Нет, не в минувшем счастье. Но видней
На склоне лет и на исходе сроков
Спасительная бедность давних дней,
Незамутнённость жизненных истоков...
В. Шефнер
Моя малая родина — Ленинград, Васильевский остров. На Васильевский остров, 12 линию у Большого проспекта, меня привезли родители в трехлетнем возрасте с Урала, из эвакуации, где я родилась в 1942 году. Нашему дому повезло, он остался невредим под бомбежками, и нам было куда вернуться. Так повезло не всем.
Мои первые воспоминания: мне дают маленькую алюминиевую кастрюльку с кашей, которую выдавали на детской кухне. Я быстро съедаю и хочу ещё, стучу ложкой по кастрюльке, прошу ещё, но больше нет. Положение, видимо, скоро исправилось, так как больше таких воспоминаний не осталось.
Когда мне было 4-5 лет, мама устроилась работать в Военно-морскую академию поблизости, на Большом проспекте. Я почему-то тогда в детский сад не ходила, сидела на большом письменном столе, на котором мне соорудили маленькую песочницу и лепила куличики. Видимо, я была очень спокойная, не пыталась со стола слезать. Мама периодически прибегала покормить и проверить, как я себя чувствую. Почему на столе? Может на полу было слишком холодно, а дров не хватало, чтобы часто топить нашу громадную белую кафельную печку. Позднее, я помню что дрова хранились в подвале дома, где у каждой семьи был свой маленький закуток. Мы накладывали дрова в парусиновый морской мешок со шнуровкой и тащили на третий этаж по чёрной лестнице. Она была узкой и крутой, по сравнению с широкой и красивой парадной лестницей. Так было нечасто, в основном, когда отец был в командировке.
Морской мешок вместе с другими вещами приехал по Финскому заливу из Кронштадта, где жила моя мама в юности. Мой дед, её отец, был морским офицером, служил на крейсере "Громобой" и преподавал в Минных классах. После Кронштадтского мятежа, во время которого он погиб от случайного снаряда, мама со старшим братом и бабушкой прибыли морским путём в 1924 году на пристань у 12 линии Васильевского острова. Там же недалеко им удалось и поселиться. С пяти до семи лет я уже ходила в детский сад, тоже на 12 линии, у Среднего проспекта, а затем поступила в 33 среднюю школу рядом с домом, в которой в разное время учились мой старший брат и двоюродные сестры.
Школа находилась в старом здании 1913 года постройки, имела громадный актовый зал со сценой. Во время перемен мы чинно ходили по кругу по залу и обсуждали школьные дела. Учителя были почти все те же, что учили и моих брата и сестёр ещё до войны. Но в 8 классе у нас появился новый учитель физики Ванеев Анатолий Анатольевич. Уже много лет спустя я увидела документальный фильм о религиозном философе Карсавине и его друге и ученике Ванееве А. А. Оказывается, в самом конце войны на фронте за политические стихи Ванеев был арестован и отправлен в лагерь в республике Коми. Там он познакомился с Пуниным Н. Н., мужем Анны Ахматовой и религиозным философом Карсавиным Л. П., который был выслан после революции на философском пароходе вместе с другими известными учеными и философами в Германию. А потом после войны в Вильнюсе его арестовали и отправили в лагерь. Анатолий Ванеев стал его учеником и последователем, и сохранил рукописи ученого после его смерти в лагере.
Через несколько лет после моего окончания школы, её закрыли и теперь там институт психологии. В 2001 году здание включили в список объектов исторического и культурного наследия. Жаль, что школу закрыли, ведь мы потеряли возможность встречаться со своими одноклассниками.
Учителя у нас были очень требовательные, чтобы поступить в ВУЗ, нужно было сдать экзамены на все пятерки, допускалась одна четверка, приходилось много заниматься, но находилось время и для досуга. После школы мы с подружкой любили гулять по набережной: от 12 линии, где находится Морской корпус Петра Великого (тогда училище имени М. Фрунзе) до Успенской церкви архитектора Василия Косякова. Он же автор одного из корпусов училища и Морского собора в Кронштадте. Тогда, конечно, церковь была закрыта, но мама рассказывала, что в 1928 году в ней крестили моего старшего брата. В те годы это не приветствовалось, но папе уже не было страшно, так как за год до этого его исключили из партии за то, что они с мамой венчались в церкви. Снова он вступил в партию уже во время войны.
Через много лет мой брат, отслужив офицером на Северном флоте 11 лет, был направлен на преподавательскую работу в училище им. М. Фрунзе и отработал там много лет, хотя жил уже в другом конце города у парка Сосновка. Помню, что девушки нашего района любили ходить в училище им. Фрунзе на танцы. Там был прекрасный актовый зал, ведь в Морском кадетском корпусе до революции танцы входили в учебную программу. В корпусе учился, а затем заведовал им путешественник, адмирал Иван Крузенштерн, памятник которому стоит на набережной перед главным входом в училище, композитор Римский-Корсаков и много славных офицеров Российского флота. У выпускников училища уже в наше время была традиция в день выпуска наряжать адмирала в тельняшку. А когда мы были помладше, то целыми днями играли в мяч на открытой площадке перед соседним дворовым флигелем. Били в глухую стену углового дома, проходя сложные этапы игры, совмещающие бросок мяча с различными упражнениями. Прыгали на скакалке, чертили классики. В общем, все игры были подвижными и азартными.
