Шахматы

Андрей Звягин
     …Дверь кабинета скрипнула, открылась, и на пороге появился Александр – крупный пухлощекий мужчина лет пятидесяти пяти. Он довольно улыбался.

     Чиновники в отделе испуганно подняли головы и с немым вопросом уставились на него.

     – Вячеслав Семенович взяли папку с отчетами и ушли грустные к первому заму. Это надолго! Его там сейчас… – после паузы ехидно ответил он и сделал неприличное движение бедрами.

     Все засмеялись.

     По кабинету будто прошла волна, унося с собой страх и напряжение. Люди  отодвинули печатные машинки, побросали ручки и устало откинулись на спинки стульев.
     Кто-то поднялся, включил верхний свет, и кабинет стал виден целиком – два ряда столов, наглухо занавешенные окна, шкафы вдоль стен, бесконечные стопки документов, и десяток человек, только что сосредоточенно корпевших над бумагами.
Валентин, похожий на врача хрупкий седовласый старичок, обладатель быстрого насмешливого взгляда; сидевший позади него Олег, почти такой же седой, но крепко сложенный, с гордым и строгим лицом; Владимир, полноватый и немного женственный юноша, профсоюзный активист, он то и дело отбрасывал со лба длинные вьющиеся волосы; Любовь Валерьевна, серьезная женщина в возрасте, когда-то перевалившем за средний; Сергей, немолодой, лысый и задумчивый, который сидел за столом, развернутым к остальным, и поэтому считался вроде как старшим в кабинете, особенно когда начальник надолго уходил, и еще несколько сотрудников Министерства.

     –  Сделаем перерыв! – сказал Сергей.

     – Да, надо отдохнуть…. – проговорил Валентин, отодвинул стул и с удовольствием потянулся, – давно хотел спросить, никто не знает, что случилось с нашим цветком? – добавил он, повернув голову к подоконнику.

     Цветок действительно представлял собой жалкое зрелище. От него, можно сказать, остался один скелет. Листья пожухли и обуглились, стебель клонился вниз, и даже земля в горшке покрылась пеной, шипела и пузырилась, как будто ее ошпарили кислотой.

     – Ничего удивительного, – флегматично ответил Олег, – я на секунду отвернулся, и Любовь Валерьевна по своему обыкновению налила мне в кофе яда. Я выплеснул кофе в горшок, и вот что получилось.

     Раздался дружный смех. Любовь Валерьевна покраснела, обиженно надула губы, однако ничего не ответила и отвела взгляд в сторону.

     – Зачем выливать яд в цветок? – возмутился Сергей, – неужели трудно открыть окно? Вы не понимали, что случится? И как можно отворачиваться, если на столе чашка кофе, а рядом Любовь Валерьевна? У вас есть хоть какой-то инстинкт самосохранения?

     – Уследишь тут, – буркнул Олег. – Посмотришь – вроде далеко, не дотянется, а потом – раз, и она уже здесь, подливает из флакона что-то тебе в чашку. Как это у нее получается, ума не приложу.

     – Я никогда никого не пыталась отравить! – Любовь Валерьевна наконец собрала силы и сумела возмутиться. – Откуда такое вообще могло прийти в голову?

Сергей устало махнул рукой.

     – Любовь Валерьевна, перестаньте обижаться. Вы прекрасный сотрудник, мы вас очень ценим, но привычка подливать коллегам яд в кофе порой заставляет нервничать. Хотя вспомните, когда вам за это последний раз делали замечание? А поначалу было очень нелегко! Вячеслава Семеновича столько раз вызывали в отдел кадров, мол, почему у вас чудовищная текучка сотрудников, ребята приходят молодые, здоровые, что, в конце концов, происходит? Как объяснить, что есть такая Любовь Валерьевна, любящая добавлять в кофе яд? Сейчас мы уже смирились, понятно, что идеальных людей не существует, у всех свои недостатки, но теперь по вашей с Олегом вине погибло невинное растение!

     Александр расхохотался и Любовь Валерьевна злобно повернулась к нему. Чиновники захихикали.

