Прогулка. Первая редакция. Отменена

Эдуард Печенежский
Я позвал ее на эту прогулку уже давно, она все не отвечала до вчерашнего дня. Не могу сказать, что мне была необходима именно эта прогулка, ведь жизнь уже давно представлялась мне большой сценой в театре, а если главная актриса не приходит, ей быстро находят замену. 

О природе эмоций и чувств у нынешнего населения можно говорить много, но верных мыслей будет небольшое количество: в основном необходимо подчеркнуть схожесть с пищеварительным трактом. Человек, единожды попробовавший тонкую материю любви или ненависти на вкус, уже никогда не сможет жить без регулярного насыщения, исключая случай, когда происходит целенаправленное убийство в самом себе всего живого. Поэтому, когда у человека возникает потребность в чем-то, и голод действительно выставляет ультиматум, мало кто заботится об источнике пропитания, важен сам факт поглощения организмом питательных веществ.

А я уже давно перешагнул черту невозврата, еще будучи совсем другим...

***

Нельзя сказать, что Судьба пустила меня по кривой дорожке или низкокачественному шоссе, скорее я оказался на этом пути по собственному желанию. Отказ от адаптации к зоне дискомфорта сопровождается мыслями, которые могут как вывести на новый уровень сознания, так и загубить саму душу.

Я родился в приличной семье, недостатка в детстве не знал. Правда был у меня названный брат, заставляющий испытывать отсутствие внимания со стороны maman, однако едва ли можно обозначить это как проблему. Меньше всего мне хотелось чувствовать и считать окружающих важной составляющей жизни.

Персиваль, тот самый брат, казался простодушным дураком, не нес в себе никакой ясности мысли и, в целом, был недалеким, слегка растолстевшим с первых дней своей жизни. Хотя во мне, по большей части, теперь говорит мнение, выработавшееся гораздо позже, ведь изначально я не видел ничего плохого в проедании и пролеживании отпущенного времени.

В достаточно спокойном ритме мы прожили несколько лет, росли бок о бок ровно до тех пор, пока события, причинившие много боли людям по всему свету, не повлияли и на нас.

Вторая мировая. Впервые услышав такое странное, но завораживающее сочетание слов, Персиваль испугался, maman засмеялась, а я начал смотреть на все с широко открытыми глазами, впитывая со сверхъестественным интересом всю доступную информацию.

Как выяснилось позже, мы выступали отнюдь не на стороне беззащитных людей, а именно агрессоров. Maman являлась достаточно важной “шишкой” каких-то планов Рейха и поэтому была неестественно рада и полна счастья за партию на протяжении нескольких лет. Мой брат почти сразу же перестал переживать по этому поводу и продолжил уничтожать запасы нашей кладовой. Вот тогда я и перестал понимать окружающих. За что и зачем они так относились к слабым? Что сподвигало их на такое безразличие к жизням миллионов? Как мириться со все нарастающим чувством ненависти к моей семье? Ответы на эти вопросы я получил в сорок четвертом.

Начались первые проблемы с продовольственным запасом, и maman решила сократить многие статьи расходов. Из-за прожорливого Персиваля под угрозой оказались мы с ним. Как я уже говорил, maman было доступно чуть больше, чем рядовому жителю нашей страны. Именно поэтому ей пошли на уступки и предложили компромиссный выход.

Персиваль был в восторге, столько мяса он не видел даже в лучшие годы. Но я знал, на уровне интуиции чувствовал подвох. К сожалению, на тот момент, не обладая нынешними возможностями и силами, я ничего не мог с этим поделать, и пришлось закрыть глаза на подозрительный тревожный звоночек в мозгу...

***

В ее поведении я видел столь привычную осторожность. Это качество следовало проявлять, в современном мире без него никуда, в общении с каждым, а со мной - в особенности. Что ни говори, а она молодец. Многие бы уже купились на характерность и высокопарность моих манер. Все в ней подогревало мой интерес и желание отыграть эту партию до победного конца.

Мы вели отвлеченные беседы на темы передового образования, финансового положения дел в стране и личных жизней наших друзей и знакомых. Конечно, у меня нет настоящих друзей. И никогда не было. Но есть новая семья, которая для меня дорога, а ее мнение приоритетно. Поколение современников этой девушки и сама она не поймет подобного, у них не это принято.

