Так всё и пошло. Мы тренировались утром, а потом я повторял пройденное ещё два раза в течение дня. Не люблю вспоминать это время. Оно слилось для меня в единую серую муть, из которой выделялись только рассвет — начало каторги, и закат — её окончание. Тогда-то я со всей очевидностью понял, что чувствует раб в каменоломнях. Только мои «каменоломни» были почти добровольные. Я мог бы всё бросить, послать к Тёмным Магистрам и остаться магом средней руки, способным, знающим, но невысокого полёта. Однако такая участь представлялась мне невыносимо ужасной. Хуже была только смерть. Нет, смерть была лучше. Смерти я не боялся, не знаю уж, почему. Грядущее небытие не страшило меня. Я боялся остановиться на полпути, не дотянуть. До чего? До некоего Совершенства. Оно представлялось моему наивному воображению в виде сияющей сферы, в которую я войду однажды и растворюсь в ней, став одной из тех таинственных Сил, что управляют Вселенной. Почему-то именно таким я всегда видел свой Путь. Всё остальное меня не устраивало.
Страх не соответствовать, не дойти, остаться на обочине заставлял меня заниматься сверх всяких сил. Страх гнал меня на тот грешный луг. Страх был со мной постоянно, ни на секунду не ослабляя своей железной хватки. Он преследовал меня ночами. Мне стали сниться кошмары. Они изводили меня. Редкую ночь мне удавалось по-человечески выспаться. В это время я и задумал научиться управлять своими снами.
С ранних лет я привык ко снам, объяснения которым не находил. Я часто видел странные города, людей в диковинных одеждах, с разным цветом кожи; передо мной проносились какие-то битвы, неясные эпизоды из чужих жизней. Иногда я действовал в них сам, иногда был каким-то другим человеком. А чаще просто сторонним наблюдателем. Но теперь мои волшебные сны исчезли, предали меня, отдав на растерзание кошмарам. Каждую ночь за мной кто-то гнался, а я спасался от неведомой опасности. Наконец из всех снов выделился один, мерзкий и навязчивый, как зубная боль. Он повторялся в разных вариациях, но с завидным постоянством.
Мне снилось, что я иду по тёмной лесной дороге к покосившемуся одноэтажному дому. Открываю скрипучую дверь и захожу внутрь. Свет не горит. Но темнота вполне проницаемая и понятная. Дом пуст, одни голые стены и дощатый пол. Потолка нет, через деревянные балки без перекрытий видна прохудившаяся крыша. Неведомо зачем я поднимаю голову и вижу, как полная луна заглядывает в дом сквозь дыру. Как только зеленоватый свет падает мне на лицо, в доме начинается какое-то шевеление. За моей спиной слышится шелест, шёпот, скрип. Я оборачиваюсь. В углу под кучей не то тряпок, не то облезлых шкурок копошится нечто. Оно кряхтит и странно пощёлкивает или причмокивает. Затем из этой невнятной кучи появляется рука, бледная, как у покойника, с длинными пальцами, похожими на паучьи лапки. Рука тянется ко мне, удлиняется. Она вся покрыта струпьями, из которых сочится не то кровь, не то гниль. Рука пытается нашарить меня. Каждое её движение сопровождается тем самым пощёлкиванием и причмокиванием, которые я услышал сначала. Я отступаю. Спрятаться негде. Я хочу выскочить в дверь, но понимаю, что двери нет, и никогда не было. Дёргаю раму окна, оно не открывается. Я начинаю метаться по дому, прячусь по углам, пытаюсь вылететь через крышу — всё напрасно. Что бы я ни делал, рано или поздно мой жуткий противник настигает меня, и я чувствую на себе холод мёртвой руки, её костяную хватку.
Каждый раз после этого сна я просыпался в холодном поту с сильно бьющимся сердцем и, лёжа в темноте, долго прислушивался к шорохам и звукам, доносившимся снаружи. Я боялся, что жуткая рука будет продолжать преследовать меня и наяву. Повторяющийся раз от раза кошмар вызывал ощущение тоски и безысходности. Занятия шли кое-как. Утренние — тяжело, дневные — через силу, вечерние казались бессмысленными, как самое моё существование. Какое уж там настроение! Попробуй-ка убедить себя, что всё хорошо, когда тебе так хреново, что хуже не бывает. И как всегда, когда меня загоняют в угол, на помощь пришла злость. Я злился на дурацкий сон, на мерзкую лапу, которая смеет гоняться за мной, но больше всего на самого себя, на свою беспомощность и трусость. В один прекрасный день, а точнее прекрасную ночь я лежал в постели и размышлял. Мне во что бы то ни стало, хотелось избавиться от навязчивого кошмара. Я никак не мог понять, почему во сне становлюсь таким беспомощным, не могу действовать по своему желанию, вынужден подчиняться чьей-то воле, которая заставляет меня жить в рамках одного и того же надоевшего сценария.
