Последний брудершафт...

Краткое предисловие.

Эту историю мне рассказал мой старший коллега,врач-травматолог Дмитрий Соколов...

Действие этого небольшого романа разворачивается в 1984-м году- как раз в том трижды зловещем "1984", романе-антиутопии Дж. Оруэлла. Причём происходит оно в самой что ни на есть "империи зла" СССР, что само по себе должно означать всякие запредельные ужасы. Я не специально выбрал эту дату- просто в 1984 мне исполнилось 20 лет, и я считал себя гражданином самой передовой страны, страны победившего социализма. А на всякие злобные антиутопии и инсинуации, о которых мы и не слышали в то время, мы, комсомольцы, клали с высокой горки. Фантастикой же мы все повально увлекались- время было такое, но фантастикой какой? оптимистической, советской, "нашей". Верили, что всё, о чём сейчас светло лишь мечтается немногим хорошим головам, сбудется- причём в самое ближайшее время, во время нашей молодости.

У нас как-то замалчивалось, что вот, оправдалось главное пророчество Жюль Верна- созданы "Наутилусы" Да,Человек слетал в космос, высадился на Луне, покончил с мировыми войнами. Победил чуму, оспу, холеру- и это немало. А прогресс техники и электроники! Да, когда-нибудь оправдаются все пророчества А. Беляева, С. Лема, А.Азимова и др. Сверхпроводимость и термоядерный синтез- уже реальность. Уж на Марс точно полетим если не мы сами, то кто-то из наших лучших друзей. И эпоха путешествий во времени не за горами, и проникновение в глубинные тайны материи на основе марксизма-ленинизма, и появится нуль-транспортировка в любую точку пространства, и видеотелефоны, и видеомагнитофоны. Когда-нибудь...

 Но Оруэлл назвал слишком уж конкретную цифру. "1984". Фантастика ли его роман? Из фантастов никто ведь не отваживался уточнить год, тем более, столь недалёкий...

 Да, никого из них не было- ни Уинстона, ни Джулии. Не было Международного антиполового союза, телекранов, пролов, Министерства Любви, голодных крыс на лице- ничего не было. Можно было вздохнуть с облегчением- человечество пошло по другому пути, ура. Утопленные в океане "Боинги" и бойня в Афганистане- всего-то навсего, детские игрушки. Но 1984 был. Был.И меня всё время тянет и тянет туда- в далёкий и страшный "1984". Всё кажется, что-то мы забыли там сделать или что-то оттуда забрать. Вернёмся? Что ж, идёмте, читатель, не бойтесь- мы же вместе...

 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 

ВЫШЕЛ В СТЕПЬ ДОНЕЦКУЮ

 
1.Александр Белошицкий

Сейчас- начало осени 1984, и Саня Белошицкий- это я. Мне двадцать лет, живу я в Л...- большом индустриальном городе на Украине, в Приднепровье. Я студент 4-го курса лечебного факультета л...ского медицинского института, собираюсь стать врачом. Но каким, ещё не решил.

Признаться кому-нибудь в том, что поступил в медицинский- не признаться, а так, бросить небрежно- значит, вызвать у своего собеседника волну самой чёрной зависти.

Выбор профессии для меня всю жизнь был нелёгким делом.
Я хотел стать космонавтом, хотел стать штурманом дальнего плавания, хотел стать великим художником, как Кукрыниксы (у нас дома была большая красочная книга об этом знаменитом трио карикатуристов. Кстати, они писали неплохие картины- "Таня", "Утро офицера царской армии", "Обвал на шахте" и другие, а также отличные иллюстрации к "Дон Кихоту", "Климу Самгину"), и так далее. Всерьёз же я собирался стать обязательно интеллектуалом и знаменитостью. Отвечала этим требованиям только профессия врача.

Прочёл Углова и Амосова. Это было трудное чтение (кстати, даже для профессионала), но я осилил "Сердце хирурга" и "Мысли и сердце".

Потом были Кронин ("Цитадель", "Звёзды смотрят вниз" и др.) и Синклер Льюис ("Эроусмит"), Булгаков ("Записки юного врача" и "Морфий") и Вересаев (больше всего здесь меня поразили не потрошительские многостраничные описания вскрытий, анатомических театров и трахеостомий, а тот факт, что настоящая фамилия писателя- Смидович.

"Еврей, что ли?- с неприязнью думал я.- Если и еврей, так зачем скрывать? Вон их сколько- Лев Кассиль, Илья Эренбург, Лион Фейхтвангер. У нас в институте половина профессорско-преподавательского состава- евреи, и этим даже гордятся. Захотел псевдоним- ну взял бы себе еврейскую фамилию, ну немецкую... Под русского, что ли, решил закосить...")

Больше всего мне понравился роман ЮАР-овского профессора-хирурга Кристиана Бернара "Нежелательные элементы" про апартеид в юаровской медицине. Написано было живо, умно, трогательно. Импонировал и бернаровский такт- читатель не чувствовал свою медицинскую дебильность на фоне столь учёного автора. У всех же других то и дело проглядывало желание высунуться между строчек и щелкануть девственного читателя по длинному носу, который тот суёт куда не следует.

Ещё была неплохая повесть про первого наркома здравоохранения Семашко в журнале "Костёр"- там брало за душу описание трахеостомии задыхающемуся ребёнку, сделанной сапожным ножом в крестьянской избе, освещённой лишь лучиной.

"А смог бы я так"?- с замиранием сердца думал я.

Я узнал, что врачами были и Конан Дойль, и Сомерсет Моэм, и Че Гевара, и Юрий Сенкевич.

Таким образом, компания вырисовывалась вполне подходящая, и я окончательно решил поступать в мед.

Учился я все десять классов довольно сильно, так что сдать вступительные экзамены и набрать необходимые для поступления баллы оказалось неожиданно простым делом. Сложнее было с учёбой, особенно первые два курса. Изучение нормальной анатомии, да ещё непременно по-латыни, потребовало напряжения всех интеллектуальных способностей. Едва я освоился, как началась биохимия- наука серьёзная и гранитная. Но я и здесь справился и сдал экзамены на пятёрки.

Третий курс пошёл легче. Летом у нас была медсестринская практика, после прохождения которой мы могли, с разрешения деканата, устраиваться на работу средним медперсоналом- медбратьями и медсёстрами.

Поэтому насчёт работы я начал узнавать и расспрашивать своих старших товарищей. Большинство посоветовало мне идти "на скорую".

-Во-первых, там платят больше. 140 в месяц фельдшерская ставка. Во-вторых, ездишь себе, катаешься, пешком не ходишь. В-третьих, ты сам себе хозяин- не всё же время ездишь с врачом. Если врачей не хватает, то ты едешь на вызов один- фельдшерская бригада...

Это выглядело чертовски заманчиво, и я, взяв в деканате разрешение работать "во внеучебное время", отправился бегать по подстанциям "Скорой помощи". Их было в Л... четырнадцать, и на всех мне отказали- желающих работать было достаточно- раз, а ещё никто не хотел связываться с неопытным четверокурсником.

-Если бы у вас скоропомощной стаж был, или вы хотя бы на пятом курсе учились...

Таким образом, здесь ничего не вышло.Я обратился к Светке Олефиренко,студентке со стажем.
-Ну, а куда бы ты посоветовала?

-Иди к нам, в акушерство. Я, так и быть, составлю тебе протекцию. Вот такая работа...

Кислая гримаса на моём лице остановила восторженную Светку. На акушерстве она была помешана и могла воспевать его часами.

-Ну, тогда иди вон, в травму,- показала она на угрюмый корпус, обнесенный забором и скрытый клёнами.- Там уж точно работать некому- с руками тебя возьмут. Ты же мужик...

-Травма?- ещё кислее скривился я. -Что ты мне предлагаешь, Света? Какая ещё травма? Да у меня с детства на все эти гипсы, переломы и костыли аллергия жуткая. Там же что-то среднее между моргом и вытрезвителем. А уровень какой? Травматолог- это же вообще не врач- костоправ. Слесарь...

-Я тебе дело говорю, а ты ребячишься, как пацан. Так ты себе никогда подходящей работы не найдёшь. А травма- вот такая вещь! Если б я акушерством не заболела, то в травме бы работала.Да ты ж сам не представляешь, от чего отказываешься!- воскликнула Светка, что называется, "заводясь по-настоящему".- У меня там в 1-й травме знакомая девчонка, кстати, работает. Мы вместе в училище учились- Лариска Журавель. Пошли, зайдём...

Я упёрся, но Светка решительно потащила меня за собой.

-Пошли, пошли. Под лежачий камень коньяк не течёт. Посмотрим, узнаем обстановку. Может, там уже все ставки забиты. Не понравится- уйдём...
 

2. Лариска Журавель

Травматологический корпус 7-й городской больницы представлял из себя приземистое пятиэтажное здание из кирпича. Он не был новым. На вид корпусу было полвека минимум, и он строился в то время, когда в архитектуре ценилась прочность, высокие потолки и большие окна.

Корпус стоял особняком, несколько в стороне от основного больничного ансамбля. У него был отдельный бетонный забор, так что создавалось впечатление о чём-то нехорошем и стыдном- холерном бараке, КВД, туберкулёзной лечебнице или лепрозории. Вокруг него во множестве и беспорядке росли клёны, вязы, берёзы и кусты шиповника; был конец сентября, ещё тепло, и по аллейкам между деревьями гуляли травмированные и их родственники. Гуляли, разумеется, только те, кто мог сам ходить- с загипсованными руками, с завязанными головами и лицами, на костылях с загипсованной ногой- или с ногой в каких-то блестящих кольцах- после того, как по телеэкранам страны прокатился фильм "Доктор Калинникова" с блистательной Ией Савиной в заглавной роли, слова "аппарат Илизарова" знали самые далёкие от медицины люди.

Некоторых возили в креслах-каталках; некоторые бодро ездили сами, вращая колёса руками. Бросался в глаза контраст между этими богатырскими, развитыми, как у горилл, верхними конечностями и тоненькими-претоненькими ножками в спортивных трико и тёплых тапочках, безжизненно свисавшими вниз.

-Спинальники,- вполголоса объяснила Светка.- На пятом этаже отделение восстановительной нейрохирургии Гальперина. Он таких берётся оперировать...

-Что же можно оперировать, если есть анатомический перерыв спинного мозга?- щегольнул я специфическим оборотом речи. -Нейроны и их аксоны не восстанавливаются. На гисте[1] нам плешь этим проели.

-Значит, научились восстанавливать. Может, ты сам когда-нибудь будешь такие операции делать.

-Да куды мне...

Вход в корпус был сейчас один, через приёмное отделение. Как раз туда приехала "скорая", из которой, шатаясь, вышел белый как мел парень, мой ровесник. Его поддерживал какой-то "линейщик" в расстёгнутом белом халате. Правая рука парня отсутствовала почти по локоть; кисти не было совсем. А предплечье являло собой ужасающий бесформенный обрубок- конгломерат кожи, одежды, мышц и осколки костей. Всё это было пропитано чёрной кровью и представляло ужасное зрелище. Не будь у меня институтской закалки, меня б точно вырвало.

"Кажется, жгут нужен",- тупо подумал я и поднял глаза- жгут на плече имелся.

"Ещё наркотики нужно вводить в вену- шок, нарушена микроциркуляция, в мышцу не подействуют. И асептическую повязку... А повязки-то нет. Где ж его так угораздило?"

-Производственная травма. В токарный станок рука попала,- раздалось откуда-то. Это скоропомощник, усадив парня на кушетку, объяснил выскочившему врачу. Тот, бычьего вида мужчина лет 30, был больше похож на борца-разрядника, чем на врача. Шапочки не было, грязный халат в кровавых брызгах был одет прямо на майку, обтягивающую мощные мышцы плечевого пояса. Травматолог курил папиросу и с отвращением морщился- то ли от дыма, то ли от увиденного.

-Галя! Рая! Одна оформляет и анестезиолога зовёт, другая операционную мне разворачивает. Ампутация предплечья...

-А нельзя сохранить, доктор?- робко спросил больной.- Я ж только с армии вернулся. Жениться в октябре собрался...

-Что ж ты,не смотришь, куда руки свои суёшь? Сохраним- давай живую воду и волшебную палочку...

Подавленные только что увиденным, мы поднялись на второй этаж, в 1-е травматологическое отделение. Это было обычное на вид отделение- длинный коридор, двери палат по обеим сторонам, холл с цветным телевизором, процедурки. Запах стоял специфический- какого-то сильного антисептика, кварца и лекарств. Запах был резок, но совсем не неприятен.

На дверях отделения висела табличка:

"Посторонним вход воспрещён. Посещение больных с разрешения дежурного врача с 17.00 до 20.00. Беседа с лечащим врачом c 13.00 до 13.30"

Я замялся на пороге указал Светке на табличку.

-И что? Мы же по делу. Морду кирпичом- мы же медики...

Морды у нас, видимо, получились что надо, потому, что никто нас не остановил. В процедурке какая-то пожилая, но очень подвижная медсестра собирала капельницу. Светка спросила про Лариску.

-Лариса Павловна? Она у себя в кабинете,- не глядя на нас, ответила та.- Старшая медсестра.

-Ты же говорила, вы учились вместе,- упрекнул я Светку.

-Уже старшая! С ума сойти. Мы ведь три года не виделись,- покачала та головой.- Время летит- не успеешь опомниться, как на пенсию выйдешь...

Медсёстры для меня ещё были прежде всего должностными лицами, а старшие- и подавно. Вспомнился какой-то дурацкий стишок из "Весёлых картинок"-

 

Самый главный врач больницы

Взял свой самый страшный шприц и

Сестру взял старшую- самую страшную...

 

Лариса Павловна Журавель оказалась не страшной. Это была довольно молодая женщина лет 25, одетая в зелёное хирургическое бельё и вполне чистый белый халат. На голове у неё, единственной, наверное, во всей больнице, была шапочка-пилотка, слегка сдвинутая набок- невинное кокетство. Ничего привлекательного в ней, впрочем, тоже не было- довольно высокая, довольно худая, с неразвитым бюстом и длинной жилистой шеей особа. Но лицо у неё было какое-то свойское, понимающее, и очень располагало. Манера изобличала работящую, хозяйственную, не унывающую хохлушку, которой остановить на скаку коня или войти в горящую избу- такие повседневные пустяки, что не стоит даже заострять на этом внимание. В настоящий момент старшая медсестра занималась тем, что укладывала в сейф какие-то коробки с лекарствами.

-Ой, Лариска!

-Светка!

Бывшие подруги (или кто они там были) издали восхищённые возгласы и засмеялись. Чмокнув друг дружку в щёчку, они достали сигареты и моментально закурили.

-Не заучилась ещё? Тяжело?- спросила Лариса Павловна, склонив голову набок.

-Да ну, старшие курсы- нормально. Ещё три годика... Ты-то как? Давно старшей стала?

-Полгода уже. Татьяну Петровну на пенсию отправили, меня оставили и.о. Потом назначили окончательно. Мазепа постарался...

-Поздравляю! Ты, наверное, самая молодая старшая сестра во всём Л... .

-Олефиренко, не издевайся. Работа вполне собачья. Так что поздравлять не с чем. Я ж дома теперь бываю раз в неделю.

-Как раз в неделю?

-А вот так. Рабочий день у меня с 9 до 18- раньше просто не уйдёшь. А в ночь-то работать некому. Мы ж по экстренке круглосуточной пашем. Вот и остаюсь на посту. А то и одна на двух. С утра всё сначала... Живу, короче, здесь.

-А дом?

-Мой дом- тюрьма,- через силу засмеялась Лариса Павловна. Ногти у неё были все пообкусаны довольно заметно.- Домой и идти-то не хочется. Пусто, холодно и жрать нечего.

-Подожди. А Толик твой? Потом, ты ж сына ему родила...

-Толик объелся груш,- совершенно равнодушно ответила Журавель.- Мы уже два года в разводе. А Васька у его матери, в селе. Сыт, присмотрен, обут, одет и на свежем воздухе. А я вот одна осталась. Как три тополя на Плющихе.

-А из-за чего же вы с Толиком-то?

-Характерами не сошлись. Пить, сволочь, начал, драться лез. Только сковородкой и успокаивала- в самом начале... Да хай бы вин сдох, цей Толик, нэ хочу про нэго и размовляти бильш! Ты-то как?- Лариса Павловна вскользь взглянула на меня. Она была блондинкой, коротко, по-мужски стриженной, и глаза были под цвет волос- светлые-светлые, почти бесцветные и какие-то жидко-водянистые. По центру их очень определенно располагались точечки зрачков, что придавало взгляду Журавель очень специфическое выражение.

Её глаза напомнили мне мои занятия живописью- бывало, рисуешь человеческое лицо. Соблюдешь пропорции, аккуратно выведешь губы, нос, глаза. Но, как бы ни старался, всё равно видно, что это всего лишь мазки краски или карандаша по белому листу бумаги. И только тогда, когда поставишь, высунув язык от напряжения, две точечки, обозначающие зрачки, лицо вмиг оживает и становится рисунком- пусть рукотворным, но очень естественным человеческим лицом- живым, со своим неповторимым характером.

Этот торжественный момент- установки зрачков- я всегда оттягивал и им наслаждался, как можно наслаждаться лишь процессом творчества.

Глаза старшей сестры 1-го травматологического отделения мигом напомнили мне эти неясные ощущения раннего детства, и я сразу почувствовал смутное беспокойство. Захотелось повторить этот миг и снова взглянуть в них- присмотреться, разобраться, проанализировать. Я не помнил ни у кого из своих знакомых такого взгляда.

-Да нормально,- энергичным вздохом Светка дала подруге понять, что рассказывать о себе сейчас не будет.- Всё по плану- учусь, работаю в 3-м роддоме.

-Замуж не собираешься?

Светка насильственно засмеялась.

-Где уж нам уж выйти замуж- я уж лучше так уж дам уж... Слушай, Ларис, я вот тебе хлопчика одного привела. Со мной в группе учится. Хороший хлопчик, умный дуже, вежливый. Хочет работать. У тебя тут никаких вакансий?

-Яп-п-понский городовой!!!

Лариса Павловна всплеснула руками и сказала, что меня ей сам бог послал- работать в отделении совершенно некому. Не говоря о том, что в ночь нет ни одной санитарки, дежурных медсестёр на два поста есть только две, да и те дежурят только вместе, вдвоём.

-Одну смену они мне перекрывают, а остальные? Дали вот на месяц из поликлиники, из хирургического кабинета ещё двоих по производственной необходимости, так месяц вот-вот закончится. Там тоже с медсёстрами напряжёнка. Сама отсюда не вылажу- пашу как папа Карло! Обычно только студенты и выручают. Но те, что тот год были, уволились- институт закончили, а новых никто не идёт! Ну ладно, явился, значит,- она ещё раз оглядела меня всего.- Саша? Ты точно у нас работать хочешь? Здесь-травма. Экстренка. Учти, книжки читать и сложа ручки сидеть тут некогда. Ночью, если прикемаришь часик, считай- повезло тебе крупно. Зарплата- 80 рублей в месяц. Если по бригадному, то побольше, но это тебе нужно с кем-то на постоянку. Сколько ночей можешь взять? А если сутками?

Лариса Павловна сразу же брала меня в оборот. Я ответил, что работать могу столько, сколько позволит здоровье, но в травме я совсем "стерилен", и кроме работы терапевтического отделения, в котором проходил практику, ничего не знаю...

Старшая, не дослушав, отрицательно мотнула головой.

-Не умеешь- научим, не захочешь- заставим. Уколы делать умеешь и в попку, и в венку? Молодец! А месяц поработаешь- всё знать будешь. Гипсы такие делать начнёшь- залюбуешься, перевязки с ходу. Операционную изучишь... Ребятам у нас нравится. Дежурные врачи хорошо относятся. Если будешь интересоваться, то и пошить дадут, и луч вправить, и вывих. У нас тут Андрей Снегирёв с Лёхой Лунёвым работали, так они сами и спицы проводили, и системы вытяжения монтировали. Сейчас, кстати, Андрюха в ординатуре по травме в Харькове, в институте Ситенко... Далеко пойдёт мальчик.

Говорила Журавель очень быстро, но в словах не путалась, при этом так убедительно, что за единицу времени на меня обрушилась масса информации, в которой было много пугающего, но ещё больше привлекательного. Она, видимо, была неплохим психологом и в момент меня раскусила. Последнего червячка сомнений она затоптала тем, что сказала, что я ничего не теряю- не понравится- могу тут же увольняться.

-Если не впишешься, я тебя сама попрошу,- добавила она.- Здесь меньше половины новеньких выдерживают- факт. Ну, чего? Пошли к заведующему и пиши заяву?

-А можно ещё подумать, Лариса Павловна?- спросил я из чистой вредности.

-Нет, если собираешься думать, Чапай, то иди и больше не приходи. Тут травма, тут нужно не думать, а делать. Если собираешься думать- иди сразу в терапию и не пудри мозги- и так времени ни грамма...

 

3. "Гетман" Мазепа

Заведующего отделением звали Иван Степанович Мазепа- так было написано на большой железной табличке на дверях его кабинета, сразу под заголовком "Доктор медицинских наук". Заголовок был выполнен совсем мелкими буквами. Похоже, я был единственным, кого смущала эта фамилия. Многочисленные посетители и медработники, постоянно ходящие туда-сюда и не дающие двери закрыться, ничего неестественного в ФИО зава не видели.

"А если было б "Симон Петлюра" или "Степан Бендера"? Гетман Скоропадский,- не смог не подумать я. -Неужели родители специально его так назвали? До Алеко, Гвидона или Фарлафа, конечно, не додумались. Хорошо, хоть не Тарас Бульба..."

Сам заведующий- красивый, холёный, мордатый брюнет с развесистыми густыми бровями (погуще, чем у Брежнева,- не смог не оценить я), тоже ничего странного в своей фамилии не видел.

-Я вже написал три докладные, Ларочка!- объявил он хорошо поставленным оперетточным голосом, едва мы вошли в кабинет.- И головному ликарю, и начмэду, и головному хирургу. Сегодня пид копырку писал, зараз сам виднёс, зарэгистровал у секретаря. Да, нэма кому робыть- начальство у курсе. Так шо вот, рабочий дэнь у п,ятнадцать ноль-ноль закончится, и я тикаю. И так ховаюсь, шо найти Мазепу ни одна собака, ни одно КГБ не смогут аж до завтра. И ты, зиронька, писля трёх суток, маешь полное право плюнуть всем в морду и уйти сегодня домой. А той факт, шо здэсь, в отделении, никого на постах у нич не останется, нас с тобой волновать не должен. Хай начальство хвылюеться- у него работа такая...

Иван Степанович был весельчак, чистокровный объёмный хохол с густой чёрной шевелюрой, живыми чёрными глазами, бровями, ярко-красными губами, белыми, здоровыми зубами,- очень колоритная фигура, в которой было поровну красивого, мужественного и комического. Он говорил на невероятной смеси русского и украинского, которая никакой грамматикой не предусмотрена. Доктор Мазепа безукоризненно владел обоими братскими языками, но выбрать какой-то один ему мешала внутренняя живость, беспокойность и любовь к рисовке. Впрочем, ему шло- слушать его и общаться с ним было забавно. По какому принципу он подбирал слова, каким критерием руководствовался- "работать" или "працювать", "гарный" или "хороший", "встретить" или "зустринуть"- я так и не смог понять. В одном предложении он мог использовать и то, и другое. Дело своё, было заметно, он знал до тонкостей и в кресле своём сидел крепко.

Услышав, что старшая "одного орла и привела", Мазепа взглянул на меня с большим интересом.

-Студэнт? Работать у нас хочет? Шо-то он как-то на орла не тянет. Беленький какой-то, тихенький. Як херувимчик. Лечфак? На яком ты курсе? Хорошо учишься? Як там Юрко Панасенко поживает? Мы ж в одной группе колысь учились...

 


 

Доцент Панасенко Юрий Никитич был наш зам.декана по младшим курсам. Он преподавал нормальную анатомию нам, лечебникам и считал этот предмет краеугольным камнем медицины. Он был большим добряком и остряком. В кабинете зам.декана на столе всегда лежала бедренная кость человека, предназначение которой мы все скоро узнали.

В конце первого семестра, перед сессией, к нему потянулись двоечники и задолженники- кто за допуском к сессии, кто с объяснением по поводу прогулов занятий, кто за разрешением "отработать" многочисленные двойки. В последнем случае происходил такой вот разговор:

Студент. (мнётся у дверей и не решается войти) Юрий Никитич. Добрый вечер. Вы заняты? Можно к вам?

Панасенко. (пьёт чай с мёдом и торопливо ест сало с хлебом. На столе- настоящая бедренная кость человека- os femur) Можно. Як твоя фамылия? Двоек, что ли, нахватал?

Студент. (торопливо) Шевченко, первый курс, тринадцатая группа. Юрий Никитич, у меня по неорганической химии двойка...

Панасенко. По хымии? Хымия, хымия...хе... Плохо, Шевченко. Ещё по чём?

Студент. (вздыхая) Ещё по физике, Юрий Никитич.

Панасенко. По физике?! Шо ж ты , хлопче, физику не знаешь? Это ж основа всех наук! Мы на свете живём, только благодаря законам физики. А ты- двойку! Жить надоело? Ну, еще по чём?

Студент. По английскому языку...

Панасенко. Английскому? Ну, английский язык- дело, конечно, хорошее. У мэне завжды четвёрка была, да вот беда- кроме "дэ тэйбля" ничего зараз не помню! Хы... Старость, склероз. Ещё по чём?

Студент. По анатомии...

Панасенко (швыряя чашку и багровея). Шо?! По а-на-то-ми-и? От же ты подлюка, Шевченко! Убыл, зарэзал, ухайдокал!! Ось- бачишь кистку? (хватает со стола os femur и замахивается). Зараз як пэре#бу!!!

Студент пулей вылетает из кабинета декана.

 


 

Зав.отделением усадил нас с Ларисой Павловной и задал ещё несколько вопросов- служил ли я в армии, каким врачом хочу стать, живу дома или в общежитии, есть ли девушка.

-А что, это так важно?- ответил я вопросом на вопрос.

-Шо, обиделся на Мазепу? Я почему спрашиваю- якшо девчонка есть, то она тебя крепко отвлекать от работы будет. То в кино её сводить нужно, то по проспекту погулять, то зирки в нэбе посчитать. Серьёзно работать тогда не сможешь. А ты ведь учти, шо тебе ещё и учиться надо...

Вопрос, действительно, был не праздный, и я ответил, что девушки у меня сейчас нет.

-Ничего, яки твои годы,- подбодрил Мазепа.- Ещё штабэлями будут ложиться- ты, главное, не бегай за ними. Сами прибегуть. На этот счёт я смотрю сквозь пальцы- лична жизнь повынна бути у кожного. Пусть сюда к тебе и бегают, я разрешаю. Ну, а як насчёт того, шо крови не боишься? Нэ брезгливый? Санитарок ведь нема, придётся самому мозги со стенок вытирать... Справка из деканата с собой?

Заведующий, несмотря на вычурную речь и перманентное стремление "схохмить", допрашивал очень дотошно, видимо, пытаясь из моих ответов сразу составить себе представление о том, что я за человек. Мне показалось, что, если я ему не понравлюсь, то он мне откажет, несмотря на острейшую нехватку среднего медперсонала. Видимо, к подбору кадров в свою службу он относился очень серьёзно.

-Добре, тогда вот тебе папирка, сидай, пиши заяву,- Иван Степанович вынул из ящика стола лист белой бумаги.- Мазепа и подпишет разом. Когда ты его в график ставишь, Ларочка?

-Да хоть сегодня. Пусть в ночь выходит. Надо, Саша, надо,- нажала она, увидев мой панический взгляд.- Раз согласился работать, себе уже не принадлежишь.

-Як сегодня?- удивился Мазепа.- И шо вин тут один будет делать? Ходить очами хлопать? Его цей месяц можно только в паре с кем-то поставить, а самостийно- только в октябре, да и то только, если уж очень толковый хлопец окажется.

-Со мной будет- всё равно пока больше не с кем. Я ещё на сутки останусь. А завтра Оксана с Фёдоровной придут.

-Ще на сутки? О то ты мать-героиня. Не подорвёшься, Лара? Ведь это не жизнь, а каторга.

-А что делать, Степаныч?- невесело произнесла Лариса.- Покой нам только снится. Ничего, укомплектуем, бог даст, хоть ещё пару ставок- отдохну.

-Эх, гарна ты девка. Не можу на тэбе надывится- всегда готова, як пионерка. И нэма ведь ниякой личной жизни... Работаешь, как лошадь, и вроде не устаёшь. Всегда бодрая, всегда приветливая, всегда в тонусе. И як тебе удаётся?

-Мовчки,- засмеялась Марчук, умасленная комплиментами заведующего.- Нам хлеба не надо, работу давай. Так, написал, Санька? Нет?

-А что писать? Я ж не знаю...

-Пиши в верхнем правом углу: "Главному врачу городской клинической больницы Љ 5 Цыбуляку Г.В. студента 4-го курса лечебного факультета Л...ского мединститута Белошицкого Александра Васильевича". Ниже, по центру- "Заявление". С новой строки- "Прошу принять меня на работу в 1-е травматологическое отделение мед.братом по оказанию ургентной травматологической помощи. Оплату прошу производить за фактически отработанное время"....

 

4. 1-е травматологическое отделение

Все формальности по трудоустройству закончились, когда на часах уже было 16.00. Моё первое дежурство начиналось в 18.00, и уходить из больницы уже смысла не было. Я лишь позвонил матери на работу и сказал ей, что с cегодняшнего дня начинаются мои жизненные университеты, что приду только завтра после занятий. Мать переполошилась- у меня не было с собой ни поесть, ни зубной щётки, ни постельного белья, ни зонтика, а ночью обещали дождь. Но я ответил, что это всё пустяки- поесть можно и в отделенческой буфетной, без зубной щетки и постельного белья я как-нибудь обойдусь, дождь не страшен, поскольку с работы на занятия мне идти совсем недалеко- у нас топографическая анатомия здесь же, в 5-м морге, и вообще, мне уже 20 лет, и я не нуждаюсь в мелочной опеке.

1-е травматологическое отделение занимало собою весь второй этаж и было огромным, 80-коечным. Это было отделение экстренной и сочетанной травмы- все поступившие в ургентном, или неотложном порядке, госпитализировались сюда. 2-я травма, находящаяся этажом выше, считалась "плановой", и туда поступали больные по направлению поликлиник для проведения курса консервативного лечения при обострениях артрозов, воспалениях костей и суставов, а также для операций при последствиях травм и заболеваниях костей и суставов. Оно считалось ортопедическим. Оба отделения курировала наша кафедра, и раз в неделю проводился обход профессора Ковбасенко.

В день тут работали три палатных врача и освобождённый заведующий; к ним прилагались парочка клинических ординаторов и интернов. Дежурных врачей тоже было двое, их рабочее место находилось на первом этаже, где были травмпункт и ургентная операционная.

С медсёстрами, как уже понял читатель, была напряжёнка, и не напряжёнка даже, а катастрофа. Если травмпункт и операционная были, в основном, обеспечены медсёстрами (их было немного, но и работала каждая не меньше, чем на 1,5 ставки), то в 1-й травме средний медперсонал был в страшном дефиците. Про младший- санитарок и нянечек- я уже не говорю- их не было вообще.

В "день" полагались старшая, две постовых сестры, две процедурных и одна гипсовочная- итого шестеро. Но такой роскоши здесь никогда не бывало. И в самые лучшие времена больше трёх сестёр в день никогда не выходило, так что каждой приходилось работать за двоих; старшая, наскоро спихнув свои обязанности (отчёты, комиссии, графики работ, экран соцсоревнования, получение медикаментов, выбивание инвентаря и оборудования, совещания, летучки и пятиминутки и многое, ох как многое другое) принималась сама ставить капельницы и гипсовать назначенных. Работы было много- травмированные круглосуточно поступали потоком, со свободными местами всегда была напряжёнка; врачи старались лечить как положено, по всем правилам советской травматологии (самой передовой в мире), койко-день, за снижение которого упорно боролась больничная парторганизация, висел дамокловым мечом. Так что работать медсёстрам приходилось в самом спринтерском темпе.

Они справлялись.

Материального стимула "рвать себе задницу" не было- по законодательству, сверхнормативные и сверхурочные работы оплачивались в размере не более 1,5 ставки, и, если вы вырабатывали больше, никто в СССР не смог бы вам этого компенсировать. За "интенсивность" тоже не платили- не было тогда такой статьи. При самой напряжённой работе на руки можно было получить только 140-150 рублей. Л... был рабочий, социалистический город, и ни на какие "левые" тут особо рассчитывать не приходилось.

Ночью в отделении положены были две дежурные медсестры, так как имелись два поста. Ночами выезжали за счёт студентов, но те забредали сюда в поисках работы далеко не каждую осень. Колоссальный объём работы и мизерная зарплата отпугивали и самых несгибаемых студентов.

Вот в такую атмосферу я и попал буквально с ходу.

Лариса Павловна осталась дежурить со мной. Она для начала провела меня по отделению, показала, где что.

-У нас здесь 22 палаты. Есть мужские, есть женские. Вот детская палата- если поступают травмированные дети, мы стараемся их изолировать. Это- мужская послеоперационная палата, это- женская. Вот шоковая- если больной тяжёлый, но реанимация его не берёт, кладут сюда. Пока тут никого. Эти две палаты для спецтравмы...

-Какой-какой?

-Спецтравмы,- повторила Журавель, обводя меня внимательным взглядом, и я снова удивился, какое же у неё необычное выражение глаз- ни у кого я такого не видел.- Пьяная и подобная ей травма- в психозе. Вот, посмотри, сейчас пока никого, но к вечеру...

Палата была просторным помещением без окон с обитыми войлоком стенами. Вдоль них стояли низенькие клеёнчатые топчанчики с какими-то поручнями.

-А, для буйных,- сообразил я.

-Да. Напьются, поразбиваются, попорежутся- и сюда. А тут начинается- "выходите, санитары, посмотрите, я какой". Если удаётся с больным договорится- шьём сразу. Если нет- морду набьём и к этой лежанке привяжем морскими узлами- лежи, пока не протрезвеешь. Зимой обмороженные здесь отогреваются. С психбольниц многих с суицидами привозят- тоже сюда. Нравится?

-Очень.

-Теперь сюда- это буфетная. Это- процедурка, одна на два поста. Это- гипсовочная с ортопедическим столом,- Лариса Павловна показала мне причудливое устройство с сотней блестящих ручек и гидроприводов.- Применяется для наложения гонитных и кокситных повязок.

Я, разумеется, не знал, что это за повязки, кивнул с таким видом, будто сам накладывал их каждый день. При виде "клюва Вольфа" и отжимных щипцов, напоминающих инквизиторские орудия, я тоже постарался не выразить никаких эмоций.

Потом старшая показала мне "материальную"- кладовку, в которой были сложены проволочные "вертолёты"- шины Белера для ног и отводящие- для рук, гири, штанги балканских рам и многочисленные скобы, скобочки, блоки и блочки. Был ящик с гамачками, был с петлями. В одном их углов имелся целый ряд транспортных шин, на крючках были развешаны мотки лески и демпферных пружин...

"Нет, нужно хоть что-то почитать,- решил я.- Никогда не чувствовал себя таким тупым..."

Потом старшая показала мне ординаторскую и "сестринскую"- маленькую комнатку с двумя большими диванами и шкафом для переодевания.

-Здесь можно передремать, покурить и расслабиться,- сказала она.- Ты что, не куришь?

-Нет. Так, балуюсь иногда...

-С нами обязательно закуришь. Тут без этого нельзя. Без двух пачек сигарет на дежурство никто не приходит- традиция такая.

Потом Журавель провела меня в две перевязочные- чистую и гнойную. В чистой, помимо стола, биксов со стерильным перевязочным материалом, мне был показан "Аппарат для обработки костей"- специальная электрическая дрель с различными насадками, а так же зажимы, иглодержатели, скальпеля, троакары, распаторы, ретракторы. Костодержатели- "крокодил" и трёхрожковый, кусачки Люэра и кусачки Листона, а так же рёберные кусачки Дуайена. Тут я ориентировался свободнее, так как по оперативной хирургии у меня всегда были одни пятёрки.

-Молодец. Почти всё знаешь,- с одобрением сказала моя вожатая.- Ой, нос, зараза, зачесался. Чесунчики какие-то.... Наверное, опять на что-то аллергия- на моющий раствор, что ли...

Нос она чесала почти постоянно.

Экскурсия была закончена.

-А там что?- спросил я, кивая в дальний отсек, куда мы не зашли.

-А, там? Ещё одна палата. 111-я, я и забыла. Пошли.

В малоприметном закутке была всего одна дверь, за которой располагалась двухместная палата, но на обычную, больничную, палату, которых я видел сотни, совсем не похожая. Кровати здесь были особенные- новенькие, блестящие, на колёсиках, стены тщательно окрашены, на полу- резиновые коврики причудливых расцветок. Тумбочки, занавески, умывальник и санузел с душевой- всё это напоминало люкс в престижной гостинице, а отнюдь не больничное помещение.

-Это для особо тяжёлых, что ли?

-Нет, для "блатных",- ответила Лариса Павловна.- Если кто из начальства попадётся. Или из своих медиков, со всеми же их не положишь. В другом конце такая же палата. По дежурству их ни в коем случае не занимай- даже если мест нет, перележат до утра на каталке, в крайнем случае в клизменной. Когда человеку действительно плохо, то ему не до комфорта. Эти палаты занимать можно только по распоряжению Ивана Степановича, начмеда или главврача. Понял?

Я кивнул.

-И ещё, Саня. Здесь- экстренная травма. Если что-то тебе покажется странным или необычным, постарайся сначала обдумать, потом спрашивать. На многое ты сам найдёшь ответ, если нет- спроси у меня. Но больше никому ничего не говори и никого ни о чём не спрашивай. На вопрос- "а як?" ответ должен быть один- "мовчки". Зразумил?

-Обовязково,- ответил я в том же тоне.

 

5.Рая

Потом Лариса Павловна сводила меня "вниз"- на первый этаж- и показала травмпункт, приёмный покой и ургентную операционную.

В травмпункте дежурил тот самый амбал, которого мы видели со Светкой. Его звали Герман Григорьевич Поливода.

-Гера,- радостно оскалясь, представился он и протянул лопатообразную кисть для рукопожатия. Места в ней было- как в ковше экскаватора, по крайней мере, в гериной ладошке свободно поместились бы пяток-другой моих. Рукопожатие было сверхмощным, и, будь моя кисть несколько больше, этот слон переломал бы мне, я думаю, все пястные косточки.

Второй врач был невысоким, но очень атлетически сложенным мужчиной лет 30 с густой светлой бородой. Он выглядел очень солидно и элегантно.

-Мэльник Павло Олександровыч,- отрекомендовался он, сразу же обозначая национальную принадлежность и политическое кредо.

В 1984 году на сугубой украинской мове говорила меньшая часть населения, в основном, западных областей. У нас, в Приднепровье, распространена была в основном русская речь. В глухом селе ещё можно было услышать мову и даже "побалакать" с какой-нибудь бабушкой, если было желание. Но среди интеллигентов использовать её было не принято. И в школе, и в институте преподавание велось только по-русски.

"Смело,- не смог не подумать я, пожимая сухую и твёрдую кисть "Мэльника".- Если не глупо..."

Павел Александрович оказался, несмотря на молодость, уже кандидатом медицинских наук, был ассистентом нашей кафедры травматологии и ортопедии, вёл группу студентов 5-го курса и частенько поддежуривал в "семёрке" по ночам и по выходным.

"Вот тебе и мова"...

В травмпункте с ними были две медсестры- одна занималась "бумажками", регистрируя обратившихся, заполняя на каждого статталон и выдавая справки о посещении травмпункта, другая "обслуживала" больных в малой операционной и в гипсовочной. Время от времени они менялись. Если предстояла "большая операция" типа ампутации предплечья, они разворачивали "большую операционную", в которой стоял наркозный аппарат. Это были совсем молоденькие девчонки 18-19 лет.

-Галя,- представилась та, что была повыше, блестя глазами. Это была светловолосая хохотушка с курносым носом, вздёрнутым гораздо выше, чем следовало, так, что хотелось без конца смеяться при одном взгляде на неё.

"Буратино",- сразу подумалось мне.

-Рая,- сказала другая. Точно по контрасту, Рая была черноволоской- точнее, Черновлаской. Как сказочной Златовласке, дополнительных слов для характеристики этого персонажа не требовалось. Сказать нейтральное "красавица"- язык не поворачивался. Сердце моё гулко ёкнуло, в горле образовался вязкий ком. То, что тут дело плохо, я понял сразу и постарался в раину сторону больше не смотреть.

Несмотря на то, что в травмпункт кого-то постоянно доставляла "скорая", кто-то приходил сам, несмотря на свежие капли и небольшие лужицы человеческой крови на полу, на горы кровавых тряпок и бинтов в нескольких эмалированных тазах, на крики, стоны, детский плач, мат и истошные вопли, почти постоянно наполнявшие травмпункт и рентген, вся эта четвёрка была весела, оживлена и пребывала в самом распрекрасном расположении духа. Ларису Павловну тут все, видимо, любили, и обрадовались ей, как родной.

Герман Григорьевич сразу же полез обниматься-целоваться, Галя накинулась с вопросами о какой-то давно обещанной атравматике, Рая зашептала ей что-то на ушко, даже суровый доктор Мельник откуда-то достал график своих дежурств, и, тыча пальцем то в Журавель, то в бумажку, густым баском заявлял, что "цилодобово" у него "у цю нэдилю" работать нет "ниякой можлывости". Травмпункт организационно входил в состав 1-й травмы, являясь её неотъемлимым подразделением, и Лариса Павловна была старшей и для них.

Она всех выслушала, поласкалась чуть-чуть с Поливодой, ответила что-то конкретное Гале, улыбнулась и кивнула Рае, Мельнику сказала, что пусть берёт "ночь"- насчёт "дня" она поговорит с "Ромкой из 2-й травмы". С врачами старшая была на "ты".

-Вот Саня, студент четвёртого курса, будет медбратить,- представила она меня.- Прошу, как говорится, любить и жаловать...

Травмунктовцы ещё больше обрадовались.

-Тебе у нас понравится,- однозначно заявили мне.- Пока учишься, будешь работать- у нас все ребята, кто с начальных курсов приходят, до окончания института остаются.

-Даже не хотят дипломы получать.

-Андрюха Снигарь и Лёха Лунёв, когда увольнялись, такую отвальную закатили!

-И запам,ятай- травматология- сама дрэвня профэсия на Земли,- подняв палец, сентенциозно заявил Мельник.- Бо травма- синоним бытия, и выникла одномомэнтно с зарождением життя в археозойску еру...

-Не в археозойскую, Паша, а в палеозойскую,- поправил его Герман, залезая одной ручищей Ларисе Павловне под халат, а другой притягивая к себе Галю.- Я хорошо помню это время. Хоть и был тогда совсем ребёнком...

-И читай книжку Гомэра "Илиада". Як там:

 

Стоит воителей многих один врачеватель искусный-

Вырежет он и стрелу, и рану присыплет лекарством...

 

Было невероятно странно, что эти весельчаки и шутники, такие жизнерадостные и раскомплексованные, только что ампутировали правую руку совсем молодому парню.

Всей своей мимикой я дал понять, что очень польщён и тронут столь горячей встречей, что мне уже дико всё нравится, что не понравиться просто не может, что, раз увидев такой замечательный коллектив, можно только немедленно стать его членом. Или пойти удавиться от чёрной тоски.

 

6. Первое дежурство

-Лариса Павловна, а как этот парень- ну, с рукой оторванной?- спросил я, когда мы вернулись обратно. Впечатления от только что увиденного не могли заставить меня забыть об этом несчастном.

"Может, и правда- пришили... Да нет, Гера просто шутил так. Вроде "доктор, а я ходить буду"? -"Гы-гы, теперь разве только под себя, гы-гы...""

-Кто? Магаляс?- сразу же вспомнила она фамилию- видно, это было профессиональное.- Который в 14.30 поступал? Поступил он, кстати, к тебе на пост, в 101-ю. Пошли...

Больной лежал в шестиместной мужской палате, наполненной такими же "гавриками", у самого окна. На окне не было решёток, и я сразу же подумал, что зря- потеряв правую руку, человек может решить свести все уже счёты с жизнью и сигануть. Этажи здесь были высокие. В любом случае, потерять в 20 лет правую руку- бр-р...

