Где-то за пределами командного пункта остывает горячий летний день. Солнце идёт к закату. Но здесь — кондиционеры бесшумно нагнетают прохладу, матовые лампы дают ровный свет. Здесь нет смены дня и ночи, нет времён года. Только часы указывают время и дату.
Родригес снова внимательно оглядывал мониторы. Наземные системы слежения дают картинки — густые леса, болота, бескрайние тундры, редколесья, пески, высокогорья. С кораблей на экраны выводятся море, реки, озёра, а с воздуха — и море, и суша. Днём работают телекамеры, а ночью здесь останутся зелёные пятна тепловизоров. Незнающий человек здесь ничего не разберёт. Описывающие круги лучи радаров. Экраны слежения за радиоисточниками. Слухачи. Сейсмические датчики.
— Тихо, — усмехнулся Джонсон, — Смены пошли на удивление спокойными. И мышь не проскочит. -
— Не очень, — покачал головой Родригес.
И верно — на дорогах красуются обгоревшие остовы грузовиков. Рядом со сверкающими нитками рельсов — сброшенные под откос вагоны. На береговых отмелях — корпуса кораблей. А в самых непролазных местах — обломки самолётов и вертолётов.
— Надо бы минами всё прикрыть. А дороги — завалить, — задумчиво произнёс Родригес.
— Небо минами не перекроешь, — заметил Джонсон. — А в степи, или в пустыне завал устраивать, или мины ставить — бесполезно. В море — тоже. -
— Меньше дыр. -
— Это не имеет значения. -
Пискнул звук сигнализации. Загорелась красная лампа на пульте. В редколесье сработали сейсмические датчики. Появилась засветка на экране радара. Камера фиксирует с воздуха сначала длинный хвост пыли, а потом и тяжёлый грузовик. В степи видно отлично, издалека, хотя и путей — несметное множество. В лесу — наоборот.
— Сейчас отрабатывает дрон, — скомандовал Джонсон, нажимая клавиши. Ракеты ложатся точно, встаёт столб дыма. Ещё один грузовик уничтожен. А сколько их было? Корабли, подводные лодки, железнодорожные составы, самолёты, вертолёты… Родригес зарубки на прикладе не делает.
До конца смены — ночь. Но пока — только вечер. Спокойные смены пошли, видите ли… Значит, жди каверзы. Пульт расцветает красными лампами. Сигнализация звенит, не переставая. Массовый самоубийственный штурм? Дороги клубятся от пыли, по воде — хвосты пенных следов.
— Ложные цели, Джонсон! -
— А настоящие? -
— Не разберёшь… -
Лес дымных столбов над сушей, над морем. Огненные метеоры в небе.
— Не справимся… — констатирует Родригес.
— Вижу, — огрызается Джонсон. — Но что они везут к нам? -
— Книги. -
— Что?? -
— Не знал?! -
— Нет… Нам говорили — смерть. -
— Так и есть. Проклятие старика Гутенберга. -
— Я бы проклял того, кто разработал письменность. И речь. -
— Стоит научиться разговаривать, чтобы проклясть и само слово. -
— Стоит ли проклинать Гутенберга, если и наши инструкции с учебниками — тоже книги? -
— Книга книге — рознь. Разные книги бывают. -
— Надо дело делать, а мы философствуем. -
— А что больше делать? Ничего. Мы бессильны. Самое время пофилософствовать. -
— Это и есть то зло, что несли книги, и от чего мы так отчаянно отбивались. От философствования… -
— Напротив, только оно и позволяло нам находить смысл в том, что мы делаем. -
— А что теперь будет? -
— То, что и было. Но не факт, что мы переживём… -
— Н-да… Хотелось бы до старости дожить. Закрываем лавочку? -
— Может, что лучше здесь спрятаться. -
— Нет, смоемся потихоньку, сольёмся с толпой. -
На командном пункте погас свет. Наступила ночь. Отключились кондиционеры, пуская жар внутрь. Закрылись глаза мониторов. Любое могущество имеет обыкновение заканчиваться.