Я прокручивал в памяти свой сон. Вот иду по дороге, вот захожу в дом. А зачем мне, собственно туда заходить? Я же знаю, что там меня подстерегает опасность. Зачем мне нужен этот грешный дом? И я начал представлять себе, как прохожу мимо него. Прохожу, и всё тут. Я твердо решил во сне попробовать сделать то же самое, а, если не получится, попытаться проснуться, чтобы не дать кошмару завладеть мною. Дальше. Я в доме поднимаю голову и смотрю на луну. Зачем? Нужно отойти в сторону, чтобы не видеть её, а ещё лучше вообще забить дырку в крыше. Я начал представлять себе, как, вооружившись молотком и гвоздями, приколачиваю к балкам какую-то деревяшку. Ага! Тянется ко мне рука! Рубануть бы по ней чем-нибудь. Я невесть откуда выхватываю меч и с плеча перерубаю зловредную конечность! Всё, кошмара больше нет, я победил.
И внезапно мне стало весело, впервые за много дней. Я даже почувствовал некий охотничий азарт. Попробовать свои силы, ворваться в сон как равный противник — что может быть интереснее! Я прокучивал свой кошмар ещё и ещё, каждый раз расправляясь с ним как-нибудь по-другому, пока мне не надоела эта забава.
Однако в течение ближайших нескольких дней к моему крайнему удивлению мне ничего не снилось. Кошмары, словно живые существа, почуяли решимость своей безвольной жертвы и отступили. Такая передышка была мне нужна, как воздух. Я отоспался и успокоился. Думаю, это был переломный момент. На занятиях мне тоже стало легче. Прошло ощущение бесконечной усталости, сопровождавшее меня всё это время. Я потихоньку начал понимать сакральный смысл казавшихся мне до того бессмысленными упражнений и медитаций. Я был похож на слепого, который долго не может нащупать нужную ему дорогу и вдруг после тяжких поисков, сомнений и отчаяния чувствует под ногой твёрдые камни, но ещё не до конца верит своему счастью, поэтому идёт осторожно, боясь снова обмануться.
Прошло около дюжины дней. На уроках мы учились вводить себя в состояние сна, а потом мгновенно просыпаться. Сначала сигнал к пробуждению подавала мама, затем мы стали выбирать сигналы произвольно. Чаще всего это было движение часовой стрелки. Проснуться на строго определённой минуте и даже секунде считалось высшим классом. Потом сигналы стали изощрённее, например, птичья трель, тень от пролетевшего насекомого. По не совсем понятной нам в ту пору причине мама считала эту науку опасной и запретила тренироваться в одиночку без наставника.
Ох, не для меня созданы подобные запреты! Основные составляющие моей личности — любопытство и презрение ко всякого рода опасностям.
Я дисциплинированно выполнял любое мамино распоряжение, но попытка запретить мне куда-либо сунуть нос под предлогом слишком большого риска была заведомо обречена на провал. Мне очень хотелось попробовать свои силы не на уроке, где у меня всё и так получалось, а в другой обстановке. И, разумеется, без докучливых свидетелей, которые только мешают сосредоточиться. Свои магические изыскания я решил перенести на вечер. Едва оставшись один в комнате, я поставил перед собой часы, засёк время, в которое мне надлежало проснуться, и погрузился в сон.
…Мне приснилось, что я иду по дороге. Ещё совсем светло, по моим ощущениям чуть за полдень. Впереди я вижу одноэтажный дом. С ним связано что-то неприятное. Дом вызывает во мне глухое беспокойство. Я не хочу туда заходить. Но почему-то оказываюсь перед ним, или он передо мной, не разобрать. Моя рука сама ложится на ручку двери. Раздаётся скрип. Очень знакомый скрип. Где я его уже слышал? И тут всё моё существо, все мои сознания и подсознания, сколько их ни есть, начинают вопить в один голос: «Опасно! Там опасно! Туда нельзя заходить!» И я в буквальном смысле вылетаю из сна, успев напоследок вспомнить, что нечто подобное мне уже снилось.
Я открыл глаза. Часы показывали заданное мной время. Неплохой результат. Но сон о доме сильно напоминал знакомый мне кошмар. Неужели всё вернулось снова? Не хотелось бы. С другой стороны есть стимул научиться управлять своими сновидениями. Почему бы и нет? Я решил повторить опыт. Ещё несколько раз засыпал и просыпался, но больше мне ничего не снилось. Устав от многочисленных упражнений, я заснул уже по-настоящему, не засекая время.