     – Вы позволяете себя смеяться надо мной, а сами тайком едите грибы из шкафа! Да-да, те самые, что растут на документах!

     Снова раздался тихий смех. Все с удовольствием наблюдали за перепалкой.

     – Когда я ел грибы? – побледнел Александр, – я отродясь не употреблял ничего такого…
     – На прошлой неделе! Все ушли на совещание, и вы остались в кабинете один!
     – Если я был один, то как вы могли узнать об этом?
     – Мне пришлось вернуться за удостоверением!
     – Чтой-то я вас не помню! – сдавленным голосом возразил Александр.
     – Конечно, когда я зашла, у вас глаза вращались в разные стороны, где было меня увидеть!

     Все опять засмеялись, улыбнулся даже суровый Олег.

     – Да, гриб – штука тонкая, – протянул Валентин, – раздвигает границы восприятия. Особенно тот, что растет на отчетах. Грибы со справок – какие-то не такие, слабенькие. Хуже них только с запросов, их вообще горстями жрать можно, никакой пользы, мир вокруг не меняется совершенно. А вот отчетные… – он мечтательно втянул воздух и цокнул языком, – но я, конечно, никогда грибы не пробовал.

     – И правильно! – отозвался Владимир, рассматривая свои ухоженные ногти,  – грибы – зло! Говорят, список смертных грехов скоро расширят и туда будет внесено употребление грибов. Проект уже на самом верху, на подписи. Я, правда, слышал, что их выдают судейским, чтоб правильно судили. По закону, ну или как там у них заведено. Для этих, наверное, сделают исключение или введут особый порядок. И так и должно быть, ведь мы не хотим, чтобы нас судили люди, не открывшие сердце безумному голосу истины!

     – Кстати, о грибах! – снова оживился Валентин, – пока Вячеслав Семенович страдает у начальника за наши грехи, может, воспользуемся случаем и сыграем в шахматы?
     – В шахматы? – хмыкнул Олег. – И с кем вы собрались играть?
     – Да хоть бы и с вами, – перекинув ногу за ногу и скрестив на груди руки, с вызовом произнес Валентин, – испугались?
     – Испугался? Страх мне неведом! Шахматы – значит, шахматы! Перчатка брошена? Я готов! 
     – Отлично!

     Валентин повернулся к Олегу, на столе которого чиновники разложили видавшую виды деревянную шахматную доску и расставляли фигуры. Все в отделе подошли ближе, кто-то пододвинул стул, а кто-то просто встал рядом. Лампы у потолка и за соседними столами погасили, чтобы тени, как и полагается, могли принять участие в игре.

     Олег взял две пешки, черную и белую, и спрятал их в своих широких ладонях.

     – Где? – он вытянул кулаки к Валентину.
     – Думаю… здесь! – Валентин показал на левую руку.

     Олег раскрыл пальцы, и на свет явилась черная фигура.

     – Первый раунд за мной, – усмехнулся Олег. – Фортуна благоволит тем, кто этого заслуживает.
     – Посмотрим, что будет дальше, – без смущения ответил Валентин. – Фортуна бывает такой же капризной, как Фемида, и с ней тоже можно договориться. 

     Началась игра. Олег на первом ходу передвинул центральную пешку, а Валентин в ответ отправил вперед пешку, стоявшую ближе к правому краю доски.

     – Сицилианская партия, – пробормотал Олег серьезным голосом, – признайтесь, вы продали душу дьяволу?
     – Да, сегодня я коварен! – вскричал Валентин и потер ладошки. – Я верю в себя! Даже в шахматах интеллект обычно побеждает грубую силу.

     Далее события развивались медленно, но, как говорится, неотвратимо. Через несколько минут,  после серии жестоких разменов, когда в шахматное небытие за край доски переместились несколько черных и белых фигур и стали вместе с сотрудниками отдела молчаливо наблюдать за игрой со стороны, одна из белых фигур была унесена к ним неотомщенной, без своего черного двойника; а затем другая, третья… и спустя минуту уже вконец помрачневший Олег, глядя на доску взором тоскливым и безнадежным, глубоко вздохнул и сказал:
     – Сдаюсь.

