Гриша Яблонский, который в те далёкие времена был премьер-министром клуба «Под интегралом», сейчас давно уже доктор химических наук и профессор, живёт в Сент-Луисе и читает лекции в тамошнем университете.
На работу Гришу отвозит на автомобиле его жена Катя. Поудобнее устроившись на заднем сиденье, Гриша достаёт сотовый телефон и звонит мне. Я ему прислал очередную порцию вопросов, но он ленится давать письменные ответы, а вот поговорить о том, что было пятьдесят лет назад, он не прочь.
В запасе у него минут 10, и он торопится выговориться. Впрочем, мои реплики и уточняющие вопросы Гриша выслушивает с вниманием.
Вот и сегодня, 1 ноября 2016 года в десятом часу утра у меня зазвонил телефон. На экране высветилась фамилия Platonova.
Я уже давно догадался, что это фамилия его жены Кати.
Сняв трубку, я, первым делом, услышал требование найти вопросы, которые я Грише послал по электронной почте, потому что он хочет отвечать на них по пунктам.
Вопросов я почему-то в спешке не нашёл и смиренно попросил отвечать без них.
– Тебя вызывали в КГБ? – я повторил свой вопрос из письма.
– Да, и не только меня, – ответил Гриша, – но, представь себе, спрашивали не об «Интеграле», а «о письме 46». И сделали это гораздо позже истории с письмом.
Их интересовало, кто дал мне письмо на подпись. Должен сказать, что письмо я подписывал у Игоря Хохлушкина.
Вначале, когда меня разбирали на партбюро Института катализа, я вообще отказался назвать имя человека, который предложил мне подписать письмо.
Вскоре после этого я встретился с Серёжей Андреевым, и я рассказал ему об этом щекотливом моменте.
«Если будут спрашивать, назови меня, – твёрдо сказал мне тогда Андреев, но ни в коем случае не называй Игоря Хохлушкина».
На партийном собрании института меня вновь спросили об этом, и я сделал так, как рекомендовал Андреев.
Через несколько месяцев, когда меня вызвали в КГБ я также назвал фамилию Серёжи.
Я знал, что Андреев пытался вывести Хохлушкина из-под удара, об этом мне писал ещё Лёша Лозовский, за себя же он был спокоен: директор ИЯФ И.Г. Будкер «своих не выдавал».
Что касается КГБ, они знали всех зачинщиков письма, взяли их, что называется, на карандаш, и при устройстве на новую работу подписант сталкивался с тем, что его личное дело оказывалось известным руководителям по новому месту работу.
Столкнуться с этим в полной мере пришлось Лёше Лозовскому.
– А в каком здании тебе пришлось побывать, спросил я. Вот пишут, что вызывали в здание на Морском проспекте д.№1, а это здание Президиума.
Я точно знал, где размещались сотрудники КГБ. Когда в марте 1967 года я начал работать в ГКБП Миноборонпрома, оно находилось на 4 этаже здания, фасад которого выходил на ул. Терешковой, а торец на Морской проспект.
Когда я поднялся по лестнице на 4-й этаж, я увидел, что справа коридор был перегорожен, и на входе стоял вахтёр. Там и располагалось ГКБП.
Слева же, как я вскоре узнал, были помещения сотрудников КГБ. Скорее всего, 5-й его отдел был именно там.
Гриша хорошо помнил, что он ходил не в здание Президиума СОАН, а напротив, но, конечно, при однократном посещении все его детали довольно быстро стёрлись из памяти, тем более расположение малоприметной комнаты.
Осталось главное – о чём говорили.
– Вообще, у меня сложилось впечатление, – Гриша развивал тему, – что деятельностью «Интеграла» КГБ не интересовалось, их внимание было сосредоточено только на «письме 46».
Да и партийные органы никогда не говорили, что «Интеграл» следует закрыть.
Но после фестиваля бардов Интеграл не смог работать не потому что его запретили, – никто его не запрещал, – а из-за финансовых трудностей. Нас просто удушили.
- У меня, – говорит Гриша, – тогда сложилось впечатление, что те, кто могли бы его запретить, не хотели этого делать, более того, желали даже, чтобы «Интеграл» продолжал работать. Надо было только согласиться на их условия, – полностью отдать контроль на нами райкому ВЛКСМ. На этих условиях райком комсомола соглашался нас финансировать.
Тут я встрял, чтобы поднять в нашем разговоре другую тему:
– Как я помню до фестиваля бардов временным директором ДК был Слава Горячев, но он не возобновил финансирование, видимо, у него не было на это полномочий. Те не менее, при его поддкржке «Интеграл» и сумел провести фестиваль бардов. Знаешь ли ты об этом?
Из ответа Гриши я понял, что он о финансовых делах знает только понаслышке, и это не удивительно, потому что в «Интеграле» ими занимался Вася Димитров. А вот участие Славы Горячева в решении вопросов фестиваля бардов подтвердил.
Теперь Гриша перешёл к следующему вопросу.
– Многие участники фестиваля написали в своих воспоминаниях, – сказал он, – что вопрос о разрешении на открытие фестиваля решался непонятно как, неясно где и неизвестно кем.