…Я шёл по улице незнакомого мне города. Было многолюдно, на мой вкус даже слишком. Я оглядывался, недоумевая, куда валит вся эта толпа. Куда шёл я сам, мне было более или менее понятно: я шёл к дому своего хорошего приятеля. Издали его жилище смотрелось пристойно, но вблизи оказалось одноэтажной покосившейся лачугой, с виду совершенно нежилой. Во сне меня почему-то не смутил странный вид дома. Я вошёл внутрь. Там было темно и пусто. По углам притаились тени.
Стоп. Этот сон я уже видел. Очень-очень плохой сон. Он всегда заканчивался для меня катастрофой. Но мне внезапно захотелось досмотреть его до конца. Конечно, никакого приятеля здесь не было и не могло быть. Его вообще не существовало. Вроде бы я «вспомнил», что меня сюда заманили. Они (знать бы ещё, кто!) постоянно зазывали меня сюда под разными предлогами. На их зов очень трудно было не ответить. Но один раз мне это уже удалось. Удалось бы и во второй, если бы не моё желание узнать, кто эти враги, которые так упорно за мной охотятся.
Я чувствовал, как сквозь дырявую крышу в дом врывается ветер. Так вот, почему мне всё время хотелось поднять голову и посмотреть на эту грешную дырку в крыше! Меня беспокоил сквозняк! Что ж, посмотрим и сейчас, только с умом. Я огляделся, вспомнил, откуда обычно выползала мерзкая лапа, и отошёл подальше. А потом поднял глаза к потолочным балкам. Сквозь дыру в дом заглядывала луна. Её зелёный свет упал на то место, где только что стоял я. Но меня там уже не было. Подлетев к потолку, я оседлал одну из потолочных балок и с интересом ждал появления главного действующего лица.
И оно появилось. Тёмная фигура, одетая во что-то вроде лахи с низко надвинутым на лицо капюшоном, сидела сзади меня на той же балке и тянула ко мне бледную руку с длинными пальцами, похожими на паучьи лапки. От страха меня прошиб холодный пот. Сердце трепыхалось, как птица, посаженная в клетку. Деться было некуда, бежать и прятаться — бесполезно. Я помнил, что в этом сне мне никогда не удавалось скрыться от преследователя. И, может быть, именно потому, что мне удалось сохранить память, я не позволил панике овладеть мной. Тварь подбиралась к моему горлу. Из-под капюшона слышалось знакомое пощёлкивание и причмокивание. Раньше мне казалось, что эти звуки производит удлиняющаяся конечность, но теперь понял, что их издаёт существо. Я даже различил какие-то слова. Это был чужой язык, странный чужой язык. Ничего похожего на привычную человеческую речь, и тем не менее. Моё горло сдавила ледяная мёртвая рука. Содрогаясь от омерзения и ярости, я изо всех сил вцепился в неё. Мои пальцы провалились в гнилую плоть. Существо завизжало, вспыхнуло изнутри зелёным пламенем и рассыпалось. А я проснулся с сильно бьющимся сердцем. Небо за окном посерело. Наступало утро.
***
Днём, после занятия я обратился к маме с Безмолвной речью:
«Ты можешь меня выслушать? Мне нужно с тобой поговорить».
«Я тоже думаю, что нам нужно поговорить, — откликнулась она. — Приходи ко мне в кабинет».
Мама сидела в кресле у камина. В нём горел огонь, но дров не было. Время от времени мама подкидывала в огонь несуществующие веточки.
— Садись, — бросила она мне, подождала, пока я устроюсь в кресле напротив, и спросила: — ну, о чём ты хотел поговорить?
Я помолчал, собираясь с мыслями, а потом сказал:
— Вот уже две дюжины дней мне снится один и тот же сон. Он меня беспокоит.
— Расскажи, что за сон?
Мама была прекрасным слушателем. Она никогда не перебивала собеседника и умела выхватить суть из самого сбивчивого рассказа. Я говорил долго, начав с того, как многочисленные кошмары постепенно слились в один, навязчивый и мерзкий, и закончив повестью о сегодняшней ночной битве.
— А когда я одевался утром, — напоследок сказал я, — то увидел вот это.
Я отогнул воротник рубашки. У меня на шее багровели два свежих кровоподтека — следы от пальцев проклятой мёртвой лапы. Мама внимательно осмотрела мои синяки.
— Почему ты ни о чём не говорил раньше?
Я пожал плечами.
— Потому что считал этот сон обычным кошмаром.
— И ещё, потому что решил разобраться с ним сам, — сказала она. — Поэтому ты и наплевал на мой запрет погружаться в искусственный сон в одиночку. Впрочем, ты всегда плюешь на подобные запреты.
— Это случилось со мной не во время упражнений, — я покраснел. — То есть, в искусственном сне он тоже был. Но я лучше владел собой и сумел выйти из сна. Понимаешь, когда я сплю, я становлюсь беспомощным. Мне хотелось научиться управлять снами.