В 14 лет нам с подругой купили велосипеды. Наши линии были вымощены булыжниками и мы вели велосипеды до 21 линии, которая единственная была асфальтирована и катались с комфортом. На праздниках ходили классом на демонстрацию. Собирались на набережной нарядные, веселые и «богатые». Родители давали 3-5 рублей на мячик на резинке «раскидай» и мороженое. Перед демонстрацией мы встречали многих друзей и знакомых наших родителей.
Телевизоры появились в домах довольно поздно, чёрно-белые, совсем маленькие "КВН" и побольше "Ленинград Т-2" с линзами. В нашей коммуналке было два телевизора, но соседи почему-то ходили смотреть его к нам. Но телевизор ещё не занимал большого места в нашем досуге и раза три в неделю наша семья ходила в гости в соседний дом к дяде или на 7 линию Среднего проспекта к давним родительским друзьям эстонцам. Недалеко от их дома была кирха Св. Михаила, в наше время недействовавшая. Моя бабушка умерла в блокаду и меня с раннего возраста брали с собой в гости. Как-то мы вечером отправились в гости к друзьям (ходили без предупреждения, так как ещё не было телефонов) и еле выбрались обратно, так как случилось сильное наводнение и вода добралась до Среднего проспекта.
Естественно также запросто на чай и к нам приходили друзья и родственники. Жили мы всегда очень скромно (родители были скромными служащими). Мама рано ходила в угловой мясной магазинчик, чтобы купить приличное мясо, и приготовить не только суп, но и второе.
Осенью я любила ходить на Андреевский рынок за брусникой. На прилавках высились горы прекрасной розовой брусники. Тогда не собирали её заранее, а привозили прямо на продажу уже дозревшей в лесу.
После окончания школы я, как тогда требовалось, до поступления в институт отработала год напротив рынка в знаменитой аптеке-музее В. Пеля. В советское время она официально называлась Андреевской, но коренные жители называли её всегда аптека Пеля. Жители нашего района любили гулять в Соловьёвском садике, где стоит стела Румянцева победам, гуляли в парке С. М. Кирова, везде ходили пешком.
Пешком мы ходили и на Смоленское кладбище, где старые могилы моей Кронштадтский бабушки и маленького братца 1928 и 1932 года. Они до сих пор в порядке, сейчас за ними ухаживает, в основном, моя дочь, ведь теперь мы уже давно живем в Купчино и ездить туда стало далековато. Наши скромные кресты и раковины на кладбище вплотную окружили шикарные надгробия, ведь кладбище очень престижное, а когда умер мой отец в 1978 году, то не разрешили его похоронить на нашем месте, так как был генеральный план ликвидации кладбища и посадки на его месте деревьев для парка. Мы всегда посещаем часовню Ксении Петербургской и подлинную могилу А.Блока. Только недавно её привели в порядок, поставили высокий белый крест. Прекрасно отреставрировали церковь Воскресения Христова, в которой Блока отпевали.
Многие "островитяне" получили в 60-70 годы отдельные квартиры: «хрущёвки» и «брежневки» в Купчине. Мы были счастливы, они нам казались дворцами с отдельной, своей кухней, а не столом на общей кухне, где готовили еду ещё пять хозяек на 15 метрах. Соседи были в основном все постоянные, ещё довоенные. Все знали, что деваться некуда и потому старались жить мирно, уважая других. Часто выручали друг друга небольшими суммами «до получки».
Соседка-старшеклассница помогала мне решать математические задачки, а я соседу-курсанту училища имени Макарова помогала переводить английские тексты. Уже из Купчино я ездила на работу на Васильевский остров в Библиотеку Академии наук и очень рада, что мой внук теперь тоже работает на Васильевском острове. Он сделал фото для меня нашей парадной, а дочь сфотографировала фасад моего дома. Я и не подозревала, какой у нас красивый дом, много лепных украшений, в том числе Медузы Горгоны. Мы всегда торопились войти в парадную и не поднимали головы вверх. Если мы возвращались из гостей позже 23 часов, то нужно было сходить за дворником во двор и он отпирал парадную, теперь двери круглосуточно закрыты на кодовых замках. В нашей бывшей квартире теперь хостел.
Я люблю Купчино, радуюсь его преображению, красоте, мы в 70 - е годы ходили по мосткам, проложенным на глинистой вечно мокрой земле. Я вспоминаю с ностальгией своё детство и юность, проведённые на Васильевском острове и никогда не позволяю себе, как и другие коренные жители, называть его Васькой. Если мы хотели сократить названия, то говорили «Я на Васильевский" или "Петроградскую", но никогда "Петроградку"!