— Ты не молчи! Скажи что-нибудь… — Он смотрел так тревожно и умоляюще, что её сердце разрывалось на части.
А что она могла сказать? Что до сих пор хранит подаренную им деревянную фигурку капитана, уже облезлую от частых прикосновений, но ещё не потрескавшуюся? Или о том, что все прошедшие годы не принимала ничьи настойчивые ухаживания, хотя среди кавалеров было немало достойных? И что имя его написала на колокольчике? Чуть тронешь — серебром отзывается… А может, рассказать, ч т о она испытывает, заглядывая в чужие детские коляски? Или обо всём сразу?
— Что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь! — кричали её глаза.
А что он мог сказать? Как его назначили командиром атомной подводной лодки, и он не звонил и не писал ей потому, что те первые сто дней находился под водой? А потом произошла нештатная ситуация, он сумел поднять лодку, покинув её последним, но получил приличную дозу облучения. Ведь не рассказывать же о годах скитания по больницам или о нелёгком, но твёрдом решении не возвращаться к ней списанным на берег развалюхой… Или о том, с какой тоской заглядывает в чужие детские коляски? И уж, конечно, не о том, как он, не жалующий поэзию, по ночам читает наизусть её любимые стихи…
***
На углу перекрёстка дорог стояли двое. Им очень многое нужно было сказать друг другу, но они молчали.
Кто знает, почему… Молчание всегда загадка.