— Похвально, — мама холодно усмехнулась. — Я удивляюсь только одному — как ты догадался хоть теперь прийти ко мне за советом. Вместо того чтобы, к примеру, самому попробовать разыскать эту тварь, которая нападает на тебя во сне.
Я покраснел ещё сильнее, но так и не решился признаться, что именно таким и было моё первое побуждение. И только синяки на шее заставили меня обратиться за помощью.
— Вот что, — мама подбросила в огонь ещё одну несуществующую веточку. — Сегодня ночью я посторожу твой сон и посмотрю на кошмар, который мучает тебя.
— А если тварь не придёт? — осторожно спросил я.
— Не беспокойся, — она встала с кресла, подошла к одной из полок, сняла с неё коробочку и подала мне, — когда я берусь за дело, все приходят, как миленькие, и делают то, что им велят. Это только ты у меня неслух, любишь самовольничать. На, смажь свои синяки, через полчаса пройдёт.
— И ты меня не накажешь за непослушание?! — я не верил своим ушам.
Признаться, идя сюда, я нисколько не сомневался, что меня ждёт весёлый денёк.
— А смысл? — мама сверкнула на меня глазами. — Скажи честно, Лойсо, если я снова запрещу тебе делать что-то, что ты считаешь для себя важным, ты меня послушаешься?
Я честно задумался, ненадолго, секунды на две (ради приличия), а потом так же честно сказал:
— Нет.
— Ну и толку тебя наказывать? — мама вздохнула. — Все эти годы я, как могла, боролась с твоим характером. Не знаю, намного ли преуспела. Но время наказаний прошло. Ты такой, какой ты есть, и другим уже вряд ли станешь. Только, пожалуйста, не сбрасывай меня со счетов, приходи за помощью. Твоя мать всё-таки кое-что смыслит в магии. Не воображай, что ты единственный во Вселенной гениальный страдалец, поэтому со всеми проблемами вынужден справляться сам. Иди. Я разберусь с твоим кошмаром.
***
Этой ночью я спал, как убитый. Ни один, даже самый завалящий, сон не посетил меня. Наутро выяснилось, что мамы нет в замке. Это обстоятельство не удивило бы меня, мама часто отлучалась по делам, если бы с ней вместе не исчез сэр Гарата Йовис. На моей памяти такого ещё не случалось, чтобы оба они уехали куда-то одновременно, оставив замок без хозяина. Впрочем, почему без хозяина? Я-то, хвала Магистрам, на месте.
Первым делом я послал зов сэру Тойхи Маллоне, чтобы выяснить, не знает ли он, куда и как надолго отправились мама и сэр Гарата. Начальник стражи смог сообщить только, что за два часа до рассвета сэр Йовис прислал ему зов и предупредил, что им с леди Танной нужно срочно отлучиться, скорее всего, ненадолго, а там, как получится. Больше никакой информацией сэр Тойхи не владел.
Я вздохнул и принялся командовать. Вызвал к себе дворецкого, сообщил, что до маминого возвращения хозяин в замке я. Приказал подать завтрак для гостей через полчаса. У нас в это время гостили сэр Кост Вуулкс, пожилая пара из Челли (какие-то дальние родственники сэра Гараты Йовиса), взрослый сын давней маминой подруги, едущий по делам в Гугланд и решивший сэкономить на гостинице, каковые в наших местах ужасны, и группа странствующих музыкантов. Они остановились у нас всего на денёк, но услаждали наш слух своей, в самом деле, хорошей музыкой уже целых пять дней. И, по-моему, ребята только начали входить во вкус.
После завтрака гости наслаждались музыкой, потом отправились гулять по окрестностям, а на мою горемычную голову свалились какие-то поставщики. Потом явились несколько фермеров по поводу некоего спорного участка — не то пригорка, который сложно перемерить, не то наоборот, оврага — я так и не понял.
Поставщиков я переложил на могучие плечи дворецкого. Бедняга сэр Тоги Кумар не дрогнул, даже не моргнул, а тут же отправился за приходно-расходными книгами. Фермеров я вообще выдворил, велев приходить тогда, когда в замке будет леди Танна. Мимоходом посочувствовал маме: ужас, изо дня в день заниматься вот этим! Я бы уже сошёл с ума или сбежал куда-нибудь.
Потом наступило затишье, которое мне пришло в голову употребить на занятия, поскольку другого времени вполне могло не быть. Как в воду глядел!
Во второй половине дня нас ждал неприятный сюрприз — приезд леди Малани Крин Грасс. Эта дама была некогда послушницей в Ордене Камней на Престоле. После роспуска Ордена выскочила замуж за одного из самых богатых аристократов Соединённого Королевства и с того дня портила жизнь всем, кто под руку подворачивался, начиная с собственного мужа. Слуги в их доме менялись так часто, что хозяйка не успевала запоминать их имена. Но это не мешало ей заедать бедняг до полусмерти.
