сейчас у нас милиция? Сам знаешь…
Подойду, думаю, и спрошу. За спрос денег не берут.
- Можно к Вам обратиться?
Парень снял наушники и спросил в свою очередь:
- А что у тебя, папаша, есть хорошего?
- Да, вот ружьё у меня старое. Шомпольное. Стрелять из него, конечно, нельзя, но вещь наверняка антикварная. Возьмёте такое?
- Мы всё берём.
- Только у меня его сейчас с собой нет… Я просто… спросить.
- Ясен перец. Зачем же с винтовкой по городу ходить? Папаша, у нас по оружию спец Женька. Вот я тебе пишу номерок его мобилы. Созванивайся сам. То, что он купит, гарантирую на двести процентов. Но уж о цене это ты с ним сам договаривайся. Здесь я ничего обещать не могу.
- Да, я понимаю, конечно. Спасибо большое…
Пришёл домой и стал звонить этому Женьке. И ответил он, паразит, быстро. Я ему то, сё, про ружьё своё рассказываю, что, мол, по наследству… А он сразу: говорите, куда мне подъехать, товар надо посмотреть.
Ну, это, конечно, само собой разумеется. Домой к себе я его звать не стал: живу теперь один, мало ли что? Договорились встретиться на автозаправке. Напротив моего дома – раз, лишних людей там нет – это два, и место не совсем безлюдное, если что, и на помощь позвать можно. Это – три. А сам уже прикидываю, сколько за ружьё запросить можно. Ну, тридцать тысяч – это само собой. Чтобы тысяча долларов выходило. Иначе и не солидно антикварную вещь предлагать. Хотя стоит ружьё наверняка дороже. Ствол, конечно, у него изнутри ржавенький, но зато внешнее состояние хорошее. Как говорят, товарный вид в полном порядке.
Замотал его в покрывало, изолентой закрепил и пошёл. Пусть думают, что лыжи несу. А с другой стороны, чего мне бояться? Не краденое продаю, а своё родное. По наследству доставшееся. И не винтовка какая для киллера с глушителем. Вещь антикварная, в большей степени даже декоративная, а не настоящее оружие.
Пяти минут не простоял, подъезжает покупатель. Меня сразу приметил, дверцу открыл, рукой машет:
- Садитесь ко мне.
Он, конечно, уже не Женька, лет под сорок мужику. Поздоровкались, познакомились. Представился Евгением. Ко мне на «вы» обращается. Приличным человеком показался, врать не буду.
Не очень удобно, конечно, было внутри ружьё распаковывать, но у него машина просторная оказалась, иномарочная.
- Давайте, - говорит, - я сам его размотаю и посмотрю.
Смотрел долго, даже понюхал. Поудивлялся.
- Надо же, ствол какой длиннющий, а? – то ли спросил, то ли сам себе сказал. – А прикладик маленький. – Помолчал. И вдруг уже другим тоном: - Порох к нему есть?
- Откуда же, - говорю, - у меня порох. Из него, считай, лет сто, наверное, никто и не стрелял, если не больше.
- Сколько хотите за оружие?
- Тридцать тысяч, - отвечаю я самым уверенным тоном. – Не меньше. Видите эти накладки чеканные? Они из чистого серебра сделаны.
А сам думаю: надо было больше запросить. Вон как ему оно понравилось! Небось и не видал таких раритетов.
Евгений помолчал. Снова повертел ружьё в руках. Погладил. И заявил, паразит:
- Двадцать восемь. А пара тысяч мне пойдёт.
Я ничего не понял.
- Почему пара тысяч? Вы же хотите её за двадцать восемь купить, так?
А у самого в голове уже завертелось, на что я эти тысячи расходовать буду. Такие деньжищи сразу обломятся!
- Папаша, Вы же должны понять, что я её не себе беру.
- А кому?
- Оно Вам надо – это знать? Меньше знаете, крепче спите.
- Тоже верно. Конечно, мне всё равно.
- Ну, так вот. Я её перепродам за тридцать тысяч. Мой навар две тысячи и составит. Теперь поняли? Даром только лошади работают.
- Понял, - отвечаю.
Положил он моё ружье к себе на заднее сиденье, достал портмоне и стал мне тысячи отслюнивать. Ровно двадцать восемь штук.
- Пересчитайте сами, папаша. Я мог и ошибиться.
- Не надо, - отвечаю. – Я их уже сосчитал.
Спрятал деньги.
- Спасибо Вам. Выручили сильно. А то совсем без денег сидел...
Но ему, чувствуется, не до моих сантиментов. Деловой мужик, ничего не скажешь.
Вышел я из его машины, а радости, стыдно признаться, полные штаны. И ведь не переживал, что отдал за бесценок семейную реликвию. Вот за это меня Господь и покарал. Трёх шагов сделать не успел, как набросились на меня с двух сторон, повалили на снег и наручники сразу надели.