     Валентин, хотя и ожидал этой фразы, воскликнул что-то радостно-нечленораздельное, ударил себя по коленкам и ненадолго пустился в пляс.Чиновники наперебой начали его поздравлять и обсуждать ход игры.

     Брошенный всеми Олег, чтобы не смотреть на это торжество несправедливости, отвернулся и неподвижно буравил взглядом стену.

     – Не спорьте с тем, – сказал ему Валентин, – что сдаться вам стоило раньше. Вы не хотели признавать поражение и затянули партию, причинив своему шахматному воинству дополнительные страдания. Зачем? Образованные люди должны сдаваться быстрее! На что вы надеялись, на мой инфаркт? Даже в его случае вам все равно бы засчитали поражение.

     – Это почему же? Давно известно, что инфаркт – форма капитуляции. Ваше положение было предпочтительнее, но откуда нам знать, что у вас в голове. Может, вы трус, паникер, и имеете тайные суицидальные наклонности. Жаль, что они не дали о себе знать во время партии, и мои надежды на чудо не оправдались. Да, судьба безжалостна, а жизнь абсурдна. Кто мы? Всего лишь пылинки, подхваченные молчаливым космическим вихрем. Фигуры на доске, которые переставляет неведомый кукловод, ну и еще около двух десятков подобных метафор.

     – Кстати, а на что мы играли? – прервал его Валентин.

     – Поскольку ни о чем заранее не договаривались, значит, ни на что, – почувствовал недоброе Олег.

     – То есть как это, «ни на что»? Мы всегда играли на что-то, значит, и  сейчас тоже. Просто так! С ума сойти! Я начал сицилианскую партию, рисковал душой, и вдруг выясняется, что ничего за это не получу. В конце концов, вы слышали слово – «традиции»? Они заведены не нами, и не нам их менять. На конкурсах художественной самодеятельности, как известно, и не такое происходит, но никто не возмущается.

     – Денег у меня нет, –  мрачно проговорил Олег. – Зарплата была давно, я даже не уверен, что смогу дотянуть до следующей.

     – Играть на деньги пошло, – произнес Валентин. – Да и зрителям надо будет тоже что-то давать, и Вячеславу Семеновичу, по инструкции, десятину. Есть ли смысл в этих копейках? Нет, мы играли на другое.

     – Я не разрешу рубить себе пальцы, – тихо сказал Олег. – И не заикайтесь об этом. Нет, и все. Даже обсуждать не буду.
     – Всего один!
     – Нет! Я печатаю на машинке десятью пальцами!
     – Хотя бы мизинец!
     – О чем вы говорите?! Мизинцами я выполняю половину работы! Как я уложусь потом в график? Прощайте, премиальные! Вы этого добиваетесь?! Попахивает заговором!

     – Хорошо, давайте тогда на желание, – присоединился к разговору Владимир.
     – На желание? Все мы знаем ваши желания! Живым не дамся, так и знайте. Я лучше выпью кофе с Любовью Валерьевной.
     – Приготовить? – встрепенулась она, – я мигом!

     – Пока не надо, – остановил ее Валентин, – еще не потеряна надежда на мирное разрешение конфликта.
     – Компромисс возможен, – вдруг сказал Сергей. – Если ему так дороги пальцы, то давайте просто выпорем его розгами и на этом покончим. Думаю, вариант устроит обе стороны. Розги в углу, за шкафом. Я чувствовал, что они скоро пригодятся.

     – Я не позволю себя пороть, – тихо произнес Олег. – Это унизительно.
     – Ну, знаете! – возмутился Валентин, – раньше надо было думать! Все ему, видите ли, не так! Унизительно! Будете капризничать, мы вас свяжем и решим, как поступить, без посторонних советов. Жизнь – суровая штука, вы сами это только что говорили. Любовь Валерьевна, сделайте, пожалуйста, нам с Олегом по чашке кофе, причем мне не надо, а ему две порции.