Но Магаляс лежал совсем спокойно на спине и спал; правая рука отсутствовала почти по локоть и заканчивалась булавововидной повязкой, слегка кровавой на торце. Лицо паренька было вполне спокойно и безучастно, мне показалось, что даже какое-то блаженство проглядывает. В левую руку ему что-то капало, какой-то лечебный раствор.

Лариса Павловна подошла, проверила капельницу, осторожно провела ладошкой по щеке больного. Тот сразу открыл глаза, глянул вопросительно.

-Всё нормально. Слегка болит, но терпимо,- он тут же закрыл глаза и продолжил спать как ни в чём не бывало.

-Во держится,- не смог не восхититься я, когда мы вышли из палаты.- Как Мересьев, или как Николай Островский... После такого... во сила воли у человека!

-Держится!- хмыкнула Лариса Павловна.-Ты думаешь, что ему это больших усилий стоит? Да ему ж наркоту Гера назначил, и как следует- не пром, а омнопушу двухпроцентную каждые четыре часа...

Оказалось, что поведение изувеченного, столь поразившее меня, объясняется вовсе не какими-то особыми волевыми или характерологическими качествами, а тем, что он "медикаментозно загружен"- короче говоря, под кайфом. "Пром"- промедол- наркотик довольно слабый. А омнопон 2%- то, что нужно. Я тут же вспомнил курс фармакологии- основным эффектом наркотических опиатов было чувство эйфории. Таламус и лимбическая система... Так вот оно что...

-Наркота в травме- первое дело,- сказала Марчук.- В качестве противошокового средства, в качестве обезболивающего в ближайшем послеоперационном периоде, в качестве основного стимулятора жизненных процессов в остром периоде травматической болезни. За сутки уходит 50-60 ампул. Один учёт, хранение, списывание у меня вот где сидят. Это же препараты списка "А". Знаешь, как назначаются, как делаются, как списываются? Пошли, объясню, а заодно и твои обязанности на посту...

Мои обязанности на посту Лариса Павловна рассказывала не меньше часу. Я слушал как можно внимательнее, стараясь ничего не упустить. Как оказалось, я был совершенно "стерилен", и четыре недели "производственной практики", которые я добросовестно отсидел в терапии, можно было смело спускать в унитаз. Реально, кроме уколов, меня там ничему не научили.

Старшую этот факт не смущал нисколько. Она сидела совсем рядом, вплотную, и терпеливо разъясняла мне самые элементарные вещи. Я её хорошо понимал, если не сказать- чувствовал. Не в физическом, конечно, смысле, а в ментальном. Да, хорошо учиться по книгам, таблицам, методичкам и атласам. Но если живой человек тебе всё это объяснит, причём на твоём индивидуальном языке, такое обучение и будет самым эффективным. Лариса Павловна мой внутренний язык понимала. Я не мог не ощутить и не оценить этой особенной, трудновыразимой чуткости. Увы, я уже очень хорошо знал, что у совсем немногих преподавателей, да и вообще, у людей, редко встречается это качество. Старшая, похоже, была очень умна. А энтузиазма ей и подавно было не занимать.

"Как же она не устанет? -невольно удивлялся я.- Вот двужильная..."

-Пока никто не поступает, нужно это максимально использовать,- сказала моя наставница.- Я же не буду так с тобой каждое дежурство нянчиться. Чем скорее ты оперишься, тем быстрее сможешь работать один...

Дважды она отлучалась покурить и предлагала составить компанию.

-Кто не курит и не пьёт...- подколола Жура (я решил так называть её для краткости).- Саня, детка, всё равно этим всё кончится. Так что не ломайся, не рассказывай мене майсы. Сигареты у меня есть...

Но я оба раза решительно отказался, предпочитая за время её отсутствия пересмотреть постовые журналы, постовые тетради и истории болезни, и в изобилии лежащие под настольным стеклом телефоны сотрудников, смежных служб, схемы оповещения на случай массового поступления пострадавших, какие-то записочки и т.д. Страшно хотелось есть, но я решил не обращать на чувство голода никакого внимания.

Второй раз старшая отсутствовала долго, минут пятнадцать, так, что я успел заскучать.

-Вставай. Пошли бедро принимать!- вдруг крикнула Лариса Павловна, внезапно появляясь совсем с другой стороны. Она скрылась в материальной и вышла оттуда, держа большую шину Белера и на ходу обматывая её бинтом.- Возьми груз семь кг- да не все сразу. Семикилограммовой гири всё равно нет. Возьми пять и два, два лучше по одному килограмму. Сначала пять повесим, потом по одному с промежутком в течение часа. Ретракция мышц, нельзя резко вытягивать. Лески отмотай метра четыре, да подставку под груз не забудь. И неси в 112-ю...

Едва я сделал это, как громыхнули двери грузового лифта, из которого Мельник и Рая начали выкатывать каталку со стонущей женщиной средних лет; правая нога её беспомощно колыхалась из стороны в сторону при каждом движении каталки. Выше колена прямо через бедро, насквозь, была проведена большая металлическая спица, закреплённая в блестящей квадратной скобе. Врач по мере возможности старался придержать эту ногу за эту скобу, но руки были заняты каталкой.

-Шо стоишь, иди допомож нам с Раисой. Трымай ось тут,- он указал мне на скобу.- Закрытый пэрэлом стегна в у сэрэдний трэти! Избыточна патологична подвижность може прывести к шоку и жировой эмболии...

"Ни хера себе,- подумал я, хватаясь за скобу. -Да, это не в терапии- капельки, кислородик из крана, раздача таблеток...Что такое "жировая эмболия"?

Втроём мы начали закатывать каталку в 112-ю палату. Лариса Павловна уже была там. В одиночку приподняв и передвинув несколько коек с лежащими на них больными, она освободила достаточно широкий проход для нас.

Койка у окна уже была тщательно застелена и очерчена сверху балканской рамой. Жура торопливо проверила надёжность зажимных болтов, поставила в угол кровати свежеобмотанную шину Белера.

-Можно перегружать...

Это оказалось нелёгким делом. Больная была тучная клуха, весившая не менее 120 кило, и только страдальчески закатывала глаза и кряхтела.

-Хватайтесь за штангу! Сами хватайтесь, женщина, и держитесь крепче!

-Трымайтесь! Я бэру за скобу, ты, Сашко, идь на мою сторону, а ты, Раечка, и ты, Лара, лизте с той стороны, с викна. Трымаетесь, пани? Впырайтесь иншей ногой, впырайтэсь! Каталку убирай, Сашко, -командовал Мельник.- Уси готовы? Тильки дружно, гуртом- и раз, два- взялы...

Я просунул руки под лопатки и задницу пострадавшей и напрягся изо всех силёнок. Каталка отъехала в проход, и переломанная женщина зависла в полутора метрах над полом на моих с Раей руках. Павел Александрович держал ногу за скобу, старшая со стороны окна поддерживала зад. Какое-то мгновение мне казалось, что ничего у нас не получится, что наши руки опустятся и больная рухнет в проход со страшным грохотом. Но ничего такого, я и сам не заметил, как пострадавшая оказалась на кровати- и так точно, будто её опускали подъёмным краном. Как ни был я поглощён столь ответственной операцией, я не мог не заглянуть (уверяю, невольно) в самый разрез хирургической блузы Раи, оказавшейся напротив меня. Свет падал точно туда, и две небольшие, овальненько-нежные груди, грудки с соблазнительно пигментированными сосками, вдруг мелькнули, точно живые существа, перед моим взором. Рая не носила лифчика.

Мой "глазенап" девушка совершенно не заметила и начала выкатывать каталку прочь из палаты. Лариса Павловна с Мельником устраивали сломанную ногу на шине и вешали груз. Убедившись, что всё сделано как надо, Павел Александрович ушёл вслед за Раей.

-В самом конце вешается "стопка",- объяснила старшая, надевая женщине ещё какой-то матерчатый гамачок. - Делается сразу, никогда не забывай. Профилактика формирования "конской стопы". Ну как, хорошо?- крикнула Жура, распрямляясь.

-Вроде ничего...

-Лучше вот так?

-Лучше...

-Ну, отдыхайте пока. Давай, Сань, кровати на место поставим...

Сдвинуть гружённые больными койки на места оказалось не так-то просто- приходилось браться за самый низ, и осторожно, чтобы не задеть гирь и противотяг, окружающих каждую койку, и выпрямляться, используя силу ножной и спинной мускулатуры.

"А она их одной рукой,- не мог не почувствовать я новых угрызений совести, глядя, как легко старшая делает это напротив.- Качаться нужно начать... гантели купить...эспандер..."

Потом под наблюдением Ларисы Павловны я записывал поступившую в журнал, ставил ей капельницу- этому в терапии меня научили хорошо, и я ни разу не опозорился. А потом набирал и колол промедол.

Наркотики хранились в сейфе на моём посту. С виду этот промедол представлял собою совершенно обычные ампулы ёмкостью в 1 мл, по 10 штук в стандартных картонных коробочках, в которых обычно расфасовывают витамины, камфару, платифиллин и тому подобные мелочи.

Я отпилил кончик ампулы и аккуратно набрал в шприц.

-Пустую ампулу не выбрасывай! Я за них каждую неделю отчитываюсь главной сестре и начмеду. Спрячь снова в сейф, там для пустых специальный пакетик. И сразу же списывай, ещё до того, как сделаешь- в истории болезни и в журнале учёта наркотиков...

Потом я пошёл выполнять вечерние назначения на своём посту, и мы расстались часа на два. Эта работа оказалась точно такой, как и в терапии, и я быстро сориентировался. Ходячие больные приходили на укол в мою процедурку, к лежачим я подходил сам.

-Практикант? Медбрат? Студент мединститута?- расспрашивали меня в каждой палате.- Ну и правильно, нужно и учиться, и работать. Лариска вон, вообще одна осталась- и днюет здесь, и ночует...

Потом подняли ребёнка- мальчика 7 лет со сложным переломом в области локтевого сустава. Пришёл анестезиолог и давал наркоз; Поливода и Мельник вправляли. То, что перелом- сложный, было ясно и так, по наличию сразу троих здоровых мужиков, совершенно заслонивших спинами крохотное тело. Потом мы с Ларисой Павловной гипсовали- вернее, гипсовала она, Мельник держал ручку во вправленном положении, а я лишь придерживал застывающий гипс и следил за действиями старшей медсестры. Впрочем, следить было тяжело- Жура делала это настолько быстро, настолько профессионально и здорово, что я почти ничего не успел отметить для себя.

-Ничего, пару раз сам наложишь- научишься,- усмехнулась она.

Ещё не проснувшегося после наркоза пацанёнка отдали мамаше и отправили обоих в детскую палату.

-Через два часа рентгенконтроль,- озабоченно сказала моя наставница.- А сейчас пошли ужинать. Уже всё готово, и чайник давно вскипел.

Я попробовал отказаться, говоря, что совсем, ни капельки не голоден- и это была правда. Хоть я и ел последний раз утром, дома, мне совсем сейчас не хотелось- было даже какое-то отвращение к еде. Но Лариса Павловна велела мне не говорить ерунды.

-Кто не ест- тот не работает. Давай-ка, Санечка, повечерим. Пока нам новую обойму не накидали...

 

7. Ужин

В буфетной был накрыт угловой столик- скатерть, домашняя колбаса, сало, помидоры с огурцами, картошка, лук, хлеб, крутые яйца. Выглядело и пахло обалденно, я даже пошатнулся.

-Родители подкармливают,- объяснила старшая.- Они в Заповитном живут, в Раздольском районе. Это на самом берегу Днепра. Бывал когда-нибудь? Красота необыкновенная. Там я родилась и выросла... Село, короче. Так вот, у них хозяйство приличное- семь свиней, куры. Гуси, козы. Вишни, яблони, абрикосы, орех. Весной там... Так что налетай, не стесняйся. Самогоночки накатишь? Проверенная...

Я, уже засунув в рот кусок колбасы (зверское чувство голода нагрянуло вдруг приступообразно), в ужасе замотал головой.

-Что, совсем не пьёшь? И не куришь? Примерный мальчик... А с девушками у тебя как?

-Ну, сейчас никак,- промямлил я, отправляя в рот второй кусок колбасы.-Некогда, да и надоели- ну их...

Вторая половина ответа Ларису Павловну, кажется, позабавила, и она окинула меня своим странным, ни на что не похожим взглядом. Сейчас он был слегка насмешлив.

-И правильно,- кивнула старшая, с таким видом, будто на самом деле я сказал невероятно глубокую мысль.- Нафига они нужны? Сейчас девчонки какие? Хороших ведь нет, одни шалавы. Я вон в общаге своей насмотрелась- не успеют с села приехать, не успеют в городе оглядеться, как уже начинается- курево, водка, парни, пьянки-гулянки. Родители ещё до дому не успевают добраться, как дочке уже вовсю засосы ставят в тёмном углу. Чем думают, о чём думают- хлопец поманил пальчиком, так уже бегут, на бегу трусы снимают...

Я сделал какой-то осуждающий звук, хотя еле удержался от вопроса- в какой это общаге Л... такая благодать. Оказаться в роли такого "хлопца" я бы очень и очень не отказался.

-С пути только собьют. А тебе что нужно- учиться и в жизни определяться. Я так считаю, что раз уж пошёл во врачи, то надо специальность свою будущую в совершенстве освоить. Медицина- такая вещь, которой нужно либо очень серьёзно заниматься, либо не заниматься вовсе...

Пока я, подобно басенному Ваське, ел молча, Лариса Павловна, к еде почти не притронувшись, уселась с ногами на стул напротив, подтянула коленки к подбородку и курила в потолок. Фамилия ей, кстати, очень шла- эта женщина была похожа на не очень большую, белую, стройную птицу. Длинная шея, короткие льняные волосы, близко посаженные глаза и длинноватый нос придавали ей столько пернатого, журавлиного, что поневоле напрашивалась гипотеза о переселении душ и инкарнации. Руки у неё тоже были длинные, белые, взмахивала она ими не спеша, с силой- размашисто, точно крыльями.

 

Хорошую религию придумали индусы...

 

 Видимо, Журу неудержимо потянуло рассказывать- я знал за собой способность уметь слушать собеседника.

Она рассказала, что после медучилища сама хотела поступить в мединститут вместе со Светкой Олефиренко в 1979-м, но тут, откуда ни возьмись, появился этот Толик.

-Козырный такой, в шматье хорошем, денег во всех карманах полно. Он только с вахты, с Севера вернулся...

Между ним и Ларисой Павловной в то лето возник столь бурный роман, что она, вместо того, чтобы сдавать вступительные экзамены, плюнула, "забила" и укатила с ухажёром на ЮБК.

-...Подумала- а хрен ли, один раз живём. Не буду поступать этот год, поступлю на следующий... с родителями насмерть разругалась- так ведь мы до сих пор и не помирились...

Но отношения развивались столь стремительно, что уже в октябре месяце Журавель внезапно ощутила себя в далеко зашедшем интересном положении.

...Хотела аборт делать, но Толик не дал.- "Выходи", говорит, "за меня, Ларка. Мол, люблю, жить без тебя не могу. Нафиг нам той Север- не поеду больше. Здесь прокормимся. Устроюсь на "Красный Октябрь"- я же токарь шестого разряда. Получать буду нормально, на жизнь хватит. Квартиры там быстро дают. Пора, мол, остепениться, сына, говорит, рожай, дочку- нахера нам твой институт, шесть лет горбатиться и получать всю жизнь 110"...

19-летняя девушка, разумеется, согласилась. В мае родился Васька, он был вылитый Толик- 4.800, и радости Ларисы не было предела. Только её "старики" на это никак не отреагировали и даже не приехали посмотреть на внука. Брак дочери они не одобряли. "Живите сами"...

...-Толик нормально устроился по специальности на ЛВЗ- там квартиры быстрее всего давали, года четыре, ну пять, шесть- в самом крайнем случае. Сначала вроде ничего - Толик работал хорошо, после работы- только домой, вечерами гуляли с коляской в парке. Всё мечтали, как в новой квартире заживём. Телевизор цветной купили, магнитофон, гарнитур румынский... Как будто у взрослого мужика после работы других дел нет! Ни выпить ему не надо, ни рогов жене кинуть, ни морду себе или кому-то не разбить где-нибудь...- Лариса Павловна глубоко, на полсигареты затянулась, не сразу выдохнула, помолчала. Видно, тема была уж очень горька. Я молча ел.

- Ну, а потом вдруг началось- дружки, ползавода в корешах, каждый зовёт после смены поллитру на троих раздавить. Как тут удержишься? Выпил раз, выпил два, тут как тут и шмары какие-то, заводские, ихние. С соседним цехом разборки... И пошло-поехало...

Вскоре Толик стал пить уже как следует- с утра без бутылки портвейна к работе не приступал. Начал "пороть" важные детали, скандалить, прогуливать- с завода его уволили, квартиры молодая семья так и не дождалась. Вместо того, чтобы извлечь из случившегося урок, завязать с дурной привычкой и устроиться на новое место, муж начал тунеядствовать и пить ещё сильнее, во всём случившемся обвиняя, естественно, жену и малолетнего сына. Из заводского общежития их попросили.

Ларисе Павловне пришлось отдать Ваську в детский сад, а самой устроиться работать сюда, в травму. Ей дали больничное общежитие, куда семья и переехала. Молодая женщина сутками не вылезала отсюда, "пахала как лошадь", а Толик пил всё сильнее.

-...Пропил все вещи, что у нас были. Пропил все побрякушки- золото, камешки, что мне подарил,- повествовала моя собеседница довольно бесстрастным голосом, продолжая смотреть в какую-то точку на потолке неподвижным взглядом. Едва сигарета докуривалась до фильтра, как она прикуривала следующую.- Я орала-орала, так он драться начал...

Дело, естественно, закончилось разводом. Толик ушёл к матери, но ненадолго- начал заявляться снова и снова, устраивая скандалы и драки. Видимо, он был не готов полностью потерять Ларису.

...-То плачет, в ногах валяется- "вернись, я без тебя сдохну". То сразу насиловать лезет. Пришлось Ваську к его матери отправить... мои-то и слышать ничего не хотели- мол, "видели очи, шо выбирали, тэперь ишьте, хоть повылазьте"...

-Долго я от него отвязаться не могла. На работу постоянно опаздывала- мне выходить, а мой бывший уже под дверью стережёт. И хорошо, если один. Только открою- он тут как тут, врывается, по морде крест-накрест хрясь, хрясь, схватит за горло, придушит- и вперёд. Я ору, сколько раз голос срывала. А ему хоть бы что- он за своим пришёл. Соседям и вахтёрше тоже до лампочки. Это ж, говорят, муж твой- а зачем выходила? И что, что вы в разводе? Сын, мол, у тебя от него. Бьёт- значит, любит. Действительно...

-Он ведь здоровый, сволочь- метр девяносто три. К тому же с похмелья- силищи, как у десятерых. Рот мне зажмёт протащит на кухню, повалит, юбку разорвёт, колбасину свою достанет- и давай меня ей натыкивать, взад-вперёд по всей кухне возить. И по всякому- и боком, и раком, и на весу...Хорошо, если кончит быстро- заберёт деньги и уйдёт. А иной раз по часу мне так вот "мстил"...И дружков своих приводил... И всё молча... Приходила работать- вся в ****юлях, фингалах да засосах...потом неделю денег до получки занимала- они ведь всё, до копейки, выгребали... гавнососы...

Избавиться от Толика удалось только с помощью знакомых ментов.

...-Тогда у нас здесь Куриленко лежал, начальник 9-го отделения, с переломом плеча. Он своих ребят вызвал, команду дал- и сгребли моего Толика прям на месте преступления, на мне то есть, когда он в очередной раз с двумя дружками заявился. Загремел за изнасилование на 10 лет. Мать его приходила, ноги мои целовала - прости, мол. Не простишь, не заберёшь заявление- Васеньку больше не увидишь, моё тебе слово- вот тебе моё слово... Да что уже Васька- если в папашу, то...- Лариса Павловна с тоской махнула рукой.- Свекровь, небось, объяснила уже малому, какая я. Да просто я сильно, видать, злопамятная... надеюсь, на зоне Толика как следует встретили. Наелся? Точно? Давай тогда чай пить.

Лариса Павловна сняла с плиты большой алюминиевый чайник, вынула откуда-то банку растворимого кофе "Глобо" и коробку шоколадных конфет.

-Вот, презенты от благодарных пациентов,- невесело засмеялась она.- Ты, если что-нибудь давать, бери, не выкручивайся. Самому, конечно, намекать не нужно- у нас с этим строго. Мазепа сразу на ковёр вызовет, если узнает. Кто хочет отблагодарить- отблагодарят и так, без намёков. Ну, а там уж сам решай, куда дефсит девать- в общий котёл, или домой переть...

Запахло настоящим кофе, и вдруг и этот буфет, и эта приветливая и заботливая женщина с обкусанными ногтями показались мне уютными и родными.

-Так что вот до чего любовь довести может,- вздохнула старшая, возвращаясь к своему рассказу.- Если бы не этот парень, всё было бы по-другому. В институт бы обязательно поступила- я ведь намного лучше Светки и училась, и соображала быстрее. Сейчас бы, как и ты, заканчивала. Травматологом хотела стать...

Её эмоции передались мне, и я решился попросить сигарету.

-А я тебе что говорила?- засмеялась Лариса Павловна, протягивая мне пачку харьковского "Космоса". -Некурящих у нас никого нет. Кто не курит- либо увольняется, либо перестаёт здоровье беречь и закуривает вместе с коллективом. Коллектив- это сила...

-И Рая курит?

-Кто? Райка? Райка Гамал, из травмпункта? Ха, смолит как коксовая батарея. Что, понравилась? Мы ведь с одного района. Красивая девчонка, правда? Все мужики сразу ведутся.

-Нет, просто показалось...

-Да я её с пелёнок знаю. Я же сюда её и устроила год назад, когда она в институт не поступила. Райка только с виду тихая. А так- стервоза ещё та. С Пашей Мельником уже год такую любовь крутит ...

-С Павлом Александровичем? С этим доктором дежурным?

-А что тут такого? Пашко- мужик видный, козырный. 32 года, а доктор, кандидат, на кафедре- это тебе не Толик мой незабвенный. У них, кстати, серьёзно. Они пожениться собираются. Пашка вот-вот с женой разведется, и Райку к себе заберёт.

Только это- между нами. Секрета особого тут нет. Вся больница это знает, и ты бы очень скоро узнал, но будем считать, что я тебе ничего не говорила. А сказать нужно было- я же видела, как ты на Райку посмотрел. Но ты и не подъезжай- тут ничего не светит. Не только тебе, никому. Она- караимка...

-Кто?

-Караимы- крымские евреи. Их мало совсем. Там семья такая- что твои староверы...

-Да ну, не евреи они. У евреев- "Талмуд", а у этих- "Тора". Я точно знаю.

-Говорят тебе- евреи!

-Не евреи. Похожи, но не евреи. Не сионисты. Вроде татар или цыган, но только не те и не другие.

-Короче, девка она нерусская и серьёзная... Отошьёт так, что потом два километра лететь будешь.

 


 

Потом прибегал Гера Поливода- что-то дописать в назначениях; торопливо сжевав кусок сала, он заговорщически подмигнул мне, нагнулся к уху Ларисы Павловны и что-то зашептал. Я различил слово "спиртик" и потупился. Жура открыла шкафчик и вручила дежурному врачу бутылку тёмного стекла, без этикетки, но с засургученной пробкой.

-Это ещё лучше.

-Да ну? Ужель та самая, заповитнивская? Родительская? Живая вода, огненная вода- aqua vitae... Ларочка, ты просто гений.

-Колбаски возьми, Гера, сала...

-Ни, Ларочка, ни. У нас там у самих кормёжки этой хоть завались. Сегодня ж одни сельские и идут, все с близлежащих районов- из Свиридовки, Каменки, Билой речки. И все сумками прут- но только пожрать. Насчёт горилки шось плохо у сельских варит. Думают, травматологи- не люди. Ха! Без тебя хоть вешайся.

Герман Григорьевич поцеловал Журе кончики пальцев и удалился.

-А они там что- пить собираются?

-Не пить, а выпить. Поужинать, точнее,- с неудовольствием ответила старшая. Мне стало неловко, и я замолчал.

Потом были 22-х часовые назначения; потом поступил мужчина с переломом костей голени, и его тоже уложили на систему вытяжения. Потом Лариса Павловна велела мне отвести мальчика на рентгенконтроль; потом к нам подняли какого-то пьянчугу с забинтованной головой и поместили его в палату спецтравмы. Хоть веки мои и слипались, точно клеем намазанные, и зевалось мне во весь рот, очень хотелось взглянуть, как в травме бьют морду и привязывают морскими узлами. Но ничего такого не было- храпящего вонючего пациента просто перекинули с каталку на банкетку, и всё.

-Проссытся, проспится, повязку сдерёт, а утром пойдёт похмеляться,- объяснила Жура.- Его бы по-хорошему в вытрезвитель, да не возьмут они с раной, хоть и обработанной. По приказу, за такими меднаблюдение в соответствующем учреждении должно проводиться...

Потом она отвела меня в сестринскую, выдала комплект постельного белья и велела ложиться.

-Тебя с непривычки вон, шатает уже. Отдохни, покемарь, а я покараулю пока...

-Да вы ж уже ж четвёртые сутки, Лариса Павловна. Ложитесь лучше вы, а я посижу...

-Старая лошадь, Санечка, борозды не испортит. Сказала- ложись, значит, ложись. Я в травмпункт схожу, а потом, может, и сама лягу. Ложись, ложись...

День был столь полон событиями, что, казалось, мне никогда не уснуть- нужно сначала переосмыслить и переработать массу информации. Но едва я вытянулся во весь рост и натянул до подбородка байковое одеяло, как тут же словно в чёрную дыру провалился.

 

8. "Где это было, когда это было"?

Я долго не мог проснуться, а, проснувшись, сообразить, где это я, кто эта незнакомая женщина, столь нежно гладящая меня по щеке, и какое сейчас время суток.

Оказывается, было уже восемь утра! А Лариса Павловна меня только-только будила!! Сообразив, что я- на работе, что уже давно утро, что я проспал всё на свете, я в ужасе вскочил- ни одно утреннее назначение не выполнено, а через час- сдача смены!

-Всё я уже сделала,- остановила меня старшая.- Что, в первый раз на два поста работаю? Я б тебя ещё не будила, но иначе ты в институт опоздаешь.

-А ночью? Было что-то? Вы-то хоть прилегли?

-Поступили ещё двое- плечо и таз, после автодорожки. Плечо на вытяжение подцепили, а таз пока в гамак, и капать всю ночь пришлось- и кровь, и плазму, и водичку. Раз-два, и уже утро.

-Что ж вы меня не разбудили, Лариса Павловна?- раздражённо сказал я.- И назначения за меня делать не надо- я сам сделаю. Я сюда не спать пришёл, а работать.

-Обиделся?

Старшая, хоть и провела неизвестно какую по счёту бессонную ночь на посту, выглядела свежо, бодро, вполне утренне, будто совсем не нуждалась во сне. Она обезоруживающе провела ладошкой по моей щеке, как делала, когда будила. Ладонь была у неё тёплая и мягкая, как у матери. Будто и не ладонь это, а крыло большой, доброй птицы.

-Нет, но...

-Ой, Санёк, глупый ты какой. Ещё знаешь как наработаешься, ещё так напашешься- жить расхочется,- вздохнула Жура.- Говорят, что американцы работают, чтобы жить, а мы, советские, живём, чтобы работать. Вот тебе и нужно привыкнуть. Завтра ведь нам с тобой снова ночь вдвоём выходить, а в воскресенье сутки дежурить. Так я и в график поставила. Так что иди, быстро завтракай и можешь уходить в институт...

-Лариса Павловна...

-Там всё на кухне. На том же столике. Чайник горячий. Что? Саня, ну перестань ты выёживаться. Поешь- и жду тебя в пятницу к пяти часам...

Я снова поймал взгляд старшей и опять удивился. Странное выражение глаз её ещё больше усилилось. Вблизи они напоминали глаза не человека, а кого-то другого- животное какое-то- не то волк, не то кошка, не то рыба, не то курица. Даже тогда, когда старшая прикрывала их ресницами, всё равно заметно было что-то не то, внутренний свет какой-то, скрытое холодное воспаление. Глаза в целом напоминали нарывавшие фурункулы. Мне вспомнилось выражение "бить по шарам".

"От бессонницы хронической, что ли?- подумал я.- От бессонницы глаза краснеют и круги под веками образуются. Чёрт его знает. Пишут же, что Пётр 1, Эдиссон и Королёв вообще не спали- им было достаточно 20-30- минут в сутки. Здесь что-то из той же оперы..."

Я быстренько съел кусок колбасы с хлебом, выпил стакан кофе, собрал сумку и вышел.

Было прохладное и хмурое сентябрьское утро. Кажется, собирался дождь. Напротив выхода стояли несколько машин, среди которых ходил Мельник. Сейчас доктор был одет в коричневую кожаную куртку, малиновую футболку "Лос-анджелесские рейнджеры" и фирменные джинсы с вывернутыми наружу обшлагами штанин. Длинноватые русые волосы его и аккуратная борода были тщательно расчёсаны, на глазах были солнцезащитные очки смелой и причудливой формы. Павел Александрович выглядел сейчас не доктором и кандидатом медицинских наук, а просто молодым хипповым парнем- популярным певцом, артистом кино или знаменитым художником. Короче, из тех, на которых рисуют карикатуры в "Крокодиле" и говорят- "всё схвачено".

-Отробыл?- крикнул он, увидев меня.- Ну и як? Як тоби травма? О то и боевое крещение... колы тэпэр? У п,ятницу? Ну, я те ж- так само у п,ятницу чергую. С тэбя, до рэчи, пляшка- влывання у колектыв. Закон у травми такий...

Мельник открыл ключом дверцу бежевой "Лады", сел, завёлся, вырулил со стоянки и остановился напротив приёмного отделения. Из дверей его вышла Рая Гамал в светлой курточке и короткой юбке с разрезами, кивнула мне и не спеша направилась к машине Павла Александровича. Зачарованный, я не отводил взгляда до тех пор, пока Рая не уселась на переднее сидение, пока пара её ножек, мелькнув на прощание, не исчезли следом за всем остальным в проёме дверцы; дверца захлопнулась. Водитель дал газ, и машина медленно тронулась к больничным воротам.

В памяти всплыла какая-то песенка десятилетней, наверное, давности:

 

...Золотая, как солнце, кожа,

Тоненькие каблучки.

Узел волос из шёлка,

Складки платья легки...

Мулатка просто прохожая,

Просто прохожая...

 

Где это было, когда это было- во сне, наяву?

 

Настроение почему-то совсем испортилось. Я изо всех сил пнул пустую молочную бутылку, втянул голову в плечи, сунул кулаки в карманы и пошёл на кафедру оперативной хирургии. Она была в двух трамвайных остановках, но я пошёл пешком. Полил довольно сильный, довольно холодный и довольно противный дождь. У меня не было ни куртки, ни зонтика, но мне стало глубоко наплевать.

 

9. Это я, Санечка

Один из моих самых любимых персонажей русской классической литературы, Пьер Безухов, в самом начале романа "Война и мир" предстаёт перед нами 20-летним бастардом, только что из Парижа. Весь первый том богатый бездельник только и делает, что задумывается над вопросами- "Кто я"? "Откуда всё взялось"? "Какая сила управляет всем"? Помните, наверное.

Я родился в СССР почти на 200 лет позже, в стране давно победившего социализма, ещё при Никите Хрущёве, обещавшем в 1980-м коммунизм, который потом осторожно заменили "развитым социализмом". Вторая половина 20-го века была не временем войны, а мира, акселерации и научно-технического прогресса, поэтому стадию безуховских вопросов я проскочил в 15 лет, когда мы "проходили" Толстого в 9-м классе. В 16 я уже только и думал, как бы после 10-го класса не ударить лицом в грязь, успешно сдать вступительные экзамены в институт, поступить и не остаться, так сказать, за бортом жизни. В 17, уже на первом курсе, меня волновали только латынь, нормальная анатомия и гистология; в 18-биохимия и микробиология, в 19... Стоп, в 19 лет я вдруг с удивлением обнаружил, что меня волнуют девушки!

Да, на 3-м курсе института, ранней весной, я вдруг точно очнулся от какого-то то ли сна, то ли умопомрачения. Однажды, в погожий солнечный денёк, я поглядел вокруг, и был просто поражён тем, сколько же вокруг разных девочек, девчат, девушек, женщин, дам, гражданок, мисс и миссис, синьор и синьорит- и все красивые, все похожие и не похожие друг на друга.

Нет, я и раньше замечал такое явление природы, как женская красота, но как бы нехотя соглашаясь с кем-то: "Ну да, красивая", а сейчас хотелось прыгать от восторга и орать во всё горло : "Красивая! Красивая!! Да, Красивая!!!"

Красивые почему-то были все- и школьницы в чёрных передничках, бегущие по весенним улицам смеющейся стайкой; и студентки, весело выходящие покурить в перерывах между лекциями; и лаборантки с кафедр; и больные в палатах; и даже преподавательницы. Так, в Наталью Степановну Войнаровскую, нашего микробиолога, я немедленно влюбился под мартовскую капель, влюбился до слёз, до судорог каких-то. Глупо, конечно- она была выше и крупнее меня, дородная, спокойная женщина, с огромной грудью и узловатыми коленками, ровесница матери. Но не она одна- в ту пору почти каждая встретившаяся мне особа женского пола, независимо от возраста, вызывала восторг, энтузиазм, желание сделать хоть что-то, пусть нелепое, пусть глупое, лишь бы она улыбнулась, лишь бы обратила на меня внимание.

Короче мне, как медику, ясно стало, что Санечка Белошицкий вдруг достиг половой зрелости, что у него проснулось нешуточное либидо, заключённое в оболочку из самой фантастической романтики, глупости и безрассудства. Срочно требовалось кого-нибудь полюбить, причём немедленно и со страшной силой.

В том, что "силы" для этого хватит с избытком, я нисколько не сомневался. Моим сущим кошмаром сделались ночные поллюции. Они происходили чуть ли не еженощно, порой дважды и даже трижды за одну ночь. Как ни боролся я со сном, как ни старался за день устать и упасть без задних ног- я играл в футбол с утра до вечера, переплывал Днепр туда и обратно и пробегал по 10 километров- всё равно, сон одолевал, и мне снились девушки. Стоило им появиться пред моим мысленным взором, как я чувствовал невероятное напряжение и восторг, сродни ауре, наступающей перед эпилептическим припадком- и всё, это напряжение тут же исходило, выстреливалось из меня несколькими глубинными толчками, сотрясая всё моё худенькое тело.

Я просыпался, понимая, что случилось ужасное- что по мочеиспускательному каналу из паренхимы яичек и предстательной железы произошёл очередной выброс семенной жидкости и простатического секрета- вязкой и клейкой жидкости белого цвета, пахнущей сырой рыбой, оставляя на внутренней стороне сатиновых трусов препорядочную блямбу. Хотелось плакать- я чувствовал, что виноват в случившемся, сильно виноват, и это даже хуже, чем страдать от энуреза.

Приходилось, стиснув зубы, стаскивать с себя обспусканные трусы, вытираться ими и прятать поглубже- я ни за что не мог допустить, чтобы мать узнала о моих ночных "припадках". Заскорузнувшие за ночь трусы я потом, морщась, застирывал сам.

Ночные семяизвержения не приносили успокоения и нисколько не снижали желания. Не успевала последняя капля спермы вытечь из пениса, как этот незаметный орган, верой и правдой служивший мне все 19 лет, маленький и скрюченный "перчик", почти сразу же снова начинал безобразничать, реагируя на малейшую мысль, прикосновение, дуновение воздуха, стремительно наливаясь, увеличиваясь, утолщаясь, удлиняясь, формируясь в какого-то монстра, в серьёзное, нешуточное орудие процесса полового размножения, готовое к действию. Как подсолнух, он устремлял свою зудящую головку к неведомому, но очень яркому и горячему солнышку.

Определение "юношеская гиперсексуальность" меня нисколько не утешало. Да-с, сейчас описывать эти проблемы позднего тинэйджера немного забавно и грустно, но тогда, в 1984-м, мне было только мучительно стыдно, досадно, душила злость, хотелось кого-нибудь убить, etc.

Ясно же было, что мне нужно просто познакомиться с девушкой. Познакомиться по-настоящему, для отношений. Казалось бы, чего проще? Я был среднего роста, хорошо сложён, хоть и не атлет, нормально питался, не красавец, но и не имел ничего уродливого или отталкивающего в чертах лица, успешно учился в мединституте, неглуп и не зануда. Золотая середина...

Но те год-два, когда стоило начинать интенсивно общаться с противоположным полом, мною были, увы, упущены. Первый, второй и почти весь третий курс я занимался только учёбой, чтением, музыкой, рисованием, мечтал черти о чём- всякой, короче, фигне в духе нетрудовой аристократии, держался всегда один и почти не общался со сверстниками вне института, и ничьём обществе не нуждался. Получалось, что я свои лучшие годы просидел в каком-то подполье. Теперь нужно было из этого подполья выходить.

Надёжных друзей, которые могли бы помочь в столь деликатном деле, у меня не было, пришлось действовать самому- без подготовки, без разведки, без опыта- как говорится, с кондачка.

Девчонки с нашего курса уже все были как-то пристроены- у всех были парни, а то и женихи, кое-кто уже повыходил замуж. Свободными были только уже некрасивые, "пожилые" старше 24-х лет, вроде Светки Олефиренко, с которыми возможна была только дружба, и ничего, кроме дружбы.

Я попытался обратить свои взгляды на первокурсниц с педиатрического факультета- у нас, у лечебников, всегда существовало гордое предубеждение в своём "врачебном" первородстве и превосходстве над "педиками". Ребят там было мало, а девчонки, считалось, только спят и видят, как бы познакомиться с мужественным "лечебником". Даже странно, до чего глупа, доверчива и податлива пропаганде бывает юность. Я стал крутиться на кафедрах младших курсов- в анатомичке, в физическом корпусе, в читальном зале библиотеки, которую в основном посещали самые желторотые. Мне казалось, что я, доучившись до четвёртого курса, стал эдаким расслабленным ветераном и скромным, в меру, дважды героем. Прикинусь дурачком-ровесником, а потом... Вроде персонажа детского фильма "Зимородок"- там все думают, что герой- всего- навсего школьный учитель, но потом пионеры, чувствующие неладное, раскапывают, что учитель-то в юности партизанил и даже спас свой партизанский отряд, выведя его какими-то тайными тропами, стал в родных краях героем легенды. "Никто не забыт, ничто не забыто". Или "Зорро", например. "А, так это вы, господин губернатор"... Или бессмертное- "Спокойно, господа. Я- Котовский"!

Но завязать отношения с какой-нибудь смирной и симпатичной младшекурсницей мне не удалось. Сами посудите- если вы пришли на кафедру или в библиотеку учиться, вся трясясь перед завтрашним зачётом по железам внутренней секреции, и вдруг к вам подваливает какой-то белобрысый хмырь со светским разговором, из которого ничего не следует, кроме того, что его зовут Саня, он лечебник с 4-го курса, страшно скучает, вы ему невероятно понравились и он ужасно хочет узнать ваш телефончик- что вы ответите дураку и нахалу?

И действительно- верных и более опытных друзей, с которыми можно было бы "снять" кого-нибудь ненавязчиво, у меня не было, а одиночка, активно завязывающий разговоры, не мог не выглядеть подозрительно. Во-вторых, жадное желание близости и полное отсутствие опыта было написано у меня на прыщавом лбу, что само по себе не могло не отталкивать. В, третьих, я не был "фартовым" или "козырным", что называется, молодцем- тем, который может прокатить на машине, сводить в ресторан, свозить на недельку на ЮБК или в Москву-Ленинград-Ригу, помочь достать "фирменные шмотки".

Вот так, помочь мне некому было. Приятелей было пол-института, а настоящих друзей не было. В компаниях, в которых проводила время наша молодёжь, я тоже не появлялся, на дискотеки в общежитиях лечфака не ходил. Заслужив полупрезрительную клички "Белошвейка" и "книжный червь".

Несмотря на то, что моё убеждение в том, что столь насущная потребность в подруге не может не остаться неудовлетворённой, по закону природы не может, что одна сила моего желания поможет сформировать события в желанном для меня русле, что я непременно окажусь в нужное время в нужном месте- весной ничегошеньки у меня не вышло.

Ничего не происходило. После нескольких моих фраз девчонки либо сами сбегали, либо откуда-то нарисовывались их парни, недружелюбно спрашивали "ну, шо"? После 25 или 30 попыток мой энтузиазм стал иссякать.

"Наверное, я просто лишён такой способности- нравиться женщинам,- пришло вдруг мне на ум.- А что, люди ведь все разные. Кто совершенен? "Одних змия воспоминаний, других раскаянье грызёт..." - как в "Сценах из "Фауста":

 

...вся тварь разумная скучает-

Иной от лени, тот от дел,

Тот верит, тот утратил веру,

Тот насладиться не успел,

Тот насладился через меру...

 

У одного нет здоровья, у другого денег, третий родился дебилом- и счастлив. Музыкальный слух, например, отсутствует у каждого второго. Разве это зависит от человека? Это уж как кому повезёт. Наверное, и нет нигде такого человека, у которого всё-всё есть. И перечень того, чего нет, получится намного длиннее. У меня нет вот этого...

 

Глупое сердце- не бейся,

Все мы обмануты счастьем,

Нищий лишь просит участья...

Похоже, я верно определили источник своих неприятностей. В мае я вдруг заметил, что ко мне никогда не обращаются на улице и не подсаживаются в транспорте, даже если возле одного меня есть свободное место. Речь, разумеется, шла о девушках. Другие- пьяные небритые мужики, вредные дотошные старухи, правильные, вежливые пионеры- делали это свободно. Да и институте так получалось, что я мог оказаться в какой-нибудь компании с девчонками, но те обязательно оказывались пожилыми, страшными, тупыми и совсем, совсем не теми - в Комитете комсомола, например, или в СНО по патологической физиологии, или в институтском драмкружке, куда я с горя записался. С нормальными, хорошими девушками судьба меня никак не сталкивала. Мы были электроны на разных орбитах, параллельные прямые в эвклидовых координатах, Оленин и Марьяна в "Казаках".

К началу лета я был уже вполне убеждён в своей непривлекательности, никчёмности, неинтересности, ненужности- то есть во всём, что начинается с приставки "не" или "ни". Эрекции и поллюции, стремления и порывы сделались ещё более мучительны и постыдны. К лету это положение не то кончилось, не то притупилось. В июне была довольно серьёзная сессия, потом была сестринская практика, потом я уехал на три недели к двоюродному дядьке в Москву, и весь август ходил по столичным музеям и выставкам. Московские девчонки показались мне намного красивее наших, л...ских, но, если я был отвергаем первыми, то вторые отшивали меня гораздо быстрее. Я даже особо не старался.

 

И, мнится, с ужасом читал

Над их бровями надпись ада

"Оставь надежду навсегда"!

 

Я стал много читать этим летом 1984 года.

Четвёртый курс я начал с одной лишь целью в жизни- выучиться, наконец, и получить диплом. Цель эта на фоне моей огромной, позорной, увечной девственности казалась ничтожной, ненужной, микроскопической, но, по крайней мере, достижимой, даже на простой инерции трёх первых курсов.

"Женщина-просто порождение дьявола. Абсолютное зло. И ничего больше. Отсель накладываю на себя эпитимью..."

Этим утром моя эпитимья, однако, дала хорошую трещину. Я шагал по переулкам под проливным дождём и никак не мог смахнуть с экрана внутреннего взора эти две ножки, две подколенные ямочки в разрезах коричневой юбочки, две струнки ахилловых сухожилий, две розовые пяточки в туфельках без задников, исчезнувшие за дверцей "Лады". Сердце моё больно-больно стиснуло.

 

Чей серп на тебя нацелится,

Срежет росток?

На которой плантации мельница

Сотрёт тебя в порошок?

 

А время бежало, бежало рекою, стирая года...

 

Я внезапно огляделся. Вовсю шёл дождь. "Ты клинический дурак, Белошвейка,- назвал я себя прозвищем, чтобы пообиднее было.- Её жених- красавец-доктор, кандидат наук, ассистент кафедры. Ну, старше там на 12-14 лет. Но это же ерунда- обеспеченный, с деньгами, квартирой, тачкой и шмотками. Хохол, правда, но не нудный, весёлый. Значит, ещё и хозяйственный. За ним как за каменной стеной. А я кто? Нелепый воздыхатель, жалкий студент четвёртого курса по кличке Белошвейка.