Наверное, из-за разницы, навроде пропасти, между нами, она и бросала периодически в меня этот взгляд, преисполненный удивления, страха и недоумения. А мне оставалось лишь улыбаться, замечая его боковым зрением, и, не обращая внимания на него, идти дальше.

Не прошло и часа как она перехватила инициативу, и вот мы уже идем туда, куда ведет нас ее прихоть. Направо, направо, налево, не сворачиваем. Ее смех был звонок, будил что-то такое, от чего я отказался давно. Но в тот момент я не пытался вспомнить что именно заставляло меня трепетать каждой клеткой тела, на это просто не было сил. Весь ушедший в ощущения и отпустивший угнетавшие мысли, я наслаждался прогулкой.

Видимо порой кукловоду хочется стать куклой, взглянуть на все под другим углом. Но почему сейчас и здесь? Я не просил об этом, я был доволен образом жизни. Улыбка из длинных, белых и острых зубов постепенно сползала с моего лица.

Я боялся этого момента, момента объяснений. Уже несколько минут мы стояли на месте, а в моих глазах настороженно выжидали слезы. Она пыталась понять, что вызвало мою реакцию, и все силилась разглядеть в окружающих деревьях и оградах что-то необычное. И нашла.

Прямо напротив росла стройная береза. Даже если бы моя спутница слышала этот протяжный вой, похожий чем-то на гул в метро, она не придала бы ему необходимого значения. А я знал, слышал и придал...

***

С жадностью накинувшись на обед мы с братом развеселили maman. Уже это должно было меня насторожить, но голод длинною в несколько суток давал о себе знать. Тогда я и получил ответы...

“Первое черное пятно перед глазами. Завод по производству кирпичей. Смены, порой по несколько суток, забирающие у тебя все время и сон без остатка. Крики жены, плач дочки. Отец вне семейства ради семейства. Злобное начальство, видящее мир мешком с деньгами, не замечающие никого и идущие по головам ради самих себя...”

Я моргнул. И снова перед глазами Персиваль, теперь напоминающий тех самых начальников с завода, и maman, роль которой еще нельзя было определить. Следующая порция корма и новая картинка...

“Стены, сколоченные на скорую руку, защищающие от крупных хлопьев снега и совсем не представляющиеся препятствиями для дождя, ветра и холода. Десятки коек, поставленных друг на друга, грязных, стоящих на голой земле, к которым кинуты доски для удобства перемещения по промерзшей грязи. Столько людей, столько боли и сколько страха... Жена и дочка лежат в огромной куче других. Слепая боль, слезы катятся по лицу, как на санках, сделанных для дочери три года назад, до войны, до лагеря...”

Я уже не хотел есть, но на смену голоду пришло нечто новое, неопределенное и несвойственное мне. Жажда познать и понять этот мир. Maman была во главе этого всего. Я знал, чувствовал. Но моя чаша еще не была переполнена, я должен был продолжать есть...

“Вспышка. Одна за другой. Волны боли приходят и уходят, но тянущее и вяжущее чувство бессмысленности и внутренней подавленности не проходит. Напротив стоит военный в форме и с пеной у рта пытается что-то донести на чуждом языке. Но что такое жизнь, когда нет сил бороться и сопротивляться? За что терпеть унижение? Ради кого?”

Я больше не думал, только чувствовал. Гнев переполнил меня, стучал в голове яркими образами мыслей и не давал покоя. Рамки всяческого приличия и миролюбия были стерты в тот момент, и я кинулся на названного брата, чтобы сделать самый большой и главный вывод за всю свою короткую жизнь...

***

Мы обнялись, она кинула пару слов на прощание, а затем ушла. В сложившейся ситуации это был единственный выход. Неловкость, судя по ощущениям, приняла физический облик, пусть и невидимый, и начала давить со всех сторон как на меня, так и на девушку. Я мог бы осуществить свой первоначальный замысел, но задумался.

Калейдоскоп прошедшего заставил вспомнить и проникнуться до глубины души чистыми и светлыми идеями, которые в определенный момент исказились в зеркале моей жизни и стали сродни Квазимодо среди прихожан церкви. Все, чего я достиг за долгие годы, оказалось эхом позорных и неправильных выводов, но, как от наследия нельзя отречься, так и от своего прошлого нельзя убежать. Я не знал, что мне делать дальше, просто продолжал стоять под той самой березой, на которой моими, тогда еще неумелыми, руками было выбито когда-то всего одно слово, уже преобразившееся ввиду роста дерева и восстановления его коры, но все еще читаемое: “Персиваль”...

***

Весь дом потряс крик моей maman, а затем грохот. Я уже знал, что это она упала в обморок; и что никакие мы не родственники; и что такое нацизм; и что открыл Коперник; как был создан мир; какие движущие силы существуют в этой грани реальности... 

За секунду знания оказались для меня открытой книгой, прочитанной в сотый раз и истертой до дыр, и, одновременно, ножами, входившими в мою плоть после мастерского броска трюкача со стажем, а мысль моя приняла форму стрелы на тетиве, всегда готовой к новому полету и бою. Все тело встряхнуло, будто ударило электрическим током, а затем шерсть моя сама начала осыпаться на пол; когти, с которых еще капала кровь слегка растолстевшего и глупого персидского кота, стали короткими человеческими ногтями. Каждая кость в моем теле на короткий миг представилась подобием магмы из-под земной коры, после - тонкими и опасными иглами, заставляя испытывать страшную боль.

Но вот я моргнул один раз. Второй. Третий. Я встал уже на человеческие ноги и человеческими руками коснулся раскалывающейся человеческой головы. Но гнев мой никуда не делся, не пропал в приступе кратковременной пытки, а напротив - усилился. Вместе с ним и человеческим обликом в мою голову пришло полное всезнание. Тогда, еще даже не подозревая о большинстве заложенных в меня силах и талантах, я понял истинное предназначение тех, кто способен видеть и различать зло...

***

Округу тогда сразили страшные вести, ведь, помимо неудач на фронте, ушла из жизни почтенная Frau, истинная арийка, приехавшая из враждебной и прогнившей Франции...

В единственной попытке обрести хладность ума и здравость рассудка я похоронил своего некогда брата здесь, под молодой березой, примерно шестьдесят лет назад. Но с тех пор я ни на день не переставал преследовать единственную цель - истребление зла. Но разве нужно приносить в этот мир еще больше ненависти? Неужели не нужно отдавать дань прекрасным и возвышенным чувствам, стремиться к этому, оберегать?

Я не повзрослел тогда, хотя мне казалось. Я повзрослел лишь сейчас. Именно с сегодняшнего дня начнется настоящий путь Кота...

***

Я простоял там еще семь часов и двадцать три минуты. Осознание вернулось ко мне только после окрика смотрителя кладбища, который заметил подозрительного ночного гостя в старой части похоронного комплекса времен процветания нацизма.

Моргнув несколько раз, я уже развернул голову для дальнейшего разговора и объяснений, но только заметив этого ссохшегося и вялого старичка, мое сознание показало контрабанду припасов остаткам разбитых нацистов спустя почти десятилетие под руководством окрикнувшего меня. Возможно в том месте, к северу отсюда, в пещере у реки все еще остались следы пребывания нацистов. Я смогу их выследить... Но сначала у меня все-таки состоится ужин.

Улыбка-оскал вернулась ко мне, предвкушая ощущение теплой и свежей крови на языке. Каждый платит за совершенное, просто порой бумеранг судьбы задерживается еще на пару кругов, подобно стервятнику над грешником в пустыне. Платой смотрителя за свое мерзкое и грязное прошлое будут жизнь и душа...

***

Мы сидели в беседке и пили чай. Протеже моей знакомой только что наступил на грабли и разочаровал ее. Я усмехнулся, потому что всегда считал ожидание чего-то правильного и верного от обычного смертного глупым.

Я познакомился с Судьбой совсем недавно, относительно времени существования нашего мира, но уже сейчас осознавал ее важность в устройстве реальности и конкретно моей жизни. Мой взгляд со встречи на кладбище стал еще более безумным, но и более осознанным. Самое время травить иронические шутки...

Но мысли мои были сейчас не здесь. Я вспомнил девушку. Хотелось бы узнать, чем она занимается сейчас, но не как Чеширский Кот, а как простой человек: прийти к ней, спросить и увидеть, не пользуясь всезнанием и всесуществованием. А кроме того были у меня вдаль идущие планы, касательно моей следующей прогулке в мире людей...