К нам леди Малани заезжала иногда, когда отправлялась в своё Гугландское поместье. И, по правде говоря, от депрессии нас всех в эти дни спасало только то, что леди до сих пор побаивалась маму, поэтому вела себя более-менее прилично. Путешествовала леди Малани с комфортом. В её гонне помимо обширного багажа помещались ещё сама хозяйка, трое или четверо слуг, двое забитых детей и две наглые собаки.
Поскольку сэр Макс, с записками которого, думаю, большинство моих читателей знакомо, появился в Ехо уже в эпоху Кодекса, а, следовательно, гонны не застал, и соответственно не мог описать, попробую восполнить этот пробел.
Гонна — это огромный экипаж, целый дом на шести колёсах. Как почти все наши средства передвижения, она снабжена магическими кристаллами. Но полностью лишена рычага управления. Поэтому в гонну впрягают двух лошадей. Если бы не кристаллы, лошадей потребовалось бы, как минимум, полдюжины, чтобы сдвинуть эту махину с места. Гонна хороша для переездов и путешествий в большой компании. В амобилер помещаются четверо, от силы, пятеро человек с минимальным багажом. В гонне со всем возможным комфортом преспокойно размещались до десяти пассажиров. К их услугам стояли отдельные мягкие диванчики, на которых приятно бывало полежать, если устал пялиться на местные красоты. Кроме того, в гонне имелось место для багажа, куда можно было запихнуть средних размеров дом, походный сортир, избавляющий от необходимости прыгать по кустам, и миниатюрная кухня с жаровней и набором удобной дорожной посуды. Там можно было сварить камру, разогреть пищу и перекусить прямо в дороге, если по близости нет приличных трактиров. А вы как думали? Ни один уважающий себя гражданин Соединённого Королевства не станет щёлкать зубами от голода, даже ради самого необходимого путешествия, от которого зависит его жизнь или кошелёк!
Гонны редко бывали закрытыми, с крышей над головой. Обычно хозяева устанавливали над всем экипажем магический полог и путешествовали без помех.
Это удобное, но громоздкое средство передвижения уже в моей юности было редкостью. Его уверенно теснили менее комфортабельные, но более лёгкие и беспроблемные амобилеры. А в Смутные времена оригинальная, мягко говоря, политика Гурига Седьмого способствовала появлению огромного количества разбойников в лесах. К тому же большинство дорог, благодаря усилиям магов, в страхе и гневе укрывшихся в своих поместьях, стали почти непроходимы. В таких условиях путешествие в гонне оказалось не то, чтобы неудобным или опасным, а вообще невозможным. Поэтому они полностью вышли из употребления.
Но до Смутных времён, хвала Магистрам, было ещё далеко. В стране царил мир. А леди Малани Крин Грасс посреди нашего двора высаживалась из гонны со всеми своими шалями, мехами, баулами, детьми и собаками.
Она окинула меня ледяным взглядом и ответила на моё вежливое приветствие кивком, в котором пренебрежения было гораздо больше, чем любезности. Затем резким голосом осведомилась, где леди Пондохва. Её вопрос прозвучал как-то так, будто я к этой фамилии не имею никакого отношения. Задетый за живое, я ответил с особым нажимом, что мама в отъезде, в её отсутствие хозяином дома являюсь я, поэтому я счастлив возможности приветствовать леди Крин Грасс в своём доме.
Леди недовольно передернула плечами, но, хвала Магистрам, примирилась с жестокой действительностью. О сэре Гарате Йовисе она не спросила. Его статус в нашем доме был недоступен пониманию свежеиспечённой светской дамы. Не муж? Не признанный любовник? Тогда что он здесь делает?
Бесполезно было объяснять твердолобой леди, что после официального указа о роспуске Орден Камней на Престоле приобрел статус Тайного. Что сэр Гарата как один из преданных адептов исполнял в замке обязанности Старшего Магистра и, по сути, первого заместителя главы Ордена. Леди Малани давным-давно закрыла для себя вопрос об орденской карьере, поэтому наши проблемы были ей до одного места.
Невоспитанные, нахальные собаки с лаем носились по всему двору, пытаясь укусить то одного, то другого, и вносили столько шума и сумятицы, будто их было не две, а дюжина. Ко мне они, правда, не приближались, памятуя нашу последнюю встречу, год назад. Тогда псы решили, что я вполне подойду на роль дичи и на меня можно поохотиться. Мне пришлось применить пятую ступень Белой магии, чтобы заставить этих наглых здоровенных зверюг вести себя прилично. А леди Малани, увидев, как я пугнул её любимчиков, посетовала маме на то, что я «очень жестокий ребёнок».
