Мне прислали этот пост из Сан-Франциско. Но автор, как оказалось, живёт в Израиле, на юге, у моря, в Ашкелоне.
Нельзя сказать, что имя Любовь Хазан мне вовсе незнакомо. Нет, оно у меня на слуху. Но я работ Любови Михайловны Хазан до сих пор, кажется, не читал.
А между тем, нас связывает общий интерес. И даже одинаковое почётное звание: мы оба отмечены наградой Союза русскоязычных писателей страны - премией имени Виктора Платоновича Некрасова. Меня наградили ею в 2014 году, её – в 2016. Интересно то, что у нас и общие интересы: ряд моих статей посвящён тематике Бабьего яра и других подобных яров Украины (в произведениях, прежде всего, Евг. Евтушенко и А. Анатолия (Кузнецова), но отчасти и фигуре В.П.Некрасова, первым восставшего против затаптывания этой священной могилы и символа гитлеровского геноцида народов. Против преступного и злокозненного беспамятства. Л. Хазан – автор большой подборки статей с историей создания и анализом содержания произведений о Бабьем яре.
Кинулся искать сведения о Любови Михайловне. Нашёл: она – киевлянка. Подсчитал: примерно двадцатью годами моложе меня. То есть, если я окончил школу в 1949, то она (примерно) – двумя десятками лет позже. Окончила Львовский полиграфический институт по специальности журналиста в самом конце 60-х или начале 70-х гг. (Я по диплому учитель литературы, журналистику осваивал «в рабочем порядке»: методом проб и ошибок).
Одним из выгодных, как мне представляется, отличий политического развития постсоветского периода в политическом развитии Украины по сравнению с Россией стало более быстрое открытие засекреченных архивов – в частности, архивов КГБ. Так, документы слежки, обысков, допросов и изъятий этим министерством бумаг и творчества писателя-диссидента Виктора Некрасова стали доступны для исследователей где-то к концу нулевых= годов. В 2011-м Любовь Михайловна уже опубликовала (и как раз к 100-летию со дня рождения писателя) результаты своего изучения этих документов, в том числе не известных до сих пор его рассказов, в авторстве которых он гебистам не сознавался, так как это неизбежно повлекло бы за собой арест и лишение свободы за «клевету на советский строй» ( читай: за правду!). В российской федерации ещё и теперь подобные ведомственные архивы под запретом, а украинская СБУ (служба безопасности) свои архивы раскрыла полностью.
Мне довелось побывать в Киеве лишь три дня в служебной командировке осенью 1972 года, и все три дня лил упорный, холодный осенний дождь. Тем не менее, всё время кроме того, которое пришлось потратить на выполнение командировочного задания, я находился на улице: разгуливал под дождём, стремясь наглядеться на город юности моей мамы, к этому времени уже давно покойной. А ведь именно здесь с 14-ти лет она вступила в самостоятельную жизнь – и сразу в большевистское движение: её первым занятием была помощь киоскёру на Крещатике в продаже киевской большевистской газеты «Голосъ соцiалъ-демократа»; в «июльские дни» 1917 года сочувствовавшая временнрому правительству России толпа пыталась перевернуть киоск с запершемися там киоскёршей и её помощницей – в будущем моей матерью. Но раздались голоса: «Что вы делаете? Там ребёнок!» (имелась в виду моя мама, она была мала ростом и выглядела совсем девочкой… Дверь выбили, киоскёршу и помощницу сдали правительственной милиции, а киоск с содержимым тут же подожгли. Случай этот описан в книге «История Компартии Украины», я сам читал, но, конечно, фамилии там не указаны. Однако я-то знал этот сюжет из маминых рассказов…
Будучи в Киеве, заходил в какие-то музеи по истории Революции и гражданской войны, комсомола и компартии, разглядывал фото в надежде увидеть на них маму… Но её на фотографиях не обнаружил. В музее истории комсомола были фотографии некой Перл – возможно, Перл Карповской, жены Молотова, т. е. Полины Жемчужиной? (Перл в переводе с идиш – еврейского, как раз и означает «Жемчужина»)… Истинная Перл Карповская в 1919 г. была направлена в Киевское большевистское подполье, но мама к этому времени в составе киевской Губчека была эвакуирована в Москву и там стала работать в аппарате ВЧК у Ф.Э.Дзержинского (слава Богу, в расстрелах, арестах и и реквизициях не участвуя: на её долю выпала перлюстрация переписки... На подпольной работе она побывала раньше, в Киеве 1918 г., во время немецкой оккупации и марионеточной «власти» гетмана Скоропадского.