 

Была я белошвейкой

И шила гладью

Теперя проститутка,

 Зовуся ****ью...

 

Меня промочило уже изрядно. Прохожие все спрятались под зонтиками, машины вдоль улиц двигались осторожно, гоня перед собой мутные пенные волны. В нашем Л... бывает противно так, как ни каком другом городе. Пожалуй, если закричу сейчас, вот здесь, прямо посреди улицы, закричу изо всех сил, никто не обратит внимания. Да, "какие страшные трагедии проделывает с людьми реализм""...

 

10. Ватка с кровью

На лекцию я не остался, а, отсидев практическое занятие вокруг мраморного стола с лежащей на нём распрепарированной человеческой ногой- нога была распрепарирована до неприличия. Иногда мне не нравилась медицина именно своим материализмом, именно способностью залезть в самые микроскопические уголки, ямки и узелки, не оставляя в человеческой природе ничего- ну совсем ничего, чему можно было бы молиться или хотя бы восхищаться.

Так вот, после занятия я "тихо свалил" и отправился в институтскую библиотеку, где набрал учебников по травматологии, руководств по травматическому шоку, пособий для средних медработников по технике наложения повязок и гипсованию.

Проспав ночь как убитый (моя ночная гостья не явилась в этот раз- очевидно, я спал без снов и без сновидений), с утра я плотненько позавтракал (мать уже ушла на работу) и засел за книги. В институт решил не ходить, поскольку по пятницам у нас были ЛОР- болезни- одна из самых халявных кафедр, на которой не проверяли и не переписывали.

Читал почти не отрываясь- было дико интересно. После всего увиденного в травме, материал читался, если не сказать, глотался, целыми главами и десятками страниц. Я нашёл ответы на большинство вопросов, возникших у меня вчера, и на второе дежурство в своей жизни пошёл уж точно подкованный на одно копыто.

Дабы не выглядеть в глазах Ларисы Павловны нахлебником и "стрелком", я взял с собою еды- полпалки колбасного сыра, пачку крестьянского масла, шматок домашнего сала, пачку заварки и пачку рафинада. По пути купил две пачки сигарет. Денег от первой в этом семестре стипендии оставалось в обрез, но я купил "Космос"- это были самые дорогие сигареты в Л..., по 70 коп. пачка. 7-я больница была недалеко от дома (мы с матерью жили на проспекте 40 лет Советской Украины, а "семёрка" была на площади Сталеваров), поэтому я пошёл пешком.

"Мельник сказал, что тоже дежурит сегодня. Велел пляшку принести...Фиг ему. Может, ещё ключ от квартиры, в которой деньги лежат? А... Рая? Раз он дежурит, то, может, и она тоже?- от этого предположения захватило дух.- Ну, нет. Не будет же она через сутки..."

Явившись в 16.45, я оставил сумку, куртку и зонтик в сестринской, одел халат, причесался и направился в кабинет старшей- доложиться, что пришёл и принять пост. Там меня ждал приятный сюрприз- та девушка, о которой я почти не переставал думать эти два дня, сидела там с Ларисой Павловной собственной персоной.

-А, уже пришёл,- обвела меня Жура своими дымчатыми глазами. Я внезапно понял, что же меня больше всего в них поражало- зрачки. Они были малюсенькие-малюсенькие, совсем точечки, совершенно утонувшие в облачной мути радужек и в молочном море склер.

"У кошек зрачок не круглый, а продольный- вот что придаёт кошачьему взгляду такую выразительность... а у Ларисы Павловны- миоз[u1] [2] жутчайший. Неужели такая светочувствительность? Или нет, есть же синдром, или триада Горнера- птоз, миоз и энофтальм. Это бывает при патологии коллатерального ganglion stellatum... у неё была, наверное, черепно-мозговая травма, раз муж так бил".

-Что там на улице, дождя нет? Сядь, покури с нами, сейчас пойдём работать. Сегодня Мазепа с Мельником дежурят. Предстоит весёлая ночь...

Пришлось присесть на стульчик старшей, достать сигареты и закурить- не пренебрегать же было возможностью хоть немного побыть в обществе Раи Гамал. Я затянулся с видом бывалого курильщика, и, всеми силами подавив кашель, осмотрел девчонок внимательнее.

Обе сидели на маленьком диванчике в углу кабинета. Лариса Павловна была в такой же поношенной хирургической паре и великоватом ей белом халате, шапочки не было. Пострижена она была со вкусом- чуть длиннее, чем обычно стригутся мальчишки, но короче, чем женщины. Причёска ей шла- это была единственная часть её туалета, которая говорила о том, что у хозяйки могут быть и другие интересы, кроме работы, что она всё же молодая, и, в принципе, красивая женщина.

Жура сидела, закрыв глаза, заложив руки за голову и максимально откинувшись назад, колени были широко расставлены. В углу губ Ларисы Павловны дымился окурок, про который, она казалось, совершенно забыла.

Рая была без белого халата- она не дежурила сегодня, и зашла, как я понял, по своим делам. На ней была длинная жёлтая футболка "Michigan university", потёртые джинсы и босоножки- они были старенькие, но на её изящных, с высоким подъёмом стопках, смотрелись что надо. К несчастью, сегодня ножки её обозрению открыты почти не были.

На меня она и не взглянула и едва ли заметила появление в кабинете третьего человека, сидела, облокотившись локтём на ручку дивана и подперев подбородок рукой; лицо Раи было отвёрнуто от меня к Ларисе Павловне, поэтому мне видно было только кромку маленького розового ушка, выступающую немного скулу, круглящийся нежно подбородок и стрелку (комиссуру) губ- у этой стрелки была маленькая ямочка. Вороные её волосы были схвачены пластмассовым обручем и закрывали шею сзади. Спереди же очень определённая линия шеи шла от самого подбородка, слегка вперёд, потом вниз, ныряла в ямочку между ключиц и исчезала под футболкой. Я попытался продолжить и мысленно очертить грудь, но одеяние было слишком просторным и не давало даже намёка.

Я попробовал представить Раю наедине с Мельником- и не смог. Павел Александрович, на мой взгляд, был человек слишком однобокий и однозначный, земной, даже посконный, раз уж он так кичился мовой. Просто сидеть вот так и млеть от общества такой девушки он, конечно, не стал бы.

"Но есть же у них что-то ещё? Отношения там,- подумал я.- Не тащит же он её прямо из салона машины в кровать. Наверное, рассказывает сначала что-нибудь- как тяжело преподавать травматологию тупым студентам, например. Или как картошку на родительском огороде сапать. А что, я вот был во вторник на операции в хирургии- там профессор с доцентом на полном серьёзе обсуждали, когда и как это делать. Им ещё операционная сестра подсказывала. Потом, вирши читает- "Як умру, то поховайте... у нэби блакитном сонячко сяе- мальчик квадратный ковёр выбивает... "Слава героям-героям слава"...Хотя какая разница, если они вот-вот поженятся..."

Между тем молчание наше тянулось минуту, другую, третью, пятую. Наконец, оно начало казаться мне подозрительным. Девчонки даже не шевельнулись ни разу.

-"Уснули хором, что ли?- подумал я.- Что-то не похоже. Не младенцы, вроде. Лариса Павловна так вообще лишена потребности сна. Феноменально..."

Мне вспомнился роман Уэллса "Когда спящий проснётся"- там один мужик тоже всё не мог уснуть несколько месяцев, страдал и безуспешно лечился от бессонницы. А потом вдруг ка-ак заснул- аж на 215 лет....

"А что, если..."

Я уже готов был окликнуть старшую, но та сама, вдруг, резко, точно от толчка, вскинулась, открыла глаза и ткнула давно догоревшую сигарету в пепельницу.

-Так, ну всё. Пять часов зараз, пошли работать,- вполне деловым голосом объявила она.- Райка! Я кабинет замкну, так что иди в сестринской побудь. Возьми подушку...

-Что?- Рая тоже повернулась, открыла глаза- карие-карие, я никогда больше не видел глаз такого оттенка, упёрлась руками в диван, широко зевнула и выгнулась вся, так. что руки переразогнулись в локтях (вспомнился мне есенинский "лебедь"), а овальные грудки её так натянули ткань "Michigan,а", что прорисовались много чётче, чем позавчера, под блузой, особенно в точках сосков. Сердце моё мгновенно рухнуло в брюшную полость и ниже гораздо ниже- в малый таз.

-Нет, я в общагу поеду.

-К Пашке не зайдёшь?

-Ну его,- Рая и говорила, и осматривалась так, будто была здесь впервые. Меня она снова не заметила.

"Выпили они, что ли"?

-Попроси, пусть подкинет. Пока ты своим ходом на Тимурку доберёшься...

-Ничего, тачку тормозну,- объявила Рая, вставая и закидывая на плечо сумочку.- Дай с собой пару сигарет- у меня кончились.

Я поспешил поднести ей свои, очень гордый тем, что не пожалел денег и купил "центровой" "Космос", а не тошнотный "Експрес" или соломенные "Святковi". Она взяла сразу штуки четыре, и это привело меня в неописуемый восторг.

-Ещё бери, у меня много... всю пачку бери.

-Нет уж. Вам работать, куплю по дороге. Спасибо.

-Не за что, не за что...

Я выходил последним. Внезапно какой-то предмет привлёк моё внимание. На полу под диваном, где только что сидела Рая, валялось что-то белое. Я нагнулся, поднял. Оказалось- кусок гигроскопической ваты средних размеров с толстой каплей тёмной крови. Я поднёс её к носу, понюхал. Ватка пахла медицинским спиртом. Кровь была совсем свежая. Такие ватки предназначены для дезинфекции мест внутримышечной или внутривенной инъекции.

-"Неужели Рая чем-то больна?- подумал я, пряча ватку в карман. -Это было бы ужасно. Но иначе зачем Лариса Павловна только что, пред моим приходом, сделала ей какой-то укол- да не какой-то- в вену...."

 

11. Доктор Мазепа за работой

Раечка ушла, и мы с Ларисой Павловной приступили к работе. Я сидел на посту и проверял соответствие историй болезни количеству наличествующих больных, раскладывая медицинскую документацию по папкам (после прихода врачей- консультантов и возвращения историй с рентгена и из лабораторий, их нужно было пересчитывать и раскладывать точно по папкам).

Вдруг, как раз позади меня, отворился кабинет заведующего, и из него вышел, точнее, выскочил И.С.Мазепа. То, что заведующий сегодня дежурил, следовало из того, что массивное тело его было облечено в тесноватый ему хирургический костюм тёмно- зелёного цвета, отсутствовали обязательные халат и галстук; лишь шапочка-пилотка залихватски держалась на пышных волосах шефа. Волосатые кисти, запястья и предплечья показывались гораздо выше локтей, на левом серебрились импортные электронные часы, а бычью шею охватывала массивная золотая цепь в палец толщиной. Эта цепь невероятно шла к его здоровости, мясистости, курчавости и волосатости.

"Ему бы ещё покрыть волосы алым шёлком, серьгу в ухо, пару пистолетов за пояс- и поплыл бы в Караибском море фрегат с "Весёлым Роджером"...

-О, и кого ж я бачу!- воскликнул "гетман", направляясь прямо ко мне.- Сашко, забодай тебя комар! Значит, всё же решил остаться у нас, поработать, подежурить? Цэ дуже похвально, дуже. Ну, и як тоби, здесь, нравится?

Я ответил, что пока мне всё очень нравится, но времени прошло мало, так, что до окончательных выводов...

Мазепа, став рядышком, недовольно мотнул крупной головой.

-Когда его ещё бильше пройдёт, вжэ нияких выводов не потребуется,- безапелляционно сказал он.- Здесь самый воздух такий заразный, как в тропических болотах, у Центральной Африки, и чем чаще ты им дышишь, тем сильнее у тебя травматологична интоксикация. Глазом моргнуть не успеешь, як к нам в интернатуру придёшь. Цэ я тэбе гарантирую, и готов хошь на шо поспорить. Зараз чем занимаешься? Бумажками?

-Порядок нужно навести на посту, Иван Степанович, потом шестичасовые начать делать...

-Но капэльниц на первом посту сегодня нэма нияких. Шо там? Три ампициллина, четыре анальгина с димедролом... Курам на смех. Пишлы-ка лучше со мной. Там, унизу, хворая зараз поступает с переломом плеча. Скелетное вытяжение будем вместе робить- давай. Ну шо тебе, в самом деле, уколы да капельницы? Не сестрой же ты, в конечном итоге, стать собираешься? Пишлы- пару раз посмотришь, потом сам делать будешь. Лара! Я хлопчика цього пока с собой заберу...

Поясню- метод скелетного (или постоянного вытяжения)- это тогда, когда сломанную и сместившуюся кость (периферический её отломок) начинают тянуть при помощи груза по оси её, возникает натяжение мягкотканного футляра, и отломки кости возвращаются в правильное положение (строго говоря, периферический отломок устанавливается по центральному). В дальнейшем следует лишь выдержать время, добиться возникновения между отломками первичной, или фиброзной, мозоли, демонтировать систему и наложить гипс для полноценного сращения. Этот метод используется для лечения переломов всех длинных трубчатых костей, кроме, пожалуй, костей предплечья; метод разработан и для переломов тазовых костей, обширных ожогов и переломов позвоночника. Метод довольно старый, академический, солидный и стараниями многих поколений учёных-ортопедов, доведённый до совершенства.

Но, прежде чем накладывать груз, необходимо провести прямо через конец (эпифиз) сломанной кости спицу из нержавейки и натянуть эту спицу в специальной скобе. А это уже- небольшая хирургическая операция. Спица вводится в условиях предоперационной под местной анестезией в специальных, строго разработанных точках.

Мы с шефом пришли в предоперационную, больная уже лежала на каталке с такой изуродованной (в медицине говорят - деформированной) правой рукой, что просто страшно становилось.

-Из троллейбуса в час "пик" дэсантировалась,- ухмыльнулся Мазепа, показывая на узких чёрно-белых негатива, приклеенных к оконному стеклу за неимением негатоскопа. На каждом были видны сломанные и разошедшиеся в разные стороны кости. В иные минуты рентгеновский снимок выглядит посильнее, чем "Фауст" Гете.- А на майдане Космонавтики "час" пик- самое травматогенное место у Л... Я уже скильки об этом и не сэссиях горсвета казал, и в газету писал- да шо толку. Ладно, мы работы не боимся....- он подмигнул мне и больной.

- Косой пэрелом плеча у вэрхний трэти с полным расхождением отломков- то есть смещениями по длине, по ширине и с патологической ротацией! Бачишь?

-И что, вытяжение поможет?

-Ха, поможет! Вылечит! Иринка, да?- вылечит Иринку, исцелит, вернёт, грубо говоря, трудоспособность. Выходим... Так шо учись, студент, пока Мазепа жив. Аллочка,- скомандовал он операционной сестре.- Давай на анестезию места перелома...

Иван Степанович, одев маску и специальный хирургический халат, протёр руки спиртовым шариком, и, приняв от медсестры полный шприц с 0,25% раствором новокаина, стремительно и глубоко кольнул больную в место перелома. Та ойкнула и напряглась.

-Шо, больно тэбэ, Иринка? Прости Мазепу- вин хочет, як лучше. Як там М,ягков говорил, в "Иронии судьбы"? "Я- хирург, и мне часто приходится делать пациенту больно, чтобы потом ему было хорошо".

Игла угодила как раз куда надо, в межотломковую гематому, потому, что в шприц под давлением пошла клубящаяся кровь.

- В дёсятку! Ну, сейчас, Ирочка. Тебе трохи распирать будет. Так, зовсим тришечки... Это лекарство такое... А что, муж, дети, есть у тебя?

Пока пациентка, закрыв глаза, рассказывала о составе семьи, шеф, поминутно кивая, начал "качать" в плечо целую банку (200 мл) раствора новокаина и подозвал меня.

-Инфильтрация должна быть тугая,- вполголоса пояснил он.- Тильки тогда анестетик действует. Новокаину никогда не жалей. Вишь- рука белая и холодная, значит- узяло, и нияких болей зараз нэма. А теперь- поехали. Держи, Санёк, руку, да не бойсь- видишь, сама отдаёт. Болит, Иришка? Ни? То-то ж. Снимать боли- удел божественный, шоб ты знал, Санчо. А зараз - тримай ось так. Противоупор роби хороший....

К дежурному врачу подкатили "аппарат для обработки костей"- дрель. Он сам вставил нужную насадку, нажал ногой на педаль, проверил работу электромотора. Потом снова взял шприц и прицельно сделал ещё два укола в область мыщелков плеча.

-Ось тут, по гипотенузе треугольника Гютера, и должна пройти наша спица. Сама кость лишена болевых рецепторов, снабжены ими тильки кожа и особенно периост.

Мазепа толстыми, волосатыми, но необыкновенно чистыми пальцами вставил блестящую струну-спицу в наконечник дрели.

 -А тэпэр- вопрос на засыпку, Санчо. Як начнём проводить- изнутри наружу или снаружи унутр?

-Снутри наружу...

-Чего?

-Ну, там, в области внутреннего надмыщелка плеча, проходит sulcus такая. Борозда локтевого нерва. N. Ulnaris. На выходе её можно прошить... А если наоборот...

-Молодец!!- тучный зав не смог скрыть бурной радости.- Сколько на эту удочку тут студентов и интернов переловилось- числа нет. А ты с ходу. Голова... А это ж вы ещё травматологию и не начинали. Всё, будешь у меня в интернатуре, хлопче, будешь. А тэперь- держи, и крепче, бо в следующий раз сам всё делать станешь...

Потом мы с Мазепой вкатывали больную в лифт, подняли на 2-й этаж и поместили в 108-ю женскую палату.

-Помочь?- спросила Лариса Павловна, появляясь на пороге. - Санька, я твои уколы все сделала

-Нэ трэба. Гарна ты дивка, Лариса, но такой вот Мазепа дубок, шо травматологию сугубо мужской специальностью считает... И баба на нашем корабле... Мы с Санчо сами. Тикай...

Работать с завом было здорово, и я позабыл обо всём на свете. Иван Степанович и делал, и показывал, и рассказывал - причём так, на хорошем профессиональном, институтском уровне. Если старшая, как ни старалась, могла лишь рассказать как, то Мазепа давал понять ещё и что, откуда, зачем и почему. Что откуда берётся и чем заканчивается. Это была уже специальность, настоящая специальность, и я ощущал огромную радость от того, что нахожусь при деле.

Закончив монтировать довольно сложную систему вытяжения за плечо- с гамачками для предплечья и противотягой за кисть, мы оба разогнулись с чувством глубокого удовлетворения.

-Ну, сможешь сам зробить такую?- спросил шеф, когда мы вышли покурить в сестринскую.- Це цветочки- як захочешь, так будешь у меня и спицы проводить, и вывихи вправлять, и раны шить вплоть до сухожилий. Сейчас больше смотри, читай, наблюдай, просись на операции. Не в ущерб, конечно, работе на посту. Это если Ларка тебя отпустит, но она всегда отпустит... цэ душа добрая, якшо не сказать- святая. А поки шо нам медбратья и медсёстры нужны- нужнее, чем врачи, профессора и академики.

Мазепа затушил окурок и повернулся необъятной спиной.

- Ладно. Поробыли и хорош. Я рад, шо ты получил удовольствие.

-А назначения? Назначения поступившей, Иван Степанович?

-Шо, сам дать не можешь? Ну, яки там назначения при пэрэломе кистки? Анальгин с димедролом три раза в мышцу, общие анализы крови та сечи[3], флюорограмма. Промедол лупани пару раз- в 19.00 и в 23.00, ну, ещё на 06.00- шоб до кучи. А дальше лечащий врач пусть занимается. Утром историю принесёшь, я распишусь, дэ трэба.

Едва Мазепа ушёл, как появился Мельник. Выражение его красивого и хмурого веснушчатого лица было серьёзно и замкнуто.

-Ты здесь давно?- спросил он неожиданно по-русски.- С пяти? Райку Гамал здесь не видел? Не приходила она к старшей?

-Н-нет,- протянул я, очень удивлённый.- Она же с вами вчера утром ушла, точнее уехала, и больше...

-Ладно, меня здесь не было,- кандидат наук, слегка опустив голову, быстро исчез из отделения. Я пожал плечами - похоже, Гамал и Мельник поссорились, и не смог не улыбнуться. Медленно и торжественно вынул из кармана халата её - ватку, с жирной точкой крови- раиной крови, понюхал, осторожно коснулся губами, спрятал в пустой пластиковый пакет.

Потом была текучка- назначения, капельницы, отгибка краёв врезавшихся гипсов, ответы каким-то родственниками больных, где же здесь можно взять костыли, утку или судно. Потом привезли переломы обеих бёдер у мужчины 35 лет- бедняга был сбит "Камазом" при переходе улицы в неположенном месте. Его привезли в пустующую шоковую и уложили на систему вытяжения; долго крутились оба дежурных врача- Мазепа и Мельник, пришли анестезиолог с анестезисткой. Больной был без сознания, с крайне низким давлением, и требовал неусыпного внимания; мы с Ларисой Павловной, бросив всех остальных, то и дело куда-то бегали- то за кровяной плазмой, то за альвезином, то за какими-то особыми блочками, то за особыми стойками- приподнять ножной конец кровати, то за ещё чем-то. Наконец, часа через два "интенсивной терапии" поступившего "упаковали", уложив как следует, прояснив сознание, подняв давление до приемлимых цифр и получив первые порции светлой мочи. Включили многочисленные мониторы, и около больного осталась дежурить анестезистка.

После этого, уже около 23.00, мы с Ларисой Павловной поужинали. Этот раз, имея сигареты и кое-какие магазинные продукты, я не чувствовал себя нахлебником. Я сильно налегал на бутерброды с колбасой, маслом и сыром, отхлёбывая порядочный кусок кофе. Журавель сидела нахохлившись, в своей обычной манере, с ногами на стуле и курила в потолок. Стопы её были узкие и длинные, с сильно выраженным венозным рисунком- как бывает у тех, кому много времени приходится проводить стоя, с узловатыми пальцами и некрашеными ногтями. К еде она совсем не притронулась. Мы не обменялись почти ни словом-то ли устали, то ли говорить не о чем было.

Оживил обстановку Мазепа, заявившись на "вогник"[4] с кожаным портфелем.

-Эгей, быкы, чогож вы всталы?- провозгласил он, начиная открывать портфель.-Называется: "а дощ идэ, идэ, идэ а мэни так хочется тэбэ"! Дэсять хвилын смеха заменяют стакан сметаны. Молодёжь? А ну налетай, поужинаем!

Из портфеля он достал по огромному куску рыбного и мясного балыка в промасленной бумаге, источающие неописуемый запах, и бутылку армянского коньяка с пятью звёздами.- Жить, як кажеть Георгий Вицин, хорошо, а хорошо жить- ещё лучше,- Мазепа сноровисто нарезал балыки и одним движением большого пальца открыл обе пробки коньячной бутылки.

-Будешь?- спросил он у меня.- Ларка, я знаю, алкоголь на дух не переносит, и за один такий вопрос може по морде съездить. А рука у неё- атаманская. Ни, не пьёшь ще, Санчо? Може, правильно- поки молодой, не об этом думать надо. Это уже когда тоби сороковка за горбом повисне, то можно. У мэру, конечно.

-А вообще у нас- хозяин-барин. Дэмократия- никто никого не заставляе, но учти, Санчо- нэ за горами Ноябрьские, и тэбэ придётся сидеть наравне с усим колэктивом. Так шо трэнируйся, трэнируйся. А соби Мазепа нальёт- бо мает право... "Эх, мэнэ засмоктала нэбэзпечна трясовына, и життя моя навыть вична гра..."[5]

Налил Иван Степанович себе "добре"- сразу целый чайный стакан и осушил его не спеша одним глотком, не отрываясь. Закусив от души, как следует, он осушил второй, и бутылка-поллитровка, стоящая в магазине 18р.40 к., моментально опустела. И то, в сравнении с габаритами Мазепы она выглядела несерьёзно- точно пузырёк "Тройного" на фоне какого-нибудь бронтозавра мезозойской эры.

-Ось, добре,- вытирая сочные губы, и толстые пальцы, произнёс он, довольно причмокивая.- Чем дежурство и хорошо. А дома чуть стопку нальёшь- жинка сразу ****еть начинае, змеюка. Нэма свободы!

Заведующий был крепкий, мясной, чёрный и красный здоровяк типа купца Ферапонтова у гр. Толстого, закуска -осетровый балык- была первоклассная, и ничего, кроме как привести Мазепу в благодушное состояние, такая пустяковая доза не могла. Иван Степанович от души веселили теперь нас с Ларисой, рассказывая анекдоты.

 

Жена мужа утром ругает: "Ах, ты, курва, алкоголик несчастный! Когда ж ты уже напьёшься? Ты хоть знаешь, во сколько ты вчера домой пришёл"? А муж ей, так, гордо, с достоинством- "Пришёл?! Ну ты даёшь! Оскорбляешь, Мань! Пришёл! ПРИНЕСЛИ!!!"

 

Лариса, кажется, смеялась несколько через силу- всё, что было связано с выпивкой, напоминало ей бывшего мужа, я же едва не катался под стулом от смеха.

Тут позвонили из травмпункта- туда "скорая" доставила какую-то тяжёлую автодорожку, и Мазепа, аккуратно встав из-за стола, промокнул губы салфеткой, подмигнул нам с Журой и отправился "на автодорожку". По нему ничего такого не заметно было, и меня охватила гордость за наших хохлов, которые по части выпивки впереди планеты всей.

"Солдат Швейк и бретёр Долохов отдыхают. Равно как и з/к Максим Соколов[6]. Никогда Иван Степанович не смог бы оказаться и на месте интеллигента Мягкова- не та порода"...

Поскольку делать в отделении было особо нечего- наши палаты были все "упакованы", а за шоковым следили анестезиологи, спать не хотелось, я, спросясь у Журавель, отправился вниз. Там было шумно и оживлённо.

Привезли пьянчугу- точнее, это оказался вполне приличный мастер с "Красного Октября" возвращающийся из бара, пытавшегося перейти проспект Ленина напротив кинотеатра "Авангард", там, где самое оживлённое движение. На полной скорости в него врезался "газон"- результатом стала черепно-мозговая травма и открытые, раздробленные переломы обеих голеней. Прогноз, то есть предсказание для жизни, было однозначно плохим:

-Политравма,- и пострадавшего взяли в операционную. Анестезиолог ввёл в наркоз и начал интенсивную терапию, между тем, как две бригады хирургов приступили к таинству спасения жизни.

Я надел маску, шапочку, в нерешительности вошёл и сразу же замер перед красотой зрелища, как Пьер Безухов утром 26 сентября 1812 года на Бородинском поле. Стол с распростёртым на нём окровавленным пациентом со всех сторон обступили громадные, суровые дядьки в халатах и небесно-голубой форме. У самой головы на вращающихся табуретах устроились двое нейрохирургов. Они были в масках какого-то невиданного покроя, закрывающими и лицо, и голову, оставляя лишь треугольничек для глаз и носа. Один из докторов придерживал голову больного, другой, прижав к кости черепа блестящий коловорот, быстрыми-быстрыми движениями вращал рукоятку, норовя поскорее просверлить черепную коробку и увидеть что же там, внутри.

 

Шкатулку черепа вскройте-

Блеснёт драгоценнейший ум!

Есть ли, чего б не смог я?

 

Но вместо топазов и алмазов из дырки потекла вязкая чёрная кровь с нефтяным отливом.

-Субдуральная, расширяемся,- буднично произнёс один из нейрохирургов.

Сестёр тоже было две, и одна из них протянула доктору блестящие, но страшные на вид щипцы ("кусачки Дальгрена с двойной передачей"- вспомнил я), которыми тот стал откусывать от черепа довольно большие куски, начавшие разлетаться по операционной.

Чуть ниже, у шеи, стояли анестезиолог с анестезисткой и то проверяли работу наркозного аппарата "РО-6", то следили за "обеими подключичками", то размораживали в раковине пакеты нативной плазмой.

-Санчо, шо впэрился?- раздалось откуда-то сзади.- Шо там таке? Ритуальных трэпанаций черепа николы, шо ли, не видел?

-Но-но, Иван Степанович, я попросил бы...- сразу вскинулся один из нейрохирургов.- Наша операция- декомпрессивная. А ритуальные делали африканские бушмены и готтентоты... ву-ду делали умирающим, чтобы выпустить на волю душу...

-А результат одинаковый, Самуил Исаич, ву-ду вы наш. Душу из больного не выпускать нужно, а всовывать назад всеми силами...

Видимо, беззлобные пикировки хирургов в операционной были частым делом.

 -Ну их, Санчо, нейрохирургов этих, бурильщиков, индейцев племени сиу - иди до нас с Мэльником лучше. Во где работа. Костоправ - всегда костоправ....

У разбитых, раздавленных, "растрощенных" голеней пациента вовсю трудились травматологи. Они что-то шили, кроили, прикладывали и примеряли какие-то конструкции из колец, полуколец, стержней, проводили в разных направлениях спицы.

Не стану утомлять читатель описанием всей этой аппаратуры. Нейрохирурги закончили достаточно быстро, где-то за полчаса, и, спустив "субдуральную гематому", оскорблённо удалились. Мазепа велел мне "подмываться к ним"- то есть переодеться в операционное бельё, шапочку, маску, стерильный халат и перчатки, доверил держать почти напрочь оторванную стопу и выполнять их с Мельником монтажные команды.

ВЧКДО аппаратом Илизарова мне понравился меньше, чем трепанация черепа, я даже успел устать, заскучать и задремать, несмотря на то, что Мазепа меня беспрестанно подбадривал.

-Нэ журись, хлопче,- без конца приговаривал он, яростно гоняя непослушную гайку по перекошенной резьбе взад-вперёд.- Это уже большая удача, что ты принимаешь участие в травматологической операции, пусть и в качестве подмастерья,- Иван Степанович был весь в засохшей крови, обрывках ниток и в мелких осколках костей. Даже большой нос его был в чём-то вымазан. Караибское море сейчас просто плакало по нему. Коньяком от него, впрочем, совсем не пахло.- Твоё дело нам с Павлом ключи да гайки подавать, да держать, где надо. От слухай такий анекдот:

 

"Значит, люк канализационный в тёмном подвале. Дэсь труба забилась, гавно через края выливается, вот-вот дом затопит. Вныкаешь? Подходят зараз двое сантэхникив- мастер и ученик. Майстер- старый такий, седоусый, буркливый. Пролетариат, короче. Ни слова ни говоря- бултых в люк, у жижу. А ученик снаружи остался. Через три минуты рука мастера высовывается- "А ну, Петька, давай ключа на 24!"

 

-Кстати, Оксанка- ты мне универсальный спицезажим приготовь на проксимальное кольцо, стандартное не лезет.

-Откладывала целых два, Иван Степанович.

-Провэрим...

 

 "И знов ныряе- на саме дно. Опять высовывается- дай, Петька, ключа на 30, потом разводной, потом заглушку. От и всё! Гавно и потекло обратно, по трубам, туда, куда ему нужно было, у Днепр, у Чёрное море- ну туды, к туркам, в НАТО. Вылазит наш Михалыч, весь в гавне, дышит шумно, "Приму" закуривает. Смотрит так, значит, свысока на Петруху, картуз ему поправляет- "вчись, сынок, вчись, поки я жив, а то так и будешь усю жизнь ключи подавать"...

 

Закончили около 03.00 Я помог отвезти больного в реанимацию и переложить его на койку, и, не чуя ног под собою, отправился наверх. В отделении горели одни ночники, даже в шоковой - было спокойно.

Дверь сестринской была приоткрыта. Лариса Павловна спала на своём диване, накрывшись с головой одеялом и свернувшись калачиком. Мне было постелено напротив.

"Ну и работка в травме..."

Не включая свет, я осторожно избавился от халата и полез под одеяло, вытянулся весь, целиком. Болезненная скованность тела начала умягчаться, звон в голове - утихать. Не прошло и секунды, как я провалился в чёрную-чёрную бездну, успев лишь зажать напоследок в кулаке ватку с кровью Раи Гамал- самой красивой девушки, что я видел в жизни.

 

12. Ноктюрн

 

Золотая, как солнце, кожа

Тоненькие каблучки

Узел волос из шёлка,

Складки платья легки.

Мулатка просто прохожая, просто

 

...... ............... ............ ......... ............

 

Да, под эту незабвенную песню Д. Тухманова в исполнении ВИА "Лейся, песня" (солист- В.Андрианов) я вдруг проснулся со страшным сердцебиением. В такт ему пульсировал и мой "друг", мой половой друг. Налившись как следует, он выстреливал и выстреливал из глубин всё новые скопления отвратительной, белой, слизистой, комковатой, густой и клейкой жидкости, интенсивно пахнущей рыбой и ещё какими-то глубоководными головоногими.

Времени было - глубокая ночь или очень уж раннее утро, ибо вокруг, везде, в отделении и внизу, в приёмном, было тихо ужасно- как в момент убийства. В двух метрах напротив еле заметно обозначалась Лариса Павловна. Острый приступ паники овладел мною.

"Что делать???"- лихорадочно задолбило мне мозг изнутри. Спонтанные семяизвержения не преследовали меня уже недели две, видимо, ожидая своего часу- и это, сейчашнее, было коварным, подлым, изобильным- весь лобок, весь перёд моих трусов были залиты лужищей отвратительного секрета!!! Это была стихия, катастрофа, провал, измена, предательство!!!!

Дома я сразу же как мог аккуратно, снимал с себя загрязнённое исподнее, вытирался насухо и одевал всё чистое, пряча старое поглубже, чтобы тщательно застирать утром - слово "поллюция[7]" я всегда понимал буквально.

Но сейчас? Как избавиться от трусов, не разбудив Ларису? Как и чем обтереться? Наконец, где взять чистое бельё, чтобы идти завтра на занятия по военной кафедре? Уйти в туалет? Далеко- пока дойдёшь, сперма успеет растечься по всем ногам, а там не работает умывальник. Разбудить Журу, попросить выйти? И что я ей скажу?

Я ещё никогда не ощущал себя в столь дурацкой ситуации. Хуже всего было бы перетерпеть, дать луже высохнуть и заскорузнуть, а завтра весь день мучиться на военной кафедре, отрабатывая "строевой шаг", откуда раньше 16.30 никого не отпускали. Я всегда был патологически чистоплотным человеком.

Делать было нечего. Безоговорочно признав себя самым несчастным созданием в мире, ошибкой природы и дав себе слово немедленно броситься в Днепр с перил нашего железнодорожного моста сразу после дежурства, я осторожно сдвинул одеяло и прислушался. Старшая не пошевелилась. Не дыша и поминутно оборачиваясь, я стащил с себя форменные брюки. Это заняло не менее 10 минут, но всю операцию удалось проделать бесшумно, и, главное, не запачкать брюк. Позы, которые я принимал при этом, составили бы украшение любого цирка шапито или батумского обезьянника.

Оставались трусы. Это были хорошие, синтетические трусы-трико в обтяжку, и с ними требовался верх аккуратности, настоящее искусство. Нужно было не размазать блямбу и не измазаться сильнее, чем было. С одной ногой мне это удалось, когда вдруг Лариса Павловна завозилась и подняла голову от подушки:

-Э-эй, а чё это ты там делаешь?

Всё пропало!

-Ничего!!- очень резко, чуть не плача, ответил я, с треском снимая невиноватое бельё с обеих ног, комкая и засовывая под диванный валик.- Ничего! Ни-че-го!

Я закутался в одеяло и отвернулся к стене в полной уверенности, что это моё последнее дежурство.

-Как "ничего"?- старшая взволнованно поднялась и села.- А откуда тогда так подмываниями запахло? Ты что, онанист?

Я, стиснув зубы, промолчал. Жура немного подождала, потом осторожно потормошила меня:

-Сань, ну между нами - драчил, что ли? На кого? Я никому не скажу.

-Нет,- ответил я дрожащим голосом, в котором явственно звенели слёзы.- Поллюция у меня, ночная, Лариса Павловна. Мне, между прочим, 20 лет неделю назад исполнилось. Слыхали о таком физиологическом явлении?

-А, это когда во сне обспускаешься,- кивнула она, не обнаруживая в голосе ничего, кроме симпатии.- С мужиками бывает, особенно с молодыми мальчиками. У меня с братом бывало такое, пока не женился. Ну, и шо теперь? Навонял тут хорошо- я ведь сто лет мужского запаха не слышала. После Толика ведь одна так и кукую. Аж не по себе... аж сердце закололо...

-Перестаньте, Лариса Павловна. Вон сколько мужиков в травме. Гера к вам клеится...

-Гера, Ромка, Арутюн, Леонид Петрович... да они только вид делают, особенно, если нужно что-то- спирт, медикаменты дефицитные, шприцы одноразовые, капельницы "Пульмарка",- горько усмехнулась Лариса Павловна, закуривая и затягиваясь поглубже.

- Ну и пахучий ты самечик, Санька!- Жура, как ни старалась, не могла сдержать ноток весёлого восторга.- Простагландины[8] у тебя ядрёные, фирменные, хоть и городской ты хлопец. Амбрэ!- она повела носом.- Форточку открыть, хоть запах молофьи твоей повытянет- не дай бог, войдёт кто-то, точно решит, что ****ся.

-А вы что, очень целомудренная?- огрызнулся я.- Поливода вон вас как лапает.

 -Гера? Да это он только тогда, как напьётся. Лезет ведь только пьяный, и то сам не знает, зачем- "какая ты нам сестра? -орёт-. Ты нам- брат!" Не больно-то разгонишься. Сам-то Герка Веронику с реанимации порет- есть тут одна дурочка, ещё всё в штанишках-бананчиках ходит, и ещё одну- та где-то у вас на втором курсе учится. Студентка, будущий кардиолог. Невеста геркина... Молодых девок полно, а моя песенка уже спета давно. И насовсем...

Помолчали. Я закурил, закашлялся. Снова выступили слёзы. Получалось, мы с Ларисой оба ущербные какие-то обделённыё элементарным человеческим счастьем. Становилось страшно обидно.

-Со мной такое тоже бывает,- вдруг призналась Жура.

-Такое?

-Ну, не совсем такое, но наподобие... женский оргазм во сне. Редко, может, в полгода раз. Природа своё берёт. Без мужика-то оно... Ладно. Чем тебе помочь, гигант? Не будешь же обспусканный лежать.

Я понял, что Ларисы Павловны стесняться мне, пожалуй, нечего.

-Трусы бы мне чистые. И тряпку мокрую...

-Трусы? Этого добра полно. Ещё вчера хозяйка две сотни получила на складе- новьё. Сейчас принесу. А ты иди обмойся в 111-ю, в блатную. Сейчас там нет никого. Вот ключи. Только не насвинячь, убери всё, как было. Вставай. Ну, отвернуться мне, что ли?

Журавель не смогла не издать короткого смешка.

-Первый раз со мной такое- мужик рядом обспускался. Аж лестно как-то...Кто хоть приснилась - уж конечно, не я?

Пока я посещал душевую в 111-й, Жура принесла мне трусы - совершенно новые, ещё с этикетками, в цветочек "ну, погоди". Пока я одевал их, Лариса Павловна деликатно отвернулась, разглядывая стриженные "под мясо" ногти.

-Время пять,- зевнула она.- Ещё час до подъёма.

Мы снова легли на свои места. Помолчали, делая вид, что спим.

-Сань, а Сань?- вдруг послышался жадный шёпот Журавель.- Ну Са-ань. Раз уж случилось между нами такое...

-Какое? - немедленно ощетинился я.

-Ну, течка эта твоя. Поллюция - красивое, кстати, слово. Точно вспышка салюта - яркое, радостное. А?

Я промолчал. Издевается, что ли?

-Ну давай уже по-честному, а? Чего вилять-то. Есть у тебя девушка?

-Нет.

-А была когда-нибудь?

-Не было,- и, повинуясь какому-то импульсу, стиснувшему горло, сдавленно добавил,- и не будет. Никогда.

-Это ещё почему?

-А потому,- закидывая руки за голову, яростно сказал я.- Потому, что есть другие- сильные и удачливые. Потому, что я- тупиковая ветвь эволюции. Потому, что кому я нафиг нужен... Квазимодо...

Мои глаза вдруг наполнились слезами, которые беззвучно потекли по щекам. Я изо всех сил боролся с тем, чтобы не всхлипнуть, но напрасно - вдруг взял и разревелся в голос, как девчонка.

-Сань, ты шо?- Лариса, улыбаясь, легко пересела ко мне на диван.- Санечка, котик ты мой бедненький... ну перестань, беленький. Навыдумывал себе... перестань немедленно.

Лариса Павловна была совсем легёнькая, весила где-то килограмм 50-55. Она наклонилась над моим лицом и что-то шептала, еле-еле дуя мне в волосы, гладя волосы и щеки, легонько целуя. А я всё глуше плакал и плакал, не переставая бормотать, что я - никчёмный, гадкий, противный, что между мной и женщинами существует биологический барьер, что таких как я, нужно было сбрасывать с Тарпейской скалы в Древнем Риме, что мне не для чего жить, что...

Внезапно мой словесный понос остановился, а слёзы мигом высохли. Лариса Павловна уже давно просунула ручку под одеяло и сейчас довольно крепко и властно сжимала этот орган, так подло подведший меня час назад.

-Дискуссия прыпиняется,- весело сказала она.- Ты- хороший, классный, сильный парень. Вот у тебя цветок какой- красота. А то, что никогда не трахался- ерунда какая. Дурное дело нехитрое. Я уж и сама-то забыла, как это делается. Лежи и не шевелись...

Ночь с её густым покровом неспроста придумана, чтобы помогать людям- особенно, влюблённым. "Ночь нежна"- сказал кто-то. Ночь- чудесна, добавлю я. Ночь- добра. Ночь- милосердна...Ночь- исцелительница...

Через пятнадцать минут мы с Ларисой Павловной - да нет, просто Ларисой, уже лежали совершенно голые под одним одеялом и таяли в объятиях друг друга. Мне всё в ней казалось волшебным - и лицо с умягчёнными, точно у итальянской мадонны чертами, и непередаваемая линия плеч, и груди- маленькие, твёрденькие, но определённые, и очень подвижные. Довольно мускулистый живот заканчивался где-то внизу, под опушённым лобком, там, где бёдра соприкасались. Ноги были длинные и гладкие, необыкновенно приятные на ощупь. Особенно с внутренней стороны. Но туда Лариса мои руки не пускала- в глубине её хранился новый заряд той таинственной жидкости, которую я когда-то терял целыми литрами.

-Нецелованный мой...- шептала она, присасываясь ко мне губами.- Санечка... котёночек мой беленький... розовенький мой мальчик...

Совершенно потеряв ориентировку во времени, месте, собственной личности, чувствуя только всезатопляющую нежность, я ещё и ещё воспользовался своим орудием, мне хотелось одного- проникнуть в Лариску как можно глубже, влезть в неё, раствориться в этой прекрасной колдунье, слиться с нею в целое и так умереть. Но она вдруг мягко отстранила меня.

-Ну и накончали мы с тобой, Санечка- простыню стирать придётся,- объявила она, отсаживаясь.- Время-то, между прочим, шесть пятнадцать. Беги снова в 111-ю, помойся как следует. А я пока тут всё приберу.

 

13. Внутривенная инъекция

Приведя себя в порядок, я быстренько поделал шестичасовые назначения. Мне казалось, что я не ходил, а летал - настолько блаженную лёгкость ощущал я внутри себя, лёгкость, подчёркиваемую улыбкой. Спать абсолютно не хотелось.

В шоковой пострадавший вполне стабилизировался, и его переводили в палату. Пришёл Мазепа помочь.

-Ну як? Цэй-то, в рэанимации, тэж в сознание пришёл. Вот тебе и ритуальная трепанация и шаманы-нейрохирурги. У них если один из сотни очухается, так они сразу диссеры писать садятся. Цейтлин доволен, морда как маслом намазана. Вудяшник хренов... Здорово ж мы уси подежурили. А?

-Да, ничего так,- скромненько ответил я, толкая кровать с больным по коридору.

Лариса управлялась в процедурке.

-Помочь?- спросил я.- У меня все уже.

Я подошёл, оглянулся- никого не было, хозяйски обнял Журу за талию.

-А пошли сейчас к тебе,- предложил я. -На военку я забью- потом отработаю. А ты отгул возьми. От работы, Ларисочка, и кони дохнут...