Дети леди Малани, мальчик лет двадцати и девочка, чуть помладше, тихие, пугливые, как мышата, держались за руки и прижимались к пыльным бокам гонны, явно стараясь занимать как можно меньше места. Мальчик со страхом озирался по сторонам, девочка неотрывно пялилась на меня. Это было довольно неприятно.
Дворецкий получил приказ приготовить комнаты для гостей, слуги переносили вещи, Рудикап Сох, уже целый год работавший на конюшне с отцом, взял на себя заботу о лошадях и экипаже. Я осведомился у леди Малани, не желает ли она перекусить, поскольку до ужина ещё далеко.
— Разумеется, — отрывисто сказала дама, — я умираю с голоду. Трактиры в округе годятся только на то, чтобы травить путешественников. Негодяев-трактирщиков нужно лишить лицензий, куда смотрят власти!
Пока леди разорялась и призывала страшные бедствия на головы трактирщиков, я послал зов повару и кратко сообщил о свалившемся на нас несчастье. Повар стоически принял удар и обещал сделать всё возможное, чтобы угодить вредной гостье.
— Бедные мои Селивер и Касси! У них с утра ни крошки во рту не было. Бедняжки мои! Совсем исхудали, еле ноги волокут!
Я было подумал, что леди Малани имеет в виду своих детей, но вовремя вспомнил, что так зовут её собак. О детях мамочка не считала нужным заботиться. Между тем, они тоже требовали некоторого внимания. Я очень смутно представлял себе, что делают с детьми этого возраста. Зато в замке имелся такой специальный, очень полезный человек, Лакуна Маллона, которая была просто создана для возни со всякой мелкотой, вечно носилась с малышами и, кажется, бывала совершенно счастлива, хотя утверждала обратное. Лакуна довольно жизнерадостно откликнулась на мою просьбу взять на себя заботу о наследниках Крин Грасс, заявив, что они «милые детки» и она «с удовольствием». Примчалась во двор, взяла малышей за ручки и увела куда-то. Причём девочка шла задом наперёд и продолжала на меня пялиться. Заколдовали её, что ли?
Леди Малани, сопровождаемая крикливыми псами и многострадальными слугами, отправилась в отведённые ей апартаменты "освежиться и переодеться перед обедом", по её собственному выражению. У меня появилось чувство, что наехавшая на меня тяжёлая телега временно скатилась и можно вздохнуть свободно. Впрочем, моё счастье не могло продлиться долго. В качестве хозяина дома я должен был присутствовать за столом, хотя бы номинально. Перспектива остаться один на один с неприятной гостьей и выслушивать её бесконечное брюзжание, прямо скажем, не радовала. «Освежённая» леди Крин Грасс явилась в столовую с таким свирепым видом, что я невольно усомнился в пользе для неё этого «освежения». Хвала Магистрам, меня спасли сэр Кост Вуулкс, внезапно решивший составить нам компанию за столом, и наши трудолюбивые музыканты. Ребята поняли, что именно сейчас мы больше всего нуждаемся в тех божественных звуках, которые они извлекают из своих инструментов. Надо отдать им должное, старались вовсю. А сэр Кост расспрашивал леди Малани о последних столичных новостях и время от времени украдкой подмигивал мне, мол, не робей, парень, вдвоём мы эту даму сделаем!
Вот так мы и развлекались до самого вечера, пока, к моей несказанной радости, не вернулись мама и сэр Гарата Йовис. С гордостью я поведал им обо всём, что происходило в замке в их отсутствие, и о том, как я со всем справился.
— У вас хороший организаторский талант, сэр Лойсо, — улыбнулся Гарата. — И недюжинные дипломатические способности. Выдержать леди Крин Грасс в течение нескольких часов, не сойти с ума и избежать скандала по любому практически поводу — почти беспримерный подвиг.
— Надеюсь, ты не отменил занятия из-за всех этих хозяйственных глупостей? — спросила мама. Вид у неё был усталый.
— Нет, я всё успел, — ответил я, чувствуя себя героем дня.
— Хорошо. Пойдём, нам нужно поговорить. Сэр Гарата, и вы с нами.
Мы быстро прошли через холл. Нам навстречу вывернулась леди Малани.
— Танна! — она с возмущённым криком бросилась к маме. — Ты, оказывается, уже здесь! Эти бездельники, твои слуги, даже не соизволили доложить мне о твоём возвращении. Будь я их хозяйкой, давно бы всех уволила!
— Здравствуй, Малани, — холодно бросила ей мама. — Оставь в покое слуг, они выполняют мои приказания. Видишь, нам некогда, у нас проблемы. Сама займись чем-нибудь на досуге.
Леди Малани с открытым ртом осталась посреди холла.
— Запомни, Лойсо, — говорила мама, не сбавляя шага, — чем больше ты нянчишься с хамом, тем больше он наглеет. С хамом нужно обращаться точно так же, по-хамски. Только при этом условии он согласится тебя уважать. Вовсе не обязательно было сидеть с этой особой в столовой и тратить на неё время и силы. Обошлась бы без такой чести. Пусть скажет спасибо, что мы по старой памяти принимаем её в нашем доме и терпим её выходки. Пойдёмте на свежий воздух. Не хочу сидеть в четырёх стенах.
Мы вышли в парк и заняли уединённую беседку.
— Лойсо, — начала мама, понизив голос почти до шёпота, глаза её мерцали в темноте, — думаю, ты, как никто другой, имеешь право знать, где мы были и чем занимались. Сегодня ночью мне удалось проникнуть в твой сон и увидеть тварь, которая нападала на тебя. Мало того, я послала за ней свою Тень, чтобы выследить, откуда приходит это существо. Перед рассветом мы с сэром Гаратой отправились на охоту. Нам посчастливилось поймать и скрутить тварь, но, к сожалению, не убить. Честно говоря, я ни разу в жизни ещё не встречала такой странной дряни. Не мёртвая и не живая, почти бессильная, но в то же время не уничтожимая. Было впечатление, будто её кто-то держит сзади за верёвочку, но ни верёвочка, ни сам держатель не видны. Тогда мы отправились в Шимурэд, за советом к Светлому Токлиану.
Теперь мне стало понятно, почему мама позвала с собой именно сэра Гарату. Помимо того, что он, могущественный маг, являлся бесценным помощником в любых передрягах такого рода, он ещё был Стражем. Во всех наших учебных прогулках по Тёмной Стороне он обязательно сопровождал нас. А полноценно пообщаться с Токлианом можно было только в этом непостижимом месте.
— Да уж, — сказал сэр Гарата с гримасой отвращения, — нам пришлось чуть ли не силой выволакивать этого дивного человека из-за стола, отрывать от бутылки и приводить в порядок.
— А потом мы вместе с ним отправились на Тёмную Сторону Невидимого замка Шимурэд, — так же тихо продолжала мама. — К сожалению, только там Токлиан полностью вменяем и обладает какой-то силой. В Мире он её уже потерял…
Она помолчала, а затем продолжила:
— Те кошмары, которые снились тебе сначала, были просто плохими снами. Занятия эльфийской магией заставили твоё сознание перестраиваться. Так получилось, что ты боролся сам с собой. Это было очень болезненно, да? Но, к сожалению, необходимо. Отсюда и усталость, и дурные сны. А потом появилась эта тварь. Она как-то ухитрилась заползти в твои сновидения и стать единственным кошмаром. Она охотилась за тобой, но безрезультатно. Силы у неё в нашем Мире ещё нет, и ты каждый раз ускользал.
— Кто она такая? — спросил я с замиранием сердца. — Я сначала думал, что это просто какой-то неугомонный мертвец привязался ко мне, непонятно, почему. Так же бывает?
— Нет, — сказала мама, — так не бывает. Никогда никакой мертвец ни к кому просто так не привязывается. Во Вселенной много разной беспокойной нечисти, но я не слышала, чтобы она вдруг начала нападать на кого-то без всякой причины. Вообще ничего не бывает без причины. Если ты помнишь, Светлый Токлиан тебе об этом уже говорил. Иногда причина глубоко скрыта и не видна сразу. Но не найти её, значит, заведомо проиграть. Тварь пришла не сама по себе. Её направили в наш Мир те, о ком ты уже знаешь.
— Незримые?
— Да. Они, конечно, понятия не имеют о твоём существовании. Эти существа пока что пытаются нащупать тех, кто может им противостоять в будущем. И натыкаются на адептов чуждой, враждебной магии. То есть, на вас. Ты оказался не единственным страдальцем. Странно, что все эти дни ни ты, ни твои друзья даже друг другу не рассказывали о том, что вам снятся плохие сны. Это и беспечностью не назовёшь. Просто, странно. Скорее всего, так проявляется воздействие Незримых. Мы, взрослые, достаточно защищены, мы даём отпор и даже не замечаем, что и зачем делаем, а вы открыты и беззащитны. Этого я не учла, к сожалению, когда начала заниматься с вами эльфийской магией. Теперь всё будет по-другому. Ты прав, Лойсо, вам прежде всего нужно учиться управлять снами. С завтрашнего дня этим и займёмся. И не только этим. Сэр Гарата, нужно срочно выяснить, кого из наших адептов или их родных в эти две дюжины дней мучили кошмары. Надо связаться с нашими людьми на Уандуке, там тоже должны знать.
— Хорошо, леди Танна. Но до поступления в Высокую Школу Холоми у детей осталось мало времени. Может быть, отсрочить поступление на год?
— Нет, зачем же. Стены замка Холоми — самая надёжная защита, какую можно только пожелать. Там дети будут в гораздо большей безопасности, чем у себя дома. А нам с вами сегодня предстоит ещё одна работа. Надо защитить замок. Понимаю, что вы очень устали, но ничего не поделаешь, кроме вас некому.
— Ну что вы, леди Танна! — возмутился сэр Гарата. — О какой усталости может идти речь? Нашим детям грозит опасность! И боюсь, не только детям. Мы с вами были на Тёмной Стороне замка. Там далеко не всё ладно.
Я, затаив дыхание, прислушивался к разговору взрослых. Тайны, неведомые опасности, борьба со страшным невидимым врагом! У какого мальчишки не загорелись бы глаза, и не замерло бы сердце от сладкой жути? Передо мной один за другим раскрывались секреты, прежде мне не доступные.
— А вы всё-таки расправились с той тварью? — не выдержал я, буквально лопаясь от восторга.
— Ну, разумеется, — сэр Гарата кивнул очень серьёзно и печально. — Не мы, Светлый Токлиан расправился. Мы только оказывали посильную помощь. Боюсь, это был его последний подвиг. И о нём, к сожалению, не сложат легенд.
— Сложат, — твёрдо сказал я. — Если вы запишете… если подробно расскажете обо всём, что произошло сегодня. Люди будут читать, память останется.
Сэр Гарата удивлённо взглянул на меня, а мама вдруг усмехнулась и покачала головой:
— Какая вера в печатное слово! Кто бы подумал! Вот что, милый, иди отдыхать. У тебя сегодня тоже был непростой день. Одни только гости чего стоили! Но я очень тебя прошу, Лойсо, впредь обо всех своих кошмарах, обо всех странностях наяву сообщай мне немедленно. Впрочем, теперь я буду следить…
***
На следующий день леди Малани отбыла ко всеобщему удовольствию, прихватив с собой и музыкантов. Ребята пребывали на вершине блаженства. Ну как же, они своим искусством приворожили такую важную леди, из самого Ехо! Чем не повод для законной гордости? Похоже, наши музыканты уже видели себя на столичных подмостках. Какая наивность! Для леди Малани их искусство было просто мимолётным капризом. Оставалось надеяться, что бедняги всё-таки куда-нибудь доедут в конце концов, а не улизнут потихоньку тёмной ночью, наплевав на обещанное вознаграждение и грядущий успех в столице.
Сын маминой подруги тоже собрался нас покинуть. Пожилая пара объявила, что уезжает завтра.
На замке стояла защита, и гости поспешно разбегались. Только сэр Кост Вуулкс остался на месте к полному удовольствию своего внука Таопе. Кост Вуулкс был сильным и умелым колдуном. Наверняка, давным-давно стал бы Старшим Магистром. Но Орден Камней на Престоле около ста пятидесяти лет назад перешёл в разряд Тайных, а, значит, лишался права иметь собственную резиденцию и присваивать звания и заслуги своим адептам. То есть, в узком кругу единомышленников хоть табуреткой назовись, но в Большой Книге Орденов в главе, посвящённой твоему Ордену, против твоего имени никогда не будет стоять гордая запись: в такой-то день такого-то года произведён в Старшие Магистры. Не будет, потому что глава заканчивается сухой фразой: в такой-то день такого-то года Орден распущен специальным указом короля.
Три наших могущественных колдуна закрыли все подступы к замку на восток до самых Дальних холмов, к югу до центральной трассы, на западе захватили весь левый берег реки Арамэ, а на север углубились в леса. Очистили их от господ разбойников и прочей праздношатающейся нечисти, за что местный шериф должен был быть нам искренне благодарен, но этот недоумок, кажется, даже не понял, что произошло. Исконные земли, испокон веков принадлежавшие роду Пондохва и всегда, сколько себя помню, открытые для всех путешествующих, теперь оказались запертыми на такое количество магических замков, что проезд по ним без разрешения хозяев стал невозможен.
Зато для фермеров и торговцев наступили золотые времена - дороги и леса, соседствующие с нашими угодьями, в кои-то веки очистились от всех видов грабителей: разбойников, мелких жуликов и сборщиков дорожной пошлины. Последние предпочли перенести свою разрушительную деятельность на благо казны подальше от этих мест.
Детям в замке тоже стало лучше. Теперь мы могли гулять где угодно без всякого сопровождения. Вот только нам пятерым в последние дни было не до прогулок. Одни занятия сменялись другими. Мама муштровала нас и днём и ночью. Она показывала самые разные техники управления сновидениями и без конца заставляла их отрабатывать. Так что скоро нам стало казаться, будто мы живём какой-то призрачной жизнью между сном и явью. Мы иногда даже не могли понять, где начинается один и заканчивается другая, не могли вспомнить, что происходило с нами во сне, а что наяву. Похоже, именно этого мама и добивалась. Во всяком случае, она утверждала, что между этими двумя состояниями нет никакой принципиальной разницы.