Впрочем, к теме моей записи этм сведения имеют лишь косвенное отношение. Побывать на месте Бабьего яра мне не удалось: я не знал, как и у кого расспросить, где это, да и не все киевляне могли бы мне ответить на такой вопрос. Я же и боялся спросить: как раз тогда мой подчинённый, работник редакции заводского радиовещания, уволившись, подал документы на выезд с семьёй в Израиль, я был обязан написать ему характеристику, с отрицательной за границу даже в эмиграцию не выпускали (!?!), я, не желая портить парню жизнь, охарактеризовал его положительно, что соответствовало качеству его работы, но взбесило партийное начальство; разразился скандал, по тем временам поступок молодого человека был внове, и меня мгновенно «женили» на этом Юре, заподозрив и меня в желании уехать из СССР (чего на тот момент я как раз не собирался делать); вот почему расспросы в Киеве на еврейские темы для меня были исключены. Для любознательных сообщу: меня тогда таки выжили с завода, создав невыносимые условия работы, окружив придирками и показав, что «будет хуже», из-за чего я был вынужден уйти работать в школу и семь лет обретался вне журналистики….
А Юра таки уехал, несколько лет жил и работал в Израиле, потом эмигрировал в США и сейчас живёт в Нью-Йорке, став одним из заметных писателей русского зарубежья Юрием Милославским (это его собственная паспортная фамилия). Впрочем, моей заслуги в его израильской и американской «карьере» нет никакой.
Читатель легко обнаружит среди моих статей (см. сборники моих работ на данном сайте под №№ в списке 3 и 17) работы о личном архиве Шломо Эвен-Шошана, а также о письмах к нему Ан.Кузнецова и статьи о «Бабьем яре» Е. Евтушенко. Среди этих последних – особенно мне кажется интересной cтатья «Два “яра” Евг. Евтушенко» (сравнение стихотворений поэта о Бабьем яре в Киеве и аналогичном Дробицком в Харькове). Длz кого-то могут представить интерес и мои мемуарные заметки «Е.А.Евтушенко в моей жизни» - я встречался и немного общался с поэтом в Харькове начала 60-х и конца 80-х гг. и это моя некрологическая\ статья о нём на основе личных впечатлений и воспоминаний.
Замечательной и ценной особенностью работы Л.М.Хазан является цитация и анализ ею текстов русских, украинских и идишских поэтов о трагедии Бабьего яра. На меня произвели особенно сильное впечатление главки о М.Бажане (первым откликнувшемся cтихами на данный «сюжет», заметки о С.Голованевском и о Л. Первомайском. Ужасен цитируемый ею документ соглядатая о том, как этот несчастный затравленный еврей, адепт большевизма (какими многие из нас были десятилетиями), при вести о расправе над членами антифашитского еврейского комитета СССР в буквальном свысле бился головой об стол – таково было его отчаяние.
