Adieu

Adieu*

Яркое солнце стремительно поднималось над горизонтом. Рассвет лишь начинает проявлять очертания в силуэты, а затем в дома и деревья небольшого приморского городка, как вдруг солнце выскакивает над миром, превращая черно-белый набросок в цветную картину.
Инспектор полиции Мокрэ сидел на веранде перед закрытым кафе. Бессонница подняла его с постели глубокой ночью. Он побродил по родному городу и пришёл к этому кафе, напротив маленькой пекарни. Ему вдруг захотелось свежей выпечки. Кафе, конечно, откроется ещё не скоро, но вот пекарь начинает своё ремесло очень рано. Мокрэ не раз пользовался его услугами в виде внеплановых круассанов из слоёного теста.
— Доброе утро, инспектор! — приветливо улыбнулся пекарь, взмахнув рукой.
— Доброе, Паскаль, — отозвался Мокрэ, сняв с головы шляпу и положив её на столик перед собой, — оно станет ещё добрее, когда аромат твоей чудесной выпечки коснётся моих ноздрей.
— Уже совсем скоро, — ответил Паскаль, поднимая жалюзи входной двери своей пекарни.
Мокрэ сунул в рот зубочистку и, прикрыв глаза, откинул голову назад. Утреннее солнце проявило мелкую с проседью щетину небритого подбородка полицейского. Бриться он предпочитал строго после восьми утра. Тогда щетина не отрастала до самого вечера. А если побриться хотя бы в половине восьмого, то к обеду будет ощущаться значительная шероховатость поверхности лица. Из этого инспектор сделал однозначный вывод, что волосы наиболее интенсивно растут именно в утренние часы, именно до восьми часов утра.
Вкусный сладкий запах не заставил себя долго ждать. Тесто, замешанное накануне, быстро поднималось в раскалённой печи Паскаля. Послышался свисток закипевшего чайника. Пекарь всегда заливал в кофейник уже вскипячённую воду. Ему было некогда следить за тем, чтобы кофе не оказался на плите. Ещё через пару минут, перейдя через узкую улочку, Паскаль нёс инспектору чашечку ароматного кофе по-восточному и пару румяных «османских полумесяцев».
— О-о! Благодарю тебя, любезный Паскаль, — очнулся от своих мыслей Мокрэ, потягивая носом букет горячих запахов.
Он осторожно взял в руки круассан, с хрустом разломив его пополам. Несколько поджаренных крошек упали на стол, а из надломленного рогалика вверх устремились пары свежей выпечки. Форма этого мучного изделия пришла во Францию из Вены, но только французские повара догадались изготавливать его из слоёного теста с маслом.
— Инспектор, — раздался запыхавшийся голос Круасье, — я знал, что застану Вас здесь, когда не нашёл дома!
— Молодец! Вы настоящий сыщик, — с некоторым недовольством пробормотал инспектор, — не дадут выпить чашку кофе.
— Инспектор, — продолжал говорить его помощник, — дело чрезвычайной важности!
Мокрэ попеременно смотрел, то на половинки разломленного круассана, то на кофе. Внезапное появление подчинённого внесло явное замешательство в последовательность его намерений и действий.
— Дело… — хотел было продолжить прибежавший полицейский.
— Помолчите, Круасье, — наконец, раздражённо, рявкнул инспектор.
Помощник замолчал, а недовольный инспектор откусил слоёный рогалик. В наступившей тишине было слышно, как он пережёвывает хрустящую корочку. Однако, если ещё минуту назад Мокрэ с нетерпением ждал этого мгновения, то теперь хруст булочки только усугублял раздражение инспектора. Сладостный момент интимной близости с рассветным завтраком нарушал стоящий рядом помощник, переминающийся с ноги на ногу. Быстро дожёвывая, запивая обжигающим язык кофе, инспектор встал из-за стола. Взял свою шляпу, не забыв прихватить с собой второй круассан.
— Пойдём, — буркнул он полицейскому, — по дороге расскажешь.
— Так вот, инспектор, дело чрезвычайной важности! Этой ночью на пляже была обнаружена женская одежда.
— Хм! Так это чрезвычайно важно — одежда на пляже?
— Это ещё не всё. Во-первых, это была вся одежда. Ну, Вы понимаете?