Жура что-то хмыкнула.

-Не валяй дурака, у нас ещё всё воскресенье впереди,- сердито ответила она. Лицо её было хмуро. -Если я возьму отгул, тут всё рухнет, вся работа. И заменить некем. И на военку свою не вздумай "забивать". В Афган сильно хочется?

-Нет, ну Ла-ар...

-Саня, закройся,- с неожиданной досадой ответила Жура.- Если действительно хочешь помочь, то сделай мне внутривенную. Сможешь?

-Внутривенную? Кому? Тебе?- опешил я.- Смогу, конечно. Но зачем...

-Давление, гада, низкое,- с кислой миной ответила Лариса.- С утра вечно 80/60, еле ноги таскаю.

-Пей кофе там, кордиамин под кожу... жень-шень...

-Скажи лучше, сунь- ***- в- чай- и- вынь су-хим,- невесело засмеялась старшая.- Ночь, считай, опять не спали. Вот шприц- тут смесь: 40% глюкоза, норадреналин, пирацетам, аскорбинка, спирта чуть-чуть этилового. Здорово помогает. Ну? Я уже набрала- уколешь? Только дверь закрой - нехер, чтоб нас тут кто-нибудь видел...

Я кивнул, засучил рукава, усадил Лариску на топчан, перетянул ей левое плечо резиновым жгутом. Она всегда ходила с длинным рукавом, и я только сейчас обратил внимание на причудливый рисунок её локтевого сгиба- рубиновые старые точки уколов по ходу вен чередовались с совсем рыхлыми, свежими, то тут, то там цвели подкожные гематомы разных оттенков. Кубитальные (локтевые) вены у Ларисы Павловны были хорошие, мощные, но исколотые, тромбированные и мне совсем, совсем не понравились.

-Ну? Чего уставился? Коли, только не пропори, не зафугуй под кожу,- прошипела она каким-то злым, незнакомым голосом.

-Лариса Павловна, а здесь точно глюкоза?

-Сань... ну мы же договорились - лишних вопросов в травме не задают. Коли давай.

Я протёр ваткой со спиртом пёстрый локтевой сгиб своей первой женщины и ввёл иглу точно в вену. В шприце заклубилась, завращалась её кровь. То, что в шприце была не 40% глюкоза, мне стало ясно сразу же- эритоциты в гиперосмолярном растворе ведут себя совсем не так. Раствор был изотонический.

Я освободил плечо от жгута и начал давить на поршень. Журавель, не отрываясь, хищным каким-то взглядом следила за столбиком поршня.

-Быстрее можешь? Шо ты копаешься, как жук навозный...

Едва я довёл поршень до кремальеры и вынул из вены иглу, как Лариса, зажав в сгибе ватку со спиртом, блаженно откинулась назад- выражение её лица напоминало то, когда я, изо всех сил шепча нежные слова, выпускал в неё первую порцию эякулята.

-Промой теперь его под краном- хорошо промой,- совершенно томным, чужим голосом сказала старшая. -Положи на окно, на просушку и иди, неси биксы. Я через пять минут буду в полном порядке...

"Вот так глюкоза,- думал я, спускаясь в автоклавную, нагруженный биксами.-Лариса-то моя ещё тот фрукт, похоже"...

Летать расхотелось. Наоборот, в отношении старшей сестры у меня возникли самые серьёзные подозрения. Я уже готов был задать довольно серьёзные вопросы, когда вернусь, но она была вся в работе, как ни в чём не бывало.

-Отнёс? Мазепа везде расписался?- не глядя мне в глаза, отрывисто спрашивала она.- Рабочее место убрал? Истории разложены для обхода? На. Это тебе,- Жура сунула мне холщовый мешочек с хлебом, салом и две шоколадки.- Поешь как следует. И...- она вдруг нагнулась, крепко-крепко поцеловала меня в губы, отчего я моментально ощутил эрекцию,- спасибо тебе, котёнок мой беленький. Жду тебя в воскресенье. Иди.

 

14. Воскресенье

С утра в воскресенье я шёл на работу с противоречивыми чувствами. Одно было радостным- всё же как-никак, я стал мужчиной, и пусть не спас сначала красавицу из лап дикарей или охмурил знатную девушку подобно Печорину или Жюльену Соррелю, но овладел всё же молодой и совсем не некрасивой женщиной. 25- самый расцвет, Лариса Павловна просто несколько высока ростом, но стати у неё все есть- талия там, круглая задница, груди, сочное, горяченькое влагалище. Напомню, что я был полный профан в прекрасном поле и называл вещи своими именами. Груди бы ей побольше, да и вообще- телес, как говорится, уж больно она худая, как гимнастка в цирке.

И вот с этой-то женщиной на 5 лет старше меня я трижды за какой-то час проделал то, что взрослые мужчины проделывают с взрослыми женщинами, и всё у меня получилось, и хочется повторения. Разве не здорово? Как писал классик- "никогда ничего не просите... сами предложат и сами всё дадут".

Мы будем вместе целые сутки! Сто раз можно уединиться и...

Но любовные мысли о Журе замутняли мысли о том уколе, что я ей сделал. Будь я сопляком-первокурсником, я бы, безусловно, поверил насчёт глюкозы и аскорбинки, но фармакологию я сдал ещё в июне, причём сдал на пятёрку. Что такое "опиаты" я знал очень хорошо. Вдобавок, с сентября у нас начался цикл клинической психиатрии, в который входили несколько занятий по наркологии. Это наводило на новые размышления.

Конечно, у меня, как у любого советского человека, имелся пропагандный образ наркомана- всклокоченного бродяги из гарлемских трущоб, с безумным взором, с гноящимися руками и готового убить кого угодно из-за "дозы".

"Начальник! Дай марафету!!"- кричали мы в школе, играя в какую-то уголовную игру.

"Значит, Лариска колется- промедолом там, омнопоном,- думал я, подходя к корпусу.-У Булгакова же есть рассказ "Морфий"- вполне хороший, правдивый рассказ. Морфий этому доктору Бомгарту совсем не мешал работать, даже наоборот. Или не Бомгарту? Перечитать бы... А повесился он от тоски, от простой, безысходной тоски- поживи-ка в деревне годик-другой, вздёрнёшься без всякого морфия"...

Мне стала ясна загадка её глаз- опиаты вызывают спазм m.sphincter pupillae- циркулярной мышцы, суживающей зрачок, и по степени суженности его можно судить и степени интоксикации. Стала ясна загадка работоспособности- наркотики- сильнейшие психостимуляторы, ликвидирующие усталость и сон. И ещё они вызывают эйфорию...

Эйфория... грозное и загадочное слово. Звучит, как Terra incognita в ХУ1 веке, как в Х!Х веке Северный полюс, как гора Эверест в начале 30-х, "пикник на обочине", "Туманность Андромеды"... лучше гор могут быть только горы...

Ну, подъём настроения. Ну, кайф. Но насколько? Люди из-за этого не боятся в тюрьму садиться- значит, оно стоит чего-то? Сильнее оргазма? С чем сравнить? С первой утренней затяжкой сигаретой? С получением миллиона наследства? С прыжком с парашютом?

Полный этими мыслями, я поднялся на второй этаж. В сестринской сидели ночные- сёстры из поликлиники, снятые сюда "на химию"- по производственной необходимости на месячный срок, Оксана и Ольга Фёдоровна. Лариса Павловна принимала у них смену строго и придирчиво.

-Да шо ты, Пална, дрючишь нас, точно мы только из училища,- обиженно поджала губки полненькая Ольга Фёдоровна.- Нам, совместителям, спасибо за всё сказать нужно, а порядок уже потом, с постоянными сотрудниками, наведёте. Пошли, Оксанка- главное, что у нас в журнале наркотиков всё в порядке, и апмулы пустые мы тютелька в тютельку сдали. А с остальным сами разберутся. Пошли с этого концлагеря, вон, как раз базар на Монголенко открылся.

Ночные сёстры, веселея и ободряясь с каждой минутой, вышли. Лариса Павловна осталась одна. Её не узнать было- узкая, очень хорошая юбка, молодёжная куртка, высокие туфли, новая причёска. Она даже слегка подкрасила брови и губы.

Я заткнул дверь ногой и мы очень долго целовались. Я обнаглел до того, что расстегнул на старшей сестре куртку, блузку и начал тащить вниз молнию на юбке.

-Э-э, Санечка, соблюдай субординацию,- отстранила меня Жура.- Вспотел, дрожишь, бедненький. Нравлюсь? Я ведь для тебя постаралась, котик. Я ж не совсем урода...

-Ты очень красивая, Жура... Я бы тебя всю исцеловал...

-Всю-всю?- прищурилась она.- Ловлю на слове. А сейчас отцепись- мы же на работе. Сначала нужно переодеться. Пройтись по палатам. С дежурными докторами поздороваться. Потом собираемся здесь...

 В травмпункте сегодня дежурили хмурый Мельник и Арутюн Арташесович Карапетян- небольшого роста, пухленький вислоносый армянин лет 25-30. Он выглядел очень солидно, будучи в импортном хиругическом костюме с какой-то ближневосточной надписью, а лёгкие туфли без задников имели такие загнутые носы, что Карапетян смотрелся совершенным восточным баем. С Мельником они, похоже, не ладили.

Павел Александрович и сам был не в духе- его насильственно-хохляцкая, панибратская манера и сентенции исчезли куда-то. Разговаривал он очень мало, разговаривал только по-русски, на лице его была написана неприязнь и враждебность. Мне он не то, что не подал руку, а даже и не кивнул, точно видел впервые.

"А такой культурный казался",- осуждающе подумал я. Впрочем, все эти "крепенькие" мужики одинаковы- баловни судьбы, пока им везёт, они сама любезность- мол, смотрите и восхищайтесь, пока я добрый, пока решаю все проблемы. Но чуть что не так, и они тут же превращаются в строго официальных лиц, аж плеваться хочется. Попробуй на какой-нибудь козе подъехать с пустяковой бумажкой... Строят из себя самых серьёзных мужчин... Насмотрелся за годы учёбы.

Сёстры в травмпункте были новые, не сильно молодые. Я познакомился с Верой и Людой- обоим было уже за 30, и пошёл наверх.

В палатах было спокойно, утренние назначений были сделаны Оксаной и Ольгой Фёдоровной. Чувствуя усилившееся сердцебиение, я вошёл в сестринскую.

Лариса уже сидела там. Я задвинул щеколду, подсел и запустил ей руки под блузу. На этот раз прелюдии долго не продолжались- старшая повернулась спиной, стянула с попы трусики и штаны и нагнулась.

-Ну что ж ты? Разве ты не об этом мечтал?

Я замялся. Белая-белая девичья попа с ложбинкой была предо мной. Ложбинка продолжалась вниз и вперёд- это была правильная ложбинка, стоило только достать своего друга и, повозя по ложбинке, попасть в самые сладкие, самые таинственные глубины женского тела.

Но сегодня он почему-то подводил меня. Я подошёл, огладил ларисину попу, провёл рукой по ложбинке. Там было неожиданно сухо.

-Что-то расхотелось,- честно признался я.- Ещё постучит кто-нибудь.

-Тоже верно,- согласилась она, приводя одежды в порядок. -Тогда давай кофе пить.

Мы уселись на кухне. Лариса несколько раз поймала мои косые взгляды. Глаза у ней были совсем обычные, серые, но неуловимые.

-Мне кажется, ты спросить о чём-то хочешь, Санечка? Не стесняйся. Мы уже и так почти всё друг о друге знаем.

Она посмотрела на свои ногти, обкусанные до самого мяса. Я собрал всё своё мужество.

-Лариса,- каким-то не своим голосом сказал я,- это ведь не глюкоза была. Ты- колешься?

Жура внезапно подняла голову и с вызовом на меня посмотрела. Её серый, какой-то водянистый взгляд тут же заставил меня стушеваться.

-Нет, я ничего такого, -сбился я, осознавая, насколько кощунственный вопрос я задал.- Но нам работать вместе, и всё такое...

-А что- страшно?- вдруг поинтересовалась она, кладя мне ладонь на колено.

-Нет, не страшно. Многие колются- инсулин там, гормоны, антибиотики, цитостатитки. Но наркота- зачем?!

Своим искренним взглядом я попытался переломить этот перламутровый, многоопытный ларискин, но она опять одолела.

-Да, Сань, я- колюсь. Колюсь наркотой, той, что есть в отделении- промедол, омнопон, морфин. Даже дипидолором и и фентнанилом[u2] ,- совершенно просто произнесла она. -Вот так.

 Со мной потом не раз случались такие моменты в жизни, "моменты истины", когда, как в конце детектива, вдруг всплывает очевидная правда, много лет не дающая покоя. И я всегда удивлялся именно неяркости этого события- небо не падало, преисподняя не разверзалась, мёртвые с косами не вставали из гробов- только жизнь продолжала щеголять по-будничному, только и всего.

В отделенческой буфетной ничего не изменилось, только я сделал порядочный глоток кофе и закашлялся.

-Ну и зачем...

-Как тебе объяснить... Вначале хотела память о Толике и дружках стереть. Бывало ведь совсем невмоготу- не поверишь, хотела бежать в Днепр бросаться. Он ведь меня и сына лишил, и возможности семью хоть какую-нибудь создать, пока молодая... А уколешься- вот и сладость, вот и забыто, вот и жизнь новой становится...

-Ну сходила бы к психологу, к психотерапевту. Таблетки антидепрессивные ведь есть- релауниум, триоксазин, амитриптилин...

-Молодой ты, Сашка, и жизнь тебя ещё по-настоящему башкой не била. В психушку Лариска Журавель никогда не ляжет, запомни. Я тебе не дамочка нервная...

В это время в буфетную заглянул доктор Карапетян. Его смуглое, широкое лицо с поникшим носом, красивые пухлые губы и глаза-сливы говорили о полном довольстве их обладателя жизнью, которое не могло не передаться собеседнику и расположить максимально.

-Курите, работы нет?- спросил Арутюн Арташесович, садясь на свободный стул и вынимая пачку твёрдых "явских" "Столичных". Он говорил практически без акцента.- У нас пока тоже- воскресенье, народ ещё не проснулся. Как тут, спокойно, Лара? Обход делать не нужно?

-Да нет, Арутюн, у нас все, вроде, сами ещё не проснулись.

-Я тебе, кстати, духи обещал- помнишь. "Турбуленс"?- армянин полез в карман халата и вынул небольшой, но очень импортный фирменный флакон в упаковке.-Держи.

Лицо Журы мгновенно просияло так, будто ей вручали что-то необычайно ценное- лунный камень, издание Иоганна Гуттенберга или яйцо Фаберже. Она открыла крышечку и, закрыв глаза, провела ею у себя под носом.

-Где же ты их достал, Арутюн? Небось, всю армянскую диаспору в Л... напряг?

Карапетян хитро улыбнулся. Улыбка у него была славная, заразительная, примиряющая и располагающая.

-И сколько я тебе должна?

-Лариса!- возмутился доктор.- Я разве не мужчина, чтобы дарить духи красивым женщинам? Подарок!

-Да ну. Такие подарки, знаешь... Вы, кавказцы, конечно, мужчины широкие, но на чёрном рынке такой флакон 200 рублей стоит...

-200 рублей!- презрительно фыркнул Арутюн Арташесович, глянув на меня.- Врачом хочешь стать? Если считаешь, что 200 рублей- деньги, то лучше не становись. Так, ну мне пора в приёмное, а духи, Лара, оставь. Я попозже зайду- нам ещё кое о чём поговорить нужно...

Он ушёл, а Жура убежала в сестринскую- пробовать духи. Я вздохнул. Армян, азербайджанцев и всяких там кавказцев я не любил, хотя никогда не был расистом, и кто сам по национальности, точно не знал. Мать была украинкой, отец- не то русским, не то белорусом.

Я прошёлся по отделению- везде было тихо. Больные только-только просыпались, самые ранние посетители уже ушли, а обычные ещё не приходили. Действительно, воскресное утро располагало к безделью.

Я зашёл в сестринскую. Жура, в лифчике и трусиках стояла перед зеркалом и слегка касалась себя заветной крышечкой за ушками, под грудями, под мышками и в паху. Увидев меня, она подчёркнуто ойкнула.

-Санька, ну стучаться же надо?

Я задвинул защелку и притянул старшую к себе. Духи были что надо, и пахли возбуждающе, до одурения.

-Я ведь и там намазала,- шепнула она мне в самое ухо-...даже щипет...

-Где?

-Глупый...

Сдвинув из ларискиной промежности тонкую полоску импортных трусиков (небось, их тоже поставляет Карапетян), я нашёл, где- там действительно крепко пахло духами, но было темно, мокро, многослойчато и, по правде говоря, неприятно.

-А что обещал- помнишь?

Я вздохнул и зарылся носом и губами в самую-самую девичью промежность. Первый страх прошёл, даже стало занятно- с каждым движением губ и языка, с каждым лизанием и касанием тело Лариски всё больше поддавалось, сотрясалось, ёрзало по дивану, она не то вздыхала, не то всхлипывала, не то стонала, закрывая глаза руками.

"Так вот она какая- женщина"...

Терпеть я больше не мог, раздвинул журины ножки пошире и просто надел её, всю, на своего друга- одел неожиданно легко, точнее, она сама оделась. Руками я взял её за худые бока, двинул взад-вперёд (груди-шарики сильно качнулись туда-сюда при этом), и всё- кончил, и ох как кончил... Лариска валялась на диване трупом, разбросав ноги в самой непристойной позе, я сжимал её, как самое дорогое существо, из моих глубин бил, стрелял, торпедировал эякулят, с каждым толчком принося необыкновенное, небывалое умиротворение.

"Вот это оргазм"...

Минуты три молчали, одыхивались. Наконец, Лариса высвободилась, едва успев поймать в ладошку то, что потекло из неё.

-Фу, вытрись быстрее. Ещё не хватало на диване пятен наоставлять,- приказала она, вставая и бросая мне какую-то марлю. Лицо её раскраснелось, да и вся она совсем не напоминала собою ту сухую Ларису Павловну, старшую 1-й травмы, с которой я только пять дней как познакомился.- Оденься, подожди здесь- я в отделение выгляну.

Жура надела халат на голое тело, босоножки и вышла. Через несколько минут она вернулась с крафт-пакетом и закрыла дверь.

-Тихо всё,- объявила она. -За что и люблю травму- больные все здоровые, лечит время, покой и весёлое настроение. Главное- первую помощь грамотно оказать и всем анекдоты рассказывать. Утки ходячие выносят, в палатах родственники убирают. Мазепа молодец, навёл порядок. Анекдот знаешь?

 

Старая еврейка, впервые в жизни угодившая в травму, интересуется у медсестры:

-Скажите, пожалуйста, а лежачим здесь еду дают?

-Дают, но у лежачих её отбирают ходячие.

-И шо, всё-всё отбирают?

-Всё, бабушка.

-Тогда шо ж остаётся?

-Остаётся только утка!

 

Я подвинулся, уступая ей место. Лариса прилегла, прижалась всем телом.

-Ты классный. Что ж ты так себя недооцениваешь? Уже пол-Л... бы переебал...

-А у Гальперина в восстановительной нейрохиругии, говорят, всё оборудование импортное,- ответил я не на её вопрос, а своим мыслям.- Шприцы только одноразовые, капельницы, кювезы, гало-аппараты, миостимуляторы, аппарат хронаксия-реобаза. Там даже лаборатория биологических тканей...

-Чего?- Лариска на смогла скрыть недовольной гримасы.- Гальперина с нашим Мазепой равнять? Да где хохол прошёл, там еврею делать нечего! Я тебе оборудование в отделении показывала? В подвале три ящика стержневых аппаратов и пластинки АО из Швейцарии. А илизаровские нам северодвинский завод только титановые поставляет, из корпусов подводных лодок. Так что не говори, о том, чего не знаешь...

-Ну и что. Яков Семёнович- кандидат наук...

-А Иван Степанович- доктор наук... И на работу на "ГАЗ-24" ездит. А Гальперин- на троллейбусе. Нет, тачка у него есть, и покруче- иномарка какая-то, не то "Форд", не то "Лендровер"- не знаю. Из Киева, из ЦК Украины кто-то оперировался, подарил. Но он её в гараже держит. Так шо хохлы, Санечка, твоим евреям ещё дадут просраться...

-Никакие они не мои...Я- русский, советский человек!

-Ах,так... советский, значит. Может, ещё и комсомолец?

Мы начали возиться. Этот раз Лариска крепко меня оседлала и сама меня отсношала- уперев руки в грудь, запрокинув голову, оттопырив зад и выгнув спину. Я не мешал и поддавался. Раз от раза у нас получалось всё лучше.

В дверь стукнули. Это был Мельник.

-Кончайте там дрыхнуть,- недовольно сказал он.- Сейчас укушеного поднимем. Ребёнок, восемь лет, палец. Крыса.

-Паш, ты его оставь в 9-й, а?- попросила Жура через дверь, аккуратно сползая с меня на пол и вновь используя марлечку.- Я сейчас подойду, сделаю пробы и введу иммуноглобулин. Больше никого? Ну, как раз двенадцатичасовые делать.

Я тоже сел и начал натягивать брюки- похоже, начиналась работа.

-Подожди,- остановила меня Лариса, доставая из крафт-пакета однограммовый шприц с каким-то прозрачным содержимым и ватку.- Я тебе должна за позавчерашнее- забыл?

-Что?- при мысли, что в этом шприце- промедол, меня охватила потная слабость.- Ты? Мне? Хочешь сделать укол?

-А что?- вполне невинно улыбнулась Жура. -Я просто хочу сделать тебе приятное, вот и всё. Ты ж уколов не боишься. Кровь сдавал...

Пожалуй, безволие и паника ещё никогда не охватывали меня с такой силой.

-Нет, спасибо, ты мне уже сделала приятное. Пожалуй, хватит...

-Дурачок, тебе ж ещё приятнее будет. Этот кайф ни в какое сравнение не идёт.

-Нет. Я сказал- нет.

-Ну Санечка, только не строй из себя мачо, короля сельских танцулек,- поморщилась Лариса. С ней всегда трудно было спорить.- Во- первых, это нечестно- я кололась, а ты нет. Чистеньким хочешь остаться?

-Да я не вложу никогда, ты что, Лар!- замахал я руками, требуя немедленного восстановления справедливости.

-Не зарекайся. А во-вторых- ну попробуй. Доза обычная, 1 мл 2%-го раствора. Не понравится - так и скажешь, и на этом- всё. Договорились? Только в вену...

Я пожал плечами, сел, вытянул вперёд правую руку, сильно сжал локтевой сгиб пальцами, заработал кулаком. Подкожные вены моментально надулись.

Старшая протёрла место укола ваткой со спиртом, озабоченно выгнала из шприца маленький пузырёк воздуха и плавно, безболезненно, ввела мне иглу в вену. Кровь тут же хлынула в прозрачный куб промедола.

-Отпускай,- каким-то приглушённым, свистящим голосом сказала Лариса.- Ну, держи- с ветерком....

 

14. Промедол "с ветерком"

Секунду или две абсолютно ничего не было. Потом в шею и основание черепа ударила мягкая, тёплая-тёплая, мягкая-мягкая, оправдывающая понятие "приход". Очень приятно начали подсыхать губы и чесаться в носу, в промежности, в локтях. Глаза, хоть и были закрыты, тут же набрякли, включившись, точно автомобильные фары. Всё тело охватила релаксация, но не такая, как при отравлении кураре, а приятная, управляемая, хорошая.

Я вытянулся на диване, а старшая, одним движением вынув из вены иглу, тут же туго прижала место инъекции ваткой со спиртом и примотала несколькими турами бинта.

-Ну, классно?- с огромным любопытством спросила она.- Тут даже не знаешь, в чём больше кайфа - ширяться самой, или ширять друзей... Правда, хорошо? Смотри, может на смычку потянуть[9]...

В друг в дверь стукнули- раз, ещё раз, потом три раза подряд- свои.

-Лариса Павловна! Там в 107-й Зайчику капельница заканчивается,- крикнул какой-то женский голос.- Сменяйте пляшку, бо шлангочку выключите.

-Тьфу, чуть не забыла,- Жура стремительно промыла шприц, сложила в пакет и начала одеваться.- Я пошла, а ты полежи пока, кайф-то весь вылови....

Минут пять или семь- не знаю, время в этом состоянии воспринимается очень относительно- меня просто "пёрло". Впечатление было такое, что кто-то невероятно дружелюбный, очень добрый, очень шаловливый, точно Карлсон, вдруг проник в самое естество, в каждую клеточку, и сейчас показывает мне наш мир, но мир этот совсем иной - яркий, интересный, полон чудес и что в этом новом мире я обязательно проживу самую яркую, самую насыщенную жизнь. Какие-то проблемы, горе, печаль - откуда им взяться? Да у меня обязательно будут приключения, любовь самой красивой девушки, тропические острова, гоночные машины, яхты, миллиарды - вход во Вселенную для меня ныне открыт. Восторг Бытия был настолько полон, что даже трудно было его выдержать.

"Так вот что такое "эйфория"!- попытался проанализировать я.- До чего ж ты бледен, человеческий язык. "Воистину мысль изречённая есть ложь". Что дальше"?

Стадия "прихода", как я знал из "Клинической наркологии" И.Н.Пятницкой, длится недолго. За нею наступает "плато"- когда повышенный эмоциональный уровень стабилизируется, между опиатными рецепторами таламуса и препаратом наступают аффинные связи, начинают вырабатываться эндофины и энкефалины. В этом состоянии опьянённый ничем не проявляет себя, кроме узких зрачков, повышенной работоспособности и хорошего настроения. Он весьма и весьма склонен к диссимуляции, то есть "поймать его за руку"- практически невозможно. Наркоман будет спокойно и изощрённо отпираться от любых обвинений, вести себя как самый обычный человек, справляясь с самой интеллектуальной работой. Так, что вам даже неловко станет, и вы наверняка решите, что ошиблись и зря обидели хорошего человека.

Первым признаком того, что наступило "плато", появилось желание курить. Я встал, разыскал сигареты, прикурил- и всё это было здорово- сам процесс желания, вставания, поиска сигарет, выщёлкивания её из пачки, прикуривания и т.д. Сами же затяжки доставляли невыразимое блаженство.

Вроде бы, самоконтроль возвращался- кроме необычайной ясности мышления и эфирной лёгкости движений, ничего не напоминало о циркулирующем в крови промедоле. Я причесался перед зеркалом, приствистнул при виде маленьких точек зрачков и вышел в коридор.

Лариса была в процедурке и собирала кому-то капельницу.

-Что, попустило?- улыбнулась она.- Так вроде ничего не заметно. Сопишь, правда- значит, кайф вылавливаешь. Понравилось? Да раскатай ты халат, ходишь с этой повязкой на локте, точно почётный донор. Не выёживайся. Санька- не надо. Тут хоть и пофигисты все, но вычислить могут. И себя, и меня попалишь.

Она озабоченно вгляделась мне в глаза, взъерошила волосы, быстро поцеловала.

-Ну как? Точно нормально? Голова не кружится? Блевать не тянет? А еб@ться?- она хихикнула.- Мне тоже пока не в кайф. Работать можешь? Пошли, покажу как антирабическую колоть и списывать...

Потом она послала меня за биксами в централизованную автоклавную, и я, накинув сверху курточку, пошёл по больничным аллейкам. Была чудесная сентябрьская погода- светило неяркое солнце, сухо, с едва слышным шорохом падал пожелтевший лист. По аллейкам гуляли больные и родственники, среди которых было много красивых девчонок. Я был уверен, что все смотрят на меня и улыбаются.

"Ничего, девчонки, потерпите немного- вот закончится дежурство"...

Потом были двухчасовые уколы. К воскресенью и больных прибыло, и инъекций с капельницами, и перевязок. Раньше меня эта механическая, если не сказать- тупая и дармовая работа быстро бы настроила на монотонно- минорный лад, но сейчас, под влиянием нового друга, я ещё никогда не был столь преисполнен энтузиазма и добросовестности. В руках, что называется, всё горело. В голове звучала прекрасная музыка.

 

Золотая как солнце кожа,

Тоненькие каблучки...

 

-Следующий!- то и дело покрикивал я, и больные не могли нарадоваться приветливому блондинчику и его "лёгкой руке". К тому же, я обнаружил за собой способность отвечать шуткой на шутку и отпускать какие-то дешёвые, но не пошлые комплименты женщинам. Обычно я всегда стеснялся и стушёвывался. Работа спорилась.

Потом мы с Ларисой сошлись пообедать, но она к еде не притронулась. Мне тоже не хотелось, но надо было поесть.

-Вот этого не советую,- остановила она меня.- Смыкнёшь- ну, тут же всё вырвешь. Водички вон попей, компотику. Сигаретку покури...

Курили мы просто кошмарное количество сигарет.

-Ларис, а четыре часа вроде прошло. Столько пром не действует. Может, ты мне ещё...- я на мгновение смутился.- Пока кайф, так сказать.

Жура выдохнула целую порцию дыма, улыбнулась очень взрослой, материнской улыбкой.

-Какой же ты ещё телёнок, Санечка. Ты, наверное, думаешь, что промы и ом у меня в огороде вместо абрикосов растут, что ли? Анальгин с ношпой и то списываются, а препараты группы "А" подлежат наиболее строгому учёту. Если там где-нибудь журналах или историях запятая с запятой не сойдётся, меня с Мазепой так вздрючат- мало не покажется. Нет, при большом желании можно с****ить и то, и другое, и хер кто докажет. Но для этого сноровка нужна.

-Я научусь, Лариса Павловна. И вот могила, если через меня что-нибудь вылезет...

-Посмотрим. Во всяком случае, такие просьбы, с кондачка, за красивые глаза- знаешь... И потом, тебе привыкнуть нужно. Хватит с тебя и куба. Вечером сделаю...

-А вам?

-Я сама себе изловчилась. Меня ведь пром не берёт- нужна омнопуха или морфий. Ну хватит об этом. Вон, вентиляцию видишь?- она показала на большие жестяные трубы, перечеркнувшие буфетную в разных направлениях.- По ним всё слышно, кстати. Так что ротик на замок и слушайся старшую- она тебя плохому не научит...

Потом мы просто лежали в сестринской, рядышком, на одном диване, и курили. Лариса глубокомысленно смотрела в потолок, спрашивать её, в каких пребывает она галактиках, отражающихся в бездонных глазах, было нетактично, нетактично было и отвлекать. Я закрыл глаза и настроился на свою волну. Сразу же предельно реалистично показались океанские волны южного полушария. Мористее, рассекая волны, уходила шхуна под всеми парусами, а я, находясь в шлюпке с запасом еды и провизии, совершенно один, грёб на восток- кажется там, в 2000 морских миль, лежала ближайшая суша. Вдруг что-то привлекло моё внимание.

Слева от шлюпки по волнам неслась чья-то фигура- это была тоненькая девушка в лёгком платье, она была босиком и длинные чёрные волосы развевались на ветру. За ней следовали плавники дельфинов. Она была невероятно на кого-то похожа. Эффект дежа вю!

-Фрэзи Грант!- крикнул я.- Это я!

 

16. "Riso, рagliacci"

Потом снова приходил Арутюн Арташесович и куда-то уединялся со старшей. Вскоре он вышел из её кабинета, неся несколько коробок и упаковок с лекарствами. Насколько я понял, там были и Далацин-ц, и альвезин, и ритмилен, и реомакродекс, фраксипарин и ещё многое другое.

-Родственник у него какой-то лежит в Днепре[10] в больничке им. Мечникова,- объяснила Жура.- В нейрохирургии, у профессора Солёного- там перелом позвоночника. Так ему хотят корпородез делать. Солёный- величина, не то, что наш Гальперин. Да, может быть, армяшкам у хохлов приятнее лечится, чему жидков- кто их разберёт, эти малые нации. В любом случае, дядечка Карапет хороший человек, а как хорошего человека не выручить? У меня это добро уже давно в холодильнике запрятано.

-Ларис, ну ты его даже не знаешь, этого хорошего человека. Может, он вроде этого, горбатого, которого Джигарханян играет. "А теперь - горбатый!" В лучшем случае- ну, армяшка. Ну, торгаш... Нам зимой гранаты и гвоздики привозит по 5 рублей штука... А может эти лекарства дефицитные кому из наших понадобится- инженеру там ведущему, передовику производства, Герою Советского Союза...

-Иди ты,- Жура насмешливо ущипнула меня за задницу.- Запомни- наш, русский, чи хохол и так выздоровеет- от капельниц и пенициллина. Ну и от водки... Если ему это не поможет- то никакие заморские штуки не помогут. А неруси всякой- в самый раз. К тому же этим лекарствам всё равно срок подходил. Санечка! Тебе бы знаешь кого сыграть? Павла Корчагина "В как закалялась сталь", вот ей богу. Пошли лучше потрахаемся- мне что-то по тяге стало...

Мысль была хорошая, во всяком случае, возиться с Журой в голом виде было много полезенее, чем спорить о судьбе унесённых Карапетяном дефицитных медикаментов. Я уже вполне уверенно поставил её на четвереньки, задом к себе, и с чувством, толком и расстановкой ввёл член во влагалище.

"Как просто-то всё оказывается,- не смог не подумать я, раскачиваясь взад-вперёд,- а я мучился, страдал, хотел в речку бросаться"...

Этот раз я долго не мог кончить, и Жура сказала, что у меня- "передоз".

-Когда передоз- и посрать трудно, и даже поссать проблема. Неделю не можешь. Или понос пробьёт- если сидишь на измене... А уж кончить... Так что ты подожди, с новым кубом-то... Мне не жалко, я любя.

-Правда, любишь?- недоверчиво спросил я.

-А то,- Жура скосила на меня внимательный взгляд. -Я, кстати, ревнивая, чтоб ты знал. Но это не потому- ты не такой, как мужики наши. Ты чистый, нежный. Я так рада, что нашла тебя... В жизни ведь совсем пропадёшь...

В дверь условным стуком постучал Мельник- к нам кого-то поднимали. Это были переломы мыщелков бедра, которые положили на систему вытяжения. Потом был тяжёлый мужчина, после автодорожки- перебегал улицу в неположенном месте и попал под "Камаз". Там двустороннее нарушение целостности тазового кольца осложнялось центральным вывихом бедра и травматическим шоком. Анестезиолог забирать его в реанимацию не хотел, из-за чего Павел Александрович долго и безуспешно с ним ругался, снова перейдя на украинский.

-По усим критэриям шокогэнности хворого вэнтилировать и обэзболивать трэба!- кричал он, выпятив бороду.- Забрюшинны массивны сгортки трэбуют ликувания! Хочешь, шоб ДВС[11] усё закинчилось?

Невысокий, сухощавый, под стать кандидату наук, анестезиолог лишь пожимал плечами.

-Я его состояние столь критическим не считаю, Павел Александрович. Он вполне компенсирован, фибриногена Б и других продуктов протеинолиза в биохимических анализах не имеет места, вентилирует он себя пока сам. Вполне достаточно шоковой палаты. Не забывайте, что в воскресенье наша служба переполнена подобным контингентом...

Арутюн, как самый молодой, отмалчивался, вякнув что-то "про скелетное подвешивание", отчего Мельник и анестезиолог синхронно махнули рукой.

Было ясно, что дежурные врачи всё равно ограничатся самым минимумом и оставят больного в шоковой под наблюдение анестезистки. Тем более, Мельнику скоро нужно было меняться.

Выйдя в коридор, я обнаружил там совершенно голого мужчину лет 45. Это был прекрасно сложенный экземпляр, с густой буйной шевелюрой, в красочных наколках. Оба предплечья у него были глубоко изрезаны, и по ним струями текла тёмная кровь. В правой кисти мужик держал окровавленную "розочку" из водочной бутылки. Весь коридор был в каплях, сгустках и лужицах крови, местами с отпечатками кровавых пяток.

-Шо?- крикнул субъект, узрев меня.- Радиацию на Пахомыча напустить задумали? А не выйде - манал я всю вашу радиацию, ясно! И Нинка, курва- её идея, и хахаля её. Вот она где, радиация-то - изрезанный показал на лужи крови. -А если ще пытаться будет, то я ждать не стану- по горлу, по главной жиле себя полосну, да и вас заодно...

Это был Пахомыч- житель девятиэтажки напротив, алколголик и шизофреник с суицидными стремлениями. На почве семейных ссор он обычно выпивал из горлышка бутылку "Старорусской", делал "розочку" и начинал кромсать сначала себя, потом жену, потом окружающих. Этот раз "психиатричка" сумела доставить его в травмпункт, но врачей там не было (как раз Арутюн ушёл в операционную), и Пахомыч, знающий тут всех в лицо, сам бросился наверх, на поиски.

Пока мы все были в шоковой, клиент грозно расхаживал по 1-й травме, капая везде кровью и сжимая своё орудие. И сеёстры травмпункта, и скоропомощники, и больные все попряталсь куда-то.

-Павлуша!- радостно осклабился Пахомыч, увидев выходящего из шоковой Мельника,- я так и думал, что на тебя попаду. Ты представляешь...

Обрадовался он напрасно, потому, что мускулистый Мельник почти без разворота засветил ему прямой в солнечное сплетение и хук слева, умудрившись при этом не запачкаться, и ногой заодно вышибить розочку. Пахомыч отлетел метров на 10, изо всех сил ударился затылком о стену и стих. Да, доктор Мельник был настоящим профессионалом.

-Фартук, вязки, носилки, шить, капать,- распорядился Павел Александрович.

Пахомыча оттащили в пустующую спецтравму, по пути ещё пару раз заехав по физиономии и по яйцам; там его надёжно прификсировали, и Мельник, взяв 8-ку шёлк и самую ржавую иглу, принялся безо всякой анестезии штопать раны. Жура прибежала откуда-то с капельницей и всунула пьянчуге катетер в мочевой пузырь. При этом Пахомыч открыл глаза и оскалил зубы, но больше ничего сделать не смог - спелёнат он был вполне профессионально.

-Повязки, анализы на 22, три литра инфузии,- распорядился Мельник, снимая фартук.

Потом в спецтравму привозили ещё какого-то дядечку- это был вполне приличный гражданин лет 50, артист Л... кого оперного театра. У него был разбит подбородок, но "зашиться" певец не давал, всё норовя исполнить арию из оперы Леонковалло "Паяцы". Ждать было некогда, и с разрешения Арутюна я ему как следует врезал. После этого поступивший без слов дал себя зашить.

-За вредность ничего нам не положено? Молоко там,- спросил я Ларису.- Вообще-вообще, ничего?

-Ну ты ж по призванию в медицину пошёл,- усмехнулась она.- К тому же комсомолец. Ладно, после такой встряски недурно бы и действительно что-то за вредность. Пока тихо, пошли, покажу, как пром достать...

Украсть наркотик можно было двумя путями- набрать из ампулы по назначению врача, подменить шприц и ввести что-нибудь другое- плацебо какое-нибудь- димедрол там, кубик анальгина, дистиллированную воду. Это в том случае, если пациент без сознания или никогда действия наркотиков на себе не испытывал. Потом украденный таким образом препарат ввести себе или ещё кому-то, списав, его, конечно, и сдав ампулу.

-Такой вариант проходит в 99% случаев. Но можно поставить это на широкую ногу...

Лариса привела меня к себе в кабинет. Открыла сейф и вынула целую нераспечатанную коробку промедола и решительно открыла её.

-Это тебе,- сказала она, доставая ампулу.-Я сейчас наберу, а потом кончик запаяю.

-Как это?

-Узнаешь со временем... Главное, надпись не сотри и носик не сломай. Тут выдержка нужна как у сапёра...

Жура осторожно взяла носик ампулы двумя пальчиками и начала осторожно, по доле миллиметра пилить специально припасенной пилкой. Наконец она попробовала кончик ампулы на зуб - он легко отломился. В носике осталась микроскопическаая дырочка. Лариса аккуратно ввела туда вкручивающими движениями подкожную иглу, подсоединила пустой шприц и высосала всё до капельки. Вместо этого она уже другим шприцом ввела кубик какого-то лекарства.

-Физраствор,- объяснила она,- главное - не навреди. Ампулу я потом на газу запаяю, ночью. Давай предплечье...

Кубик 2% промедола влился в мою вену легко- было ощущение, что кровеносная система сама его всосала, без давления поршня. В течение секунды или двух я ощутили знакомый приход, покалывание. Зуд и набрякание глаз. Все это было очень, несказанно приятно - намного больше, чем приятно. Эйфория...

Минуты две я "вылавливал кайф", потом открыл глаза и повернулся к Лариске.

-Давай тебе,- сказал я довольно хриплым голосом.

-Отошёл уже? Можешь? Делай. Только ж я - ом . Я у этого, тазового свистнула- он ему всё равно до одного места, тот в лечебном наркозе...

От куба двухпроцентного омнопона Журу вдруг скрутило пополам и она вырвала прямо в раковину полным ртом- почти прозрачную воду, ибо мы ничего не ели.

-Смычка,- произнесла она, утирая губы,- бывае. Смотри, осторожнее... Ну? Ты-то как? Пошли работать...

Шприцы, которыми мы кололись, Жура велела мне тщательно вымыть, вытереть и положить сушиться среди других. Особенно внимательно она заставила промыть иглы.

-Никогда, запомни, никогда не оставляй ни малейших следов. Накрыть нас можно только по нашей же глупости...

После второй инъекции промедола наступил уже не восторг, а полная гармония с окружающим миром. Сколько тибетских лам, сколько монастырских затворников и поморских скитников проводят жизнь в постах, молитвах и одиночестве, что бы понять её - гармонию, красоту, истину и не знаю ещё что? Мой Пьер Безухов понял её, кажется, во французском плену, а Андрей Болконский- на смертном одре в обществе Наташи.

"Мир, вселенная, универсум, бытие,- размышлял я разводя антибиотики,- в сущности- понятия одного порядка. Капля воды столь же безбрежна и неисчерпаема, как океан, а ветка ели может дать представление о хвойном лесу... Стоп, где-то подобное я уже читал- "...электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна..." - ай да Ильич, ай да сукин сын. Наш пострел везде поспел"...

После цитаты из "Материализма и эмпириокритицизма" рассуждать на философские темы не хотелось- и без этого было хорошо.

Поступили "лодыжки", и Лариса повела меня учить накладывать гипс. Я всё делал сам. Она наблюдала и подсказывала. Получалось ничего.

-Ещё разучим повязку Дезо и чепчик Гиппократа...

В этот момент её окликнули. Мы оба одновременно обернулись.

 

17. Биче Сэниэль

Не помню, какими словами этого гордого, полного достоинства языка "серебряного века", первого десятилетия ХХ века- последнего десятилетия перед чередой ужасных мировых войн, в лучших традициях того, свободного мира, Александр Грин изображал свою героиню, героиню самого странного своего романа- "Бегущая по волнам". Биче Сэниэль появляется как "девушка, сидящая на чемоданах". Честное слово, это одни из самых сильных страниц произведения - порт, солнце, утро, пёстрая толпа, чемоданы, одинокая девушка. Читателю ничего не остаётся делать, как влюбиться в Биче и последовать за нею.

Если бы я мог, я так и описал бы Раю Гамал, возникшую в дверях гипсовочной. Она появилась совершенно внезапно. Если приглушить моё сердцебиение и откинуть 20-летнюю восторженность, то можно сказать следующее:

Это была представительница какого-то восточного племени, в незапямятные времена населяющего южнорусские степи, о которых так много говорится у Фукидида и Карамзина - массагеты, скифы, хазары, торки, половцы, берендеи, гузы, тавры и пр. Это была невысокая пропорционально сложенная, не выше 160 см, очень светлая смугляночка. Совершенно необычный оттенок кожи, цвета кофе с молоком, исключал её принадлежность к одной из трёх основных рас человечества. Собственно, восточного в ней мало что было. Овал лица, подчеркнутый зачёсанными назад волосами, был правилен и почти геометричен- такие встречаются, если не ошибаюсь, только у индейцев Южной Америки. Глаза были великоваты, но странной формы- не круглы, не косы, не раскосы, а как-то фигурно разрезаны, оставляя в уголках какие-то удлинённые прорези, как у Клеопатры. Брови были густые, сильные и почти сходились на переносице; носик был мал и изящен, не напоминая ни русский картошкой, ни римский титлом, ни острый, лезвием, еврейский - это был просто замечательный, трогательный носик. Губы тоже были мягкой фигурной резки, утопая в угловых ямочках, лоб- высокий, чистый, правильный. Ушки были маленькие и в каждом светилось по маленькому красноватому камешку. Волосы были чёрные, но не совсем уж вороные- они были густые, сильные, и имели свойство виться или курчавиться- я знал, что это предопределено генетически. Вот, пожалуй, и всё.