Поделюсь с читателями собственным наблюдением тех лет: Леонид Первомайский (на самом деле Эли Шлёмович Гуревич) был ЕДИНСТВЕННЫМ из писателей-космополитов (читай: евреев), которому тогдашние «разоблачители» еврейской «мимикрии» так и не решились «раскрыть скобки»:
Употреблённое мною выражение того времени требует расшифровки для молодёжи. «Идеологическая» компания конца 40-х – начала 50-х годов ХХ века, начавшаяся с редакционной статьи газеты «Правда» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» от 30 января 1949 г., была по существу нарочито плохо замаскированной антисемитской атакой на декларированный коммунистами интернационализм, сигналом к переходу партии бывших большевиков на позиции охотнорядческого погрома, великорусского шовинизма, великодержавного фашизма. Юдофобия была вытащена из пронафталиненного сундука на свет Божий в разгар ХХ века как испытанное веками оружие регресса и затхлости с целью сохранить единоличное, абсолютное могущество беспринципного советского диктатора. Далее логически последовали дальнейшие шаги: убийство народного (еврейского) артиста СССР Соломона Михоэлса, разгром и казнь всей верхушки еврейского антифашистского комитета, дело врачей-«убийц», которое должно было стать советским вариантом «окончательного решения еврейского вопроса».
Надо понимать, что евреи не были единственным этносом, против которого была затеяна эта беспримерная провокационная кампания. Целый ряд народов путём заушательской клеветы был лишён элементарных человеческих прав, объявлен народами, предавшими родину, и «наказан» изгнанием с иторически родных мест обитания. «Виноватыми» оказались все, включая невинных младенцев и маразматических старцев! Но один из народов надо было, по традиции погромов, представить как «самый худший», и, в соответствии с вековыми предрассудками, его не надо было искать: это, конечно же, евреи!
Чтобы не было никаких сомнений, пустили в ход прозрачную фразеологию: комсополитизм, то есть «всемирное гражданство» как якобы противоположность «патриотизму» (русскому, советскому, любому национальному – («не бывает» лишь патриотизма еврейского, израильского, - это только «буржуазный национализм»). Чтобы полностью было понятно, о ком речь, запустили словечко «безродный», воскресив тюремный российский термин «Иваны не помнящие родства», хотя подразумевались не «иваны» а – однозначно! – «абрамы»… Чтобы яснее было читателю, скажу: в советских курсах школьной и даже вузовской истории практически не упоминалось о древних еврейских государствах, - ни о царствах Давида или Соломона, ни даже соседнем с ними Ироде! На эту тему если и говорили, то лишь в церкви…
Одна за другой появлялись в газетах разоблачительные статьи против «космополитов», то есть против евреев. А чтобы каждому было понятно это «то есть», приводили подлинные, паспортные, документальные данные «безродных». Многие из евреев-авторов пользовались псевдонимами: не обязательно чтобы сбить с толку читателя и «притвориться» русскими, или украинцами, или грузинами… Но авторы статей находили лёгкий способ дать понять, кто, скажем, носит псевдоним Юзовский: в скобках указывали истинную фамилию этого человека: Юзовский (Бурштейн). Стебун (Кацнельсон). А если фамилия критика-«космополита», скажем, Гурвич, то как дать понять читателю, кто он есть на самом деле? – Очень просто: надо в скобках привести его полное имя-отчество: Абрам Соломонович. И сразу любой поймёт, кто он есть на самом деле… «Ага, поймался?!» Вот что значило «раскрыть скобки!»
И лишь украинскому поэту Леониду /Первомайскому (по-моему, единственному в стране!) скобок так и не раскрыли. В то время как он, на самом деле, Илья (и даже не Илья, а Эли!) Соломонович (и даже не Соломонович, а Шлёмович! – представляете, какой ужас? – и никакой там не Первомайский, а просто-напросто Гуревич…
Я думаю, такое «кощунство» а отношении всемирного интернационального праздника трудящихся коммунистичекие интернационалисты просто постеснялись вчуже продемонстрировать… Дескать, ну, это уж слишком! И скобки Первомайскому так и не раскрыли. «Выкрутился, как «все они умеют…»
По моему тогдашнему пониманию (я и сейчас того же мнения), их смущала сугубая ррреволюционность его псевдонима…
Читая заметки Л.Хазан, я был тронут женским сочувствием её к героям той трагикомедии советских лет.
=Ф.Р.