— Совершенно ничего не понимаю. Что значит «вся»?
— Это значит, что вся, включая нижнее бельё.
— Ну и что? Переоделась в купальник или пошла купаться нагишом.
— И не вернулась обратно!
Инспектор остановился, достал из кармана захваченный круассан.
— Не вернулась? — он пристально посмотрел на рогалик, понюхал, прикрывая глаза от удовольствия, — может акула съела?
— Какая акула?
— Белая. Ладно, продолжай, — сказал он Круасье, откусывая кусочек булочки.
— Да, не вернулась. Но это было, во-первых. А, во-вторых, одежда не просто лежала на песке.
— А что-же она делала? — усмехнулся Мокрэ, проглотив прожёванное.
— Из одежды было выложено слово!
— Слово?
— Слово, или даже послание.
— Кому? Какое?
— «ADIEU»!
— Сколько же у неё было с собой одежды?
— Не так много. Но недостающие элементы букв были прочерчены на песке неизвестным предметом.
— Вот как? Я подозреваю, что у тебя припасено и в-третьих?
— А как же. В-третьих, неподалёку от послания обнаружены явные следы борьбы!
— Какие?
— На плотном ночном песке я заметил следы особенно глубокие, часто с большим уклоном. Это могло произойти только, если сильно упираться в песок ногами, бороться или тащить. Я нашёл признаки всех трёх составляющих.
— Значит, по твоему, там упирались, боролись, а потом тащили?
— Последовательность действий мне установить не удалось. Молодая парочка, которая обнаружила на берегу одежду, позвонила в полицию. Я, как раз сегодня оказался дежурным и мгновенно отправился на пляж. Но ночью с фонариком было не очень просто во всём разобраться.
— Да-да, конечно.
— Но я оцепил место происшествия ленточкой. Там сейчас дежурит сержант Роже.
— А где парочка, которая звонила?
— Понятия не имею.
— Как так?
— Они нас не дождались. Сказали только по телефону, что одежда лежит метрах в двадцати левее от ажурной лестницы, напротив таксофона. Видимо из него и был сделан этот звонок.
Инспектор с помощником подошли к таксофону.
— Надо снять отпечатки пальцев, — приказал Мокрэ, — очень часто именно те, кто вызывает полицию, впоследствии оказываются причастными к преступлению.
— Понятно! Круасье на мгновенье остановился у стеклянной кабинки, осмотрев её сверху донизу.
Мокрэ твёрдым шагом перешёл проезжую часть. Миновал набережный променад. Спустился вниз по ажурной металлической лестнице. Здесь он особенно внимательно стал осматривать песчаную поверхность пляжа. Солнце ещё не высушило из него влагу, накопленную за ночь. Роже указал инспектору на участок, который Круасье отметил, как место предполагаемой схватки. Местами на вмятом песке были отчётливо видны отпечатки подошв обуви.
— Видите? — подоспел Круасье.
— Вижу-вижу, — не отрываясь от следов борьбы, ответил инспектор.
— Роже, — помощник инспектора обратился к сержанту, — срочно экспертов и фотографа сюда! Таксофон, отпечатки, фото следов, пока не осыпались, — всё, как положено.
— И рыбаки, — добавил инспектор, — нужно опросить рыбаков, не попался ли кто им в сети?
Он присел на корточки перед следами.
— А обувь-то совершенно разная, — задумчиво проговорил Мокрэ себе под нос.
— Что значит «совершенно разная»? — не понимая переспросил Круасье.
— Это значит, что они явно пришли сюда порознь или случайно встретились.
— Почему?
— Маленькие женские следы имеют рифлёные отпечатки спортивной обуви. Другие следы гладкие, оставлены мужскими туфлями с каблуком. Если бы они оба шли купаться, то мужчина вряд ли надел туфли, — Мокрэ достал коробку с зубочистками, — а если бы они вместе гуляли, скажем, после ужина, женщина не была бы в спортивных тапочках.
— Значит, преступник поджидал свою жертву. Потом внезапно напал на неё. Сорвал всю одежду и…
— И-и… И что же произошло? Я всё же не думаю, что туфли — подходящая обувь для преступления.