Рая была сегодня в хирургической форме и в халате. Мне она несильно кивнула, почти не обводя взглядом, и в одно мгновение все мои успехи с Лариской показались ничего не значащей вознёй Стеньки Разина с княжной, вызвавшей наутро столько насмешек братвы.

-Снова дежурите?- смешно улыбнулась Рая, и я простил ей за эту улыбку любое пренебрежение.- Весь вечер на манеже... Лариска! Да ты серёжки одела!

Я и сам только заметил на Журе пару кругленьких эбонитовых серег.

-Это я так... годовщина окончания училища,- заметно смутилась Жура.

- Рассказывай. Небось, перед новыми сотрудниками стараешься выглядеть на уровне?- Рая глянула на меня, могу поклясться, с определённым интересом. -Молодая женщина, руководитель...Тебе идёт.

-Спасибо. Ты-то как? С кем сегодня?

-С Ариком и Ромкой. Ну, из врачей. Из сестёр Татьяна Фёдоровна.

-А днём Пашка был. Ух, он уложил тут одного! Пахомыч опять с розочкой приходил. Чуть не уписалась. Не виделись?

-С Пашкой? Очень нужно,- Рая опустила голову, потёрла ноготок о ноготок.- Ему домой бежать нужно- человек семейный, положительный. Зачем отвлекать, он же кандидатский минимум скоро сдаёт[12]...

Я, разумеется, увязался следом, но Лариса велела мне пойти в материальную и переставить шины за Белера на верхние полки стеллажей, чем я, кряхтя, и начал заниматься.

"Что ж тайны у них?- не переставал думать я.- Женится Мельник или уже нет? Колется и Рая тоже? От меня-то чего-то скрывают"...

Отделение было полно тайн и красивых женщин, и я решил во чтобы то ни стало дознаться. Когда я вернулся, Раи в отделении уже не было, каких-либо следов в виде кровавых ваток- тоже, поэтому я очень пожалел, что тогда, во время эволюций с трусами и во время первой близости с Ларисой ватка эта -не вещдок, а память- подевалась куда-то. Ватку эту, следствием чего бы она ни была, я решился хранить.

В отделении пока что работы не было, и я решил сходить в травмпункт.

-Может, пошить дадут,- объяснил я Ларисе.

На первом этаже было полно народу- и травмированного, и милиции, и сопровождающих. Был глубокий воскресный вечер, и активность населения возросла по сравнению с утром многократно.

Это был очень травматогенный день, ибо сегодня по Л... походила "коррида качков". Ребята из сельских и рабочих пригородов, неизвестно кем и как организуемые, к вечеру съезжались в Л..., и начинали внезапный "бег" по центральным улицам, вооружённый кто палкой, кто велосипедной цепью, кто остро заточенной спицей. Оказавшись на пути у бегущей "толпы", вы рисковали получить удар палкой, цепью, а то и спицу под рёбра. Жертвами становились "городские"- в основном, хорошо одетая молодёжь или интеллигенция, а так же лица неславянской наружности. Пробежав пару кварталов и избив всех, кто попался на пути, "коррида" по чьему-то сигналу выбрасывала орудия, рассредотачивалась и превращалась в группы "просто гуляющих" подростков, которые к случившемуся никакого отношения не имели.

Что это было за явление, почему и откуда оно возникло, почему эти парни назывались "качки"- никто не знал. В 1984 смягчающая фрмулировка "неформалы" ещё не была изобретена, но в те годы молодёжь, сплошь плюющая на учёбу, коммунизм, комсомол и мизерные зарплаты, на мораль и нравственность загнивающего общества, хотела ДЕЛА - неважно, какие уродские формы приобретали эти желания.

Но то, что бегущим "качкам" лучше было не попадаться- знал каждый. Они лупили всех на убой, насмерть, стараясь "вырубить" с одного удара. В мае у нас так погибла Майка Мирошниченко, хорошая девчонка, собиравшаяся замуж за Лёшку Серика. Одногруппники, они дружили с самого 1-го курса, и в сентябре должна была состояться свадьба.

Парочка возвращалась поздно вечером из кинотеатра "Космос". Внезапно (они всегда появлялись внезапно) возникло несколько сурового вида ребят. Виной, кажется, была псевдовосточная внешность Серика. Ему сломали руку и два ребра - он потом долго лечился в "семёрке", а Майке пробили арматурным прутом голову. При этом повредили кости черепа и сагиттальный синус- главный кровеносный сосуд. Майка скончалась на операционном столе, несмотря на все усилия нейрохирургов.

Милиция обозвала дело ещё одним "висяком"- найти неизвестных качков, которых никто не видел, и которые никаких следов не оставили, было гиблым делом. Майю хоронили всем институтом- её многие любили.

Лёшка выздоровел, недавно забрал документы и ушёл "в Афган". По возвращении он дал клятву найти убийцу и отомстить.

Такие "набеги" творились уже с год, наверное, но прекратить их местные власти были не в состоянии. В напряжении работала милиция, партийные и комсомольские органы, но эффективность была нулевая. В газетах ни о чём таком не сообщалось- как всегда, народ Л... и области занимался созидательным трудом, и какие-то "корриды", когда тебя ни за что ни про что могли просто убить в центре города, как в Чили, огласки не получали.

 Главным внизу был Арутюн, к которому кроме как по отчеству, не обращались, вторым был худой, кадыкастый молоденький очкарик- доктор Роман Фёдорович, "Ромка" из 2-й травмы. Ясно было, что он мог играть только подчинённую роль. Пожилая Татьяна Фёдоровна и Рая работали вовсю, только успевая гипсовать, бинтовать, подавать, подкатывать и откатывать. Ничего такого по Рае видно не было. Впрочем, карие глаза делают величину зрачка почти не заметной.

"Неужели колется?- подумал я.- Такая девушка! Ей бы детей рожать"....

На девственных сгибах её локтей тоже ничего заметно не было- чистые, смуглые, мягкие сгибы. Уже потом, по мере накопления наркоманического опыта, я узнал, что есть "оборотка"- вена, укол в которую заметен только под особым углом зрения. Наркоманы - хитрая, очень хитрая и коварная публика...

-Помочь может чего, Арутюн Арташесович?- спросил я.

Дежурный врач окинул меня пристальным взглядом. Его фундуковидные веки заметно прищурились. В течение этого взгляда наша взаимная неприязнь усилилась до самой максимальной точки. И с ответом: "Спасибо, Саша. Мы сами справимся",- я ретировался.

В девять вечера поступила какая-то истеричка - молодая женщина, воспитательница детского сада, не поладившая с мужем-подполковником. Она выпила для верности полбутылки водки, приняла горсть таблеток элениума и надрезала себе вены бритвой. На весь травмпункт стоял крик, плач и вой. Муж-подполковник потерянно и бестолково бегал с бумажником напоказ, стояли какие-то мамки и тётки и в голос то укоряли его, то требовали "спасти жизнь Вареньке". Арутюн долго беседовал с ними. Утешил, потом в течение часа под наркозом накладывал косметические швы, чем разозлил и персонал приёмного, и Ларису. Больную после наркоза подняли к нам в операционную палату и назначали почасовое наблюдение. Вся родня тут же обосновалась подле своей несчастной почти погибшей.

-Молодой человек!

-Девушка!- каждые три минуты окликали то меня, то Ларису.

Ибо интересную больную то тошнило, то слегка поднималась температура. То через повязки просочилась кровь.

-Ну, блять, удружил Арутюн,- сказала Жура, когда мы уединились для очередного "возлияния".- Там и шить-то ничего не нужно было- так, поверхностные экскориации, царапинки. Повязочки с хлоргексидином, назначить консультацию психиатра и пинка под зад- под призрение родственников.

-А они ему что, платили что-то?

-А то ты думаешь, чего это он вокруг них прыгает?- Лариска погладила себя по одному локтевому сгибу, потом по другому, пытаясь в синяках, буграх и многочисленных инфильтратах найти на ощупь участок подходящей вены.- Армянская натура... Завтра ему Мазепа вставит по первое число. Вот в эту попробуй... Может и дежурств лишить, и правильно сделает. Толку от этого Арутюна- купи-продай, а врач из него никакой. Мазепа старается от этой "черноты"- азиатов и кавказцев избавляться... Вот хохол, русский, белорус- это для него всегда белые люди. Правильный мужик...

-Мне этот Арутюн Арташесович тоже не очень понравился,- признался я, вводя в Ларискину вену полтора кубика омнопона.- Хотел пошить, так он меня отправил. "Сами справимся..." Понаехали тут, и правда. Мазепа- то совсем другой мужик, что надо.

-Нафиг ты ему нужен,- устало молвила Лариска заплетающимся голосом, зажимая локтём ватку и откидываясь на топчан.- Шить ему и самому хочется, да и деньги за это можно брать. У него же полный стол импортной атравматики и одноразовых шприцов- достаёт где-то. Зашивка ранки одноразовым инструментом- 50 рублей минимум. Атравматику я ему доставала в медтехнике, а шприцы он откуда-то с Москвы привёз. Вот как надо.

-Ну и что,- обиженно шмыгнул я носом.- Я бы просто пошил, алкаша какого-нибудь, с кем ему ковыряться не хочется. Руку набил...

-А потом, он тебя к Райке ревнует...

-К Райке?!

-Ну да. Восточный мужчина - у них психология такая. Любой другой самец воспринимается в роли конкурента...

-Подожди. А Павел Александрович? Разве она не невеста его?

Лариса тяжело вздохнула, покачала головой.

-Разошлись они, как в море корабли два дня назад. У Пашки жена же какой-то начальник по врачебной аттестации в облздравотделе- должность хлебная. А тесть, Балашов, вообще самый большой начальник местной медицины. Вот откуда и кандидатская, и место ассистента на кафедре. И шматьё, и тачка, и квартира своя на Героев Днепра. Ты думал, что Мельник на кухарке женился?

-Ну и что? Он же и сам не дурак, не ноль без палочки,- с жаром ответил я.- За тёплые места держаться- счастья в жизни не увидать...

Вколотая наркота придала накал спору. Обсуждать Раю и Мельника нам сейчас, что называется, было "по тяге".

-Да нет, там до развода, вроде, уже дошло. Квартиру и дачу они точно делили, а с кафедры Пашка хотел к Мазепе переходить. Тот его брал палатным ординатором. А Ковбаса не отдаёт! Так он и с Ковбасенко ездил ругаться, и с Балашовым... Прям как в фильме "Кубанские казаки"- и смех, и грех. Смеху на все Л...ские больницы!

-Слушая, а я что-то слышал, краем уха. В институте. Олефира уж точно всё знает. Спрошу.

 -В общем, страсти как в "Гайдамаках" или ещё похлеще. Но тут эта сука, пашкина, выкидывает фортель- она, мол, беременна вторым. Уже четыре месяца. Аборт делать не будет. Вот так. И справка от гинеколога есть. Райка, как узнала, сама Пашке от ворот поворот сделала. Вся больница снова угорает- такой облом...

-И правда беременна? Справку ведь подделать можно... С балашовскими связями...

 -А Арутюн давно на Райку слюну вытирал, да на мельникову невесту не больно-то вытрешь. А теперь- ничья... Вот и всё. Вот и жизнь...

-Ну, это прям как в "Кавказской пленнице",- сказал я, протягивая Журе зажжённую сигарету.

-А что, хороший фильм. Вроде и комедия, а на самом деле - правда. Жаль, что про наши районы такого не снимают. А виновата-то я. Это же я Райку сманила сюда. В Л..., в институт поступать. Жила бы себе и работала в своём Раздольном, там полгорода родных, женихи самые лучшие - никто бы и пальцем не тронул. Да сама она там не хотела - всё в большой город её тянуло. Украсить Л... своим присутствием! Слишком хороша- прозябать в провинции... безымянная звезда! Тут я ещё - "устрою, мол, тебя, Райка, не переживай. Считай, уже в мединституте учишься."

-Да как ты можешь в институт устроить- ты, медсестра!- воскликнул я, укладываясь рядом.- Сама поступи сначала...

Жура глубоко вздохнула, призналась, что глупо, конечно, но работая в травме, привыкла к "вась-вась" и "к кондачку".

-Тут народ, если попал, последнее с себя снимет. "Газ" у Мазепы откуда? Ногу тут одному удачно срастил- ни в Москве, ни в Кургане, ни в Харькове ведь не смогли. Большой начальник... Потом, цветные телевизоры у нас откуда, мебель, белье постельное? Людям тут группы по ВТЭку делали, от армии вчистую откашивали. Ты хату мазепину видел, дачу? А катер какой у него? У Любови Павловны (это врач-анестезиолог) дочка на третьем курсе- с мазепиной, кстати, подачи. Он хлопотал... Квартиры своим врачам выбивал. А уж институт дочке хорошей коллеги... Всё, как в советское время- "ты мне, я тебе". По закону ж никто не живёт... Везде люди стремятся скучковаться, своими стать...Ты думал он тебе так, насчёт интернатуры? Раз сказал- взял бы обязательно. Своя школа...

Мы помолчали. Лариска недвусмысленно о меня потёрлась, и я начал расстёгивать на ней халат, не прекращая, однако, расспросов.

 -Лечился тут нас в прошлом году один... не буду говорить, ты его знаешь. Из вашего ректората...

-Тяглый? Степан Архипович? Проректор по учебной?

-Неважно. Ему замену тазобедренного сустава эндопротезом делали. Операция не из маленьких, услуга не из пустяковых. Мазепа ведь самый первый такие операции на Украине освоил, и опыт уже имел колоссальный. К нему ведь сюда и с Киева, и с Москвы ехали. Пересадили удачно, возились с физиофункциональным лечением долго, Райка у нас уже полгода работала, Степаныч её кроме как "дочка" не называл, лучший номер в общаге пробил- с душем, и лично пообещал её в медак отдать...

Я удобно улёгся на диване, усадив Журу сверху и заложил руки за голову. Закрыв глаза, и раскачиваясь своим длинным торсом взад-вперёд, с каждым движением всё больше и больше раздражая мой член, она шёпотом рассказывала дальше:

 -Ну, я так и подъехала вместе с Мазепой к этому Тяглому- может, поможете девчонку нашу раздольскую на лечфак пропихнуть. Она умная. После медучилища. Красный диплом... работает хорошо, толковая. Наша, короче. Тот "да-да", пусть подходит. Раз "наша". Райка и подошла. А она же девка... ну сам видел. Проректор и воспылал - давай, говорит, на июль в Ялту, а в августе ты уже студентка без экзаменов... Вот так - сначала постель. Мазепа с ним и ругался, в морду плевал, и сказал, чтоб ни одна сволочь от Тяглого к нему больше не подходила...

-Да-а, - вслух сказал я,- Тяглый кого хошь уговорит... Его превосходительство любил домашних птиц. У нас с десяток его "птенчиков" учится. Самые красивые девчонки, кстати, активистки, отличницы. Он в институте самый влиятельный. Общественник крупный. В Венгрию недавно ездил...

 -А Райка отказала. Да ещё и по морде врезала. Экзамены провалила. Работает сестрой травмпункта. Думали, с Пашей у неё получится...

Дальше и слушать не хотелось. Всё было плохо, мерзко, похабно. Я покрепче взял Лариску за ягодицы и начал интенсивно работать ими. Она глубоко задышала, член надулся и эякулят брызнул в её глубины. Лариска застонала тихонько как-то в нос себе, поводя блаженно головой при каждой новой капле. Я её восторга не разделял - я вообще ничего не почувствовал.

 

Неделя-другая, и мы успокоимся.

Что было, то было, прошло...

Конечно-нелепо, конечно - бессмысленно...

 

"В следующий раз или за щеку надаю, или в анал отымею...- лениво подумал я.- Неужели и тут нет никакого секрета - голая физиология. Почему же я так стремился иметь девушку? Это ведь не то, совсем не то..."

 

18. Морфин

Ночь в остальном выдалась спокойная- из экстренных поступили только двое с множественными переломами рёбер- шли с работы, получили удары "дубцами" по рёбрам. Ударившие сразу убежали - "коррида", и обвинять, получается, было некого. Удары были хорошими, мощными, после которых не устоишь на ногах. Принимал их Роман Фёдорович и положил в мою палату.

-Там особых повреждений повреждений плевры, лёгких или межрёберных артерий нет,- бегло объяснил он мне,- так, чуть-чуть подкожная эмфиземка и выпот в синусах (я ничего не понял).- Их главное- хорошо обезболить. Мужики они крепкие, пьюшие. Пусть будет морфин 1% по шесть раз на первые сутки каждому.

-А дыхательный центр там, угнетение, гипоксия?- попробовал вякнуть я.

-Не говори ерунды,- с неудовольствием перебил врач.- Они заядлые курильшики, а морфин, кроме всего, бронхорею уменьшает, и на миокард влияет положительно,- Ромка, как я уже знал, сам писал кандидатскую.- Этим, кроме анальгезии, ничего не нужно, а у нас и так работы полно, и отдохнуть ещё нужно. Вот, я наркоту расписываю, вот антибиотики- сделаешь им профилактически гентамицин по 80 мг три раза. Ну и анализы, ренгенконтроль на утро... занимайся.

-"Ух ты, морфина гидрохлорид?- подумал я, разглядывая обычной формы однограмовые ампулы, упакованные в прозрачный полиэтилен.- Тот самый булгаковский "Морфий". Сильная, должно быть, штука...."

От "обезболивающих" уколов оба пострадавших, как ни странно, отказались. Это были кадры вроде Пахомыча, признающие одно лекарство- водку.

-Слушай, парень, а ты бы нам шпирту бы налил лучше, а?- предложил один.- А то от твоих уколов будет башка трещать, мне на Севере уже делали, когда зуб дёргали. А врачу я скажу, что ты всё нам ширял...

Спирту 96% у меня в сейфе стояла целая банка, плюс ещё полбанки микстуры Равкина, содержащей и спирт, и фенобарбитал и ещё какую-то вырубательскую смесь. Завтра всё это нужно было списывать, так что я разлил всё это в два стакана и преподнёс пострадавшим.

-Ух ты, опричастились!- понравилось им. Вскоре оба начали дремать.

Я пожал плечами. Открывалась уникальная возможность "с****ить" восемь кубов морфина гидрохлорида. Учитывая то, что расфасован препарат был не в картонные коробки, как промедол, а покрыт целиком целлофановой плёнкой, извлечь ампулу, не нарушив плёнку, невозможно было, и взять из пачки беспрепятственно, перепаять их возможным не представлялось. Лариска уже спала - впрыснутая в неё моя сперма действовала в этом отношении на бабу благотворно - так, что я не стал ей ничего говорить. Всю ночь, каждые три часа, я открывал ампулы с морфина гидрохлоридом и переливал содержимое ампулы в заготовленный флакончик из-под пенициллина. Аккуратно списав в истории и в журнале учёта, я всё же делал дрыхнущим работягам какой-нибудь укол- гентамицин им же всё равно был назначен- и уходил к Лариске под тёплый бок. Через три часа процедура повторялась. Мне удалось перепаять и четыре ампулы с промедолом со своего поста, перелив их содержимое в другой флакон. День, кажется, сулил богатую добычу.

Неудержимо захотелось уколоться, но будить для этого Лариску показалось жестоким. Я набрал ещё кубик промедола, заперся в туалете и сел "орлом" на унитаз. Левое плечо я прижал к коленке, отчего локтевая вена в сгибе моментально вспухла. Осторожно, высунув кончик языка, я взял шприц правой рукой, как берут финку, попробовал поршень. Тут я сообразил, что забыл антисептик.

"Ладно, фигня,- подумал я.- Там такая имунная система"...

Изловчившись, я укол сам себя. Это было неприятно, но не очень- сейчас будет что-то, и я напрягся в ожидании. Кончик иглы проник в вену, что показала струйка красной крови, рефлюксировавшая в шприц. Я догадался отвести локоть от коленки и изо всех сил надавить на поршень, одновременно стараясь, чтобы игла не выскочила. Доза промедола моментально вдавилась мне в вену, описала большой круг кровообращения и ударила в голову. Я едва не упал с унитаза.

Кое-как отсоединив иглу, я зажал место инъёкции рукавом халата, вымыл шприц под краном, и, шатаясь, побрёл в сестринскую - греться возле Лариски, вылавливать кайф и мечтать. О чём?

 

...узел волос из шёлка

Складки платья легки...

 

Боже, как глупо.

 

19. Райка Гамал

Утро понедельника вышло напряжённым. Мазепа пришёл рано, часов в восемь, и Арутюн тут же заспешил к нему испуганным петушком. Вышел он оттуда минут через 15, и было видно, что "огрёб" дежурный врач по полной.

Я переделал все утренние инъекции. Приятно чувствуя, как греют карман два пузырька- один с морфином, другой с промедолом, сдал Лариске пустые ампулы. Она попросила уколоть её напоследок.

-Дают нам сразу троих- одну студентку и двоих из 3-й больницы,- устало сказала она.- Может, ещё кого выбить удастся. Райка, кстати, к нам сюда просится- не хочет больше работать в травмпункте. Может, и правильно. Неужели я когда-нибудь все ставки укомплектую, чтобы самой только в день выходить? Аж не верится. Ты зайди или позвони завтра...

Она поцеловала меня, и я отправился на занятия. Сегодня предстояла факультетская терапия - целый день в кабинете доцента Субботовского, слушать его рассказы об ишемической болезни сердца.

"Неужели пойду?- остро подумалось мне.- С полными карманами морфина и промедола"?

Я вышел на улицу. Хоть и были 20-е числа сентября, лето, казалось, никуда не уходило. Где-то за Днепром в полную силу наливалось красноватое солнце, грозя вот-вот подняться над крышами Л... и погрузить город в самую несносную жару. Нет, погода, кажется, занятиям отнюдь не благоприятствовала.

 

Я вышел на площадь- выжженный квартал

Одел на голову, как рыжий парик.

Людям страшно- у меня изо рта

Шевелит ногами непрожёванный крик...

 

Напротив приёмного отделение была небольшая стоянка. Я различил на ней "Волжану" шефа- прекрасная, красивая машина, вполне достойная такого седока, как Мазепа. В любой честно заработанной вещи, в отличие от украденной, чувствуется красота и гордость своим владельцем. Я поискал машину Мельника - но её не было. Очевидно, он паркуется в 10-й больнице, где кафедра.

Зато там стояла "шестая" "Лада" кремового цвета. За рулём её сидел Арутюн Арташесович в хорошем замшевом пиджаке и белой тонкой водолазке. Из машины слышалась музыка - пел Вячеслав Малежик.

-Отработал, Саша?- крикнул он мне.- Ты извини, что я тебе пошить вчера не дал- народу было много. В другой раз, как подходящий попадётся - сам позвоню.

-Спасибо, Арутюн Арташесович,- ответил я.- А вы уже отработали?

-Да, я же сейчас в дежурантах...

Несмотря на то, что приязни к доктору Карапетяну у меня не прибавилось, вежливость его была приятна. С вежливостью бороться гораздо сложнее, чем с грубостью.

В это время из дверей приёмного вышла Рая- все в тех же джинсах и футболке, с сумочкой, что я видел позавчера у старшей. Волосы ей были схвачены хвостиком, что придавало ей деловой, строгий, утренний вид.

Арутюн гуднул, улыбнулся и начал заводить мотор "Лады". Рая приветственно махнула длинной рукой с какими-то кольцами на запястье, но не повернула, пошла дальше. Карапетян тронул машину, стараясь нагнать её и поехать вровень. Я шёл сзади, точно уэллсовский невидимка.

-Подвезти?- улыбаясь изо всех сил, спросил Арутюн Арташесович.

-У вас бензина не хватит, доктор,- вздёрнув голову, ответила Рая и ускорила шаги.

-Хватит, полную канистру только что залил. А не хватит - заправимся. Ну? Три часа - и мы в Ялте...

-Нет, спасибо. У меня дела. Я на трамвае...

-Да брось ты- на трамвае,- скривился Карапетян.- Я ж с самыми лучшими намерениями, Рая. Давай. Не хочешь в Ялту или Кирилловку на пару дней, хоть до общаги подброшу, до Тимурки.

Пока Рая подыскивала ответ- по дрожанию нижней губы было видно, что ответ будет невежлив, несмотря "на хорошие намерения" доктора, решил вмешаться я.

-Арутюн Арташесович. А что, если я Раю провожу?

-Ти?- Карапетян глянул на меня с нескрываемым презрением. Веки его знакомо фундукообразно напряглись.

-Да, я.

-Тебе же на занятия?

-А у нас физкультура...

Арутюн придал лицу самое свирепое и высокомерное выражение, на которое был способен. У всех кавказцев, как бы безобидно они не выглядели, всегда есть в лице что-то злое, зверское, пугающее, обозначающее вызов к самой серьёзной борьбе, борьбе не до первой крови- до смерти.

-Смотри, Рая,- постарался как можно насмешливее сказать он.- Сегодня одно настроение, завтра может быть другое настроение...

Карапетян резко дал полный газ и исчез из виду.

-Ну чё?- улыбаясь неизвестно почему и так широко, что потом было неловко, навис я.- Проводить? Пошли?

-Ты как этот...- постаралась вспомнить она.- Шарапов, в "Месте встречи изменить нельзя". Помнишь? Как там- "Проводи гражданина Ручечникова.... до автобуса"...

 Мы посмеялись- эпизод, напомненный Раей, был действительно очень смешон и анекдотичен, игра актёров великолепна.

-Значит, только до трамвая?- постарался я оборвать смех.

-Только, Саша, только.

-Но можно, прежде чем я посажу тебя в него, сделаю один хороший вещь? Только ты не обижайся.

-Какую же?

-Расцелую его умную морду. "Вот, подойду, расцелую умную морду трамвая"...

-Кого? Трамавая? Ты псих?

-Не совсем. Я Маяковского раннего очень люблю. Не того, что "Партия- это единый ураган, из голосов спрессованный толстых и тонких"... Другого- футуриста и хулигана...

 

Я сразу смазал серость будня,

Проливши краски из стакана.

Я увидал на блюде студня косые скулы океана....

 

На чешуе жестяной рыбы

 Прочёл я зовы новых губ.

А вы ноктюрн сыграть смогли бы

На флейте водосточных труб?

 

-Сашенька, я на стихи не ведусь,- грубовато ответила Рая.- Даже самые хорошие и редкие- Пастернак там, Мандельштам, Бродский. Не трать время. Тебе куда? В медгородок? А мне на Тимурку. Значит, по пути.

До остановки дошли в полном молчании. Девушка шагала энергично, и ёё просторная футболка, потёртые "Левисы" и стоптанные босоножки придавали ей самый городской, утренний, неприступно-безнадёжный вид, когда девушка торопится "по делам" и никаким обстоятельствам в мире не под силу свернуть её с орбиты. Такой девушкой можно только любоваться издали, не ближе 5 метров.

Трамвай, 12-й номер ушёл из-под самого носа. Мы остались ждать следующего. На остановке было хорошо - безлюдно, чистая лавочка, шелестели клёны, дул тёплый ветерок, пригревало солнышко.

-Неохота в такую погоду на занятия,- вздохнул я.- Сейчас бы на пляж куда-нибудь...

-Что ж с Арутюном не поехал? Ты беленький, худенький- сошёл бы за его девушку как-нибудь...

-Нет, Рая. Кроме шуток. А давай с тобой дружить?

-Это ещё как?- её удлинённые древнеегипетские глаза с интересом уставились на меня.- Книжки друг другу давать читать? Письма писать во время каникул? Саня, и с твоей наглой наивностью время терять не стоит. Я не плохая, ни хорошая - ну вот такая, никакая.

-Да я понимаю,- постарался понатуральнее смутиться я. Пригнуться перед девчонками, я инстинктивно чувствовал, шло мне и их располагало.- Неужели ты думаешь, что я тебя клею? Если уж Арут с тачкой обломался... Просто мне совет нужен.

-Какой ещё совет?- Рая вынула сигареты и умело прикурила. Делала она это как сильно пожившая, много испытавшая и во всём разочаровавшаяся женщина, имеющая, однако волю жить - "хотя бы из интереса, куда этот мир в конечном итоге скатится".

-Только пообещай вначале, что некому не скажешь...

-Обещаю.

-И Лариске...

Она кивнула, и я, оглянувшись, вынул из кармана два тёплых флакона, завёрнутых в целлофан, в двух словах объяснил, что в каждом.

-Идиот! Идиот несчастный!- мгновенно вспыхнула Рая вся- и волосами, и ушами, и шеей.- Что ты наделал- ты хоть понимаешь, что это статья? Придурок несчастный- ну я так и знала,- она вскочила и потащила меня куда-то за руку.- Быстро назад- к Мазепе, к Лариске- это же теперь срочно списать нужно, пока менты за ж... не взяли...

Я сделал ей знак молчать- на остановке начали собираться какие-то старушки с авоськами, с интересом на нас смотревшими, отвёл, объяснил, что в кармане у меня- давным-давно списанные препараты, что их ни на бумаге, ни в природе нет, что пустые ампулы давно приняты старшей, что мои росписи красуются и в историях болезней, и в журналах учёта наркотиков. Так что бежать к Мазепе и Журавель нам нет никакой необходимости.

-Господи, ну я что-то в этом роде подозревала, ещё тогда, когда тебя увидела в первый раз,- сложила руки Рая.- Такая ангельская личность- можно сразу расстреливать. И зачем ты это сделал? Ты что - наркоман?

-Кто- я? Ну какой же я наркоман. Просто хочется иногда что-то сделать- просто сделать,- произнёс я намного серьёзнее, чем намеревался. Были вещи, с которыми я никогда не мог шутить. - Довольно болтать!

У меня даже губы, помнится, задрожали. Об этих вещах я никогда не мог говорить спокойно или шутя.

- Если понимаешь, конечно,- добавил я.- А это - пустяки, игрушки. Просто по кайфу. Запустить кубик по вене - классно. Это уж лучше, чем водяру глушить, а пользы больше.

-Но это же - наркота! Яд!

-Кто тебе это сказал? Лекторы о здоровом образе жизни? А про радиацию под Челябинском они ничего не говорили? А про то, как все дети в Львовской области после проезда воинской автоколонны облысели? А про серный ангидрид в Л...- ты же знаешь, что на огородах без плёнки уже 10 лет ничего не растёт- ни огурцы, ни помидоры. А чего ж ты тогда вообще куришь, Рая? Ждёшь, пока капля никотина в организме накопится?

-Может, и жду. Твоё-то какое дело...

-Ядерной войны боишься? Действительно, зачем себя беречь...

-Слушай, шёл бы ты со своими нотациями...

-Так что не нужно тут из себя пионерку строить.

-Никто не строит...

 -Что, никогда не кололась? И даже попробовать не хочешь?

Вкрадчивость и настойчивость моего голоса напомнила мне вербовку в шпионских фильмах. Рая отвернула голову, покусала губу. Похоже, она всерьёз задумалась.

-А шприцы ты взял?- вдруг поймала меня Рая.

-Какие? Ах, шприцы... Вот мудак...

-Да уж, умным тебя никто не назовёт... Наркоша... кто б подумал- беленький, умненький мальчик. Керубино... Тебе бы юнгой стать, а ты во врачи полез,- она очень внимательно посмотрела мне в глаза, потом оглядела всего с ног до головы, покачала головой.- А с виду такой невзрачный...

-Мы дружить будем?

 

20. 23-е сентября

Достать шприц типа "Рекорд" в 1984 представлялось непростой задачей. СССР, находясь позади планеты всей по выпуску товаров "народного потребления", или "Группы Б", надолго, на века отставал от свободного мира и в производстве одноразового медицинского оборудования. Только здесь, в одной отдельно взятой стране, вы ещё могли увидеть, как скальпели и ножницы после хирургических операций отдаются в "заточку", как медсёстры сами, в свои свободные ночные часы готовят биксы "с материалом"- то есть вручную рвут марлю на салфетки и катают марлевые шарики. Из-за недостатка гипсовых бинтов сестёр травмы заставляли прогипсовывать обычные бинты строительным, порошкообразным гипсом, от чего у многих из них развивались потом тяжёлые дерматиты и асбестозы.

Кровяные инфекции- СПИД и гепатит В тогда ещё только-только начинали пугающе звучать на научных симпозиумах. Капельницы были все сифонного типа, многоразового использования, как космический корабль "Буран". Однако после двух-трёх стерилизаций в автоклаве резиновые части непоправимо портились, и капельницы нужно было списывать. Шприцы были лучше. Даже сейчас, привыкнув за много лет к многоразовым пластиковым, я бы для серьёзной анестезии предпочёл старый добрый "Рекорд", с которого начинал свою медицинскую карьеру.

Но в 1984 году "достать" шприц, пусть и "Рекорд", задачей было не из лёгких. В обычных городских аптеках они не продавались, появляясь лишь иногда на витринах "Медтехники". Но и там в свободной продаже шприцов не было - нужны были рецепты за семью круглыми печатями, заверенный главврачом, и куча накладных. Шприц реально было взять только в лечебном учреждении - и не взять, ибо всё оборудование было "на балансе", и добровольно бы вам его никто не отдал, а "с****ить".

Я и Рая проехали четыре остановки до медгородка. Было уже около 9 утра, на площади Мечникова, где находился Л... ский медгородок, были множества остановок всех видов городского транспорта - трамваев, троллейбусов, автобусов, маршрутных такси- так что народу в обоих направлениях сновало изрядно. Здесь было великое количество больных и их родственников, больных уже выздоровевших, которых приехали "забирать", а так же группы и потоки студентов, врачи, медсёстры, преподаватели.

Сам медгородок состоял из множества корпусов четырёх и пяти этажной планировки, окружённых липами, и носил характер, так сказать, академический - экстренных служб тут не было, и "мясорубки" подобной травме "семёрки", медгородок не знал.

У меня начиналось занятие по факультетской терапии в 18-м корпусе, которое вёл доцент Субботовский. Это был нестарый ещё, долговязый чудак с длинными волосами и бородой, специалист по кардионеврозам. Я рассчитывал как-нибудь у него отпроситься, заодно раздобыв в отделении шприц.

-Посиди здесь,- оставил я Раю в холле, а сам поднялся на второй этаж. Группа была уже в сборе, но препода не было.

-И хорошо,- хриплым голосом велел я.- Передайте, что я заболел- ангина. В речке перекупался...

Олефиренко, как мой лучший конфидент в группе, пообещала исполнить.

-Только он без справки тебе всё равно не поверит,- убеждённо сказала она.- Это бюрократ до мозга костей...

-Плевать,- рассеянно отозвался я и вышел в отделение.

На моё счастье, там сегодня работала на посту Аля Никоненко - молодая сестричка, под руководством которой я походил тут в июле производственную практику. Аля была из той породы быдла, которые сначала боятся интеллигента и будущего врача, но постепенно, увидев, что умник целиком в их власти, что без их подписи он никуда не денется, начинают наглеть, помыкать, издеваться и чем дальше, тем больше. Аля заставляла расчерчивать ей тетради и бегать в магазин за мороженым, а один раз убрать- вымыть за собой разбитую ею же банку 20% глюкозы.

-Хочется тебе, не хочется, ты- практикант...

У меня тогда хватило ума не поругаться с Алей и ничем не обнаружить строптивости, поэтому сейчас она меня встретила довольно любезно. После обмена короткими новостями Аля, по старой памяти, попросила меня сделать "бабке" в вену "контраст", пока она поговорит по телефону с очередным мальчиком.

Её просьбу я с удовольствием выполнил. "Контраст" для внутривенной урографии был введён, и больная отправилась в рентген, а я успел засунуть в карман халата два или три крафт- пакета с двухграммовыми и иными шприцами, взять десяток ваток со спиртом и венозный жгут. Ещё, на всякий случай, я позаимствовал упаковку стерильных иголок. Кажется, в Алиной процедурке больше ничего и не было.

Выйдя в коридор и приветственно кивнув Але, которая продолжала точить телефонные лясы, я не спеша спустился вниз и на вопросительный взгляд Раи ответил гордым пожиманием плеч. Остаться эдаким мачо мне помешал доцент Субботовский. Его длинная унылая фигура вдруг нарисовалась прямо передо мною.

-Белошицкий!- строго спросил он.- А вы почему прогуливаете занятие?

-У меня ангина... вот...- довольно глупо ответил я, показывая себе на рот.- Высокая температура...

-Да?- Субботовский глянул на Раю, потом на меня.- Ну, батенька, с такой ангиной- в постель и только в постель... чайку с малиной... сами знаете.

Ухмыльнувшись, бородач проследовал мимо, оставив нас, "молодёжь" в несколько двусмысленном состоянии.

-Нашёл?- наконец, спросила Рая.

-Да, ты представляешь,- и мы двинулись к выходу. По пути я рассказал ей, какая сволочь эта Аля Никоненко, как она помыкала здесь мной, что она очень гордится тем, что получила профессию медицинской сестры и сейчас занята поисками жениха.

-Не расстраивайся,- медленно сказала Рая, чувствуя, что я спокойно говорить об этой беленькой стерве не могу.- Я бы её живо перевоспитала. Ты у ней сколько взял - шесть "двушек", четыре "однушки", две "пятёрки". "Пятёрки", чтоб ты знал - самые надёжные. Поршни всегда притёрты и конец не пропускает. Считай, ты у неё всё там выгреб, всё, что на день оставалось. Подгадил девушке. А ты злопамятный, Белошицкий.

-Это плохо? Нет, я могу и другую щёку подставить- вернее, понимаю смысл непротивления злу. Я, Рая, ведь много чего понимаю...

До троллейбусной остановки дошли молча. Можно было "словить тачку", но особо денег ни у неё, ни у меня не было. Мы заехали ко мне, я взял старый кассетник, пожрать, банку отцовского одеколона, стоящего с незапамятных времён, ещё ваты, каких-то покрывал для лежания и полотенец.

-Купальник тебе взять материн?

-Не стоит.

-Кольнёмся?- я потряс морфином в баночке.- Чтоб дорога маслом показалась...

На место мы добрались где-то к полудню. Наш Л... до революции был маленький уездный городок, в котором церквей было больше, чем жителей. В революцию он прославился именами Махно и Пархоменко- где-то в наших краях, зимой 21-го, батька зарубил красного комдива.

После победы социализма Л... стал быстро расти как мощный центр сталеплавильной и моторостроительной промышленности, крупный железнодорожный узел и алюминиевый комбинат; на Днепре вырос огромный речной порт, построили несколько шлюзов, дабы выровнять течение. В настоящее время это был красивый приазовский город с миллионным населением. Воздух тут, правда, был не очень- учитывая обилие фабрик и заводов, на Л... очень часто дуло серным ангидридом и ещё чем-то. Особых надежд на то, что начавшееся ниже по Днепру строительство атомной станции улучшит запахи окисей, ангидридов и нитратов, ни у кого не было.

 Но природа была красивейшая. Вниз, до самой Каховки, простиралось рукотворное море, такое широкое, что западный, никопольский берег был виден только в ясную погоду. Левый низкий берег, в котором когда-то, до затопления, была территория знаменитых днепровский плавней, и сейчас являл собою какое-то чудо природы.

Мелкий речной песок, в изобилии покрывавший его, местами уступал место рощицам итальянских сосен, вязам, дубам, кустарнику, высоким травам. Нельзя сказать, чтоб это была, так, сказать, пустыня, ибо горсовет обозначил здесь "зону отдыха". Но и цивилизацией не пахло- растения росли себе где хотели, осенние шторма ежегодно подмывали береговую линию, то намывая песок там, где его не было, то наоборот- оставляя лагуны, протоки и старицы. Большие, матёрые деревья из-за систематического подмытия корней то и дело обрушивались, превращая прибрежную полосу в систему песчано-бревенчатых шхер, может быть, самых интересных в мире. В них в изобилии водились ондатры, раки и крупные сомы. Каждый год ландшафт здесь полностью менялся.

На майскиие праздники горожане массово устремлялись "на природу". Места было- хоть завались, и в этом природном лабиринте воды, кувшинок, полусгнивших деревьев, "песчаных кучугур", остовов каких-то допотопных судов, едва высовывающихся из толщи песка, яркого южного солнца и тёплого морского воздуха, эфемерных, однодневных островов, можно было отдыхать и купаться, абсолютно не мешая друг другу. Дополнительный колорит создавали многочисленные суда всех классов- белоснежные яхты, тяжёлые сухогрузы, полные марганцевой руды, "метеоры" на подводных крыльях, снующих вниз и вверх с регулярностью пассажирского поезда, просто прогулочные левиафаны, заполненные праздной и нетрезвой публикой с верховий реки. Белоснежные суда проходили много дальше, по фарватеру, но видно их было хорошо и манили они с собой всегда сильно.

Поэтому мы с Раей не стали ломать голову, где провести несколько часов, выпавших на нашу долю. Через небольшой лесок и низину, вечно затопленную вонючей грязной водой, мы кратчайшим путём выбрались на берег Днепра, на довольно высоком берегу его, где можно было оставить вещи под вязами, а самим спуститься к воде. Было утро понедельника, конец сезона, и на нашем пути никто не встретился.

Разговаривали мало. Во- первых, от морфина нас с Раей разморило, и из троллейбуса мы выбрались сонные и недовольные тем, что предстоит проделать пеший переход "не по тяге" с вещами километра два. Во-вторых, она надвинула на глаза тёмные непроницаемые очки и как-то злобно молчала, совершенно замкнувшись и выглядя много старше меня. В, третьих, мне уже было заранее и твёрдо объявлено, что на стихи и прочую лапшу она "не ведётся".

Так что я предпочёл не рисковать, ограничившись обязанностями мужчины- то есть, безмолвно таща 90% нашего груза и осторожно поддерживая свою спутницу в опасных местах. Зачем я предложил ей идти со мной, когда мог и один легко где-нибудь "перекантоваться"- хоть на занятиях у Субботовского, хоть дома с книгой, хоть на кичкасском пляже- он был прямо под нашими окнами. Хотел поступить в пику Арутюну? Но она и так не села к нему в машину, ушла со мной на остановку и в глазах этого Отелло я всё равно оставался Яго. А объявлять ей о морфине? А если она стукачка? Слечу в два счёта- кто вспомнит студента Белошицкого, который, может быть, подавал когда-то надежды?

"Ну ладно, допустим, это фигня,- тяжело дышал я, топчась по глине чёрной лужи и тем самым представляя собой контраст с Раей, которая, казалось, не то танцевала, не то летела, не касаясь земли босоножками. У неё была необыкновенно гибкая спина, как у акробатки или гимнастки.- Утащить в лес красивую девушку- это немало, Саня, чем бы дело не кончилось. Вот что мне с Лариской делать? Это ведь её я должен был вести в лес..."

С Лариской получалось нехорошо. Едва ли она обрадовалась бы, увидев меня сейчас в обществе своей лучшей подруги и с карманами, полными наркоты. Я не любил обманывать и вести себя двусмысленно.

-Пришли,- вяло объявила Рая, останавливаясь под довольно большим клёном и сбрасывая сумочку, откидывая покрывало и отшвыривая подальше босоножки. Следом за ними последовала футболка.- Дай газировки- сушняк просто измучил.

Под футболкой у Гамал ничего не было, кроме двух аккуратных грудок, столь смутивших меня ещё на первом дежурстве. Я достал бутылку "Буратино", распечатал, дал ей. Раечка сделала хороший глоток, поставила бутылку между корней клёна, в тенёк, закурила.

-А что, ничего здесь. Поздняя осень, а жарко, как в июле,- говорила она между затяжками. При этом она избавлялась от джинсов и трусиков. Я стоял в самой глупой позе не в силах отвести взгляда.

-Нравлюсь, Белошицкий?- усмехнулась Рая, поднимаясь и демонстрируя мне своё тело в костюмчике Евы. - Не тебе одному. Я очень многим нравлюсь. Поэты собираются стихи писать, посвящённые мне, и каждый не меньше целого цикла. Скульпторы и художники- те с меня только уже не сравнивали- и с Афродитой, и с Артемидой, и с Вирсавией. Утверждают что лучшую нетленку могут сотворить, могут, если я буду позировать. И каждый - как минимум гений. В моём присутствии все сразу гении, волшебники, дважды Герои и миллионеры. Космонавты - это каждый второй. С писькой волосатой... Чего я только не наслушалась... Так что я всех роковых женщин мира уже знаю... и изо всех самая роковая и бесстыжая.

-Нет, ты Б-биче....Биче Сениэль,- торопливо выговорил я.- "Бегущая по волнам". Грин, Александр Гриневский...

