Когда-то, в промозглую слякоть, мне понравился этот субъект. Искренне и бескомпромиссно. Понравился своей нечеловеческой преданностью и верностью.
В какую бы непогоду и ночь я не проходил мимо, невольно им любовался. Даже в лютую стужу его обличье неизменно светилось теплом. Не лицо, как у всех, а именно обличье, потому что лиц таких не бывает...
Бывало, стоит, высокий и стройный, у края тротуара, засунув руки в карманы, вздрагивает от порывов заснеженного ветра и светло улыбается. Всем-всем-всем! Хорошим и плохим. Людям и нелюдям. Собакам и кошкам. Даже бумажкам и фантикам, брошенным на тротуар торопливыми прохожими.
Но особенно светло он улыбался, глядя на девушку в новой модной шубке, которая застыла на противоположной стороне тротуара, застенчиво спрятав половину хорошенького личика в пушистый лисий воротник. Она, я думаю, чувствовала его взгляд, а он, я думаю, знал, что она его чувствует. Потому что любили они друг друга давно и безнадежно. Так давно и так безнадежно, что и говорить им друг с другом, в общем-то, было не о чем... Но он, я думаю, всё же что-то говорил. Не мог не говорить. Потому что я, на его месте, непременно бы... ну, наверное, или может быть, заговорил. Не о мерзкой погоде, конечно. Не о пробежавших мимо озябших людях. Не о пустом троллейбусе, что, разбрызгивая искры проводов, промчался в ночное никуда.
- Поздравляю, - наверняка говорил он ей, улыбаясь, - у тебя новый наряд!
- Да ладно! - отвечала она смущённо. - Ничего особенного - просто cмена сезона. Это ты у нас...
- Что?
- Это ты у нас такой, какой есть. Во все времена. А мне постоянно нужно быть в лучшей форме. Разве тебе это не нравится?
- Нравится. Поздравляю! - говорил он, улыбаясь. - У тебя новый наряд!
- Просто смена сезона, - отвечала она.
Казалось бы, пустой, бессодержательный разговор, но, Боже мой! – я хорошо его понимал. Без них, двоих, моя неуютная ночь была бы безрадостной и бездарной. А так... А так, я, наконец, решился и позвонил в этот ветер и в жуткую вьюгу:
- Здравствуй! - сказал я. - Ты прости меня, я видел тебя в белой шубке. Ты стояла, спрятав половину лица в пушистый песцовый воротник... И я к тебе не подошёл... Потому что не знал, для кого ты так нарядно оделась.
- Для тебя! - отвечает Белая Вьюга. - Для тебя!.. Только из-за этого ты и не подошёл?
- Только из-за этого.
- Ты неправдоподобно не уверен в себе, - ответила Вьюга. - Ты очень нелюдим и дик. Очень-очень!.. Как себя чувствует твой любимый субъект?
Я часто рассказывал ей о нём. И о его девушке тоже. Я ими при ней восторгался.
- Он, как всегда, улыбается, - ответил ей я.
- А его любимая?
- Она уткнулась в воротник лисьего воротника.
- Как знакомо! - сказала Белая Вьюга. - И что же, они так и стоят?
- Так и стоят. Ночь. Метель. Вокруг ни души. Он, засунув руки в карманы, светится теплом, а она застенчиво спрятала половину хорошенького личика в пушистый лисий воротник.
«Поздравляю!, - говорит он, светло улыбаясь. - У тебя новый наряд!»
«Да ладно! - отвечает она смущённо. - Ничего особенного - просто смена сезона!»
Снежный ветер с силой бьёт в замёрзшие окна. «У-у!» - стонет он. «У-У-У!»
- Уличный фонарь разговаривает с манекеном, стоящим в витрине магазина? - удивляется Белая Вьюга. - Это не на углу ли Садовой и Речной? Там ведь этот
Пушной магазин расположен.
- Да, - отвечаю я, - напротив моего окна. - Представляешь? Мне кажется, что фонарь и девушка-манекен разговаривают. Иначе, для чего они там так долго стоят, глядя друг другу в глаза?
- Выдумщик! - вздыхает Белая Вьюга. - Мечтатель! Утопист! Завтра жду тебя в поле!.. Если хочешь, приду в весеннем розовом платье. Хочешь? Хочешь?!
Мне очень хотелось, чтоб было именно так. Но я отлично понимал, что холодная Вьюга, при всём желании, не в состоянии воплотить в Жизнь свои обещания.
- Приходи! - улыбался я в холодную ночь за окном. - Приходи! Я потеплее оденусь. Только ты приходи такой, какая есть. Настоящей!.. Я давно мечтаю хоть с кем-нибудь переброситься ласковым словом!