Меня аж затрясло всего от внезапности происшедшего, слова вымолвить не могу. А Евгений этот, подлец, подходит и показывает мне своё удостоверение. Я, говорит, полковник областного уголовного розыска, а Вы, уважаемый, арестованы за нелегальную торговлю огнестрельным оружием.
Я чуть сознания не лишился. Стою, и трясёт меня всего крупной дрожью. Ничего ответить не могу. А он продолжает:
- Сейчас, - говорит, - вызовем понятых, которые подтвердят, что у Вас в кармане находятся мои деньги, полученные за огнестрельное оружие.
Разворачивает на капоте какой-то плакат. А на нём деньги напечатаны. Одни тысячерублёвки. Это, значит, они отксерили сначала ассигнации, а потом мне же их и втюхали. А теперь сверять будут... Позвали кого-то с бензоколонки, ну и закрутилось…
А я всё в толк не мог взять. Ведь грамотные люди, военные, должны же понимать, что из этого ружья стрелять нельзя. Зачем тогда арестовали?..
Потом, разумеется, в милиции долго сидели, и уже какой-то другой следователь протоколы составлял. Деньги, конечно, все назад забрали. Ружьё моё – само собой. Даже покрывало не вернули. А меня домой неожиданно отпустили, ничего больше не сказав…
Я, наверное, неделю целую спать не мог. Всё переживал. Во-первых, за ружьё. Взял и, как последний дурак, отдал за так просто семейную реликвию. Уж лучше бы в последний приезд сыну подарил! А во-вторых, ведь на самом деле могут посадить. Торговля оружием, как-никак. Это тебе не семечки у рынка продавать!
Не выдержал, сам пошёл к тому следователю, который со мной протоколы писал. А кабинеты у ментов какие-то обшарканные, не замечал? Ну, слава Богу, что там не был. Вот, я к нему и обращаюсь:
- Что, - спрашиваю, - со мной дальше будет? Искать мне работу, или судить меня будете? Что мне делать-то?
Он почему-то долго молчал, потом и говорит.
- Ваша шомпольная пушка, Михаил Михайлович, сейчас находится на складе вещдоков. А у Вас два варианта. Вы можете обратиться в прокуратуру и потребовать возвращения Вам оружия, которое фактически уже не является огнестрельным, а так – красивая труба с прикладом. На нём даже баллистическую экспертизу провести нельзя. Но дальше могут появиться сложности. Факт незаконной продажи оружия официально зарегистрирован. Ваше признание вины получено и Вами подписано. Это - двести двадцать вторая статья: незаконный сбыт оружия. Ограничение свободы на срок до трех лет. Вам оно надо?
- Нет. За что? Я ведь ничего…
- Впрочем, если наймёте хорошего адвоката, то, может быть, и выиграете дело… Но есть и второй вариант, более адекватный.
- Какой?
- Забудьте обо всём. И мы забудем. Вроде как ничего и не было. Живите спокойно и устраивайтесь на работу. И больше не пытайтесь ничем подобным торговать, если не умеете.
- А протоколы?
- Ну, уж здесь Вам придётся мне на слово поверить. Никакого хода они иметь не будут.
- А моё ружьё? Оно ведь у нас в семье…
- И про оружие забудьте. Ружьё официально у вас изъято… Если между нами: через пару месяцев будет оно висеть на стенке у какого-нибудь генерала. В качестве украшения.
«Пока снова не выстрелит», невольно добавил я про себя. Но вслух пришлось сказать:
- Спасибо Вам большое. А то я уж и ночами спать не мог. Всё переживал.
- Ну, так как мы договариваемся?
- Забыли обо всём. И вы забыли, и я забыл.
- Вот и ладушки.
И следователь даже мне руку пожал. Впервые.
Они действительно, может быть, и забыли. Да вот я до самой смерти своей эту глупость помнить буду. То одних денег не хватало, а теперь – ни ружья, ни денег! Представляешь? Моя семейная реликвия сейчас висит на стене у какого-то ментовского козла!..
Да… Обиднее всего, конечно, что я сам во всём виноват. Вот такие у меня были пироги, Олег Иванович…
А ты говоришь, о внуках напиши!.. Предпочитаю лохом выглядеть, чем… Уж тогда лучше сразу повеситься, лишь бы не рассказывать о том, что и так по сердцу столько лет свербит…
Как там, в Евангелии, говоришь? «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…» Любопытно, конечно, было бы перевести на язык моей родословной. Это что же тогда получится? Ефим родил Фёдора, Фёдор родил Владимира, Владимир родил Михаила и братьев его… Так?.. Однако…
Давай-ка ещё по одной. За внуков наших выпьем…
* * *
Декабрь, 2009.