— Тогда не спланированное, — предположил Круасье, — спонтанное. Увидел на пляже женщину. Спрыгнул на неё сверху и…
— Всё может быть, — задумчиво произнёс Мокрэ, — посмотрим на вещи или, как ты говоришь, на послание, — он зажал в зубах одну из своих зубочисток.
Неспешно обойдя вокруг зону борьбы, инспектор подошёл к оставленным вещам.
— ADIEU, — прочитал он.
Лёгкие женские брюки и пиджак составляли две первые буквы. Трусики с кедами вырисовывали букву «Е». Тонкая маечка или что-то похожее на неё, завершала слово. Центральная буква «I» и перекладина буквы «А» были прочерчены на песке неизвестным предметом.
— Судя по одежде, дама не пожилая, — заключил инспектор.
— Я бы даже сказал, хорошенькая, — подтвердил помощник.
— Да? — Мокрэ вопросительно посмотрел на Круасье.
— Обтягивающие брюки… Я уже не говорю о нижнем белье.
— Да, ты прав. Давненько я такого не видел. Значит, пропавшая — молодая симпатичная женщина, девушка.
На пляже появились полицейские эксперты.
— Мне нужны чёткие фотографии всего, — уточнил для них задачу Мокрэ, — особенно отпечатков обуви на песке. И не забудьте про отпечатки пальцев на таксофоне!
Он подошёл к Круасье.
— Нужно обойти все магазины женской одежды и выяснить, кто, мог купить эти вещи.
— Мне дождаться фотографий или…
— Фотографий, естественно, вещи нужно будет отвезти в участок, как улику.
— Понял.
— И, кстати, вещи-то не были сорваны с жертвы. Все они целёхоньки. Но зачем было их раскладывать в виде слова и кому? Жертве? Преступнику?
— Не представляю себе, как голая девушка выкладывает «ADIEU».
— Но и преступник не станет этого делать, тратить время. Если он её убил, удушил, утопил…
— Изнасиловал, — добавил Круасье, — ведь вся одежда снята.
— Вот именно, что снята, а не сорвана. Это тоже большая загадка, — задумался инспектор, — а с рыбаками я, пожалуй, сам поговорю. Здесь мне делать больше нечего.
От рыбаков Мокрэ узнал, что этой ночью исчезла лодка Леона. Сам он тоже куда-то пропал. Однако туфли молодой рыбак никогда не носил. В море он надевал сапоги, а в городе предпочитал спортивную обувь. Также рыбаки заметили, что Леон запасает на лодке провизию. Но на вопросы об этом отшучивался, что его может унести штормом к неизвестным берегам. Хотя до рыбаков доносились слухи об этом «шторме». Было заметно, что Леон влюбился, но с кем именно он встречается, никто из рыбаков не знал.
Мокрэ направлялся к дому Леона, чтобы расспросить его родителей. По дороге он всё прокручивал у себя в голове возможные версии происшедшего. Во всяком случае, теперь пропавших становилось двое, если девушка вообще пропала.
— Инспектор, — на перекрёстке появился Круасье, — я нашёл!
— Девушку?
— Почти. Я нашёл магазин, в котором предполагаемая жертва покупала себе стильный жакет. Мы думали, что это пиджак, а это, оказывается жакет. Ещё бывает блейзер…
— Круасье, — перебил его инспектор, — ты что, решил мне ликбез устроить по женской моде? Говори, что узнал.
— Жакет совсем новый. Куплен в магазине на улице Ришелье. А покупательница, некто Валентина, жена владельца рекламной компании. У него яхта и дорогой автомобиль…
— И? — Мокрэ почувствовал, что должно ещё прозвучать ключевое «и».
— И он носит дорогие туфли на каблуке. Ростом он ниже, чем деньгами.
— Идём к нему. Родители Леона подождут.
— Какого Леона?
— Рыбака. Не важно. Как зовут рекламщика?
— Бак.
— Какой ещё бак? Мусорный? Или это имя такое?
— Это фамилия. Он американец. А, что с рыбаком-то?
— Да, пропал какой-то рыбак, зовут Леон.
— Между ним и посланием есть какая-то связь?
— Не знаю пока. Вроде ничего особенного. Только вот другие рыбаки заметили, что он собирался в длительное плавание. Возможно не один, а с подругой.
— А эта подруга не может быть Валентиной?
— Круасье, перед путешествием одеваются, а не раздеваются донага. К тому же она замужем за состоятельным американцем, а Леон — обычный рыбак.
— Да, конечно, — согласился Круасье, — а вот и дом господина Бака, супруга Валентины.
Служанка открыла дверь на звонок полицейских.
— Доброе утро! Можем мы увидеть господина Бака?
— Господина Бака нет дома.
— Он уехал утром? Я инспектор Мокрэ.
— А что случилось?
— Мадам, вопросы принято задавать полицейским, а Вы должны на них отвечать.
— Я…
— Итак, когда господин Бак покинул дом и куда он направился?
— О его направлениях мне ничего не известно. Дом он покинул вчера, сразу после обеда.
— Он обедал один?
— Он обедал с госпожой Валентиной, как обычно.
— Валентина осталась дома?
— Нет. Она ушла первой прогуляться по набережной. Бак не любил случайных встреч, и потому Валентина одна ходила на вечерние прогулки.
— Он ушёл сразу после супруги?
— Не совсем, минут через пятнадцать.
— Где он мог переночевать кроме гостиниц?
— Откуда мне знать…
— Инспектор, — вмешался в разговор Круасье, — а может на яхте?
— Как называется яхта?
— «Валентина», — ответила служанка.
— Хм, кто бы мог подумать, — хмыкнул Мокрэ, отходя от двери.
На улице инспектор достал свои зубочистки.
— Так, — подытожил Мокрэ, — значит, муж утопленницы тоже пропал.
— Утопленницы? — удивился Круасье.
— Я так обозначил её для своего удобства.
— Сплошные исчезновения…
Яхту искать не пришлось. Её указал первый, кто встретился полицейским у причала. Взойдя на борт, Мокрэ спустился в открытую дверь. На полу валялась открытая бутылка виски. Жидкость в бутылке и на полу, свидетельствовали о том, что её обронили почти полной.
— Кажется, мы на верном пути. А, Круасье? — довольно прищурился инспектор, — откровенные следы продолжения пляжной драмы.
— Песок на полу, — поддержал своего патрона помощник, — может, и Валентина здесь?
— Никого здесь больше нет, — раздался голос из следующего помещения.
— Месье Бак, — поинтересовался Мокрэ, — или господин?
— Как угодно, — на пороге появился растрёпанный мужчина, — мне теперь всё равно, месье, господин, какая разница… К вашим услугам.
Волосы американца были нечёсаные. Рубашка расстёгнута и, видимо, не снималась на ночь, поскольку имела изрядно помятый вид. Из-под брюк торчали босые ноги.
— Где ваша жена?
— Какое ваше дело? — с болью в голосе, почти простонал Бак, — чего вы все вечно суёте нос в мои личные дела? В мою личную жизнь?
— Дело перестаёт быть личным, господин Бак, когда речь идёт о преступлении. Моя фамилия Мокрэ. Я инспектор полиции. А это мой помощник Круасье.
— О, как! О преступлении? О каком? — американец поднял мутные от горя глаза, — а-а, вы, наверное, нашли синяки на её теле.
— Мы не нашли синяков. Мы не нашли самого тела, господин Бак. Где вы его спрятали?
— Что?
— Где Вы спрятали тело своей бывшей жены, — не удержавшись, пояснил Круасье.
— Тело? Бывшей? Я, ничего не понимаю, — его блуждающий взор наткнулся на полупустую бутылку, валявшуюся на полу.
— Можете глотнуть для восстановления памяти, — заметил его взгляд Мокрэ.
Бак поднял бутылку. Сделал пару глотков и, сморщившись, плюхнулся на диван.
— Итак, — продолжил инспектор, — переформулирую свой вопрос: при каких обстоятельствах Вы виделись с Валентиной в последний раз?
— Что всё-таки произошло?
— Произошло то, что вместо тела с синяками, как Вы утверждаете, мы нашли только следы борьбы и adieu.
— Прощайте, прощайте… Я хочу побыть один.
— Вы неправильно меня поняли. Мы не прощаемся с Вами. Что означает надпись на песке выложенная одеждой вашей супруги? Но главное, где она сама?