-Вот с бичами точно ещё не сравнивали,- деланно зевнула Рая. - Ладно, я- купаться, пока мозги не расплавились. Кто со мной - тот герой...

Я тоже торопливо разделся. Подумал на секунду- а не снять ли плавки. Рае хорошо, она сложена как настоящая богиня, а я - довольно жердист, немускулист да и формы моего подлого друга, несмотря на всё восхищение Лариски, едва могли бы быть выставлены на столь придирчивое обозрение. Но после Раиной эскапады стесняться было глупо. Нехотя стянув плавки, я полез вниз по песчаному обрыву.

Девушка уже плавала в небольшом мелком заливчике вовсю - видимо . она когда-то серьёзно занималась плаванием, поэтому легко пересекала затон с интенсивным обратным течением быстрым-быстрым кролем. Я присоединился со своим собачьим брассом, но конкурировать с ундиной не смог. Два-три гребка- и она меня настигала.

-Неперегонки с тобой лучше не связываться, неуловимый Джон,- засмеялась она, обхватывая руками ствол упавшего воду дуба.- А я у моря родилась, в Феодосии. Плавать научилась раньше, чем ходить. Днепр- это так, мелкая зелёная лужа, болото.

Я что-то буркнул. Голые тела наши были скрыты зеленоватой, почти непрозрачной водой, и находились на приличном расстоянии друг от друга. Торчали только головы и плечи, да и то, груди прятались от взора. Но сам факт такого соседства порядком нервировал. Возможно, достаточно протянуть руку и я коснусь Раи?

"Не считает же она меня за маленького брата,- с ещё большей обидой подумал я.- А за своего парня"?

-Хорошее дерево,- вздохнула девушка.- И места полежать хватит, и позагорать можно. Сходи на берег, принеси очки, покрывало и сигареты. Тут мелко- я проверяла, ныряла. И кассетник включи - Патрицию Каас, ты говорил, у тебя есть её запись.

Пришлось отправляться в экспедицию за оставленными на берегу вещами. Я старался не плыть, а идти своими ногами, всюду нащупывая дно, чтобы на обратном пути не нырнуть вместе с сумкой.

Рая ждала меня в полной красе, подставив солнцу лицо и грудь- т.е. сев на дуб и расставив широко ножки. Я слишком сильно загляделся на это зрелище, и, уже будучи в трёх шагах от своей спутницы, вдруг ощутил под ногами пустоту и провалился с головой, как был- с покрывалом, сигаретами, спичками и солнцезащитными очками.

Она мигом спрыгнула с дерева, помогла мне вылезти. Покрывало, не успевшее промокнуть, сумели подтащить и разложить на дереве, очки она тоже выловила, глубоко нырнув за ними. Сигареты и спички безнадёжно размокли. Неизвестно почему, это невероятно развеселило Раю.

-А если бы ты нёс патроны?- хохотала она. -Белошицкий, ты что, правда, к Мазепе в интернатуру собрался? Ну и нырнул ты- с ручками. Здесь единственное место, где глубина три метра, одно- чуть не на весь Днепр. И как же ты его нашёл? А представь, что будет когда тебе спицы доверят. Единственный на всю ногу сосуд- и ты в него сразу засверлишь.

-Не твоё дело,- окончательно расстроился я.- Обойдёшься, значит, без сигарет. Капля никотина убивает лошадь. Для такой кобылы как ты, и полкапли хватит.

-А что- лошадям очень вредно- вредно?- вкрадчиво спросила она.- Да, вот, кобыла я такая, не примерная. Ладно, раз сигарет нет, будем курить "Гавану с красным фильтром"...

 Этот момент я никогда не забуду. Хоть и трудно поверить, что и 70, и 90, и даже 120 лет человеческой жизни - срок эфемерный на весах мироздания, где в ход идут миллиарды и триллионы. Но всё равно, человеку никогда не смириться со смертностью как принципом, "что вот умрёшь и только вырастет лопух на могиле". Поэтому я сейчас говорю о бессмертном начале своего Я, о его неуничтожимой частичке.

Мы стояли на мелководье, залитые полуденным солнцем и обдуваемые ветром. Я стоял в полный рост, чувствуя себя по меньшей мере Колоссом Родосским. Рая, опустившись и слегка покачиваемая речной волной, сидела напротив, вплотную, взяв меня ладошками за бёдра, а в фигурных губах своих лаская мой половой член- лаская истово, закрыв глаза и начхав на всё происходящее- то на каких-то бабушек с козами, проходящими по берегу, то на моторку, пролетевшую мимо, с которой донеслись свист и улюлюканье. Ей хотелось сделать мне хорошо, ей хотелось сделать мне очень хорошо, ей просто сейчас хотелось мне сделать очень-очень хорошо.

Я кончил быстро, без усилий- точно лицо и губы Раи вытягивали из моих недр эту сперму, этот эякулят, которого я ещё не так давно стыдился и готов был умереть.

Мы долго нежились в тёплой мутной воде на этом мелководье.

-Я люблю тебя, выходи за меня замуж,- первое, что я мог сказать отчётливо.

-Пошли лучше на берег,- озабоченно поднялась она с колен и прополоскала рот речной водой.- Ты флаконы и баяны отдельно от вещей спрятал? Сигареты ещё есть? Нужно костёр и хавчик приготовить...

 

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

 

ДЕВУШКИ-КРАСАВИЦЫ

 

 

 1.Я влюбился

Да, именно это со мной и произошло. Уже раз, мельком, увидев Раю, я понял, что дело тут плохо; в чём оно может быть плохо или чем Рая, эта черноволосая высокомерная девушка, отличается от прочих девушек, от которых не может быть плохо, я конкретно ответить не мог. Но такие вещи чувствуются, и почти всегда можно сказать, какую роль сыграет в вашей жизни впервые встретившийся человек - эпизодическую или роковую.

В том, что эта девушка перевернёт весь мой мир я был уверен ещё на первом дежурстве; обстоятельства неуклонно сближали нас, несмотря на серьёзные препятствия в лице Журы, Павла Александровича и Арутюна. После любовной сцены в водах Днепра я ощутил себя её рабом на веки.

В конце сентября темнеет рано, поэтому наше пребывание на пляже было насыщенным, но недолгим - солнце начало стремительно садиться и пришлось уходить, чтобы добраться засветло.

-Ну, напоследок морфуши- и по домам,- зевнула Рая (она почти всё время зевала).- Вену не пропори, как в прошлый раз...

Она оказалась закоренелой, опытной наркоманкой, почище Лариски Журавель, "сидела" в основном на омнопоне с морфином. Мало того, Рая разбиралась и в дикорастущих опионосах. Пока мы были здесь, она успела облазить весь пляж и даже набрала в какой-то балке маковых головок и несколько метёлок дикорастущей конопли. Браслеты её были специальные, чёрно-эбеновые, и могли быть использованы в качестве венозных колец, особенно когда сам себе колешь.

Уколов друг друга и полежав, половив приход, нужно было выбираться. Я спросил Раю, давно ли она....

-Больше тебя ничего не интересует?- враждебно спросила Гамал, водружая очки на курносый носик.- Когда девственности лишилась, сколько мужиков было?

-Нет, нет,- яростно зажестикулировал я и, поскользнувшись, едва не упал на глине.- Просто колоться всё же вредно. Первые разы, может и ничего, не вызовут привыкания, но потом появится психическая зависимость- жизнь и повседневность без ежедневной дозы потеряют для тебя смысл. Потом возникнет физическая зависимость- когда без опиатов ты просто болеешь. Может возникнуть абстинентный синдром...

Моё чтение дефицитного учебника Пятницкой не пропало даром. Себя я чувствовал слишком свежим не то, что для физической- для психической зависимости, не говоря уже об абстинентном синдроме, но вот спутнице моей это знать, кажется, не мешало.

Пока мы шли лесом, я успел выложить ей почти всё, что знал об этих веществах, называемых в средневековье лауданум. Рая, слегка склонив голову, слушала.

-А ты ведь такая девушка - ну, что надо девушка, как у Маяковского в поэме "Человек"...

-Что?

Пришлось прочесть поэму "Человек"- такие вещи я легко запоминал на память целыми страницами. Когда я дошёл до слов:

 

"...за ним из окна-

Так и валялись тело на теле..."

 

 голос мой задрожал.

 

-Сам-то пишешь что-нибудь?

-Нет, так- ерунду всякую,- смутился я.- Как Маяковский, точно не смогу, а зачем по-другому?

-Ладно. Завтра-то что делаешь?

-С утра иду в институт. Предмет такой дурацкий - Военная кафедра. Обязательно халат, галстук, шапочка, причёска - и девять часов полнейшего маразма! Я бы с удовольствием прогулял...

-Дай свой телефон. Я тебе позвоню часиков в девять?

Ура! Я бы ни за что не осмелился первый попросить об этом Раю, но вот она сама... неужели тоже влюбилась?

-А теперь стой здесь - я тачку поймаю,- приказала Рая. Она туго связала волосы на затылке, футболку в узел на пупе, подкрасила губы, отряхнула джинсы и вышла на трассу. Я сидел неподалёку в кустах, с вещами и переживал - я был уверен, что Рая "кинет", уедет без меня. Но первая же машина, которая около неё притормозила - довольно резко, чуть не скапотировав- забрала нас обоих.

-Ты что там - заснул?- крикнула она, открыв широко переднюю дверцу.- Вылезай, я уже сказала, что мы - студенты, денег нет. Поехали. Он тебя в центре высадит, а меня на Тимурку повезёт.

Водитель, молодой, хорошо одетый парень из соседнего села, явно выехал "проветриться" в Л... На меня он и не взглянул, вступив в разговор с великолепной Раей. Она ему чрезвычайно нравилась, но как-то прямо дать понять это водитель не решался. Он за то рассказывал о себе- из Андреевки, большого, зажиточного села со спиртзаводом и совхозом-миллионером. У Генки- так звали водителя- имелось большое хозяйство- 25 соток, теплицы, свиньи, козы, птица.

-Три гектара бахчи, катер свой, сети,- с гордостью сообщал он. Генка числился где-то в совхозе "ментом", но жил хозяйством- продавал мясо и рыбу на городском базаре, занимался "плёнкой", возил в "сезон" помидоры и редиску в Курск и имел достаточно денег. Новенькая "Лада" 6-й модели и "прикид" были куплены явно на эти "трудовые". К тому, что мы - "медики", Генка отнёсся полупрезрительно, с широкой улыбкой. В последнее время таких вот непонятных, несоветских "сельских" становилось всё больше и больше. Мать клеймила их "спекулянтами", но эти действительно работали, и только благодаря им было возможно купить на рынке огурцов или мяса.

 Во всяком случае, занятие "плёнкой" был серьёзный бизнес - весной вы ставили "балаганы", под которыми создавался парниковый эффект и могли выращивать помидор, огурец и редиску в любых количествах. Знаменитая японская гидропоника увядала на месте от жгучего стыда. Для получения рекордных урожаев вовсе не требовались бескрайние поля, а смётка, трудолюбие и желание заработать копейку. "Плёнкой" на родительских огородах занимались многие мои сокурсники, на "плёнке" можно было вполне заработать себе на машину за сезон, если очень везло, конечно.

Гена был типичный "плёночник"- рыжеватый, всё знающий хохол с сильными руками и вечно улыбающейся нижней губой, сильно выступающей вперёд. Это был настоящий "хозяин", и на Раю поглядывал искоса, "хозяйски", демонстрируя мощь то бицепса, то тот факт, что в следующем году затеял постройку финской бани прямо в огороде.

-Мяса могу подогнать сколько хочешь, сала, леща,- несло и несло Генку.- У нас даже бараны есть...

 Я молчал из уважения, Райка - из вежливости, и под беспрерывный пасторальный разговор нашего автомедона машина всё ехала и ехала. Солнце уже почти коснулось кромки никопольского берега, и чувствовался холод.

"Что же дальше?- думал я, глядя в затылок Раи.- Она должна стать моей женой- просто обязана"...

Вернулся я где-то часов в восемь вечера. Мать поджидала меня в нешуточном нетерпении.

-Где ты был и с кем?- по ассортименту унесённых продуктов и вещей, можно было сразу догадаться, что я ушёл на дальние пляжи, причём не один.- О боже, Саня, что с тобой творится. Я, конечно, понимаю, что погода просто чудесная, но у вас же занятия! Факультетская... как её- терапия, а ты ещё и после ночного дежурства. Мне всё это очень не нравится. Ну посмотри на себя, посмотри, - помимо воли, она подтащила меня к зеркалу.- Какой-то краснокожий индеец сиу! Встрёпан, всклокочен, весь в песке, глаза на затылке! И с кем ты ходил? Неужели с группой?

Я отвечал презрительным междометием. Я и группа терпеть друг друга не могли.

 -Тебе два раза какая-то девушка звонила. Сказала, что с работы, и её зовут Лариса. Оставила телефон. Это ещё что, она сказала, чтоб ты ей обязательно позвонил, как вернёшься! Этого ещё не хватало! У неё что, какие-то права на тебя? А? Не слышу! Если так пойдёт и дальше, придётся запрещать тебе работать. Возьми себя в руки, Саша, и учись, учись - ты должен быть только хорошим врачом, слышишь, или никаким, лучше фельдшером. Поэтому прогулы, природа, девушки - потом, сначала выучись, послушай ты мать хоть раз в жизни...

Я ничего не ответил - болтовня матери по поводу, что её что-то тревожит и она места себе не находит, перестала действовать на меня уже с восьмого класса. Своими проблемами я никогда не делился и был уверен, что сам справлюсь с любой. Я оставил вещи в коридоре, и, пока мать набирала ванну, позвонил Журе.

-Ну, наконец, объявился,- раздался её радостный, взбадривающий голос.- А я тебе дважды звонила- думала, ты уже дома.

-Нет, у нас там факультатив был по болевым синдромам, не хотелось пропускать,- легко соврал я.- Только закончился.

-А,- понимающе сказала старшая.- Значит, ты сейчас вроде выжатого лимона.

-А ты?

-Я? Я сегодня взяла отгул - проинструктировала новых сотрудников и пошла себе домой. Выспалась. Санька, ты не поверишь - как мишка зимой. А по ночам спать разучилась, так что сижу и не знаю, куда свой свободный вечер использовать...

-Пошли в кино,- не успев подумать, сказал я, тут же едва не прикусив себе язык.

-Да?- зазвенел приятно-приятно удивлённый голос Журы.- Пошли. В "Космосе" на 19.40 "Секретный эксперимент"... фантастика американская. Давай я пока билеты возьму, а то очередь, и буду ждать тебя у входа в 19.30. Только не опаздывай...

Приняв по-походному ванну и совершенно отказавшись от ужина, чем поверг начавшую успокаиваться немного мать в новый ужас, я одел лучшее, что у меня было - джинсы, кроссовки и рубашку на заклёпках. Спрыснулся отцовским одеколоном.

-Ты хоть приведи её познакомиться,- попросила мать, целуя меня и суя мне в нагрудный карман носовой платок.- Я, конечно, рада, что у тебя появилась девушка, но ты изнуряешь себя. Понимает ли она это? Если нет, то у твоей девушки просто нет сердца...

Кинотеатр "Космос" был в нескольких остановках от моего дома. Шёл я без всякого удовольствия. Во-первых, от "американской фантастики" я ничего хорошего не ждал. Иностранные студенты говорили нам, что лучшие фильмы- "Звёздные войны", "Планета обезьян", например, СССР не закупает, а закупает "дешёвку" и "туфту", которая на самом Западе производит самые низкие кассовые сборы.

Во-вторых, все мои мысли были о Рае, и встречаться сейчас с Журой, которая на шесть лет её старше и не идёт ни в какое сравнение ни по красоте, ни по той возбуждающей интриге, которой пропитана эта крымчанка- значило, наступать на горло собственной песне.

В-третьих, я смертельно устал и хотелось спать. Но чувство вины пред своей первой девушкой было сильнее. Я представил себе Журу, такую худую, такую несчастную в своей одинокой комнате - и не выдержал. Мой отказ был бы для девушки слишком крепкой пилюлей.

 

2.Американский фантастический фильм "Секретный эксперимент"

Жура, заметно нервничая, ждала меня у колонн вестибюля, одетая в джинсовый комбинезон, кроссовки, с совершенно новой причёской и курила сигарету. Радости при моём появлении не было границ, хотя она изо всех сил старалась эту радость скрыть. Было ещё двадцать минут восьмого, и я пригласил её поесть мороженого. Лариска ела, весело болтала про то, что дали, наконец, дополнительных сотрудников, что с завтрашнего же дня начнёт готовить себе "смену"- дневную сестру, про то, что и Мазепа, кажется, доволен - это он "напрягал" и райком комсомола и райком партии. Я сидел и слушал, с тоской думая, что если бы сейчас здесь оказалась Рая, я поневоле был бы весь внимание. А так? Ларка живёт только работой. Про Маяковского и Грина с ней говорить совсем не хочется. Да и вообще, говорить не хочется - устал сильно... Я терпеть не мог становиться кем-то не самим собою.

Раздался первый звонок, и публика, которой по причине хорошей погоды оказалось неожиданно много - в основном парочки- потянулась ко входам в зал.

-А мы?- спросил я.

-Ну не сразу,- коварно улыбнулась Жура.- У меня два шприц-тюбика с промом. После него знаешь как по тяге кино пойдёт...

Нужно было найти место, где уединиться и уколоться. Поскольку вокруг было уже темно, это можно было сделать только в уборной. Жура затащила меня в женскую, заставив сесть с ногами на унитаз, чтобы не было видно из кабинки.

Шприц-тюбик- сугубо армейское изделие, обозначенное в табельной аптечке как "противошоковое средство" и содержащее 1,5 см3 2% раствора промедола. Оно предназначено для быстрого укола прямо на поле боя - в бедро, ягодицу, руку, прямо через одежду. На мой взгляд- фигня страшная, потому, что по-настоящему подействовать препарат может только при внутривенном введении. Особенно если у вас шок и имеется основной его признак- спазм микроциркуляции.

На травму полгода назад дали несколько коробок таких тюбиков, которые тихо пылились себе у Ларисы Павловны в кабинете. Впрочем, их миниатюрность была немаловажным достоинством. Укладку со шприцами не очень-то с собой потаскаешь.

Приглушённо хихикая под журчащий внизу, в унитазе водопадик, Лара обратным движением канюли иглы пробила мембрану тюбика, заставила меня пережать себе вены и быстрым движением иглы проколола кожу, клетчатку и стенку вены, которая в этом месте воспалилась и стала чувствительной.

-Тихо!- прошипела она.- Теперь смотри- я осторожно сдавливаю пальцами и сразу не отпускаю, иначе всё обратно потечёт...

Полтора куба армейского прома шарахнули прилично, с учётом сделанного ранее. Я откинулся назад на унитазе и поплыл в волнах такого невообразимого кайфа, что Журе пришлось меня тормошить.

-Второй звонок уже!- несильно дала она мне по щекам.- Вставай, кайф в зале ловить будешь...

Ей я делал в какую-то вену на лучезапястном суставе - выше все были "попалены", но, как ни странно, удалось. Всего за неделю я стал подлинным экспертом по внутривенкам. Лариса сразу же спрятала пустые тюбики.

-Отнесу для отчёта...

 Выскочив из сортира под удивлённый взгляд технички, прижимая места инъекций какими-то ватками, мы были последними, кто прошёл в зал. Искать места при начавшемся фильме не решились, сели где-то подальше и повыше и погрузились в транс. Нет, фильм не мешал - события, происходящие на ВМБ США в 1943 году откуда два матроса попадают к нам в 1984-й (на территорию США, разумеется) придавал направленность мыслям и позволял "тащиться" изо всех сил. Музыка была сильная, длинноногая девчонка, влюбляющаяся в одного америкоса, очень даже ничего. Я нисколько не пожалел, что пошёл. Плохо только то, что курить в зале нельзя было, но зато, едва выйдя оттуда, мы тут же закурили ларискины папиросы.

-Я "Герцеговину Флор" взяла. Этим "Космосом" разве накуришься...

Покурив "Флор", мы пошли пешком - Ларискино общежитие было рядом. Шли не спеша, под ручку, как всегда, "по тяге", говорили о членах коллектива. Главной темой был Мазепа, который пообещал к Новому году "выбить" Ларисе Павловне отдельную квартиру.

-Жди,- фыркал я.- Так же он и в институт устраивает...

-Дурак, ничего не понимаешь...

Жура объяснила, что Иван Степанович- человек слова, что он личность с большой буквы, что у него весь город "вот где".

-Знаешь, сколько народу ему обязано? Скольких он с того света вытянул, скольких на ноги поставил, скольким сухожилия сшил? У него, кстати, своя методика, запатентованная. В Японии заинтересовались - звали туда, да кто ж выпустит. У него просто врагов сильно много...

Лариса объяснила, что враги Мазепы- почти вся клиническая "шелупонь" кафедр мединститутов, которых везде развелось, как собак нерезанных, везде учёные- а толку ноль. Ни научной работы от них, ни студентов хотя бы азам обучить не могут. Врачей нормальных и то нет почти. Сама система такова, что стимула учиться - именно учиться, а не отсиживать занятия и выполнять комсомольские поручения - нет никакого.

-Ты сам-то хоть знаешь, как жгут правильно наложить при артериальном кровотечении? А шину?

Я что-то ответил, Лариска подняла меня на смех.

-Я не так давно работаю, но сама вижу, что врачи глупеют прямо на глазах. Арутюны с гор стали спускаться, или вот "плёночники"...

-Кто?- вздрогнул я.

-Те, кто на "плёнке" денежек заработает, а потом диплом в открытую покупает. И кто это - скажешь, врач? Врачу учиться надо, а крестьянину на земле работать. Деклассированные все какие-то стали. Мазепа против этого и борется. Поработаешь - сам поймёшь. А если он за квартиру взялся - дело верное. Мне бы только Ваську к себе прописать, чтобы двухкомнатную дали...

Дошли до общежития, зашли попить кофе. Спать совсем не хотелось.

Кофе совсем не полезло, поэтому Лариса потащила меня в постель.

-Сделай мне ещё так, пожалуйста...

Копаться в чужой, женской, странного устройства промежности не хотелось, было "не по тяге", приходилось "ломать себе кайф". Но ничего не оставалось - Лариске уж очень нравилось.

Потом я имел её традиционным способом, но как-то неудачно. То ли стенки влагалища были слабые, то ли член у меня плохо стоял. Я перевернул Журу, поднял повыше её задницу и начал пихать пенис прямо в анал.

"Ща я тебя разработаю",- мстительно подумалось мне. Но Лариска, вместо того, чтобы помочь, вдруг упала плашмя и затряслась от слёз. Я с трудом добился, в чём дело- оказывается, её незабвенный Толик очень любил "жинку распечатать насухую", после чего Лариса несколько раз бегала зашивать свою прямую кишку на кафедру проктологии.

Я потратил полночи на то, чтобы объяснить, что я- не садист, не мазохист, не гомосексуалист, не онанист. А просто любопытствующий мальчишка. Которому интересно, какие дырочки природа предусмотрела женщине и как можно их использовать с точки зрения физиологии секса, вот и всё. Закончилось позой "женщина сверху"- получилось хорошо, и я, долго-долго кончав, всё целовал и гладил целый час - долгий час - всхлипывающую Лариску. Несмотря на все мои способности убеждения, окончательно убедить её в своей нормальности у меня, увы, не получилось. Было стыдно, причём всё сильнее и сильнее.

Домой я вернулся в третьем часу. Мать, конечно, не спала, слышала, как я вошёл, но и не подумала подняться или хотя бы окликнуть.

"Значит, сердится,- подумал я, ощущая затухающие волны-пробеги от "отходняков" промедола.- Оправдываться всё равно не буду - мне 20 лет. А с Лариской и правда нехорошо получилось. Лучше бы сослался на усталость и дома отсиделся"...

Я лёг, и ещё долго приятные мысли то тут, то там буравили череп изнутри, а приятные-приятные мурашки носились то иголочками, то волнами по всему телу. Потом уснул.

 

3.Самое приятное пробуждение

Заснул я неожиданно крепко, так, что сам не ожидал. Очевидно, ненормальная бодрость и оживлённость, вызываемые наркотическими препаратами, требовали усиленного сна. В нём было что-то детское, пятилетнее, и я даже не помню, чтобы хоть раз проснулся. Хотя в восемь утра это была мать, которая сухо напомнила мне, что у меня занятия, и, между прочим, Военная кафедра. Накрахмаленный халат, шапочка и галстук в шкафу на плечиках.

Обычно я просыпался быстро и никогда не валялся в постели. Поэтому мать, посчитав задачу выполненной, собралась и ушла на работу. А я, впервые в жизни, решил никуда утром не идти, даже на Военную кафедру. Вернее, "решил"- сюда не подходит, решать я ничего не мог - просто юркнул обратно под одеяло, накрылся с головой и снова погрузился в эти реально- сюрреальные, необычайно сладкие сны.

Потом была пара звонков по телефону, но я не встал, накрыл голову подушкой и продолжал оставаться всё в этом психэделеческом состоянии.

Снились (грёзились) какие-то полёты между облаками, паруса, штормовое море, бегущая по волнам девушка, какие-то пробирки и бюретки, залитый солнцем Днепр, батисфера на глубине и диковинная глазастая рыба. Впрочем, воспроизвести простое сновидение - целая задача, это подтвердит каждый, кто читал Фрейда. Воспроизведение же самых высокоассоциативных образов из архитектонических полей коры или глубин подсознания- "отходняков"- переводу на обычный человеческий язык вообще не поддаётся- нужно самому войти в аналогичное состояние.

Но вот кто-то вошёл, кто-то сел рядом, кто-то закурил сигарету, кто-то потормошил меня. Это уже не был сон, и я выглянул из-под одеяла.

"Нет, это сон"...

На краю моей кровати сидела Рая- в тонкой курточке, короткой юбочке с разрезом, с обручем на волосах, в босоножках- такая, какой я видел её с Мельником. Она сидела и курила, аккуратно стряхивая пепел обратно в пачку, и с улыбкой смотрела на меня.

-Значит, вот ты какой, Белошицкий- трубку не берёшь, хоть и знаешь, что я буду тебе звонить, институт уже второй день прогуливаешь, таращищься из-под одеяла, как осьминог,- с упрёком сказала она.- Мама твоя где? На работе? Надолго? Хорошо, хоть дверь она за собой не закрыла, а то я звонила бы неизвестно сколько...

Да, это была она - Рая, живая, реальная, самая красивая девушка в мире. Я потянулся её обнять.

-Стой, дай сигарету затушить,- засмеялась она.- И дверь закрыть всё же надо- хорошо, если просто обниматься будем. А если нет?

Через несколько минут моя гостья, совсем голая, если не считать обруча и браслетов, забралась ко мне под одеяло. Ещё несколько минут мы целовались, причём уроки Журы пошли мне на пользу - касаться губами этого гладенького, загорелого, с ямочками тела было необыкновенно приятно. Причём и шейки, и грудочек, и животика, и ягодиц, а особенно ножек. От Раи пахло чем-то необыкновенно возбуждающим, и очень скоро ножки её были раздвинуты, а губы мои проникли в самые интимные места, где начиналось самое интересное.

- Французский минет или куннилингус,- прокомментировала Рая, претендующая на самую полную "продвинутость" в вопросах секса совершенно спокойным голосом.- Это же так унижает мужчину! Фу, Белошицкий, ну что за разврат- ты же будущий врач и комсомолец... А облизывать какую-то медсестру...

Очень скоро я заставил её замолчать, застонать и выгнуться мне навстречу, изо всех сил вцепившись мне в волосы. Между нами что-то началось- я без устали рыл, буравил, сосал и снова рыл её языком и губами, Рая принялась помогать мне пальчиками. Так мы перемещались в разных направлениях по кровати минут 20, пока оба не выдохлись.

-Ты всё больше меня удивляешь,- заявила Рая, закуривая новую сигарету и искоса рассматривая меня своими карими ("без блеску"- ура Лермонтову!) удлинёнными глазами.- Так хорошо мне даже с Пашей не было...

-А что Паша?- сразу насупился я.

-Ничего,- как можно равнодушнее ответила она.- Просто люблю его, дурака, и, похоже, это на всю жизнь.- Я тебе как-нибудь расскажу. А теперь давай ты- тоже, небось, кончить хочется. Со мной не церемонься- суй сразу раком...

Моя утренняя гостья, не переставая курить, приподнялась на локтях и коленях, подставляя мне пару кругленьких, слабо загорелых ягодиц. Щёлка между ними, только что как следует обработанная моим языком и губами, блестела, сверкала, по ней изнутри текла капелька белой вязкой жидкости.

Я пристроился сзади, намереваясь воткнуть полового друга в эту площадку, но подлец меня совсем не слушался. Он висел вяло и сморщенно, точно у пятилетнего мальчика, и никакие прелести Раи не могли заставить его отреагировать.

Она попыталась мне помочь орально, как вчера- но бесполезно. Отросток мой, даже не пытаясь налиться хотя бы вполсилы, тут же выскальзывал и повисал, повинуясь лишь закону всемирного тяготения.

"Неужели я стал импотентом"?- с ужасом подумал я.

-Ничего, бывает,- начала подниматься Рая. Я в панике подумал, что она сейчас уйдёт, но девушка просто подошла к балкону, завернувшись в занавеску, выглянула на улицу. Включила телевизор - шло утреннее повторение фильма "Дело было в Пенькове".

-Снова жара начинается,- зевнула она.- Кстати, ты знаешь, что я к вам в отделение перешла работать?

-Почему?

-В основном, из-за Пашки- видеть его не могу. А ещё из-за Арутюна. Сидеть с ним в одном помещении, стоять в одной операционной... В отделении у тебя своё рабочее место есть, с которого можешь послать кого хочешь и куда хочешь. Завтра нам с тобой старшая ночь поставила.

-А сегодня?

-Отдыхаем. Твоя мамаша когда вернётся? А насчёт эрекции ты не переживай. Встанет ещё до неба. Там после вчерашнего ничего, что ли, не осталось?- она указала на большую пляжную сумку, так и простоявшую всю ночь в углу.

Осталось ещё шесть кубов морфина и три промедола, про которые я совершенно забыл. Но в наличии был один только шприц.

-"Пятёрка" притёртая- то, что нужно. У тебя какая группа крови?

-Вторая, а что?

-А то, Саня, что делаем мне первой - я ведь универсальный донор. Физ у тебя найдётся промыть баян? Нет? Ну тогда воду прокипятим и отфильтруем. Я ведь сразу с морфуши начну...

Укололись- она морфином, я двумя кубами промедола, снова легли обнявшись. Еле-еле работал телевизор, показывающий страсти глубинного села 30- летней давности с молодым Тихоновым в роли шебутного тракториста. Учительница, его пассия, была чем-то похожа на Раю. Тихо совсем было- почти весь дом, разойдясь по детсадам, школам и работам, опустел; улица 40-летия Советской Украины была тихая боковая улица с редким троллейбусным движением, только ветер легонько колыхал занавеску. На балконе ворковали голуби.

 Это было самое странное утро в моей жизни.

Период "наркотического" прихода занимает от двух до пяти минут, дальше начинается "плато", в котором неудержимо хочется общаться. Причём какой-либо контроль за искренностью совершенно отсутствует- то, что у вас на уме, то и на языке, вот почему никого ближе в целом свете, чей твой обширянный сосед, для тебя сейчас никого не существует

Я навёл разговор на Павла Александровича. Некоторое время Рая курила молча, потом понемногу начала рассказывать- как впервые увидела его, когда сильно порезала голову- ей было десять лет, и Мельник только начинал работать в травмпункте. Он зашил ей хорошо, и был такой добрый, ласковый - называл только по имени.

-Из-за этого, наверное, и решила в медицину пойти. Дурацкие планы- закончить с красным дипломом, всю жизнь помогать людям, выйти замуж за хирурга...

Рая, как я понял, была действительно из какой-то не то староверской, не то сектантской семьи крымских караимов. Из БСЭ я знал, что это - остатки древних половцев, хранящих традиции предков, а ныне исчезающая популяция численностью 3,5 тыс. человек. У них сильно было понятие рода, общины и каждый отдельный член её обладал минимальной самостоятельностью.

Рая должна была закончить раздольское медучилище, устроиться работать в местную райбольницу процедурной сестрой, выйти замуж за соседского мальчика, Яшу Гумбольтдта, агронома в колхозе и с ним начать жить- строить дом, сажать деревья, растить детей, почитать родителей и предков.

-Но Пашка всё стоял перед глазами,- признавалась она.- Такой светлый, стройный, добрый, такой весёлый. Весь как из солнечных лучей. Вот, подумала, и суженый мой... Как Лариска в город подалась, я всё ей писала - как там он. Как узнала, что женился, чуть с обрыва не бросилась, не поверишь. А потом решила- надо ехать. Если люблю, то надо. И он полюбит... Глупо, конечно. Но у нас все женщины такие... Раз уж решила...

Рая замолчала, крепко задумавшись. Я постарался подстегнуть её сказать ещё что-нибудь.

-А ничего,- огрызнулась она неожиданно резко.- Баба его вторым беременна. Да и не примут они меня- медицинская мафия местная, облздравотделовская, меня - медсестру без роду, без племени. Как я в институт пыталась поступить, ты уже знаешь, наверное, Лариска рассказывала, небось. Ну, вот и всё - начались такие как Арутюн или такие, как Гена- плёночник. Домой ехать - примут, но позора - на весь район, я ведь уже рассказала, что за КМНа замуж-то выхожу. Яша уже на Оксане Цымбал женился, сын у них. Вот и всё...

-Из-за этого и колоться начала?

-А из-за чего ещё, Санечка?- Рая одёрнула одеяло и невесело засмеялась.- Я ж понимаю, что присела, и крепко присела - без лечения, сама, не выйду. А выбор сильно большой - либо сразу в Днепр с обрыва, либо ещё несколько счастливых месяцев. Месяцев безраздельного кайфа...

-А Арутюн? Гена? Наконец, ты ещё можешь мужика себе найти- с твоей красотой...

-Первое исключается. Ты мне подавай журавля, а синицу пусть кто-то другой подбирает... Подчинить там меня, сломать - нельзя, убить только можно. А такая жизнь, жизнь медсестры, которую каждая скотина если не облапать, то взглядом раздеть норовит - не по мне.

-Я люблю тебя...

-Ой, Саня, не нужно,- сильно поморщилась Рая.- Любви - нет. Нет её. Мне это хорошо Пашка дал понять. Сейчас я просто уверена, что он никогда меня не любил, и жениться не собирался. Вид делал, чтобы своё получить, и только. Мужское тщеславие.

Некоторое время лежали молча, слитно обдумывая глубины мужского тщеславия. Я нарушил молчание первый.

-Нет, я правда - давай с мамой познакомлю, давай поженимся. Дядька у меня двоюродный в Москве в НИИ каком-то. Жить есть где... Потом, я же тоже когда-то институт закончу, напишу кандидатскую, стану оперирующим хирургом...

-Ой, я сейчас заплачу!- засмеялась Рая.- Называется- связался чёрт с младенцем! Ещё тебя мне погубить не хватало. За предложение спасибо, конечно, но не будем усложнять. Не стерпится, Саня, не слюбится. Да и жена-наркоманка не для тебя.

-Но я всё равно тебя люблю, люблю, люблю...

Между нами снова началась любовная сцена - длительная, по тяге, с эрегированным как следует членом. Признание в любви требует немедленных доказательств, и все мои доказательства Рае были продемонстрированы на всю толщину и глубину.

Потом вдруг захотелось есть, да так, как ещё никогда не хотелось. Мы с Раей, не одеваясь, наперегонки кинулись на кухню и начали наперебой хлебать холодный борщ из кастрюли, норовя каждый захватить кусок пожирнее. Нисколько не наелись, поэтому слопали яичницу из 10 яиц и кусок домашней колбасы.

-Это называется - "пробило на хавчик",- объяснила Рая.- Теперь попробуй всё это высри, и можешь считать себя наркоманом первой степени...

 

4.Кумар

Как мы с Раей очутились в городском Парке культуры и отдыха- я совершенно не помню. Даже если допустить, что мы добирались на каком-нибудь сверхскоростном истребителе, эта дорога всё равно отняла бы несколько минут- нужно было доехать до взлётной полосы, одеть высотный скафандр, разогнаться... ну и т.д. Другой вид транспорта, включая и гоночный автомобиль, доставил бы нас туда ещё за больший промежуток времени, а на городском транспорте путь туда, на правую сторону Днепра, занимал никак не меньше часу. Но я абсолютно ничего не помнил. Мы с Раей после этого оказались в парке ПКиО, но как- просто сразило меня своей внезапностью. Я не спал, не впадал в кому, или в разные эпилептические состояния - просто на моих мозгах уже начали сказываться наркотики в виде слабо выраженных синдромов Корсакова и Кандинского-Клерамбо.

Зачем мы попёрлись в парк, тоже было неясно- денег не было ни у меня, ни у неё. Аттракционы нам были не по карману, а каждый стакан газировки уменьшал и без того неувесистую кучку мелочи в моём кармане.

Но было по тяге. Разница нашего с Раей состояния, состояния полного счастья и внутренней гармонии и состояния простых советских людей, пришедших прогуляться, попить пивка после полновесного рабочего дня, каких-то хохочуших студенческих группок и роты солдат в увольнилке- была громадная. Наркота приподнимала нас над землёй, что называется - тащила и пёрла, и ничьё другое пребывание в этом желтеющем и увядающем парке не было столь исполнено глубокого смысла, гармонично и оправдано, как наше.

Нам было по тяге посидеть и покурить на скамейке, побродить по аллейкам, оперевшись на парапет набережной, пронаблюдать за катерами и судами, распить на двоих, по-братски, из горлышка, бутылку тёплого "Дюшеса". Нам было по тяге разговаривать - так, обо всём. Я, помнится, больше склонялся к тайнам мироздания- нейтрино с обратным спином, как казалось мне, лежало в основе любой материи и времени; Рая - о том, как они с Павлом ездили в Карпаты, зимой, на турбазу, кататься на лыжах. Никогда не помню у себя такого беззаветного внимания к собеседнику, полной симпатии к его истории и стопроцентного сопереживания. Понимали мы друг друга также без затруднений - общение шло не на уровне вербальном, не на уровне русского языка, а на другом каком-то, больше похожим на ментальный.

В окружающем нас могло заинтересовать только то, что по тяге. То, что не по тяге, тут же выключалось из поля восприятия и переставало существовать.

-Рая!- вдруг окликнули нас из-под какого-то навеса, где жарился шашлык.- Саня!

Мы посмотрели туда. Арутюн, в белом костюме, с ещё двумя хачиками восседал за столиком, уставленном бутылками вина, тарелками с шашлыком и зеленью. Вокруг них сновали два или три официанта.

Я хотел подойти поздороваться, но Рая лишь кивком дала понять, что их видит и потащила меня в другую сторону.

-Зачем ты?- с обидой спросил я.- Может, накормили бы - меня что-то опять на хавчик пробило...

-Сань,- подбоченившись, остановилась Рая,- хочешь- вернись. Я уже говорила, что ты Аруту за девушку сойдёшь. Говорила? Зачем мешать чьему-то счастью...

-Нет, я так просто, по-дружбе,- насупился я.- Думал, им просто приятно нас видеть, вот и всё. С деньгами у них напряга нет, так почему бы...

 Некоторое время мы провели в жарком споре о том, возможна ли вообще дружба, возможны ли какие-то отношения уважения между людьми, возможна ли искренность без задних мыслей, и что было бы, подойди мы к Арутюну с его носатыми дружками.

Потом сделали проще- я зашёл в кафе "Днепряночка", где зав.производством была тётя Жанна, двоюродная тётка по отцу. Она была на месте и долго расспрашивала меня о моих успехах. Узнав, что устроился на работу, закивала одобрительно. Рассказывая, я сгустил краски, и, кашлянув смущённо, признался, что денег у нас сейчас нет - ни у меня, ни у девушки, а есть хочется...

-И, Саня, какие пустяки!- махнула тётя Жанна пухлой рукой в браслетах и кольцах.- А что, у тебя уже девушка завелась? Красивая? Ну, веди, я вам в подсобке накрою...

"Днепряночка" было тоже не слабое заведение общепита, где могли сварганить и шашлычок по- карски, и люля-кебаб, и сациви, да и просто борщ, пельмени, гуляш и галушки- всё вполне на уровне. Тётя Жанна всю жизнь проработала в этой "столовой ресторанного типа", и хоть ничего не делала, кроме как кормила людей, жила она много лучше матери, хоть и тоже была без мужа - трёхкомнатная обставленная квартира, шмотки, двухэтажная дача. Золота на работе (цепочки, кольца, серьги и зубы) она носила столько, что мне всю жизнь, кажется, не заработать, впрочем, была добрячкой и у неё всегда можно было на "халяву" пожрать. Лёнчика своего, единственного сына, она "отмазала" от армии и устроила к себе рубщиком мяса. Лёнчик хорошо одевался и копил на машину.

Рая ей понравилась - было видно сразу. Та и держала себя чересчур скромно, поглубже припрятав сигареты и поколотые вены, на её счёт я отношу то, что тётя Жанна притащила и шашлыков, и салатов, и плова.

-Ешь, вон худая какая,- без конца подсыпала она.- Да и тебе, Санька, питаться нужно лучше. Вон, в магазинах нет ничего, кроме водки - и когда её-то уберут, проклятую...

-Во девочка!- втихаря она показала мне большой палец, когда мы поели и Рая вышла на воздух.- Смотри, Санька, упустишь - последним дураком будешь...

На сытый желудок гулять по вечерним аллеям стало намного приятнее. У меня в сумке лежали ещё четыре куба морфина, время которых начало подходить. В этом отношении мысли Раи не были для меня загадкой.

-И где? Сортиров нет, везде народ - не спрячешься.

-В лодке, разве.

-В лодке? Не смеши. Во-первых, денег нет, во-вторых ширяться посреди пруда, когда тебя отовсюду видно...

ПКиО был давно знакомой мне территорией. Недалеко отсюда стояла лодка дяди Серёжи, у меня были от неё ключи, и я знал, где хранятся вёсла. Прошлой осенью дядю Серёжу на почве систематической пьянки разбил паралич, он и из дома-то не выходил, фактически передоверив мне свою посудину.

Вёсла нашлись за старым гаражом, в крапиве. Замок, хоть и проржавел немилосердно, поддался старому ключу. Сложнее оказалось столкнуть лодку (это была крепкая, добротная, не раз просмоленная посудина, не боящаяся самого сильного днепровского шторма)- лодка уже почти по ватерлинию зарылась в песок, вдобавок в сентябре из-за спада воды берег вообще отступил.

Подобно другим героям Грина - Молли и Ганнуверу, мы откопали лодку, сколько смогли, подтолкнули её к воде вёслами и так, "с толкача"- кормёжка у тёти Жанны была калорийная. Вскоре Рая уже полулежала в трусиках на баке, а я всё дальше отгребал от берега. Фарватер здесь был много дальше, и никаких судов, кроме рыбацких, мы тут не могли встретить. Место было абсолютно пустынно.

Я завёл лодку под ивы, где нас уж никак не могло было быть видно. Рая уселась поудобнее, сполоснула руки забортной водой и приступила к таинству набирания препарата в шприц. Стерильность поддерживалась уже символическая - прокипячённый дома, в электрическом чайнике, шприц- пятёрка, завёрнутый в марлю и во вчерашний крафт-пакет. Хорошо, хоть иголки были в стерильной пачке.

-Протирать вены опять нечем,- констатировала Рая.- Если бы всё, что нам рассказывали об асептике, оказалось бы правдой - прикинь- мы бы в два счёта умерли от сепсиса. Не боишься?

Набрали сразу два кубика. Сделав Рае, я подождал, пока она отдышится и овладеет собой, передал "баян".

Игла легко прошила ткани, попав в вену вместе с кровью моей Раи - впрочем, какая разница? Кровавый столбик двинулся вниз, и меня точно горячей водой обдало. Дыхание перехватило, пошли "чесунчики" и почихивания. Мозг точно погрузили в целебный бальзам, сваренный из лепестков лотоса - бальзам забвения. Приход был намного сильнее промедолового.

Мы с Раей легли, обнявшись, на самое дно лодки. Внизу журчала вода, плескала рыба, вверху шумели вербы, через жёлтые листья которых пробивалось заходящее жёлтое солнце. Было царство гармонии, вечной молодости, красоты и истины. Самое главное, рядом был человек, который всё это понимал. "Счастье- это когда тебя понимают". Совершенно с этим согласен...

