Неужели это сон.
Мне, почему-то, очень надо ее догнать.
Они вокруг, их множество, они изменчивы, подвижны и многоголосны. их лица стерты движением, хотя иногда я замечаю скалозубые ухмылки, взгляды исподлобья, чувствую их дыхание, их тела, локти. плечи. В их движении, какой-то церемониальный, неведомый мне порядок, какая-то угнетающая неукоснительность. Стой, да ты же весь из их слов, взглядов, прикосновений, они тебя создали...
Ну вот, она опять пропала, я замер в толпе, проклиная себя, пугливо и дико оглядываясь среди колышущихся спин и голов.
Спины, затылки, уши, прикосновения от которых дубеет кожа, взгляды оседают на мне пылью, забиваются в поры, твердеют, жужжание, топот да еще далекий зудящий звук, похоже кто-то играет на гребенке. Они насмешничают и зубоскалят, они издают горловые гогочущие звуки, я почти понимаю их, что мне кажется странным.
Она то пропадала, уменьшаясь, то вырастала, возвышаясь над толпой, но я каким-то шестым чувством узнавал ее, может потому, как легко она проходила сквозь жужжащую толпу, тогда как мне приходилось пробиваться, отталкивая их локтями, натыкаясь на равнодушно-беспощадные взгляды.
Когда и где началось это шествие, затылки, спины, уши, шорох, топот, отдельные слова и далекий протяжный зудящий звук, слева и справа колышущиеся спины, головы, толпа, умноженная сама на себя, живым чудовищем уплывающая в зыбкий мираж. Звук все слышнее, звук все ниже, все гуще, развязанный шнурок затоптался, некогда, надо бежать.
Ну вот, я почти догнал ее. Я на удивление спокоен, вижу ее совершенно плоскую, без складок, спину затянутую блестящим трико, меня не пугает даже догадка что трико это и есть ее плоть, я беру ее за руку, я совершенно спокоен, рука теплая и хрусткая, напоминает сухую пергаментную бумагу, такие, должно быть, руки у мумий…
Неужели это сон…