Но без этого разрешения Дом культуры не мог сделать афишу фестиваля.
В этот критический момент решение вопроса почему-то оказалось за Управлением культуры облисполкома. Там сидел некто Иванченко, и он вызвал Славу Горячева. Слава не нашёл Бурштейна, который в этот момент куда-то исчез, и взял с собой меня.
– И вот мы у Иванченко, – продолжает свой рассказ Гриша. – Я сразу понял, что моя еврейская физиономия не вызвала у него доверия, а вот Горячев с его харизмой – широким русским лицом и уверенной речью, – ему понравился.
Я, в основном, молчал, – говорил Иванченко со Славой. А Слава «уболтал» Иванченко, и тот дал разрешение печатать афишу. Это и было разрешением на проведение фестиваля.
Я подумал: наверное, всё-таки, решение было принято где-нибудь повыше, может быть, даже однофамильцем Славы первым секретарём обкома Горячевым.
А вот, исполнение поручили управлению культуры. Про себя же отметил это невероятное совпадение фамилий, – всё же Горячевы не столь часты, как Ивановы или Смирновы.
Прощаясь, Иванченко уже вёл себя по-панибратски, похлопывал по плечам, долго жал руки…
Грише запомнилась его последняя фраза:
– Как видите, я не консерватор там какой-то. Если бы я был консерватором, усидел бы я в этом кресле 18 лет?
Потом я понял, что этот разговор с Иванченко происходил не в марте 1968 г., а в октябре-ноябре 1967 г., когда ДК "Академия получил первые 3000 билетов на фестивальные концерты, тменно их бурштейн распорядился продавать в начале марта, несмотря на отсутствие разрешения на проведение фестиваля бардов.
В этот момент автомобиль Гриши уже был на парковке около университета. Свободных мест не оказалось, и Гриша предложил Кате заехать на платную парковку, что ею и было сделано. Гриша же вышел из машины и по дороге к зданию университета продолжал разговор со мной.
– А знаешь, – сказал он, – кем потом стал Слава Горячев?
– Я знаю, – сказал я, что сразу после фестиваля бардов он перестал быть директором ДК и уехал работать в Пущино, – его сменил некто Зыков. И Зыков не восстановил финансирование «Интеграла».
– Я знаю это, – подхватил Гриша, – интереснее, что было дальше со Славой: он стал работать в Москве – главным инженером «Театра на Таганке». Вот ведь какие повороты подбрасывает судьба. Потом он вернулся в Академгородок, а впоследствии стал «памятником».
Памятниками в Академгородке называли в 80-х годах членов Общества «Память», которое выросло из другого общества, именовавшегося «Добровольным обществом борьбы за трезвость», или сокращённо «ДОТ». Это было националистическое объединение, которое сегодня в Википедии именуется «русской ультраправой антисемитской монархической организацией. Но в 80-х я со Славой Горячевым уже не встречался, – ни разу не видел его.
Мы ещё раз вернулись к разговору о закрытии «Интеграла», но Гриша уже торопился. Видимо, он уже подошёл к зданию университета.
– Если бы не это требование райкома комсомола о контроле над нами, «Интеграл» мог бы продолжать работать, – сказал он, и я понял, что он грустит об этом.
Он тогда был неистощимым придумщиком многих интегральских дел, но коренные вопросы деятельности клуба были за Толей Бурштейном и Васей Димитровым, поскольку именно к ним сходились все нити управления клубом.
Гриша был рад, что репрессии не коснулись «Интеграла». Пострадали только те интегральцы – руководители клуба, которые подписали «письмо 46» и пострадали не за фестиваль бардов, а за то, что подписали это письмо.
Впрочем, их было четверо: Гриша Яблонский (премьер-министр), Валерий Меньщиков (министр песни), Юрий Карпов (министр социологии) и Светлана Рожнова, которая числилась вице-президентом клуба, хотя и не знала об этом.
Анатолий Бурштейн хорошо понимал, что в изменившихся условиях, когда Дом культуры вывел его из сферы своей деятельности (не только перестал финансировать и давать штаты, но и поставил перед необходимостью платить за аренду помещения и коммунальные услуги), «Интеграл» работать так, как раньше, не сможет, а продолжать работу под неустанным контролем райкома комсомола не хотел, а именно это предлагал ему райком комсомола, сидевший тогда на мешке с деньгами, заработанными «Факелом».
Впрочем, и райком комсомола уже начали критиковать.
Поэтому Бурштейн и решил, что «Интеграл» уйдёт, «хлопнув дверью» и с гордо поднятой головой.
«Бал неучей» в новогоднюю ночь и был тем демаршем, который, правда, кроме самих интегральцев, никто не заметил.
А в сознании людей осталось «воспоминание», что клуб «Под интегралом» закрыли. И об этом пишут многие участники фестиваля бардов.
Пишут, даже несмотря на то, что президент клуба Анатолий Бурштейн постоянно поправляет: «Нас не закрыли. Мы самораспустились!»
И формально это правда.
Продолжение следует: