Жизнь и люди. О руководителях. Мегрелишвили М. А

Михаил Шаргородский
МАМИЯ  АМБЕРКОВИЧ  МЕГРЕЛИШВИЛИ

Мамия Амберкович довольно  долго был на руководящей комсомольской  работе.
Я в те времена был секретарем комитета на заводе, поэтому не знать его не мог. Может быть при его фантастической памяти, он мог меня запомнить, в связи с тем, что 1-2 раза я выступал на городских мероприятиях, но лично познакомились мы с ним гораздо позднее, когда его назначили министром местной промышленности.
Я в то время в Министерстве уже не работал. В силу определенных (но не оправданных)  причин меня перевели в подведомственное Министерству проектно-конструкторское бюро, начальником технического отдела.
Однажды  он,  как министр, навестил нашу организацию. Здесь мы и познакомились. Я докладывал над чем работает  наша организация. Когда  я, по этикету, представился ему, он перебил меня, сказав, что этого не надо, он и так знает меня.
Я немного удивился, но промолчал.
Несколько раз я был приглашен на совещания, которые он проводил. Эти совещания ставили нас, старых ассов, в недоумение Мы все привыкли, что министры ставят задачу в общих чертах, определяют сроки, иногда могут спросить, нужна ли помощь?
А здесь все было по-другому. Он глубоко вникал в сущность проекта, желая лично убедиться, а по силам ли он нам. И если там были какие-то вопросы, неподъемные нам по технической оснащенности, он это видел заранее, и мог своевременно влиять на эти вопросы. Авторитет у него был чрезвычайно высокий.
Он прошел такой путь, который и не снился его коллегам.
Сначала он в комсомоле: в райкоме, горкоме, ЦК ЛКСМ Грузии.
После этого возглавляет партийные организации в Батуми, затем в Кутаиси. Работает заведующим орготдела в ЦК КП Грузии. Возглавлял ряд Министерств.
Все эти пути-дороги выковали из него бойца стального типа, не приученного отступать.
Если он обращался в какое-либо ведомство с просьбой, то это всегда рассматривалось не просто как обращение коллеги-Министра, а как  просьба самого Мамия, и относиться к ней надо соответственно.
То что он талантлив знали все, и в первую очередь те, кто с ним общался.
Его познания в различных областях жизни  были попросту энциклопедическими. 
Мне иногда, в последующем, приходилось попадать в круг его друзей. Было заметно, что никто из них на открытый спор с Мамия не рискует.
О нем рассказывали легенды, связанные с его еще школьными годами.
По всем математическим дисциплинам, хотя его и ругали, у него всегда, все списывали.
На выпускных экзаменах в школе, когда вскрыли пакет по математике, то там оказалась задача, которую ни один из школьных математиков не мог решить.
Началась паника. И вдруг учитель математики того класса, где учился Мамия, попросил пакет на несколько минут. Он подошел к тому месту, где сидел Мамия и тихо ему сказал: «а ну, спасай школу».
Через несколько минут Мамия задачу решил. Ну а далее все уже пошло, как по нотам. 
Когда пришло время, что мы стали работать вместе, я пару раз спрашивал об этом эпизоде.
Он всегда посмеивался, но не признавал и не отрицал этого эпизода. Хотя, как мне кажется, однажды он все же полупризнал: «Тут много приукрашено»
Зная его потенциал, я готов верить подобным легендам на все 100% 
Вообще с его приходом, как будто новая струя ворвалась в тихие министерские окна. Стали рассматривать новые проекты, думать об их осуществлении. Появился какой-то новый интерес.
Министр довольно скоро ощутил, что имея свыше 300 человек в проектно-конструкторской организации, можно и нужно получать от  них больше, чем это происходило на самом деле.
В свете этих и других причин решили снять директора Проектной организации. Но чтоб другим не повадно было, рассмотрение решили сделать максимально публично. То есть выездное заседание коллегии.
Коллегия в полном составе приехала к нам в КБ. С докладом выступил человек, который работал на той должности, где раньше был я. Он докладывал 1,5 часа.
Весь доклад был построен на выявленных приписках, кадровых нарушениях и других экономических вопросах.
Надо признать, что проверку они вели долго, фактов накопали немало. Но такая проверка годилась для любого хозяйствующего объекта,  но  мы  все же были организацией иного плана. С другими целями и задачами.
Министр задал грозный тон: «Ну, что вы скажете в свое оправдание?»
Все были страшно напуганы.
Первый из нашего КБ кому дали слово заикался, бледнел, краснел, но так ничего вразумительного и не сказал. Все остальные сидели, как убитые.
Я понял, что мы погибаем, хотя меня все это меньше затрагивало, ведь я там был новый.
В зале не менее  300 человек. Тишина мертвая. Я поднял руку и попросил слова.
Мне его дали. Министр был сравнительно новый. Мы вместе не работали, но он все же знал кто я.
Вкратце суть моего выступления свелась к следующему:
( здесь я позволю себе привести небольшой отрывок из моей собственной книги  «Дорога длиною в жизнь»
 «В докладе много материала. Немало есть и такого о чем можно спорить. Но допустим все это правда. И новое руководство КБ все это устранит. Поправится ли от этого технический уровень Министерства и состояние дела в целом? Да нет, конечно. Ведь мы проектная организация. Технический мозг министерства. Должны создавать новую технику. Расшивать технически «узкие» места. Сделать там то-то, а там то-то. Переоснащение. Переоборудование. Механизация трудоемких процессов и т. д.»
Технические проблемы отрасли я знал хорошо. Ведь все-таки немало времени проработал гл. инженером. А в докладе эти задачи даже не были обозначены. Кто же их будет решать? На что будут настроены сидящие здесь 300 с лишним человек, большинство из которых первый раз в жизни видят министра и коллегию.
Вот они и решат, что это репрессивный орган. Говорил я 12 минут, при абсолютной тишине и регламенте 5 минут. Волновался смертельно. У меня вначале дрожали и руки и ноги, да и, конечно же, голос, хотя говорил я очень громко.
Это, помимо смысловой части, своей необычной эмоциональностью, наверное, никого не оставило равнодушным. Я даже  немного успокоился.  Министр меня ни разу не перебил. Не задал ни одного вопроса. Сидел, опустив голову, и молча слушал. Так я не выступал никогда в жизни. Ни до, ни после.
Когда я сел, воцарилась длинная пауза. Наконец Министр поднял голову, молча оглядел зал, затем отодвинул все столь тщательно подготовленные материалы коллегии и сказал: «Ну что ж, давайте, как коллеги поговорим о наших делах»
Начался очень свободный, профессиональный и полезный обмен мнениями.
По итогам этой коллегии очень многие остались недовольны, в особенности те, которые
претендовали на те места, которые в результате должны были освободиться.
Я привел столь длинную выдержку, чтобы показать до чего в этом человеке сидело чувство справедливости.
Даже, если он кого либо наказывал, никто не обижался, было очевидно, что заслужил.
Он пожертвовал тщательно подготовленной коллегией, для того чтобы не пострадало дело, и не создалось в творческом коллективе превратное мнение о руководстве.
Я проработал в органах государственного управления более 50 лет, но подобного подхода не встречал ни разу.
Тогда в молодости, будучи более подвергнутым романтическим настроениям, я часто мечтал, что если бы устроили министерский турнир, то у Мамия не было бы достойного соперника.
Но весьма часто в обществе не очень любят талантливых людей. Сколько разного рода барьеров и препятствий устраивали против Мамия, только он мог их выдержать, хотя все эти гонения вероятно и сказались на нем, когда он вошел в возраст.
На посту Министра местной промышленности он долго не задержался, вскорости его           перевели на пост Министра Торговли.
Я себя на работе в проектной организации ощущал не очень комфортно. К тому же там очень долго не могли разойтись круги от моего выступления на выездной  коллегии. Любви оно мне не добавило, но давить в чем-либо на меня воздерживались.
Однажды, месяца через 3-4 после перехода нашего министра в Министерство торговли, я записался к нему на прием.
Принял он меня уже довольно поздно. Я изложил просьбу в одной фразе: «Хочу с вами работать. Возьмите меня к себе»
Он по своей манере слегка усмехнулся и ответил: «Сейчас не могу. Нет вакансий.  Но скоро должна открыться, я буду иметь тебя в виду» 
Ни одного вопроса. Есть ли у меня диплом? Если да, то какой? Что я умею? Знаю ли я что такое спичрайтер?
Мне пришлось попрощаться и уйти. Визит длился не больше 2-3минут.
Ожидание мое затянулось почти на полгода. Я не сомневался, что он меня забыл, а напоминать такому человеку, это значило зачеркнуть свою репутацию в его глазах.  Но он ничего не забыл. Пришло время, меня нашли и вызвали. Я получил  пятиминутный инструктаж, а вызванный завхоз команду где меня посадить. (Я до сих пор убежден, что он меня взял с учетом моего тогдашнего выступления, как человека способного иметь свое мнение, даже когда все против)
Таким образом, меня, как человека не умеющего плавать, бросили в воду, имея в виду «Выплывай браток, как можешь.!»
Первое, чем я решил заняться, это упорядочение документооборота. Я сразу обратил внимание, что в Министерство ежедневно входит примерно 110-115 писем. Из этого количества около половины адресованы на имя Министра.
И если бы он на каждое письмо тратил бы только две минуты, то рассмотрение почты отнимало бы два часа. Я сел в канцелярии и сам стал рассматривать поступившую почту. Но раскладывал я ее по-другому.
На имя Министра оставлялись указания директивных, партийных и советских органов. На имя замов - письма отраслевого характера. А все, что требует незамедлительного исполнения - направлялось  на имя соответствующих служб.
В первые дни это была, как революция. К Министру вместо 45-50 бумаг  стало попадать 7-8, иногда 10 бумаг. К замам соответственно вместо 30 - 15. 
Вначале никто не знал действую ли я по своему уму, или по поручению Министра, все помалкивали.
А когда я этот вопрос, со шкалой исполнителей, вынес на коллегию, замы стали возражать, что их лишают информации. Но преимущества были настолько очевидны, что вопрос  прошел  однозначно. Это было мое первое боевое крещение.
В то время опыта в этих вопросах у меня не был никакого.
О том, что существуют соответствующие инструкции и ГОСТы, я тогда и представления не имел. Об этом я узнал позднее. А дебют полностью опирался на интуицию и здравый смысл.
Министр не комментировал. Так же молча, он воспринял довольно своеобразную систему контроля исполнения, внедренную нами.  Она была жесткая, но действенная. Даже  министр желая кого-то припугнуть, мог угрожать  «Ты смотри у меня. А то на контроль поставлю»
В связи с последующими переходами на другие  службы, мне еще 2-3 раза пришлось заниматься вопросами документооборота, но того энтузиазма и в помине не было.   
Министр был государственником до мозга костей. Я тоже искренне  разделял эти идеи.
Поскольку я не имел четко выделенных функций, я зачастую делал кое какие аналитические выкладки, которые потом показывал ему.
Иногда он оставлял их у себя. Иногда я встречал выкладки в докладах, которые Министерство представляло вышестоящим органам.
Постепенно, мне кажется, что каждый из нас, несмотря на разницу в статусе, мог, подобно Тарзану, сказать: «Мы с тобой одной крови»
Он даже попросил меня, не уходить одновременно с ним в отпуск.
Сказал, что чувствует себя спокойней, когда я на месте.
На время его отсутствия  все важные вопросы, которые Министр непременно должен был видеть, заносились к лицу, замещавшему Министра, с  пометкой   «контроль» и надписью «С последующим докладом министру»
А за выполнением этого мы хорошо следили.
Иногда были неудовольствия. Мы всегда говорили одно: «Согласуйте с Шефом, будем делать в соответствии с договоренностями»
Я уже указывал, что Мамию в определенных структурах не любили, и старались как-нибудь  «спихнуть» с этого поста.
В Республике был прецедент. На партийном собрании министерства, поставили вопрос о смещении Министра. ЦК поддержал и сняли.
Однажды, когда Мамия был в отпуске, отчетно-перевыборное собрание назначили на эти дни. И даже кандидатуру секретаря подобрали явно антимамиевскую.
В то время не было принято, чтобы отпускник по пять раз в день беседовал со своей службой.  Номер телефона оставляли замещающему Министра лицу. Значит, кроме него, никто с ним связаться не мог.   
Но он все же как-то узнал обо всем. Позвонил на свой телефон, к которому в его отсутствие никто не прикасался и поручил секретарю пригласить к телефону меня.
Мне он передал следующее: «Поручаю официально известить замещающего Министра  и секретаря парткома, что, по согласованию с партийными органами, дата собрания преносится на 5 дней»
 Я отпечатал на бланке типа телефонограммы  нужную информацию, зарегистрировал и лично занес адресатам. Они засыпали меня вопросами, но я на них отвечать не мог.
После долгих колебаний, собрание все же отложили.   
Мамия подготовился к собранию идеально, и провели его на высшем уровне. Присланный из верхов от выступления отказался. Он видел, что и так все кипит.
Секретарь собрания был очень умелым. Успел по ходу собрания составить протокол. И доклад и копию протокола забрал представитель. Но материалы, по-видимому, были настолько  «кондиционными» что нас надолго оставили в покое.
Мамия Амберкович был достаточно коммуникабельным человеком. Союзный Министр торговли относился к нему очень хорошо. Однажды он пригласил его в совместную поездку в Финляндию.
Там они увидели сборно-разборный универсам, сделанный в основном из дерева, на бетонном цоколе. Россияне не очень заинтересовались, а Мамия сразу понял, что для нас это будет в самый раз. 
Союзный министр откликнулся на просьбу Мамия,  решил сделать Грузии подарок и закупил для нас пять универсамов. Это было огромное дело для республики. Каждый универсам был более 10тыс. кв. метров. Меньше чем через полгода они гостеприимно открыли двери в разных городах Республики
По-моему они уже лет сорок успешно эксплуатируются.
Когда я поступил на работу в Министерство торговли, очень скоро выяснилось, что писать доклады и выступления для Министра - это дело его помощника. К сожалению, у меня в этой работе не было никакого опыта и знаний.
Я никогда ни для кого не писал, и был глубоко убежден, что дело инженера - это металл.
Когда здесь я увидел,  что это одно из главных дел, налагаемых должностью, я понял, что надо срочно учиться и научиться.
Всю свою  жизнь, когда мне по какому-нибудь делу  не хватало знаний, я искал ответ в логике. Чаще всего, если даже не совсем точно, но получалось.
В министерстве были люди, которые писали доклады. Я познакомился с некоторыми. Как правило, каждый из них повторял предыдущий, только с другими цифрами, а иногда с другими фамилиями, попадающими под похвалу или ругань.
Я много раз бывал на подобных активах и хорошо видел, что докладчика никто не слушает. А почему?  Неинтересно.
Доклады чаще всего писали журналисты, и они, в основном, пользовались литературным, а иногда и высокопарным языком, которым никто не говорит.
Тогда я для себя решил, что постараюсь написать так, как человек говорит. А это значит, что доклад, как костюм, сшит по индивидуальной мерке, и с ним другой выступать не может.   
Я взял блокнот и на всех заседаниях, или совещаниях стал записывать характерные для человека обороты речи, идиоматические выражения, отдельные нестандартные мысли. 
Больше всего стал обращать внимание на манеру речи, где и когда человек жестикулирует, когда он повторяется
Постепенно у меня собрался материал более или менее достаточный для сформирования индивидуального портрета.
Когда я написал первый кусок и показал своему предшественнику, он пришел в ужас.
«Это же колхозный текст, для председателя колхоза. Не позорься ради Бога»
Когда я этот же текст принес  министру, он внимательно прочел, немного задумался и произнес, как будто для себя: «А почему бы нет?»
Вернул мне материал и сказал: «продолжай работать»
В один из вечеров ко мне зашли сразу трое коллег, из них два бывших, и коллективно стали убеждать отказаться от идиотской затеи, и писать, как все нормальные люди. 
А пока я писал, как мог, и куски показывал министру.
Он знакомился и возвращал текст без всяких комментариев. Когда я закончил  болванку, он меня предупредил, что завтра вместе поработаем.
Назавтра сели. И здесь началась полистовая работа. Я не мог не заметить, что стиль и манеру письма, он совсем не правит, а иногда даже улыбается, когда натыкается на знакомые словечки.
Когда  мы закончили работу, он открыл ящик стола и достал оттуда рукопись страниц 12-15. 
«Это часть дубликата, который готовился на тот случай, если у тебя не получится. Посмотри, что из этого мы можем использовать в докладе?»
Не скрою, что был задет, что готовили дубликат. С первой строчки мне материал не понравился. Он был в том стиле, как всегда и совершенно не соответствовал тому, что сделал я.
Со злости даже не очень вникая, я отбрасывал страницу за страницей. Но, последние несколько страниц обратили на себя мое внимание. Там были новые идеи, какие-то планы, о которых я не знал.
Эти 4 или 5 страниц я отложил и сказал, что их в привязке к общему тексту можно использовать. Пока я перебирал материал, он молча сидел и ждал. Когда я закончил, он отдал мне рукопись и сказал: « ты все же, еще раз посмотри»
Я забрал материалы. Что мог использовал, и на следующий день принес полностью готовый доклад. Он взял его и мы разошлись. Актив был назначен на завтра.
С утра он позвал меня. Попросил какую-то маленькую справку. Затем мы ушли в зал заседаний. Каково же было наше изумление, когда в зал вошел Первый Секретарь ЦК КП Грузии. Он очень редко посещал такие мероприятия.
Трибуна была устроена так, что передняя ее стенка была повыше и из зала не было видно лежит ли какой-то текст перед оратором.  Доклад был рассчитан на 1час и 20минут. Большинство людей в зале, так и не поняли, читает ли Мамия текст, или просто говорит. Текст в максимальной мере был подстроен под манеру речи выступавшего.
И эта  «колхозная манера» дала оглушительный результат. Зал напряженно слушал. Каждый опасался, что назовут его фамилию. (Текст был насыщен фактами, фамилиями, оценками)
После Министра выступил высокий гость. Он счел необходимым отметить  высокое качество и достойный стиль доклада. Разумеется, говорил о наших задачах.
Этот актив отбил охоту у старожилов критиковать меня.
Но самое главное меня поразило через несколько дней. Я оставил на столе рукопись, полученную от Министра, а сам ненадолго вышел. Когда я вернулся, рукописи не было. Я стал искать. Тут ко мне подошел старый консультант и сказал: «Вы, вероятно случайно, в открытом виде оставили рукопись Министра. Это не принято. Я убрал ее в папку. Возьмите пожалуйста»
Я чуть сознания не лишился. Рукопись, к которой я так пренебрежительно отнесся, принадлежит Министру. И он специально отдал ее на суд человеку, в десять раз менее опытному, чем он, чтобы услышать непредвзятый суд. Он ничем не показал мне ни до, ни после, что это был его текст. И мы не касались этого вопроса.
Через много лет я спросил его об этом. Он по своему обыкновению хмыкнул и сказал: «Как я мог упустить возможность услышать фактически анонимную оценку своей работы, от человека, который мой помощник, и выслушать откровенное мнение о себе» 
Мне было безмерно стыдно.
Меня выручило, что ту часть записки, которая содержала новые для меня материалы, я все же взял. А его это убедило в моей объективности, а не в уязвленном самолюбии.
После этого актива статусное  мое положение  весьма упрочилось.  Люди, да и я сам, поняли, что я могу быть спичрайтером.
И прошел я этот курс  под руководством Мамия Амберковича.
Он же преподал мне урок, как надо писать в Прессу. Это для меня была целая наука.
Но самое главное, он преподал мне науку деловой  переписки с учетом ранжированности и значимости вопроса.
Именно Мамия сделал из меня того профессионального аппаратного работника, для которого впоследствии, в структурах органов управления не было неразрешимых задач.
Должен сказать, что мое неожиданное спичрайтерство  имело некоторые побочные последствия. Меня стали просить руководители других ведомств написать доклад  для них. Если позволяло время, я иногда брался. Делал я это медленно и трудно. Но за такую работу платили хорошо.
Когда я пришел м Министерство торговли мне было 44года. За спиной была уже не малая дорога, какой-то опыт. Но оглядываясь сегодня на пройденную дорогу, я должен признать, что в части жизненного опыта и умения решать вопросы, возникающие в министерстве, я тогда был подросток.
Аттестат зрелости я получил около Мамия, и благодаря ему. Эта школа дорогого стоит, и если события, которые я описываю не носят планетарного характера, то они формировали мою жизнь, научили ценить себя и своих руководителей, научили, в конце концов, как правильно вести себя с людьми.
Следует, наверное,  сказать и о том, что у него был невероятно высок авторитет в отрасли.
Создавалось впечатление, что все 100 с лишним тысяч человек, работающих в отрасли его знают и уважают. И манера держаться при посещениях объектов была такова, что со стороны это не выглядело, как визит начальника, а скорее вроде  приход в гости соседа, или родственника. 
Конечно, это не мешало ему на коллегии  «снять шкуру» по полной, но на объекте, в особенности в присутствии подчиненных, он почти никогда не делал замечаний.
Его фигура, ее вес, практика ведения дел, создавали ведомству особый шарм и в Республике, и вне ее.
Как бы он не был занят, он всегда выкраивал несколько минут, чтобы уделить внимание работнику, приехавшему  по какому либо вопросу из центра, даже когда участие министра в мероприятии не требовалось. Разумеется, это вызывало ответную реакцию персонала в центре в те нечастые поездки, когда он туда ездил. 
Когда я начал работать в этой системе, меня всегда удивляло, что когда меня спрашивали где я работаю, и я отвечал «в торговле», то чаще всего слышал в ответ «а-а, Мамия»
Это было одно из редких отождествлений имени руководителя с делом, которое он делает.
Я мог бы еще много писать об уме и таланте  и еще о многих достоинствах  глубоко уважаемого мною руководителя, с которым мы расстались по службе примерно 35лет тому назад.
Его перевели на другой пост. Мы продолжали с ним общение. Я даже иногда приходил к нему на консультацию.
Через какое-то время он тяжело заболел. Инсульт. Кое-как выкарабкался, и чтобы от тоски «концы не отдать» стал по нескольку часов в день работать консультантом в банке.
Управляющего банком я знал.
А дальше я позволю себе использовать цитату из моей собственной книги
«Дорога длиною в жизнь», вышедшей 4года тому назад:
«Самым удивительным для меня было то, что он, уже, будучи тяжело больным, попросил Управляющего привести его ко мне. Я тогда был замом в Фонде. Мамия Амберкович сказал буквально следующее: «Миша! Я очень болен и, наверное, скоро уйду. В последнее время я очень много думал. И пришел к выводу, что ты, пожалуй, единственный человек, по отношению к которому я не всегда был прав. Ты заслуживал большего. Не держи на меня зла»
Причем он еле-еле ворочал языком. Я не выдержал и попросту прослезился, низко склонившись пред ним. Мы обнялись. Я позвал сопровождающего, и его увели. Менее чем через три недели его не стало. Прошло уже больше 20 лет, как его нет. Но я не перестаю думать о том, как высоко в человеке должно быть развито чувство чести, что почти умирающий он пришел к человеку, намного меньшему по рангу и намного более молодому, чтобы сказать ему «Прости».
А ведь он мог меня, или любого другого запросто пригласить к себе. Кто бы позволил себе отказаться от его приглашения, практически умирающего человека! Но нет!
Деревья умирают стоя!»

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ТЕБЕ, ДОРОГОЙ МАМИЯ АМБЕРКОВИЧ!!!