— А шут её знает, где она, — он сделал ещё один маленький глоток, — а надпись сделал я.
— Зачем? Рассказываете всё по порядку, так будет проще.
— Ладно, что ж теперь делать, один кляп, всё это будет перемываться на каждом углу этого захолустья. Я давно стал замечать перемены в поведении Валентины. Было очевидно, что в постели со мной она словно отбывает наказание. Да и доброжелатели не заставили себя ждать, в этом поганом городке, подбросили пару веток к угольку моего сомнения.
— Поэт, тоже мне… — недовольно прошептал Круасье.
— Я проследил её несколько раз, — продолжал Бак, — она встречалась с этим дурацким рыбаком.
— Леоном, — догадался Круасье.
— Да. Но я любил её…
— Так, всё-таки, Вы говорите о ней в прошедшем времени, — подчеркнул помощник.
Бак взглянул на него исподлобья.
— Но недавно до меня дошли слухи, что она хочет сбежать от меня с этим ничтожеством. Конечно, открыто собирать свои вещи она не могла, и мне показалось, что Валентина догадывается о моей осведомлённости.
— Почему? — Мокрэ достал зубочистку.
— Последнее время перед своими вечерними прогулками она словно демонстрировала мне, что выходит из дома налегке. А вчера:

— Ты не идёшь со мной? — машинально спросила Валентина, хотя этот вопрос явно был риторическим.
Бак молча проводил её взглядом. «Сегодня она даже сумочку не взяла с собой! Почему такая явная попытка показать мне, что уходит налегке?» — защемило у него в груди. Бак вдруг почувствовал себя тревожно, обеспокоенно и напряжённо. «А ведь у неё в сумочке лежат ключи! Они ей больше не понадобятся?»
Он бросился к своей машине. Петляя по городу, чтобы не попасться Валентине на глаза Бак выехал к набережной. Здесь, на окраине города, Валентина встречалась со своим любовником. Американец вышел из машины. Он огляделся по сторонам, кругом никого не было. Перебежав к пляжу, он перепрыгнул ограждение, оказавшись на песке, в тени стены. В море мерцал огонёк рыбацкой лодки.
— Потаскуха, — прошипел Бак, — сбежать от меня вздумала?
Справа от него послышались торопливые шаги, сбегающие по металлической лестнице. Это была Валентина. Она помахала в море рукой в свете последнего фонаря на набережной. Потом её фигура проскользнула в тень, прямо в руки своего мужа.
— Стой! — схватил он её за руки, — куда это ты собралась?
— Ай! — от испуга и неожиданности Валентина попыталась отскочить назад, но её руки крепко сжимал муж.
— Ну, уж нет, жёнушка, никуда ты от меня не удерёшь!
— Пусти! Пусти меня! — пыталась вырваться Валентина.
— Пустить, куда? К этому вонючему рыбаку? Да кто он такой? И кто я?!
Валентина продолжала вырываться.
— Я дал тебе всё! — удерживал её Бак, — я вытащил тебя из грязи! Умыл, одел, обул…
— Да не люблю же я тебя, — почти взмолилась Валентина.
— Не надо! Но ты будешь со мной!
— Ничтожество! Пусти! — она резко дёрнулась, наступив ему на ногу.
Бак упал на песок.
— Ты уйдёшь от меня только бездомной голодранкой! — закричал он.

— И со словами: «Да забери ты свои жалкие шмотки», она разделась, бросив их мне в лицо, и уплыла к нему, — закончил свою историю Бак.
— М-да…, — протянул Мокрэ, — а Вы всё оставили на берегу?
— Ну не носить же их мне самому, — американец вновь приложился к бутылке.
— Что было дальше?
— Ничего. Я сквозь слёзы смотрел, как приблизившаяся к берегу лодка приняла её на борт. Написал ей последнее «ADIEU» и приплёлся сюда.
— Но, почему…, — инспектор вдруг запнулся, надвинул на глаза свою шляпу, — хм, желаю удачи.
Полицейские сошли на берег.
— А я бы такому удачи не пожелал, — высказался Круасье.
— Пойду-ка я лучше побреюсь, — задумчиво провёл ладонью по своему подбородку инспектор Мокрэ.


*Adieu — Прощай.