Сколько мы пролежали в этой лодке - сказать не могу. Дно было удобное, из дуба, сухое, места было достаточно, два таких небольших субъекта как я и Рая легко поместились между банками, согнув головы и подогнув коленки. Время опять превратилось в точку, нас подхватило, закачало, понесло куда-то - совсем как в научно-фантастических фильмах показывают прорыв героя через время и пространство. Мы с Раей путешествовали по глубинам своего подсознания - в том, что глубины эти не маленькие, а переживания достаточно чистые, богатые и искренние подтвердит любой, кто хоть раз кололся.

Стемнело; от воды потянуло прохладой и стало "не по тяге". Первой завозилась Рая, ощутимо стуча зубами она начала одевать бельё и джинсы. Меня тоже внезапно охватил зверский холод, вызывающий крупную дрожь и ужас от невозможности пассивно согреться. Как это бывает в конце сентября, температура упала резко, да ещё на воде, кайф из нас улетучился моментом.

Нужно было срочно грести к берегу, на место, и уходить подальше от воды - туда, где город своим асфальтом ещё удерживает остатки дневного тепла.

Одним веслом грёб я, другое дал Рае - она старалась не отставать, молодец, и мы вполне побороли дрожь, когда причалили к берегу. Я пристегнул лодку на место, закинул вёсла подальше в крапиву за жестяным гаражами, и мы в обнимку пошли к остановке.

Этот раз дорога от ПКиО очень мне запомнилась- последний троллейбус ехал намеренно долго дребезжа на каждой кочке, у заднего выхода было наблёвано- точно в отместку за то, что сюда домчались со скоростью мысли. Становилось всё холоднее и холоднее, за окнами подул ветер, пошёл дождь. Мы крепко-крепко прижались друг к дружке, но нас всё равно трясло.

-Моя остановка,- вскочила Рая.- Пошли, у меня переночуешь.

-Но...

-До дому не доедешь, Папанин...

 

5. У Раи

Жила она, как оказалось, не в общаге, а во вполне приличной двухкомнатной квартире в капитальной постройки доме. Правда, она тут же объяснила, что квартира - не её, что одна из тётушек, уезжая к сыну в армию в Забайкалье, оставила её на время - смотреть за цветами и кошками. Последних было целых три, и воняло от них ещё хуже, чем от большой городской свалки, но я постепенно принюхался.

Пока Рая задавала им корму и выносила ванночки с мочой, я огляделся. Квартира была старая, "хрущёвка", большая комната которой была проходной, а малая - сделана из двух ещё более малых. Старый телевизор с выпуклым экраном, радиола, семь слоников на комоде, два глубоких "вольтеровских" кресла, круглый стол, урчащий холодильник, до предела ржавые трубы и запах ржавой воды из этих труб - вот был подавляющий аромат этой квартиры. Телефона не имелось в целом подъезде.

В холодильнике нашлось что-то поесть, и Рая начала готовить картошку с тушёнкой. Я почувствовал голод- это было странное чувство. Живот мой давно был уже полон, как барабан, и требовал облегчения, между тем я дня три не оправлялся. В последнее время и мочиться-то стало трудно.

"Спазм гладкой мускулатуры - холиномиметическое действие препарата"- подумал я и пошёл на кухню. Рая уже вполне согрелась, поэтому была в халате и домашних тапочках. На лбу её был обруч, который она, по-моему, никогда не снимала. На сковородке что-то скворчало, пахло необыкновенно вкусно. Кошки беспрестанно тёрлись у гладких коричневых Раиных ног.

-Такая домашняя...- сказал я, входя.

-Что?

-Я говорю, много бы дал, если бы такая девчонка встречала меня на кухне каждый вечер,- сказал я, садясь за стол и подпирая подбородок руками.- Рая! Ну почему тебе не согласиться? Уверен, что ты - именно та девушка, о которой я мечтал ("истекая поллюциями"),- хотел добавить я, но этот касалось только Журы.- Выходи за меня замуж. Я- старшекурсник, вот-вот закончу институт, получу диплом. Стану хирургом и начну писать кандидатскую...Читала книгу "Тэсс из рода д,Эбервиллей"?

-Санечка, мне придётся раз и навсегда попросить тебя прекратить вести со мной подобные разговоры,- вполне серьёзно сказала Рая, наполняя три кошачьих миски и оставляя их остыть, пока эти твари подняли невообразимый вой.- Мой ответ - нет.

-Почему? Нам хорошо вместе...

-Во-первых, я люблю другого.

-И трахаешься с другими...

-Не с другими, а с тобой,- Рая выпрямилась и грозно на меня посмотрела.- Только с тобой, понял? А почему - это моё дело.

Она разложила картошку по тарелкам и начала есть её. Я поковырял свою- просраться бы сначала, а потом с каким бы удовольствием...

-Ну, а во-вторых?

-Во-вторых, Санечка, я живу по закону "всё или ничего". Раз уж я родилась, раз пришла в этот мир, то пусть он под меня подстраивается, а не я под него. Я вполне достойна быть счастливой, а то, что мне выпадает, меня никак не устраивает...Я так жить не хочу и не буду. Жить, ради того чтобы просто жить- скучно, пошло подло и трусливо...

Напрягя весь свой интеллект, я попытался ответить. Чёрт, неужели она и вправду так считает? Пять лет ей всё будто, честное слово... "Быть иль не быть- вот в чём вопрос"...

-Рая, это нигилизм, инфантилизм, максимализм, достоевщина и вообще чёрт знает что. Ты же взрослая. "Над пропастью во ржи". Мир - жесток, и если будешь гнуть свою линию, то тебя саму очень скоро в дугу согнут, и никогда ты торжествовать не будешь...

Вместо ответа Рая отставила в сторону свою тарелку, оторвала приличный кусок газеты и вынула из духовки сковороду с бурым, странно пахнущим порошком. Потом появилась папироса "Беломорканал", из которой она медленно вытряхнула содержимое и смешала аккуратной кучкой с бурым порошком.

-Плана пыхнешь?- вопросительно-утвердительно спросила она, взглянув на меня глубоким карим взглядом. Её удлинённые глаза почти ничего не отражали - похоже, весь свет только поглощался ими, а не наоборот.

"Господи, до чего несчастна эта девушка,- с оцепенением подумалось мне.- И ведь совсем не дура..."

Она набила папиросу смесью табака и сушёной конопли и мы по очереди начали делать затяжки. Рая всё упрекала меня, что я не затягиваюсь как положено, но напрасно- сначала мне захотелось смеяться- кошки, особенно одна, рыжая, толстая, необыкновенно меня смешили. Я с трудом рассказал какой-то дурацкий анекдот про этих четвероногих, совсем не смешной, но Рая тоже захохотала в голос и никак не могла заставить себя остановиться. От этого смеялся сильнее я, и мы со стороны были похожи на двух сумасшедших.

Потом захотелось есть, и я умял всю картошку, потом мысли о матери, которая, наверное, выпила дома всю валерьянку, оставили меня, я почувствовал сильное возбуждение. Коснувшись Раи, я увидел, что и она вся горит, и мы отправились на ковёр - старый тетушкин диван, конечное, не выдержал бы тех вещиц, которые мы там творили, а мы творили всё, и творили очень долго.

Утомившись, наполнили ванну горячей водой, взяли "косяк" и сели туда, навалив пены под подбородок. Я устало молчал- говорила Рая. Несла она какую-то чушь- снова про Пашу, про свою провалившуюся женитьбу, про то, что любви нет, что мир- просто ужасен, но согнуть её никому не удастся, это будет красивая смерть. Про смерть она, видимо, постоянно думала.

-И что они со мной сделают?- спрашивала она.- Ну, скажи, что?

"Они"- это были враги в образе персонифицированного мира.

-А как ты...- начал я.- Нет, пожалуй, я не хочу знать. А когда?

-Скоро уже, наверное,- помрачнела Рая.- Как конец такой весёлой жизни подойдёт - так и всему конец.

-Да когда он ещё подойдёт - жизнь по-настоящему только начинается...

 -Мне одного человека только жалко будет - Мазепу,- не слушая меня, медленно, с остановившимся взглядом, продолжала Рая.- Иван Степанович - настоящий, он добрый и справедливый. По уму, ему бы министром здравоохранения быть, или хотя бы главным травматологом Минздрава. Вот его высота, вот его поприще - он бы живо порядок навёл. А так, как всё складывается - не усидеть ему долго. Вот посмотришь....

Вода вскоре остыла, и мы перешли в залу, где Рая застелила старый диван довольно чистым бельём. Некоторое время лежали и медитировали, крепко обнявшись и сопя практически в унисон. Потом она, накинув сверху тёткину шаль, пошла на кухню. Я последовал за ней- вовсе не потому, что не доверял или чего-то боялся, а просто не мог оставаться без этой девушки, вот и всё.

-Чайку горячего-горячего сейчас хорошо,- объяснила она. - Он на отходняках знаешь как усиливает? А спать и не пытайся- всё равно не уснёшь, пока на кумаре.

Оказалось, что она права, и что стакан горячего сладкого чаю вновь вызвал чувство сродни приходу и целый вихрь мыслей. Я захотел снова анаши, но Рая не дала.

-Завтра голова знаешь как будет раскалываться?

Потом снова легли, полежали в хрустально-кристалльной структуре комнаты. За окном постепенно начало светать.

-Что делать будем?

-Как что? Останемся у тебя...Мне только матери позвонить нужно.

-Нет, Санечка. Осталось у нас с тобой два последних кубика,- с сожалением ответила Рая. - К вечеру уже начнёт ломка давить- может, не очень сильная, но неприятная.

-Ломка? Уже?

-А ты как хотел- ведь мы с тобой на систему присели.

-Уже? Так быстро...

 -Поэтому нужно идти на работу. Я сейчас иду - на сутки, ты вечером к шести подрулишь. Будем, как белочки, запасы делать. Ты и так молодец - если б ничего не вынес, фиг бы уговорил с тобой пойти. Но неплохо время провели, а?- она толкнула меня локтём в бок.- Да ладно тебе кукситься - ты нормальный, клёвый пацан, с тобой весело. Честно, не ожидала. У меня ведь друзей тоже нет.

-А Лариска?

-Ну, она вроде старшей сестры, что ли. Дальняя родственница. На иглу подсадила.... нравится она тебе?

Я что-то угукнул. Раскрывать свои отношения с Журой не хотелось. Но Рая ни о чём не догадывалась и спросила просто так.

Мы ещё немного полежали- я целовал ей между ножек, Рая- головку моего члена. Для настоящего полового акта мы были слишком вялы. Возиться с половыми органами друг друга сейчас не очень хотелось. Действие нас заводило, да, но несильно, как-то по обязанности, поэтому хотелось лучше кольнуться, чувствуя в этом настоящую свободу и полёт.

-Ладно, пошли- по последнему, и на работу. Ты не вздумай сегодня институт пропускать- если дома ляжешь, то всё, раскумарит, два дня не поднимешься. А за дружбу сделаем на брудершафт...

У Раи оказался ещё один шприц-пятёрка, который она хранила в небольшом стерилизаторе на всякий случай- соседи, зная, что племянница "Гамалихи"- медсестра, часто приходили сделать то алоэ, то витамин, то но-шпу. Вскипятили оба шприца, в каждый набрали по последнему кубику морфина гидрохлорида. Потом легли рядышком, я вручил ей свою правую руку, она мне- левую. Дальше перетянули плечи, протёрли локтевые сгибы и синхронно вонзили иглы в вены друг другу.

-Ну...раз...два...три...

 

6.Жизнь- это восторг

От Раи я ушёл рано, часов в семь, на самой высоте первых, самых радостных послеприходных ассоциаций. Звоня из первого же автомата домой, матери, я был полон благодушия, оптимизма и восторга. Её настырные вопросы о том, где я был, где сейчас нахожусь и что со мной происходит, даже привели меня в раздражение- ночь я провёл у самой лучшей девушки в мире, сейчас собираюсь в институт на Кафедру экспертизы временной нетрудоспособности, ничего необычного со мной ровным счётом не происходит, сегодня иду на дежурство, увидимся завтра.

-Нет, ты стал курить, стал безалаберным каким-то- раньше ты таким не был,- глубоко вздохнула мать.- Честное слово, лучше бы ты на эту работу не устраивался- прожили бы как- нибудь до твоего диплома...

-И совсем чтобы не рос...- ехидно добавил я.

-Я сон плохой видела, Саша. Не стану рассказывать...Основные проблемы ещё впереди, и уберечь тебя я не смогу. Храни, заступись за тебя царица небесная...

Несмотря на высшее культурное образование и профессиональную начитанность, мать была верующа и суеверна как крот.

-Ну всё, мам, тут троллейбус подошёл. Целую,- заторопился я.

С момента "брудершафта" прошло уже около часа, и я испытывал всё более нарастающий восторг. Внутри всё пело и танцевало, всё, буквально всё радовало- и ширина проспекта Ленина, на который мы выехали, и длинная плотина над седым Днепром, и даже дырки от снарядов в бетонных блоках- "Эти раны- свидетели суровой осени 1943 года". Радовали шлюзы, в которых сейчас поднимались какие-то сухогрузы- не понимаю, как, лишь однажды увидев сухогруз в трёхступенчатом шлюзе, груженный марганцево-никелевой рудой, можно было не умереть от счастья. Наш Л..., проявляющийся из раннесентябрьской дымки, показался мне красивейшим городом на земле.

Немного мешали люди, набивающиеся в машину с каждой остановкой всё больше и больше- Л... был весь построен вдоль проспекта Ленина, который был его самой большой транспортной магистралью и по которой, в основном, ходили почти все номера троллейбусов, трамваев и автобусов. Когда ближе к площади Космонавтики меня окончательно притиснули к поручням, я решил покинуть салон и продолжать путь до Кафедры пешком - благо, времени было с избытком.

Из троллейбуса я не вышел, а, по меткому выражению д-ра Мазепы, "десантировался"- ибо слёт со ступенек в толпе толкающихся граждан ещё до того, как машина затормозила, слёт прямо на высокий парапет тротуара было занятием далеко не безопасным. Пользуясь молодостью, небольшими габаритами и кое-какой физподготовкой, мне удалось благополучно встать на ноги и продолжить путь, между тем какую-то пожилую женщину начали хором поднимать с проезжей части - сама встать она не могла.

Кто-то побежал вызывать "скорую", и я ухмыльнулся- похоже, родная травма без работы в пиковые часы никогда не остаётся. Подумал о Рае, которая была вынуждена добираться до "семёрки" в таких же обществено- столыпинских условиях - на "тачках" она ездила только в том случае, если были деньги - сразу же по приезду расплатиться с водителем - а с деньгами, да ещё в конце месяца, у Раи тоже была напряжёнка. На "халяву" или "за красивые глаза" она никогда не ездила, не считая вчерашнего Гену-плёночника. Мне стало жалко, что её нет сейчас рядом, что мне приходится идти вот и восторгаться утренним Л... одному. Ещё никогда одиночество не доставляло мне каких-либо неудобств или страданий.

 Я не спал уже несколько ночей, но свежевпрыснутый в венозное русло морфин творил настоящие чудеса. Я не ощущал ни следа малейшей сонливости, вялости или хотя бы желания полежать - наоборот, препарат пробуждал сильнейшее стремление двигаться, действовать, открывать и открывать для себя этот новый, совершенно необычный мир.

Я двигался по давным-давно знакомым улицам Л... неспешной походкой. Состояние моё чем-то напоминало состояние человека, вернувшегося в родные места после многолетней отлучки. Витрины магазинов, которые только начали открывать, городские учреждения, к которым с разных сторон сходились толпы совклерков- накрашенных с заметным вызовом женщин 30-40 лет, сгорающих от желания обменяться последними новостями. Свежие газеты, которые начинали расклеивать на стенды расклейщики, школьники, стекающиеся к школьным подъездам - всё это необычайно возбуждало моё любопытство. Хотелось буквально узнать о каждом встречном прохожем, о том, кто он, откуда, и главное - почему он такой славный человек.

На пересечении с улицей Героев- панфиловцев проспект был перетянут огромным плакатом "Мы придём к победе коммунистического труда", что тоже прибавило мне восторга. Ленинские выражения были просты, кратки и легко запоминались. Например - "Коммунизм- советская власть плюс электрификация всей страны" или "Из России нэповской будет Россия социалистическая". Мысли вертелись в голове со страшной скоростью, каждая была очень глубока и каждую можно было смело записывать- но ухватить или удержать в памяти ни одну мысль хоть какое-то достаточно продолжительное для запоминания время я не смог. Я решил попробовать их записывать, как только доберусь до института.

Я свернул в центральный парк и походил пустыми в этот час аллеями, сильно заваленными сухой листвой, с умилением посмотрел на нескольких бабушек, вышедших на раннюю прогулку с внуками, с неодобрением - на парочку бегунов трусцой в сопровождении огромных собак-овчарок. Этим мужикам полагалось работать, а не бегать по паркам. "Большое начальство или торгаши-подпольщики. Миллионер Корейко очень берёг себя для капитализма"...

Захотелось пепси-колы, и я свернул в только что открывшийся Центральный универмаг "Украина". Бутылку пепси-колы я выпил с удовольствием, но меня тут же стошнило, и я едва успел отбежать за мусорный бачок.

 Рвота, как ни странно, была приятна и принесла немедленное облегчение. На меня с удивлением посмотрели несколько прохожих.

"Это вам не просто так - это смычка,- с торжеством подумал я. -Но вообще-то нужно осторожнее"...

Потом мне неудержимо захотелось курить через мундштук, и я купил один - заодно с чёрными очками в табачном киоске. К кафедре ВТЭКа, стоящей в глубине переулков, я подошёл в новой экипировке - в очках, с "Космосом" в мундштуке и с бутылкой "Пепси-колы" в руке. К последней я прикладывался теперь очень осторожно.

Группа уже почти вся собралась на крыльце и дружно смотрела, как я подхожу. Пока я шёл, глядя в сторону и пятёрней постоянно поправляя и отбрасывая волосы на затылок, никто ничего не произнёс, кто-то закашлялся бурно, кто-то ухмыльнулся. Мой выход произвёл впечатление.

Меня спросили, где я был два дня, и я повторил - ангина, но уже лучше, пропущенное отработаю. Я достал тетрадь и ручку и попытался записать несколько мыслей, образов или рифм, постоянно рождающихся в голове, точно в огромном реакторе. Но и это оказалось не под силу- мысли и образы никак не хотели формулироваться. Этот опыт заставил меня призадуматься.

"А есть мысли-то?- пришло мне в голову.- Продуктивна ли эта деятельность, и насколько? Помню, я даже пьяным, лет в 14, когда первый раз напился вусмерть, и то рисовал какие-то картинки. А здесь? Вроде бы под черепной коробкой у тебя целый кладезь - стихи, поэмы, романы, картины, гениальные открытия- а вот нет ничего. Может, это всё кажущееся? Эмоциональный образ мыслей принимаем за мысли"?

"Но с другой стороны - само восприятие. Я абсолютно, безбрежно счастлив, и единственное, чего мне хочется - это оказаться с Раей подальше отсюда, где-нибудь на экваториальных островах под пальмами, в пене прибоя, и чтобы бочка с морфином"...

Нет, без Раи чего-то явно не хватало. Вспомнился вопрос Фауста:

 

Скажи, когда ты не скучал? Подумай, поищи. Тогда ли,

Как над Вергилием дремал, а розги ум твой возбуждали?

 

Вошла преподавательница- Маина Водояровна Капустянская- высокая, худая особа 50 лет, заняла место на кафедре и монотонным голосом начала:

-Причины стойкой утраты трудоспособности при болезнях органов дыхания....

Я почувствовал несвободу и желание уйти. Но уходить нельзя было - Экспертизу нужно было отсиживать до мозолей на заднице. Я вздохнул, постарался подавить владеющее мною всё утро чувство восторга и начал записывать причины стойкой утраты трудоспособности. Чудесное утро, кажется, закончилось. Единственное, что мне оставалось- это ждать вечера, когда я смогу увидеть Раю.

 

7.Новые лица в травме

После Кафедры экспертизы была кафедра Глазных болезней. Мной овладело плато, и я преблагополучно продремал на задней парте. Впрочем, я не спал- я слышал всё, что говорил преподаватель и даже отвечал на вопросы. М.А.Б. же описывал, как его поднимают к больному и одновременно он слушает пение Амнерис- симптом очень характерный. Я, конечно, не театрал, но раздваиваться и делать одновременно два или три дела у меня получалось ничуть не хуже. Я слушал преподавателя,- лекцию об иридоциклитах и увеитах, одновременно -мозгом- группу "Аквариум":

 

Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,

Но давай проведём этот вечер вдвоём.

 Если кончится день, нам останется ром-

Я купил его в давешней лавке...

 

 и проговаривал в структурах памяти любимые строчки из Сэлинджера.

 

"Вокруг были одни подонки. Честное слово, я не вру"

 

Выходило очень неплохо.

К тому же у меня получилось сходить по-большому в большом и светлом кафедральном ватерклозете - запор преследовал меня четыре или пять дней- отчего я ощутил огромное соматическое облегчение.

Травма встретила меня вечно подъезжающими и отъезжающими машинами "скорой", рядом окровавленных и измятых пациентов на стульях, ждущих своей очереди, не успевающей закрыться дверью травмпункта, старающимся "обслужить контингент" поскорее, курящим папиросу Поливодой- Герман Григорьевич был в новеньком хирургическом белье и смотрелся настоящим зелёным великаном.

-Стрелянного привозили,- вполголоса объявил он мне.- Менты привозили, час назад.

-Как, настоящее, огнестрельное ранение?- не поверил я. - А, поймали кого-то, вот он при задержании...

-Плечо, сквозное,- скроил брови домиком Гера.- Обработали, они его в камеру увезли. Вор в законе какой-то оказался, по кличке Чех. Две автодорожки были...

В отделении было спокойнее. Мазепа ещё был здесь и не уходил домой, бегая и отдавая последние распоряжения. Я с огромным облегчением увидел на первом посту Раю, приветственно махнул ей рукой, побежал переодеваться. Пока я делал это, в сестринскую зашла старшая.

-Пришёл, значит,- весьма сухо констатировала она.- Явился - не запылился. А позвонить мне никак нельзя было?

-Да ты что, Жур?- искренне удивился я, глядя на неё снизу вверх.- Зачем звонить- я что, в другой город уехал. Позавчера ведь только виделись... Что за сверхлирика -"позвони мне, позвони"...

-А дома тебя почему вечно нет? Вчера до часу звонила... с мамашей твоей очень любезно пообщалась...

-Заночевал у товарища - мы с ним топочку учили,- не моргнув глазом, соврал я.- Жур, если ты теперь шпионить за мной решила, то... Я тебе очень обязан, но... Я, кажется, взрослый человек, совершеннолетний...

-Прости,- она села рядом, закрыв лицо руками.- Сама не знаю, что со мной творится. Я не хотела. Я вполне ведь решила дожить жизнь одинокой старшей сестрой на этой собачьей должности, что мне никто не нужен, и что я никому не нужна. Как в фильме "Зимняя вишня". А тут ты подворачиваешься... и даже не звонишь...

Она тихо заплакала.

-Жур, ну Жур же,- забормотал я, гладя ей плечи и колени. Мне стало её жалко, жалко по-настоящему, я едва сам не заплакал. Я за свою бытность медицинским студентом препарировал человеческие трупы, забивал бродячих псов и декапитировал лягушек, на Военной кафедре даже самолично умертвил подопытного рыжего кота смертельной дозой какого-то дихлофоса. Странно, что такие вещи совсем не очерствляют сердце, и можно оставаться чувствительным, как институтка из Смольного.

-Мы с тобой можем только здесь видеться,- шмыгнула она носом.- У меня работа, у тебя учёба, а в кино нам таскаться некогда - не хватало тебя ещё этим напрягать. Да и старая я для тебя... Тебе молоденькая девочка нужна, вроде Райки...

Положительный ответ, понял я мигом, убил бы наши отношения, поэтому я постарался фыркнуть попрезрительнее:

-Да ну её- точная Кончаковна... Шемаханская царица... Нерусь- она и есть нерусь.

-Правда? Повтори....

Мы перешли в кабинетик старшей, где закрылись и быстренько осуществили половой акт. В дверь несколько раз стучали, но мы не открывали- еблись. Это сейчас было самое-самое, страшно важное. Я накончал в Лариску как следует, точно и не было вчера совершенно бессонной ночи, проведённой в обществе "неруси".

Потом, как ни в чём не бывало, мы вернулись в сестринскую, и старшая, закурив, сдала мне смену- т.е. объяснила функциональные обязанности на сегодняшнюю ночь

-Поступили четверо- два бедра, на вытяжении в 5-й палате. Инфузию им там уже провели, наркота- омнопон- расписан. Ничего у них не болит, так что если с****ишь себе пару кубов, только молодец будешь. В 7-й парень после тяжёлой производственной- там левая рука в пресс попала. Открытые переломы обеих костей, остеосинтез аппаратом Илизарова. Там и антибиотики, и метрогил, и анализы, и смотри- без прома его особо не оставляй, больно ему. Если что, скажи Гере- он допишет пару доз в назначениях. В спецтравме бомж с лодыжками на спицах, фиксированный. У него подключичный катетер, так что прокапать и вечером придётся. Ну, и за стопой присматривай....

Теперь самое главное - в 111-ю человека положили. Это личное распоряжение Мазепы- какой-то его хороший знакомый, зовут Юрий Яковлевич. Он после какого-то давнего перелома голени, на восстановительном лечении - массаж там, душ Шарко, физиолечение, ЛФК. Медикаментозного лечения никакого - я имею в виду уколы и таблетки. Разве на ночь ему микстуры Кватера нальёшь, если сам попросит, да пару таблеток реланиума. Мужик очень хороший - поэтому не груби, если позовут к телефону- зови, если придут, хоть среди ночи- пусти. Холодильник- полный жратвы и выпивки.

-А кто он такой-то? Дважды Герой?

-Сань, это- травма. Меньше знаешь- крепче спишь и дольше живёшь. Мазепин клиент- и хватит с тебя. Об этом никому не слова. От Райки подальше держись - она хоть и моя подруга, но девчонка- оторва, шпана, хорошему ничему не научит. Особенно после того, как у неё с Пашкой не получилось. Эти азиатки - вечно злющие, как крысы- характеры такие. Утром меня дождись - проверю все журналы и ампулы приму на счёт. Кстати, если у тебя что-то с учётом наркоты случится или ампулы перепаянные найду - учти, жалеть и заступаться не буду. Завтра же отсюда вылетишь безо всякого шума...

-Жу-ур...

-Да, я- начальство,- легко высвободилась она из моих объятий.- Кстати, завтра я вечером дома. Постараюсь пораньше прийти - заскочил бы после занятий, я б тебя обедом накормила... Правда, я голубцы домашние знаешь как готовлю?

Жирно чмокнув меня в губы, старшая удалилась, высоко взметнув голову и цокая каблуками. Сразу после её ухода появилась Рая - в коротком белом халате, в тщательно подогнанном по фигурке голубом белье. Она сразу серьёзно спросила- как я в целом, и это было чертовски приятно, когда тобой по-настоящему интересуются. Моя подруга была, как всегда, выше любых, самых талантливых описаний - только губы уж очень ярко накрашены да карие глаза нехорошо налиты.

Мы начали целоваться. Рая прикрыла дверь, прижалась поплотнее сразу и почувствовала неладное.

-Что, с Журой что-то было?- сразу же догадалась она.- Леди Макбет травматологического отделения! Ни и как она? Небось голодная как волчица? Надо же, глаз на тебя положила....

-А тебе-то что?- огрызнулся я.- Мы - друзья, и не более.

-Так, ничего. Просто интересно. Конечно, вы с ней друзья- друзья, хотя кто в это поверит. Ну, дотерпел до вечера? Тогда пошли на "брудер"- я четыре куба промедола заначила. Для раскумаривания самая лучшая доза....

Процедурную заперли, предплечья скрестили, предварительно перетянув жгутами. Смотрелось красиво, точно какое-то ритуальное действие в пантомиме, когда руки и ноги специально переплетаются, создавая узоры и символы. Или как в вестернах, где белый и индеец становятся кровными братьями. Я попал первый, Рая следом. Переглянувшись, отсчитали до трёх, начали. Ввели, словили приход, состукнувшись головами, посидели рядышком на тахте, зажав локтевых сгибах ватки со спиртом. Подождали, пока не начали выбираться на плато.

-Что, пошли работать?- первая сказала девушка, выбрасывая ватку в окно - по правилам конспирации наркоманов, её можно было отыскать в ведре и доказать идентичность крови с твоей. Потом объясняй, как в ведре оказалась ватка с твоей кровью, и не наркоман ли ты вообще-то, мил человек. А сыскать сей предмет в мокрой рослой траве не смог бы, наверное, даже Шерлок Холмс, вооружённый самой сильной лупой...

Дежурство на посту и сегодня ничем не отличалась от прежних трёх. Я уже вошёл во вкус и знал, как сделать что-то с наименьшими затратами времени, энергии и с наибольшей эффективностью.

Омнопон "бёдрам" я колоть, конечно, не стал- это были две дородные матроны лет 40, которым вполне хватало систем вытяжения, анальгина с димедролом и седуксена, который я не жалел для создания "литического" коктейля. Дрыхли обе без задних ног. Я только поставил обеим мочевые катетеры и наладил систему оттока, чтобы тёти не испытывали никаких проблем.

"Если до утра не уколю ни разу, получается восемь кубов,- подсчитал я.- Уже неплохая добыча. Но Райке пока ничего говорить не стану- всё утром...".

"Производственная" и правда производила жутковатый вид- вся левая рука поступившего, от кисти до плеча, была окольцована илизаровскими деталями, прошита спицами во многих местах и порядком отёчна. И повязки, и кольца были в крови, из-под бинтов высовывались шланги приточно-отточной системы. На боли парень не жаловался, но дозу промедола я ему решил не уменьшать.

"Должна же быть и в нашей профессии какая-то гуманность",- подумал я вполне справедливо.

В спецтравме лежал "психующий"- многолетний алкоголик, выпрыгнувший с третьего этажа в приступе белой горячки. У него имелся открытый трёхлодыжечный перелом слева; поскольку с дачей наркоза в таком состоянии были проблемы, дюжий Поливода скрутил истощённого алкоголика, как котёнка, как тот ни орал, как ни пытался кусаться и царапаться, как ни кричал "менты грёбанные" и "волки позорные". Другой врач, Евгений Семёнович, зафиксировал перелом спицами "под крикаином", зашил раны и пациента благополучно прификсировали к лежанке.

Я проверил капельницу, морщась - конечно же, никакой контроль за сфинктерами в таком состоянии невозможен, и больной, которому не додумались поставить катетер, напрудил обширную лужу.

-Поговори со мной,- попросил он меня настойчиво.

-У меня работа, дядя,- грубо ответил я.

-Ну хоть капельку...

-Что, житие свое рассказывать станешь? Я тебе его сам могу рассказать... А то, что жизнь- сплошное гавно, в обсуждении не нуждается...

Повязки были относительно сухие, стопа хоть отёчная, но тёплая, и я покинул спецтравму.

-Ты видел?!- прикрывая рот рукой, спросила Рая, когда мы снова оказались в процедурке.- Ты в кухонный холодильник заглядывал?

-А что там- труп?- сострил я и отправился взглянуть.

В буфетной стоял довольно большой "Минск" с двумя камерами, выше меня ростом. Буфетчица обычно хранила в нём кристаллическое масло, несколько тарелок с застывшими макаронами, дрожжи и сахар - чтоб не пожрали мыши.

Сегодня обе морозилки были набиты мясом - причём одной только вырезкой, свиной и говяжьей. В других отделениях было полно головок сыра - не колбасного, а настоящего, "российского" и "пошехонского", каких-то сервелатов и грудинок, сосисок мешками, импортного масла пачками. Внизу стояли два торта и всё нижнее отделение было забито хорошими, отборными фруктами - виноградом, яблоками, апельсинами. На холодильнике стояло несколько банок настоящего бразильского кофе и лежали коробки конфет "Птичье молоко" и "Торт шоколадно-пралиновый". В тумбочке прятались несколько бутылок коньяку, "Посольской" и шампанского.

-Коммунизм, что ли, наступил?- спросил я, возвращаясь в процедурку.- Я такого даже в Москве не видел.

-Какой коммунизм- это от того дядечки, что Мазепа тебе в 111-ю положил. Это от него друзья приходили и всё это изобилие принесли. "Ешьте, не стесняйтесь. Можете даже домой забирать,- так сказали.- Мы будем каждый вечер заходить- смотреть, и, чего нет, докладывать. За всё, мол, заплачено". Журе целый ворох каких-то джинсов и футболок припёрли - мы всё утро примеряли. Косметика - вон, видишь,- Рая показала губы.- Только просили никому из других отделений не говорить. Деловые ребятки, серьёзные...

-А почему?

-Врачебная тайна.

-А кто этот дядечка? Прямо граф Монте- Кристо... А ну...

Я сбегал на пост и достал историю болезни из папки 111-й палаты. Ничего особенного - история как история, в несколько листиков, как любая история свежепоступившего. "Богоявленский Юрий Яковлевич", год рождения- 1946-й, 05мая. Проживает по адресу "Сталелитейный бульвар, дом 12, корпус 2, кв. 458". Ничего особенного - ни желтухи, ни переливаний крови, ни педикулёза. А вот это уже интереснее - в графе "место работы" написано "Специалист по снабжению".

Ещё интереснее было то, что Юрий Яковлевич поступил в отделение в "плановом порядке" для "проведения курса восстановительного лечения". Осмотр при поступлении был написан рукой Мазепы и сообщал о том, что в 1980 году у пострадавшего был "оскольчатый перелом бедра" и теперь функция левого коленного сустава ограничена. Из-за относительного укорочения длины сломанного бедра на 4 см у больного имеется компенсаторный сколиоз и остеохондроз 2-й стадии с болевым и корешковым синдромом. Больше никаких интересных сведений история о поступившем не сообщала, кроме того, что направлен он был лично д.м.н. зав.отделением Мазепой И.С.

Мы с Раей съели колбасы, сыра, выпили кофе. Кофе, как я заметил, нивелирует эффект препаратов. Пока мы делали это, Рая паяла промедол- в карманах у неё были десять ампул из новой пачки с отпиленными кончиками, лекарство из которых было высосано до капли, а взамен влито другое- в основном, физиологический раствор. Запаять конец ампулы на газовой плите не представляло никакой сложности - стекло краснело и само собиралось в пузырёк, обволакивая дырочку. Обнаружить потом ничего невозможно было. Ампулы укладывались обратно в коробку, аккуратно заклеивались и возвращались в сейф. Коробка предварительно вскрывалась на струе пара из носика чайника- как секретная корреспонденция в 19 веке. Вот и всё - если у вас не дрожат руки, и вы делаете всё это в резиновых перчатках, уличить вас нет никакой возможности.

 Украденный промедол выливался в заранее отмытый флакон из-под антибиотика с пригнанной пробкой, откуда набрать его в нужном количестве никакой сложности не составляло.

Потом заскакивал Гера - спрашивал, как дела и не жалуется ли "производственная". Я ответил, что беспокоился два раза. Поливода пошёл осмотреть его и вернулся с историей, в которой были записаны четыре лишних промедола на эту ночь.

Поступил чрезмыщелковый перелом плеча, который повесили на вытяжение- ещё три лишних промедола оказалось в нашей кошёлке. Потом был укушенный - крыса укусила мальчика за палец и убежала. Тяжесть здесь определялась локализацией - укусы, пусть минимальные, за пальцы и за лицо, считались особо опасными в отношении могущего возникнуть бешенства, поэтому таких пострадавших госпитализировали и кололи им "безусловный" курс, включая антирабическую сыворотку и вакцину.

Таинственная "Железная маска"- Юрий Яковлевич их своей палаты не показывался, я тоже предпочёл не заходить, хотя побороть любопытство в данном случае- вещь непростая. Кажется, там работал телевизор, пахло крепким кофе и хорошим трубочным табаком.

Ночь, кажется, обещала быть спокойной. Уколовшись "на брудер" омнопоном по полтора куба, (Рая этот раз настояла, чтобы мы оба одели резиновые перчатки- "чтоб не делать отпечатков", сострила она) мы с Раей посидели, повылавливыли кайф. Омнопон представлял из себя тот же морфин с добавлением прочих, не столь токсичных алкалоидов мака- кодеина, папаверина и пр. "Пёрло" от него за милую душу, сильнее, чем от чистого морфина - постоянно то что-то чесалось, то кололось, причём невообразимо приятно.

Легли мы на разных кушетках. В сестринской наступила тишина, сопровождаемая очередным чьим-то почёсыванием. Кстати, "чухалось" больше всего там, где была одежда, поэтому, недолго думая, я всё с себя стянул. Рая, подождав немного, последовала моему примеру. Ещё немного подождав и решив, что мне по тяге было бы лечь и усадить её на себя, спрятав в сладких глубинах Раи восставший половой орган, я начал перебираться к ней на кушетку, но получил неожиданный отпор.

-К Лариске вон иди!- яростно прошептала Рая, изо всех сил отпихивая меня.

-Не хочу я к Лариске... у меня с ней другое...

-Какое ещё другое? Не "дрючба", что ли? Стихи ей читаешь? Белошицкий, дай полежать и поторчать в одиночестве...

Но я был настойчив, лез с поцелуями во все места, и вскоре Рая, оседлав меня, лежащего, подобно степной всаднице, неслась во весь опор - мне даже не приходилось ей помогать. У таких девушек всё само получается, такие - совершенные - они и родились, эти девчонки...

 

8.Юрий Яковлевич

Вот так примерно прошло две недели. Ко второй половине октября я стал вполне искушённым травматологическим человеком, запросто зашивающим раны, без разговоров "успокаивающим" бушующих алколголиков отработанным ударом маваши-гери, и в считанные секунды фиксирующим их к лежанкам. Уколы и капельницы не составляли для меня никакой проблемы - я мог делать их с закрытыми глазами. Я в совершенстве освоил нелёгкую науку скелетного вытяжения и даже сам дважды проводил и закреплял спицы - раз под присмотром Мазепы, другой - Арутюна. Я освоил сложное таинство иммобилизации- и проволочными шинами, и гипсовыми лонгетами. Последние получались у меня лучше всех - Иван Степанович хвалил. Ну и всё такое. Короче, проблема с работой у меня, я считал, была решена, и те 80 рублей, что платили мне в зарплату, совокупно с моей повышенной стипендией (50 рублей в месяц) вполне позволяли решить материальную проблему доучивания меня в мединституте.

По "бригадному" подряду я попадал в основном с Раей- мы с ней считались "бригадой", вот нам и платили в зарплату рублей на 10 больше. Кроме меня, с ней работать никто не хотел- у "Гамалихи" был тяжёлый, "татарский" характер. В действительности, девушка была просто слишком начитанная для медсестры, слишком развитая в известную сторону, слишком красивая и готовила себя совсем к другой роли. При малейшем соприкосновении с действительностью она могла и "психануть". Уже все знали про пощёчину проректору Тяглому и про расстроившийся брак с Мельником. Она старалась повыше задирать голову и ни на какие намёки не обращать внимания.

Мужчины продолжали оказывать ей всяческие знаки - то Гена, когда-то подвозивший нас, разыскал её в больнице, на дежурстве, и принёс каких-то цветов и хороший рыбный балык. То Арутюн в свободную минуту подсаживался с разговорами про "тачку" и поездку в Крым, то многие больные- молодые и совсем не плохие ребята, среди которых было даже несколько инженеров- заводили с Раей какие-то серьёзные разговоры. Она была не из кокеток- сразу хмурилась, всем видом показывая, насколько ей неприятно внимание, "отрезала" двумя-тремя словами, так, что никто из пытавшихся ухаживать за ней не возобновил попыток.

Сложнее было, когда на неё "положил глаз" Юрий Яковлевич. Это, как оказалось, был пятидесятилетний лысый мужчина восточного, точнее, среднеазиатского типа- небольшого роста смуглый субъект, с улыбкой от щеки до щеки, назначением которой было скрыть мысли и истинное лицо, как у японского самурая.

Что он на самом деле лечил- не знаю. Ноги у него были вполне здоровые, да и вообще с виду это был крепкий, ухоженный и спортивный человек. Мазепа назначил ему всякие восстановительные процедуры, вроде душа Шарко, общего массажа, барокамеры, обследование всех органов и систем - в общем, тут попахивало частной клиникой, но я уже научился молчать и ни на что подобное не реагировать даже в мыслях. Свою задачу в травме я уже достаточно освоил.

Ничего неприятного в Богоявленском не было - несмотря на дружбу с самим Мазепой, он ничуть не задирал нос, был скромен, со всем персоналом приветливо здоровался первым, всегда наполнял наш холодильник дефицитными продуктами и "доставал шмотки". "Турбуленс", с такой помпой принесённый тогда Арутюном, он заменил другим - "настоящим". Действительно, разница чувствовалась в пользу последнего, и после него-то ларискина дырочка стала намного приятнее и поддалась мне, наконец. Мне его "ребята" достали отличный джинсовый комбез и "дутую" куртку на зиму, причём на вопрос о цене Юрий Яковлевич лишь укоризненно развёл руками и поцокал языком.

Кажется, адрес "Сталелитейный бульвар" был липовым, и таинственный пациент был откуда-то из самых южных республик.

В номере больной сам старался поддерживать порядок. У него был хороший кассетник "Аива"- из тех, что можно было привезти только из загранки, и ещё какая-то техника вечно стояла под кроватью в коробке.

-Видеомагнитофон,- улыбался мне Богоявленский.- Настоящий, японский. И кассет полно. Ой, каких кассет...- он плотоядно причмокивал языком. Кассеты, очевидно, были с цветной порнухой, не иначе.

-Покажите, Юрий Яковлевич. Как-нибудь на дежурстве нечего же будет делать?

-Хитрый какой. Приведёшь с собой Раю- покажу... А пока съешь дыньку или виноградика. Коньяку не хочешь?

Азиат улыбался ещё шире. И видно было - про Раю не шутил. Он как-то знал, что я имею влияние на свою напарницу.

-И ещё кое-что ей скажу, наедине- девочка очень довольна останется...

Но та и слышать не хотела.

-Он у тебя на посту лежит? Вот тебе пусть и показывает,- хмуро сказала она. (Рая в последние две недели стала чересчур много хмуриться). - А мне у него в палате делать нечего. Хоть межпланетный корабль пусть показывает...

 

9. Это сладкое слово- "смерть"

Личная жизнь "Гамалихи" была сейчас вполне устроена- она пока жила у тётки, хотя та вот-вот должна была вернуться, работой на 1,5 ставки, добычей и выносом наркотических препаратов- мы с ней ни разу так и не попались- и проведением свободного времени на вышеуказанной квартире в моём обществе. Мы сошлись так, как редко сходятся люди. Отношения наши оставались те же- "брудер", и хоть я и был уверен, что люблю её как никого и никогда не полюблю в жизни, сводились они к "ширянию", "ловле прихода", разговорам по тяге, и половой жизни- тоже по тяге, в зависимости от того, в какой фазе биотрансформации в клетках организма очередного омнопона мы находимся- в возбуждающей или тормозящей. С друг другом мы вполне освоились, и как сделать так, чтобы не обидеть партнёра, а доставить ему максимум возможного сейчас удовольствия- вполне.

С работы мы уходили вместе, и нас часто можно было видеть в магазинах, в парке, на проспекте Ленина- мальчик и девочка занимались прогулкой по тяге или приобретением необходимых для жизни продуктов. Она часто ждала меня после занятий, и группа уже привыкла к Рае как "Сашиной девушке". Мы. как ни крути, жили, сожительствовали, вели хозяйство. Я ощущал себя совсем взрослым.

Знакомиться с матерью она категорически отказалась, и той пришлось довольствоваться моими рассказами о той чудесной, полной достоинств девушки, у которой я провожу иной раз по двое суток кряду.

Мать вздыхала.

-Это Лариса?

-Нет. Её зовут Рая...

-Тогда почему эта Лариса постоянно звонит сюда?

-Она моя начальница и наставница, мам.

-Может, у этих обеих девушек и масса достоинств, только я об одном молюсь - чтобы они как можно скорее исчезли из твоей жизни. И одна, и другая. Ты посмотри на себя, как ты изменился за месяц- худой стал, бледный, взгляд отсутствующий... успевать хуже стал, кучу отработок накопил...