     – Конечно, одну секундочку! – и Любовь Валерьевна с удивительной для ее грузного тела прытью кинулась к шкафу.
     – Отставить, – с горечью сказал Олег. – Я согласен на розги.

     – Розги, хм… – размышлял вслух Валентин. – Не мало ли? Пусть в отделе справок играют на розги, это их уровень. У нас здесь уважаемые люди с большим стажем работы в Министерстве, а им предлагают какие-то розги. Несерьезно.

     – Давайте тогда их посолим для большего эффекта, – предложил кто-то.
     – Посолим?! – взвился Олег. – Может, еще и поперчим?!
     – Хорошая мысль! У нас есть перец?

     Облазили все полки и шкафы, посмотрели даже там, куда сто лет не заглядывали, но перца не нашлось. Зато отыскали несколько припрятанных пузырьков с бурой маслянистой жидкостью, которые заметно смущенная Любовь Валерьевна попросила не трогать.

     Также под ворохами бумаг нашли забытое кем-то и уже высохшее человеческое ухо, истыканную иголками куклу неизвестного клерка, чемодан, внутри которого таился странный механизм с комплектом сменных насадок, похоже, предназначенный для совершенно непристойных целей, окровавленный тесак с многочисленными зарубками на рукояти, высокомерно посматривающего на всех клыкастого каменного идола, истрепанную от частого употребления книгу проклятий карманного формата, наручники с меховой оторочкой и биркой с инвентарным номером, а также стильный кожаный намордник, который чиновники сразу бросились примерять на себя, после чего Сергей, опасаясь дальнейших находок, велел розыски прекратить.

Скоро все успокоились и перешли к обсуждению технических деталей экзекуции.

     – Кто будет пороть? Сергей, вы?
     – Нет, мне больше нравится смотреть. Это касается не только телесных наказаний.
     – Давайте, я, – сказал Александр,  – я уже два месяца никого не порол, а организм требует. Снимайте штаны, ложитесь.

     – Не хочу, – вновь заупрямился Олег.

     – А если я вам помогу расстегнуть брюки? – с надеждой спросил Владимир. – Я хорошо умею это делать. И чтоб вам было легче, можно вас связать и вложить в рот пачку документов. По инструкции, документы с отпечатками зубов остаются действительны. Мы люди опытные, криков не боимся, но вдруг по коридору будет проходить кто-то новенький и несмышленый? Зачем брать ненужный грех на душу?
     – Не прикасайтесь ко мне! Я сам! И кричать я не собираюсь!

     Олег встал, недовольно сопя, расстегнул ремень, приспустил штаны и лег животом на стол.

     – Бейте, ироды.

     – С оттягом лупить?  – осведомился у него Александр, взмахнув розгой в воздухе. – Эх, хороша! Хорошую розгу по звуку определить можно. И не сильно гладкая, по коже смачно пойдет. Все, как я люблю. До чего прекрасная игра – шахматы!
     – Решайте сами, – пробурчал Олег и отвернулся. – Как вам будет удобнее.

     – Тогда, наверное, с оттягом, – задумчиво сказал Александр. – У бывалых чиновников от постоянного сиденья филейная часть до того толстой кожей покрывается, что не прошибешь. Шкура носорога, и только. Порка теряет всякий смысл. И не говорите мне о моральном аспекте! Начальство с нами что только не делало, по сравнению с тем прилюдное бичевание – пустяки.
     – Давайте уже быстрее! – прервал его Олег.

     Александр взял солонку, постучал по ней пальцем и густо посыпал солью обнаженные ягодицы Олега.

     – Нормально так? – Александр оглянулся на зрителей.
     – Можно еще. Соли у нас хватает, нечего ее жалеть, – ответил кто-то.
     – Как скажете.

     Александр посыпал еще и ладонью равномерно размешал соль по всей поверхности.

     Затем отошел и полюбовался. Убеленная задняя часть Олега в полумраке интересно контрастировала с его багровой от напряжения физиономией и казалась густо наложенным гримом на лице актера. Но здесь не было ни театра, ни грима. Никакой фальши. Даже лицо заменяла другая часть тела.

     – Красиво, – сказал Александр и немного поправил пальцем витиеватые соляные разводы.
     – Когда вы, наконец, начнете? – возмутился Олег. – Я тут неделю лежать буду?!

     Александр похлопал его ниже спины.

     – Не волнуйтесь, дружище, мы о вас не забыли. Сейчас приступим.
     Он взял розгу, эхнул и ударил. Хорошо, звонко, зрители даже зааплодировали. От удара соль подпрыгнула с ягодиц Олега и закружилась над ними, освещаемая мистическим светом лампы.

     Александр ударил второй раз. Потом еще и еще.
 
     Олег, как и обещал, не проронил ни звука.

     – Какая воля у человека, – сказал Александр. – Кремень. А если так? – замахнулся он, перехватив розгу двумя руками.

     Но Олег по-прежнему безмолвствовал.

     Ближе к концу процедуры Александр утомился, на лице выступил пот, он начал тяжело дышать и делать паузы.

     – Смотришь на вас, и понимаешь, что вы всю душу вкладываете в работу. Надо было молодежь привести поучиться, – восхитился Сергей.
     – Теперь в другой раз, – ответил Александр, вытерев лицо.

     Еще пяток ударов – и все закончилось. Олег слез со стола, не глядя на коллег, которые принялись интересоваться его самочувствием и предлагать помощь, надел брюки, и, поморщившись, сел на свой стул. Разговаривать он ни с кем не захотел и казался на что-то обиженным.

     Люди еще постояли и разбрелись по своим рабочим местам.

     …Олег еще долго сидел мрачный и надутый. Не поднимая глаз, он печатал на машинке.

     Чиновники тоже молча занимались своими делами, но потом начали переглядываться, и, без сигнала, будто мысль одновременно всем пришла в голову, стали потихоньку передвигать стулья, на которых сидели, ближе к Олегу. Приподнимутся, передвинут, и опять сядут. Шажок за шажком. Неслышно, без скрипа и шарканья.

     Верхний свет так и не зажгли, и Олег долго ничего не замечал.

     А затем он поднял голову и увидел, что рядом сидят люди, смотрят на него, виновато улыбаются, и может, даже просят прощения, ведь у каждого есть какие-то грехи, о которых он забыл или вовсе не подозревал.

     Олег быстро и обиженно отвернулся, но потом опять взглянул на коллег.
Заулыбался. Сначала нехотя, кусая губы,  но дальше все-таки не выдержал и улыбнулся по-настоящему.

Посмотрел на всех.

     …Жить надо здесь и сейчас, молчаливо как бы говорили друг другу чиновники.   
Везде стоит находить положительные стороны.

     Как учил древний философ, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Разве убивала кого порка в кабинете? А вот сильнее – делала! Однозначно! Поэтому, если впал в тоску и уныние, не ходи к психологу, лучше снимай штаны и ложись на стол. Так быстрее и надежнее.   

     Страданием вообще можно наслаждаться! Общество издевается над тобой? Так научись страдать с удовольствием! Это просто, надо только захотеть. Разве нет здесь мудрости и великой идеи? Сделать людей счастливыми через страдание обойдется государству гораздо дешевле, чем другими способами.
 
     И пороли-то целых двадцать минут назад!

     Может, стоит отпустить прошлое, и обратить внимание на то, что происходит сейчас?

     Не жить в злобе и неодобрении, и не пропускать те моменты радости, которые тебе пытается подарить судьба? Не избегать счастья и улыбаться каждому дню?

     …Услышал это Олег и понял, что находится в кругу друзей, понял, что нужно не откладывать жизнь, наслаждаться каждой минутой, и много чего еще понял.   

     Рассмеялся счастливо.

     …Долго они сидели, со смехом вспоминая шахматную партию, а потом вернулись за свои столы и продолжили работать, и уже никто, даже Вячеслав Семенович с его наметанным взглядом и кошмарной подозрительностью, не смог бы догадаться о том, что недавно произошло в кабинете…