В институте я действительно стал появляться достаточно редко - хорошо, если два раза в неделю, садился на заднюю парту и занятие проводил в том состоянии повышенной ассоциативности, слушании мозгом песен Гребенщикова и Розенбаума, стихами Анненского и Маяковского.

 

И всю ночь там по месяцу дымы вились

И всю ночь кто-то жалостно-чуткий

На скамье там дремал, уходя в котелок.

 

А к рассвету в молочном тумане повис

На берёзе искривленно-жуткий

И мучительно чёрный стручок...

Чуть пониже растрёпанных гнёзд

И длиной в человеческий рост...

 

И глядела с сомнением просинь

На родившую позднюю осень...

 

Я, кстати, стал намного хуже запоминать прочитанное, но это меня не огорчало. Взамен я открыл в себе способности к настоящему, взрослому рассуждению - не мальчика, но мужа.

"Странной жизнью мы живём- люди,- думал я.- Мы ведём такую тусклую, такую серую, такую неинтересную жизнь! Честное слово, правы неизвестные афористы, сказавшие- жизнь- это сортир, на котором люди дерутся за место на унитазе. Сами живём скучно, на грани терпения - да и намного ли жизнь в тюрьме отличается от жизни на воле. Коммунизм - чистой воды фикция, особенно это ясно сейчас- на фоне столь частой смены генсеков. И даже денег нормально заработать не можем - купить себе что-то хорошее, поехать путешествовать в старости. Зачем-то учимся в институтах, чтобы потом всю жизнь ощущать себя вторым сортом перед пролетариатом - любой квалифицированный рабочий получает во много раз больше, особо не напрягаясь. Зачем-то женимся, заводим детей, чтобы потратить уйму времени и денег на их воспитание и вырастить их подобными себе, такими же сгибающимися и шатающимися под ношей жизни, одновременно и страшащихся, и жаждущих её конца.

 

 "Чтоб охать и потеть под нудной жизнью, когда бы страх того, что будет с нами - земным скитальцам воли не смущал и избегал других, от нас сокрытых. Так трусами нас делает рассудок"...

.

Прав Иван Достоевского- пока ты молод, невзгоды бытия можно ещё оправдать и не воспринимать так остро. Но это лет до 25. А дальше? Продолжать этот обман, который всё равно закончится твоей смертью. Все люди хотят умереть красиво и достойно - как говорится, после тяжёлой и продолжительной болезни, в кругу многочисленной родни, чтоб некролог в газете, гроб глазетовый и памятник гранитный... А какое это будет иметь значение, если тебя, любимого и единственного, нет уже - момент внезапной смерти подобен точке, и ты перестаёшь существовать. И какие пирамиды и мавзолеи не громозди - они всё равно разрушатся от времени- тысячелетий и эр. Неужели так хочется оставить после своего ухода неодушевлённый материальный предмет больших размеров- и всё равно временный, текущий- и им заменить ЧЕЛОВЕКА? Это уникальное создание природы? Разве только одно тщеславие человеческое... И сколько же тебя будут помнить? Десять лет, двадцать? Если уж войну почти не помнят... Правду, правду написал Пушкин:

 

И мрачный год, в который пало столько

Отважных, добрых и прекрасных жертв

Едва оставит память о себе

В какой- нибудь простой пастушьей песне...-

Унылой и протяжной.

 

Иди, старик! Тебя я отпускаю-

Но проклят будь, кто за тобой пойдёт!

 

Есть упоение в бою...

 

Если бы не волшебные алкалоиды, эти опиаты, позволяющие жизни забить бодрым фонтаном, наполнить её смыслом, раскрасить самими яркими красками... вступить с ней, серой и нудной, в бой! Можно ведь удавиться от одной тоски, умей мы чувствовать чуточку сильнее и искреннее. Да, наркотики сокращают человеческий век, но он и так чересчур короток и аксиоматически конечен.

 Да, мы тогда совсем ничего не успеваем сделать- выучиться там, обзавестись семьёй, заработать почёт и положение - но зачем? Что на земле, в этой жизни, есть такое - абсолютное, однозначное, всеми признаваемое - что может привязать тебя к ней? Ведь нет ничего - жизнь сугубо материальна, реальна и математически глупа. Может быть, после смерти есть что-то- и это что-то подобно эйфоричному омнопонному состоянию? Работать не нужно... Если так, то такая смерть должна быть безотлагательна и желанна"...

На эту тему мы много говорили с Раей. Она полностью разделяла мои мысли.

-Жить я пробовала по-всякому,- говорила она, лёжа вплотную и затягиваясь косяком. Глаза у неё становились большие-большие, тёмные-тёмные, как чёрные дыры космоса.- И в селе, на родительском огороде, и здесь, в Л... Видела одну грязь и убогость, из которой может быть уход только в ещё большую грязь и убогость. Жизнь- гавно, и ты рождаешься, только затем, чтобы понять это...

Я напоминал слова Свидригайлова из "Преступления и наказания", в которых он представляет вечность не как что-то огромное и великое, а как чулан, вроде деревенской бани. Войдёшь- темно, а по всем углам пауки...

-Вечности нет. Ты же учил материализм.

-А бог?

-Сказки. Где-то валяется тётушкино Евангелие- хочешь, прочти. Исус ничего мужик- не трус, не зануда. Но после того, как его распяли ни за что...

Мы снова замолкали - надолго. Потом Рая вздыхала, придвигалась ближе, взглядывала мне в лицо очень внимательно своими глазами, в которых утонешь и с ручками, и со всем остальным. "Если глаза - вырост мозга на зрительных нервах, то куда же ведут эти. В какие бездны?"

 -Нет, нужно иметь мужество покончить с этим, пока молод, пока тебе 20...

-И как? Я уже готов за тобой последовать, чтобы и на том свете не разлучаться. Какой способ самоубийства избрать?

Тут мы серьёзно начинали обсуждать известные нам способы, начиная от передозировки морфина, введения строфантина К[13], воздуха, утопления, повешения, самосожжения, бросания под поезд и т.д. Разговоры обычно заканчивались е#лей, причём очень интенсивной. Желание, независимо от фазы биотрансформации наркотика, неудержимо охватывало обоих. Потом долго лежали, молчали, к разговорам о самоубийстве не возвращались. Чем жарче и серьёзнее был такой разговор, тем более интенсивно мы предавались любви.

Что это значило- любовную прелюдию в такой извращённой форме, или в этом был какой-то биологический смысл- не знаю. Просто что-то хорошее восставало против чего-то плохого, делая это плохое не таким уж и плохим и разрушая уже выстроенные схемы и казуистики.

Мы не предохранялись, кончать в одеяла я так и не научился- да и потом, попробуйте, выньте из любимой девушки в последний момент. А я любил, любил Раю. В конце октября она после очередного "брудершафта" сказала, что беременна. Я спросил, была ли у гинеколога.

-Мне для этого никакой гинеколог не нужен, Сашенька,- впервые так называя меня, сказала Рая.- Все последние семь лет мои месячные бьют, как кремлёвские куранты. И вот первый сбой - это уже не говоря о куче других признаков...

Я не стал спорить- шутить такими вещами Рая не стала бы. Внезапно я ощутил дикую, просто животную радость. "Есть, есть упоение в бою!!!" Я, кажется, теперь знал, что делать, как жить.

-Значит, так - ширяться ты и я немедленно прекращаем. Подаём заявление - ты становишься моей женой и прописываешься у нас с матерью. Будешь рожать мне сына или дочь- даст бог, родится здоровым... Это ведь знак, Рая. Нужно жить. Нужно просто жить...

Я погладил, поцеловал ей живот, потом спустился ниже - ласкать те места, которые имели отношения к деторождению, было сейчас очень приятно. Рая привычно всхлипывала, гладя мне плечи и волосы, но ничего не ответила.

-Я должна подумать, Саня,- лишь сказала она, и больше я ничего от неё не смог добиться.

 

10. Снова Лариса Павловна

Хоть и был уже конец октября, но в наших широтах это время созревания самых поздних плодов и ягод- винограда и яблок, время решающей битвы за урожай. Периодически то один, то другой институт, то один или другой курс с какого-нибудь института снимали с занятий и слали "выполнять продовольственную программу". При упоминании последнего словосочетания в любом контексте - в "политическом" ли кухонном анекдоте или в речи диктора Центрального телевидения- одинаково ехидное и богохульное выражение появлялось на лице простого советского человека- в выполнение Продовольственной программы уже никто не верил.

Вот и нас, четверокурсников, неожиданно собрали на комсомольское собрание. Долго произносили громкие речи- виноград гниёт, бахчевые не убраны, поздние помидоры и картошка пропадают на полях, а ведь вот-вот пойдут ливневые дожди и ударят заморозки.

-Короче- усэ пожэр клятый долгоносик....- уныло проговорил кто-то в задних рядах. Становилось ясно, что завтра из нас сформируют "десант" и выбросят в сельскохозяйственные районы, испытывающие нехватку рабочих рук.

-Сбор завтра у ректората в 08.00- автобусы арендованные, ждать не будут. Форма одежды рабочая, сменная...

Курс, зашумев, начал расходиться. То, что явятся не более половины, ясно было каждому. Часть "откосит", возьмя у знакомых врачей справки об обострении гайморита или остеохондроза позвоночника, часть комсомольских работников заняты подготовкой встречи грядущей Годовщины революции, поэтому ни их, ни чтецов, ни певцов снимать нельзя. Я во вторую половину не попадал, поэтому на недельку приходилось бросить Л... и отъехать в сельскую местность. Утешало одно - виноград- не свекла и не картошка.

Я зашёл в отделение предупредить Журу. Как я ни был в последний месяц поглощён Раей, с Ларисой я тоже иногда встречался и даже пару раз ночевал у неё в общежитии. Она чувствовала, что я уделяю ей намного меньше времени, чем могу, косо смотрела на мои совместные уходы с Раей и очень придирчиво проверяла теперь наркотические журналы. Один раз она даже устроила мне скандал по поводу того, что целых две коробки промедола перепаяны, все 20 ампул.

-Откуда я знаю,- пожал я плечами.- С завода, значит, такие приходят- проверять нужно лучше.

-С завода?!- Жура, в такой ярости, в которой я её никогда не видел, наугад выхватила несколько ампул и как следует встряхнула. Их двух или трёх вылетели мелкие брызги - повторная запайка была проведена небрежно, оставив в конусах микродырочки.- На, лизни, полюбуйся - физиология самая настоящая, никакой не промедол. У него привкус характернейший. Твоя работа?

Я пожал плечами, отвернулся.

-Ты хоть понимаешь, что я либо должна сделать вид, что ничего не случилось и отдать ампулы на пост, чтобы их кому-нибудь выкололи, как промедол. Но, во-первых, врачи - не идиоты, а во-вторых, если кто-нибудь из шока не выйдет? Это тебе что - шуточки?- бушевала Лариса. -Куда, куда тебе столько- двадцать ампул?

Я снова промолчал.

-Я знаю,- мстительно произнесла она (кстати, Жура выглядела сейчас намного лучше- и халат, и костюм, и серёжки, и косметика. Богоявленский с лихвой снабдил женскую половину отделения самой дефицитной "мадэ ин").- Ты для неё стараешься, для любовницы своей...

-Для кого?!- я сделал вид, что ослышался. Но Лариса Павловна всё мне сказала- что наши с Гамалихой отношения ни для кого ни тайна, что эта б... упустив сначала возможность поступить в институт, а теперь Мельника, вцепилась в меня - ещё бы я для неё не партия, будущий доктор с квартирой и более чем вероятной интернатурой у Мазепы. Что мы фактически живём вместе и по ночам на дежурствах трахаемся - об этом уже тоже все знают. Но она любит ширяться, слишком любит, и сейчас таскает для себя каштаны из огня моими руками.

-Вот сейчас мне что делать- брать эти ампулы и к ментам идти?- восклицала Лариса Павловна.- Пусть найдут этого горе-паяльщика? А найдут быстро, и тогда твой институт, Санечка, накроется медным тазом. Тебе такая статья засветит, что даже думать не хочется...

Я сказал, чтобы она перестала. Что, во-первых, я люблю Раю- очень люблю, безумно, и ничего тут сделать нельзя. Так получилось, что к Ларисе Павловне я испытываю глубочайшее уважение и благодарность, как к первой женщине в своей жизни, понявшей меня, что я её никогда не забуду.

-А теперь самое главное- Рая от меня беременна. Что касается меня, то я все эти наркотические штучки раз навсегда бросаю. Можешь мне верить. Её я тоже уговорил бросить - может, ещё не поздно. И курить ей пора завязывать. Нам нужно пожениться и родить нормального ребёнка - честное слово, другой задачи, другого ДЕЛА в жизни я, как ни старался, придумать не смог. И институт мне всё же стоит закончить. Вот...

Я печально улыбнулся старшей сестре. Видимо, новости были ошарашивающими- она, отвернувшись, несколько минут курила большими затяжками.

-Вот, значит, как,- криво улыбнулась она.- И стоило мне с этой Райкой возиться, влияние своё тратить- сидела бы до сих пор в Раздолах, как мышь. Ну почему именно ты? Мало ей мужиков? Не могла хотя бы тебя для меня оставить?

Я пожал плечами.

-Сам удивляюсь. Я ей вообще как мужчина не нравлюсь, не её герой. Идиот... Куда мне до доктора Мэльника... Она мне ничего и не обещала, кстати - сказала, подумаю.

Жура изо всех сил фыркнула.

-Ну и что она надумает? Теля ты, Белошицкий! Теля с розовым носом. Аборт и продолжение шоу в том же духе! Мужик ещё как-то может настроиться и бросить сам - пить, курить, колоться. Баба - нет...

-Я слишком люблю её. Из таких вещей всегда что-нибудь выходит.

-Ты ещё "Обыкновенное чудо" вспомни, романтик. Реализма в тебе ни на грош...

Потом я предупредил старшую, что уезжаю на неделю по комсомольской путёвке на село, чтобы она эту неделю кем-нибудь перекрыла.

 

11. Неделя в колхозе

По приезду в район нас поселили в большом фанерном бараке полевого типа по 20 человек в комнате. Приехали, как и ожидалось не более половины курса - сотня девчат и хлопцев. Правда, было много гитар и магнитофонов - музыка должна была поддерживать наш боевой дух на должной высоте.

Из преподавателей с нами поехали двое - патанатом по фамилии Заяц и патофизиолог Василенко. Это были вполне нормальные мужики, утром выгоняющие нас из комнат - умываться, из тёплой столовки- на линейку, а потом запирающиеся у себя в комнате и начинающие потреблять местное вино в ужасающих количествах. К ужину, к нашему возвращению, оба были, что называется, в "жопу" и начинали поход по деревенским девчатам - своих, институтских, трогать опасались. Оба преподавателя были, как-никак, члены партии. Об их похождениях по местным красоткам потом ходило много анекдотов.

Наша задача состояла в ежедневном сборе созревшего винограда и яблок. Дни становились короче, поэтому "вкалывать", чтобы выполнить дневную норму, приходилось весьма интенсивно. На всё село была только одна почта, поэтому вечером там выстраивалась огромная очередь из желающих пообщаться с домом. Мне дозвониться ни до матери, ни до Раи, ни до Журы не было никакой возможности - высиживать очередь я физически не мог, голова немедленно требовала простора, поэтому я предпочитал прогуляться вдоль реки и проветриться.

Да и что я мог сказать? Погода стояла достаточно тёплая, одет я был нормально, от интенсивного физического труда "не пищал", домой ожидался в субботу вечером - чтобы ещё я мог сказать матери?

Звонить Рае и спрашивать её "ну как" я тоже не мог. Ответ на этот вопрос я должен был получить по приезду. Почему-то я всё больше и больше надеялся на ответ положительный, и каждый новый день укреплял меня в этом решении. Маме Рая понравится - тут и сомнений быть не может. Неужели у меня появится жена, носящая в себе моего ребёнка? В том, что если она решит рожать, я тоже не сомневался. А если так, то конец всей "системе", и с иглы придётся соскакивать. Вроде недолго сидели, не должно сказаться на маленьком...

Журе звонить не хотелось - отношения с ней нужно было прекращать. Конечно, жаль эту несчастную бабу, которая не может найти себе нормального мужика. Да, много времени ушло у неё на борьбу с дураком и садистом Толиком, но она и так не старая. Пусть завязывает "стимулироваться"- работу старшей вполне можно выполнять и так, ничем не взбадривая себя, тем более, что у неё неплохо получается. Съездила бы лучше летом в Крым, нашла бы себе какого-нибудь научного курортника - их вон сколько туда каждый сезон ездит...

Новые, необычно светлые мысли захватили меня и владели мною всё время - во врем самых тяжёлых работ, в столовой, в бане, во время вечерних прогулок, во время бессонных ночей. Мне казалось - я был уверен- что выход найден, что жизнь лишена такого чёрного траурного оттенка, что он, во многом- лишь наше представление о ней.

Я строил планы.

"Вернусь, женюсь. Пока Райка вынашивает беременность, возьмусь как следует за учёбу - и так отстал по многим предметам. Потом, нужно теснее работать с Мазепой - это ведь не шутка- устроиться в интернатуру к такому специалисту, доктору наук. Пройду ординатуру, диссертацию начну кропать. Ребёнок будет... Вот, кажется, моё предназначение- а всё другое- скверный анекдот, дурацкое умствование, не стоящее ломанного гроша"...

 

Дом стоит- свет горит

Из окна видна даль-

Так откуда взялась печаль?

И вроде жив и здоров,

 И вроде жить- не тужить,

Так откуда ж взялась печаль?

 

Я часто замечал - стоит куда-нибудь отъехать подальше от дома, как гора новых, светлых, лучших мыслей наваливается на тебя. Все проблемы решаются одним фактом твоего отъезда, и, чем дольше ты отсутствуешь, тем более вероятность застать тут другую, лучшую жизнь, которая сама как-то устроилась.

В колхозе мы пробыли целую неделю, и я ни разу даже не закурил, не говоря уже о тяге к наркотикам. Вокруг, в балках, росла конопля- Рая научила меня собирать пыльцу с женских растений и забивать "косяки", но я только, плюнув, проходил мимо. Рос и мак - его жирные, покрытые мелкими волосками коробочки, зелёные и жёлтые, точно паучьи брюшка, торчали то здесь, то там. Из этих коробочек Рая знала способ "делать соломку" и перегонять коробочки во "внутривенное ширево" при помощи нашатыря и ацетона.

-Цепляет сильнее, чем омнопон,- говорила она.- Только таска грубее...

Мимо зарослей дикорастущего мака я тоже проходил вполне равнодушно. Впрочем, на эти растения не обращали внимания и сами колхозники - со всей серьёзностью они могли рассказать про очередной набег "наркоманов" из города, когда за одну ночь подчистую обирается или надрезается мак и "обтрусивается" конопля. Но над такими "дурачками" только смеялись.

-Давы наркомана, як таракана!

Рассказывали, как на прошлой неделе поймали двоих таких - у них была полная сумка маковых коробочек и мясорубка, отвели в местный отдел милиции. Сельский детектив Василь Андреич не стал терять времени.

-О цэ тебя комарик укусил?- сразу спросил он, указывая на локтевой сгиб одного из задержанных. Тот радостно кивнул.

-А оце- блошка?

Наркоман ещё сильнее кивнул- и зря. Потому, что стопудовый кулак Василь Андреича со всей силы обрушился на подбородок бедняги. Надо думать, к утру все необходимые протоколы со всеми интересующими следствие сведениями были составлены.

Моих товарищей подобные растения тоже не интересовали- все они были городские комсомольцы, желающие только получить диплом побыстрее.

Прошла неделя, а никакой тяги к опиатам у меня ни разу не возникло. Спал я изумительно, аппетит не оставлял желать лучшего, хоть кормили и очень плохо, в душе был мир и покой. Я был уверен, что и Рая испытывает то же самое. А что девчонке ещё остаётся?

 

12. Поиски Раи

Нас привезли ближе к вечеру, и я сразу пошёл домой. Мать была дома, и радостно всплеснула руками.

-Ты так загорел, вытянулся и возмужал за эту неделю,- с гордостью сказала она.- Вылитый отец, хоть не хочу про него говорить. Иди мойся и к столу- я специально утку затушила...

Пока я расправлялся с уткой, мать сообщила новости. Точнее, новостей никаких и не было- никто не звонил, никто мной не интересовался. В сущности, так и должно было быть. Быстренько набив брюхо уткой и отказавшись от пирожков - потом, мам, после,- я начал стремительно переодеваться.

-К ней?- вздохнула мать.- О господи. Боюсь я, Саша. Совсем это не та девушка, и ничего, кроме неприятностей...

Но я не стал дослушивать. Торопливо чмокнув мать, я в сгущающихся сумерках побежал на раину квартиру.

Мне открыла полненькая низенькая женщина с густыми, прекрасными чёрно-седыми волосами, крючковатым носом и восточно-южными чертами, очень похожая на Раю. Я понял, что это и была её тётка, вернувшаяся из Хабаровска.

-А Раечки тут нет,- сладким неискренним голосом сказала она.- Как только я вернулась, она сразу съехала...

-Куда?

-Как куда? К себе, в общежитие,- караимка продемонстрировала крайнее удивление при моём вопросе, который, не отрицаю, я задал несколько резковато.- У неё отличная комната, условия, душ. Она же за квартирой присматривает только во время моего отсутствия. Я же предупреждала загодя телеграммой...

-Но вы хоть знаете - дежурит она сегодня, нет?

-Понятия не имею. Мы не общаемся. Я звоню только в том случае, если уезжаю на продолжительное время. Всего хорошего, молодой человек...

Чувствуя какой-то неприятный осадок от общения с хозяйкой квартиры, я добежал до телефона, достал двушку, позвонил в отделение. Мне обрадовались, как родному- трубку сняла Галя- Буратино.

-Тебе завтра старшая сутки на первом посту поставила,- сообщила она.- Работа дело такое, Санечка- сколько волка не корми, а у медведя всё равно х... толще...

Эти слова Гали относились к травматологическим маразмам, призванным затмить славу поручика Ржевского.

-Райка? Нет, не дежурит. Она завтра с тобой, на втором посту. Что, потерялись? Ничего, найдётесь - отыщешь свою девушку, там, где гроб стоит хрустальный...

-Что-то случилось? Галя, зайка! Меня неделю не было в Л..., и твой юмор...

-Нет-нет, ничего такого,- испугалась она.- Давай, выходи быстрее - без тебя скучно.

Я поехал к Рае в общежитие- раз у неё завтра сутки, значит, Гамал должна быть дома. Но и в комнате её не было- сидели две какие-то сельские толстухи, очевидно-тоже медсёстры. Одна вязала носок, другая читала журнал.

-Шо, Рая? Уехала на "Ладе" два часа назад с какими-то чурками,- ответили мне без тени улыбки.- И вряд ли вернётся...

-Ей же на работу завтра!

-И шо? Думаешь, она здесь живёт? Прописана просто. А так домов у неё как у зайца теремов... Не волнуйся. Довезут они её утром до работы...

Дело было совсем плохо, и я кинулся к Журе. Только Лариса Павловна могла мне хоть что-то объяснить в этом бедламе.

Журавель жила в другом общежитии, семейном, на другом конце города. На транспорте туда добираться была целая история. Поэтому пришлось истратить последний трояк на частника.

-А, приехал,- безрадостно встретила она меня, открывая дверь и пропуская внутрь. Там было темно и невероятно накурено. Лариса жила одна в комнате, имея какую-то "мёртвую душу" в качестве соседки. Та, насколько я знаю, никогда не появлялась, поэтому Жура жила, можно сказать, с максимальным комфортом. На кухне работал репродуктор, который я тут же выключил.

-Сделаешь мне, а? Никак, зараза, у самой не получается. Сразу тромбируется и под кожу дует...

Под настольной лампой лежал венозный жгут и шприц- пятёрка, полный крови и сгустков, свидетельствующий о неоднократных попытках хозяйки "двинуться". Вначале я чуть не швырнул его за окошко, но потом переборол в себе ярость и решил сделать, как она просит. Если уж мне нужна информация...

Содержимое шприца без труда было введено в вену на кисти- всё, вместе со старой кровью и сгустками. На последних каплях вена, не предназначенная для таких манипуляций, всё же лопнула, надув небольшой подкожный желвак, но основная доза успела проскочить. Жура изо всех сил прижала место укола носовым платком, смоченным "Турбуленс", и откинулась в кресле блаженно.

-Хочешь? У меня пара кубов омнопона заныкано,- хрипло спросила она, не открывая глаз.- На утро хотела оставить, но в честь твоего возвращения...

-Не хочу. Я сказал - всё, значит- всё. Больше не стану,- довольно твёрдо, даже грубо, ответил я.- Услуга за услугу, Лариса - я тебя ширнул, а ты мне всё рассказываешь про Райку.

Медленная, неудержимая улыбка начала раздвигать пухлые губы Ларисы. Потом уже, где-то в какой-то книге, посвященной успеху в делах и бизнесе, я прочёл, что улыбка - половина вашего успеха, что она располагает человека к себе, демонстрируя вашу расположенность и искренность. Но я никогда им не верил и не верю. Мимическая мускулатура возникла в процессе эволюции, чтобы научить человека врать и насмехаться над поверженными врагами. Эволюция, как процесс трансформации жизни к новым формам - процесс крайне прагматичный и невероятно жестокий. Это- машина...

 Улыбку подделать проще всего. Это- замаскированная форма зубного оскала. Змеевидная же улыбка Журы готовила к самым плохим новостям.

-Всё папашей собираешься стать, Белошицкий?- издевающимся голосом спросила она, потянувшись за сигаретами. Вообще, в комнате был страшный беспорядок- видимо, Лариска по-настоящему не жила здесь, просто иногда коротала время в одиночестве. Видно, это и была та самая комната, где когда-то они когда-то жили семьёй и куда пьяный Толик приходил выяснять отношения.

-Теперь разве только папой Карло...

Уже на следующий день после нашего отъезда в колхоз Рая явилась к подруге, родственнице, начальнице и односельчанке с просьбой помочь, поскольку "залетела". Жура, пожав плечами, отвела её к Светке Олефиренко, та - к знакомому гинекологу, и к вечеру всё было кончено. Отлежавшись два дня, Райка прибежала на работу, сказала, что всё у неё в порядке и потребовала дозу- за эти дни её начало не на шутку ломать. Оставшись дежурить на первом посту, зашла к Богоявленскому. Отвязаться от азиата у неё не получилось, тем более, что тот кормил вкуснейшим виноградом, угощал ароматнейшими сигаретами и показывал видеомагнитофон- в то время 90% наших сограждан видели такую машину только в фильме "Тегеран-43", где герой Джигарханяна, старый нацистский убийца, смотрит материалы Тегеранской конференции Союзных держав. У Юрия Яковлевича, конечно же, было не только это,- ухоженный и изысканый мужчина, он наверняка умел и удивить и соблазнить красиво, и у сельской Райки, разумеется, глаза полезли на лоб. Всё дежурство она преимущественно провела в 111-й.

-Утром 800 рублей вынесла,- монотонно повествовала Лариса.- А потом к Арутюну сама подошла- в Ялту попросилась. Вот и всё. Да вы с ней завтра увидитесь, вы же дежурите сутки. Так-то, Санечка. Останешься или пойдёшь?

 

13.Последний брудершафт

Разумеется, я ушёл- ушёл в недра ночного города. Эту ночь провёл не помню где- то на берегу чёрного волнующегося (начиналась пора осенних штормов) Днепра, то на запасных путях товарной станции Л...-2. Было страшно холодно- с моря по голым приазовским степям дул суровый ветер, задувая в лицо и во все естественные отверстия, но попыток спрятаться от него я не делал.

У Шопенгауэра я потом читал, что мы встречаем и в жизни, и в литературе, и чуть ли не на каждом шагу множество примеров любви несчастной, провальной, не оправдавшей и сотой доли надежд, которые на неё возлагались. И ни одного примера любви успешной, счастливой, радостной, с хэппи эндом- "Они жили долго и счастливо и умерли в один день".

 

Для любви не названа цена-

Лишь только жизнь одна, жизнь одна, жизнь одна!

 

То и дело надрывно-похоронно звучало у меня в ушах. Я, признаться, был на 99% уверен в том, что по возвращении из колхоза домашняя-домашняя Рая, улыбаясь, ждёт меня дома, уже с ребёнком на руках, как это показывают в последней сцене "Место встречи изменить нельзя". Я не мог допустить, что всё обернётся иначе, наизнанку, мерзко так...

Да и вообще, кого из нас жизнь убеждает в существовании добра, которое обязательно должно победить и увенчать собой миллиарды тех отвратительных проделок, что успело натворить зло? Кого жизнь убеждает в существовании высших сил, в бытии Бога? Человек, на мой взгляд- довольно крепкозадое существо, способное снести "и плети, и глумленье века, боль призренной любви, заносчивость властей и оскорбленья, чинимые безропотной заслуге", что это- его натура, что "умных приобщают к себе, а на глупцах едут верхом". Отомстить- это всё, что доступно наиболее терпеливым и выдержанным из нас, из всего человечества.

 

С тех пор, смирясь в бессильном гневе,

Отмстить себе я клятву дал.

Носил её, как мать во чреве младенца носит-

Срок настал...

 

-Человечек,- бормотал я, идя куда-то по лужам,- это звучит горденько...

Для 20 лет удар был довольно силён, но крепкозадость была и мне свойственна, и никаким дурным вестям не сломить Александра Белошицкого. Пусть это послужит хорошим уроком для тех кровавых жизненных битв, которые я обречён отныне вести до самой смерти. И пощады никому не будет... Глотки буду рвать, глотки! Приказ- пленных не брать...

Под гулы меди гробовой

Творился перенос.

И, жутко задран, восковой

Глядел из гроба нос.

 

Дыханья, что ли, он хотел,

Туда- в пустую грудь?

Последний снег был чёрно-бел

И тяжек рыхлый путь....

 

Лишь только изморозь, мутна,

На тление лилась-

Да тупо чёрная весна

Смотрела в студень глаз,

 

С облезлых крыш, из бурых ям,

С позеленелых лиц-

А там, по мертвенным полям,

С разбухших крыльев птиц.

 

О люди! Тяжек жизни след

По рытвинам путей,

Но ничего печальней нет,

Чем встреча двух смертей.

 

Под утро я вернулся домой. Мать ни о чём меня не спросила, видимо по лицу моему поняв, что дело плохо. Да, я мгновенно разревелся бы от любого вопроса. Нет уж, крепче стиснем челюсти и двинемся в поход- сегодня предстоит один из самых тяжёлых дней моей жизни.

Было воскресенье- день, когда все нормальные люди отдыхают, спят подольше, и, ещё не вылезая из постели, смотрят "Утреннюю почту" с популярным телеведущим Юрием Николаевым. Больницы же, особенно экстренные, скоропомощные, работают на полную катушку, хотя в них и остаётся только дежурный персонал.

Уже на подходе я начал здороваться - за полтора месяца работы в травме я знал уже многих, и сотрудников своего отделения, и "смежников". Несмотря на то, что день был воскресный, настроение в основном было приподнятое. Вообще, я замечал эту странную черту советского человека - тогда, когда другому, нормальному, и в голову не придёт палец о палец ударить, наш радуется, как ребёнок. Хлебом не корми - дай побольше субботников, уборок территории, ленинских субботников, зачётов и поездок на уборку урожая. Ходил даже известный анекдот-

 

Лиса, безуспешно попытавшись выманить сыр из клюва вороны, куда-то убежала. Через некоторое время возвращается вся взъерошенная.

-Эй,- кричит,- ворона! Ты сегодня на субботнике была?

-Угу,- благоразумно кивает птица, не раскрывая клюва.

-А завтра воскресник будет!!

-КАК????

Сыр, разумеется, выпадает, с ним плутовка такова.

 

В травмпункте из врачей сегодня дежурили Мельник и Арутюн, из сестёр- Вера Георгиевна и Клава, а на постах, в отделении- я и Рая Гамал. Она ещё не пришла, так что смену у Оксаны Фёдоровны и Тараса, только что устроившегося к нам первокурсника (у него за плечами было медицинское училище) пришлось принимать мне одному. Я переоделся в халат и форму (не знаю, старания ли это Богоявленского, или просто отделение получило огромное количество отличной хлопковой спецодежды) и уже хотел выйти из сестринской, когда вбежала Рая - она очень боялась не успеть и торопилась изо всех сил.

-Привет!- радостно улыбнулась она, точно мы только вчера расстались после похода в театр.- Вернулся? Ну и как - там, на земле? Виноград небось вот такой, сам лопается?

Рая была необычайно хорошо одета. Осень уже как следует обозначила перемену сезона, но на ней были великолепные импортные сапоги из тонкой кожи, с тонкими, точно иглы, каблуками. Несмотря на внешнюю хрупкость и непрочность обуви, видно было, что пошито добротно, что отломать такие каблуки даже на наших тротуарах за сезон не получится.

На ней был отличный финский плащ, перчаточки и свитер с высоченным воротником- из чьей-то лёгкой как пух шерсти- не то кашемира, не то мериноса. На голове был платок из такой же шерсти - тогда усиливалась мода на платки- зонтик и чудесной выделки сумочка на плече. Нет, это не советская медсестра пришла на сутки - это очень красивая девушка зашла в больницу, в травму. Ещё никогда Рая не была больше похожа на Биче Сэниэль.

Я ничего не отвечал - во-первых, из гордости, а во-вторых, при виде Раи горло моё сдавили такие спазмы, что я смог бы только сипеть и хрипеть. Поэтому я вышел из сестринской, прошёл на первый пост и приступил к обязанностям среднего медработника.

Рая тоже переоделась и начала работать. Соседство в совместной работе в одном отделении теснее соседства в разведрейде- то и дело приходится пользоваться одной процедуркой, одним сейфом, одним биксом с капельницами. Помочь переложить больного или перегипсовать его, спросить то то, то это- так что пришлось общаться.

Лицо Раи тоже изменилось- оно стало более красивым, но чужим, и незримая линия обороны окружала его, показывая, что трогать хозяйку опасно. В глаза мне она не смотрела. Несколько раз она по-хозяйски зашла в 111-ю, хотя та была на моём посту, и какое-то время была там. Потом приходил Арутюн, поправившийся килограмм на пять и смотревшийся именно таким баем, каким их рисовали на карикатурах времён Гражданской войны- вся задница истыкана красноармейскими штыками . С Раей они уходили курить и о чём-то подолгу смеялись. Приходил Мельник и отдавал ей какие-то распоряжения. На лице Павла Александровича можно было прочесть только груду забот, желание успешно завершить это дежурство и небесную чистоту. С Раей, я уверен, он не сказал ни одного лишнего слова.

-Что, так и будем молчать?- спросила она меня, когда мы в очередной раз пересеклись в процедурке. Похоже, она только что крепко укололась омнопоном.- Ты что, очень правильным решил стать, Белошицкий?

-Не сильно,- хмуро ответил я.- Да, я бросил курить и ширяться - но это не повод для нападок. А если хочешь поговорить - пожалуйста. Я тебя слушаю...

В процедурку сунулся очередной больной за уколом. Но Рая попросила подождать. Её тёмные глаза сейчас с ненавистью смотрели на меня.

-Злишься, значит. Психуешь. Что аборт сделала, что с мужиками пошла...

-Да, злюсь, да, психую. Впрочем, твоё право - ты боролась, сколько могла, потом "среда заела". Как говорится, "друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь я тебя уважаю"...

Я не смог сдержать циничной ухмылки. Горловые спазмы прошли, и представился прекрасный случай подавить интеллектом. Думаю, что мне лучше было бы стать адвокатом типа достоевскогого Фетюковича. Что ж, на войне- как на войне...

-А ты мне что предлагал? Жениться и жить святым семейством? Саня, ты хоть вокруг себя иногда смотришь? Разве не видишь, как гниёт и рушится всё?- Рая подсела поближе и положила ладошку на мою.- Я обычная баба- хочется свой дом, хозяйство, мужа, детей- но и денег. Я горбатиться как моя мать, которая нас шестерых одна вырастила, как бабушка, которую в 44-м в Хакассию с тремя детьми выслали а деда расстреляли "за пособничество оккупантам", как прабабушка, которую в 20-м ЧК в ноябре расстреляло, дом и драгоценности отобрало... А мы даже не знаем, где могила. Бегать с авоськами из одной очереди в другую, имея твои 110?

-Не нужно сгущать краски. Ещё сто раз всё образуется.

 -Да не образуется, и ты это прекрасно знаешь. Санечка...Я сама не знаю, что говорю. Где выход? Да и есть ли выход? Думаешь, самой их пристрелить не хочется? Да закон защищает- и Пашку, и Юрика, и Арутюна, и всех остальных. Разве можно здесь жить, имея хоть малейшее понятие о справедливости? О том, чего быть не должно, что так не живут нормальные люди?

-Надо просто жить, Рая,- возразил я.- Всего мы знать не можем. "Бог даст день-Бог даст и пищу". Бог- есть... Да, всё плохо, и, кажется, ещё хуже будет. Но кто-то же выжить должен? Я иллюзий не строю- я ДЕЛА хочу. А ты предала меня. Буду завтра писать на увольнение - слишком неприятно тебя теперь видеть, ты уж извини...

Разговора не получалось. Мы ещё немного помолчали, потом каждый снова занялся своими обязанностями.

 

Нарисуй на стене моей то, чего нет-

Ты не выход, но, видимо, лучший ответ-

Ты уходишь, и я улыбаюсь.

 

А наутро мне скажет повешенный раб

"Ты не прав, господин"!

Но я вспомню твой взгляд

И отвечу-

"Ты перепутал, мой брат-

В этой жизни я не ошибаюсь"...

 

Теперь обращались я к ней только сквозь зубы, когда нельзя было уже не обратиться. Чай пили порознь- избегание друг друга было взаимным. Моё презрение и высокомерие были Рае так же тяжелы, как её кафешантанное легкомыслие. Находясь в обществе друг друга, мы сразу же ощущали, что становимся не теми, кто мы есть на самом деле, но оправдаться, уладить это, вернуть былое расположение невозможно уже было.

 

Время пройдёт, ты позабудешь всё, что было

С тобой у нас, с тобой у нас...

 

 

Остаток дежурства прошёл неинтересно. Я старался сосредоточиться на своих обязанностях и поменьше обращать внимания на Раю. Она, насколько я успел заметить, свои функции выполняла старательно, иногда пропадала куда-то - кололась, как я замечал по зрачкам и почёсыванию носа, несколько раз заходила к Богоявленскому, несколько раз курила с Арутюном Арташесовичем.

Поступили несколько человек- стандарт, как обычно- скелетные вытяжения, детские переломы, порезанные вены, автодорожки. Завтра у меня с утра была Кафедра факультетской хирургии, которую можно было прогулять, и я решил остаться- написать Мазепе заявление об уходе. Я знал, что это ему будет неприятно, что начнутся расспросы о Рае- ещё кинется, добряк, нас мирить. Намекну ему тогда про наркоту, решил я - без имён и деталей, но заведующий должен знать о том, какие фокусы проделывают сёстры на дежурствах. Уже в двух или трёх центральных газетах были статьи про постовых сестёр-наркоманок в других, правда, городах, в других больницах. Трясли не только их, но и всю больничную администрацию. Ещё не хватало, чтобы и наш Л... тут гремел...

Начиная с 23.00, в отделении наступила тишина. Старые пациенты заснули по старой поговорке- "здоровье приходит во сне", вновь поступившие забылись, будучи ещё в остром периоде травматической болезни. Наступила тишина.

Рая, Юрий Яковлевич и Арутюн сидели на кухне, периодически оттуда раздавались весёлые голоса и смех. Я посидел под ночником, прочел несколько глав из учебника "Топографическая анатомия", потом закрыл его, выключил свет, накрылся одеялом, повернулся к стене и заплакал- не навзрыд, не громко, а тихо так, бессильно, бесшумно, капитулирующе.

Под эти светлые слёзы я и уснул и спал спокойно, без сновидений. Встал только один раз, в два часа ночи- сделать уколы поступившим и снять капельницы. В отделении было тихо. На кухне никого не было. Раи нигде не было видно. Из палаты Богоявленского доносился еле слышный шум работающего видеомагнитофона. Я снова всхлипнул и поплёлся досыпать.

Будильник, зазвеневший в полшестого, разбудил меня окончательно. Я придавил кнопочку, сел, зевнул. На лежанке напротив завозилась недовольно Рая. На включённый мной свет она отреагировала самой страшной из своих гримас.

Я сложил постель, убрал её в пакет и приготовился уходить- делать утреннюю работу.

-Саша, постой,- остановил меня хрипловатый голос Раи.

Я остановился, не поворачиваясь.

-Сядь. Мне поговорить с тобой нужно.

Я сел. Рая тоже села, щурясь на ночник. Я поискал на ней следов бурной и развратной ночи, но не нашёл- чёрт возьми, Гамал обладала одним свойством- свойством красоты, свойством нигде ни в чём не мараться. По ней было только заметно, что девушка очень хочет спать, и всё.

-Ты когда-то просил меня о дружбе,- напомнила она.- Ты помнишь?

-О, с тех пор утекло столько воды...

-Нет, ты просил меня и о любви, и о замужестве - помнишь? Но я тебе ни разу не ответила согласием. Поэтому надуваться как мышь на крупу- это, знаешь...

-Что ты хочешь?- спросил я, демонстрируя крайнее утомление.

-На дружбу мы оба согласились. И вот так, задрав нос, прекратить её в одностороннем порядке - свинство, Саша.

-Что я должен сделать? Я так понимаю, что ты хочешь меня о чём-то попросить?

-Да. Это будет моя последняя просьба, Саша. Брудершафт.

-Я бросил. Никаких наркотиков, Рая. Тебе - сделаю, а меня- уволь...

-Саша, это нечестно...- надула губы Рая.- Я требую, настаиваю на брудере- только так мы сможем расстаться, сохранив что-то хорошее. У меня есть омнопон. Больше не попрошу, не волнуйся...

Волосы у меня на затылке зашевелились, я, против воли, сильно заволновался. Брудершафт! Это значит- снова наркота по вене, и лучше всего- два куба омнопона!

Литературные и мифологические образы являют нам массу примеров, где герой из-за доблести, чести или просто глупости отказывается от материальных благ - кто-то от любви прекрасной девушки, кто-то от полцарства, кто-то от волшебных способностей, кто-то от большой суммы денег. Вспомните три исусова искушения, вспомните волшебную палочку Незнайки! Наконец, в "Игроке" Достоевского Полина вполне правдоподобно швыряет в лицо Учителю 50.000, а в "Идиоте" Настасья Филипповна жгёт в печке 100.000.

Не знаю, как повёл бы я себя в случае таких вот страстей, где нужно либо унизиться, либо взять сумму. От красивой девушки и имения я точно бы отказался, но от омнопона!

Искушение наркотиком - самое сильное искушение, которое может вам выпасть. Это всё равно, что закоренелому алкашу не выпить. Первая стадия зависимости от препарата, стадия психической зависимости наступает очень быстро, можно сказать - одновременно с наступлением кайфа, и побороть её практически невозможно. Можно вывести из запоя, можно "снять ломку", но попробуйте переключить мысли человека, распробовавшего наркотики.

-Хорошо,- ответил я.- Последний раз. Сейчас?

-Нет, перед уходом. Я последний как раз на 8.00 списываю Терентьевой...

"Нет, я, наверное, конченный нарик,- думал я, носясь с утренними уколами и капельницами.- Рая права - ничего бы у нас уже не вышло- очень скоро на руках у матери оказались бы два взрослых наркомана и их недоношенный ребёнок. Если её предложение так подействовало на меня"...

Время тянулось необыкновенно медленно, точно его специально растягивали для меня на приспособлении типа испанских сапог. Работа была почти вся сделана, уже пришёл энергичный Мазепа, уже Герман Григорьевич замаячил в ординаторской. Вот-вот должна была появиться Жура и дневная процедурная сестра, выполняющая по совместительству обязанности гипсовочной. Я занервничал. Запасов наркотиков я сам больше не делал, и теперь уйти так, распалившись...

"Может, на это и рассчитывала? Прокатить меня напоследок?"

Я решил больше никому не верить.

Наконец, почти ровно в восемь, открылась дверь процедурки и Рая сделала призывный жест. Схватив для отвода глаз капельницу, я поспешил туда. Я сразу увидел их на лотке - два шприца. Это были её любимые "пятёрки"- пятиграммовые шприцы. Один был полон почти целиком - кубов шесть в нём было, наверное, другой- наполнен на два кубика. Это показалось мне странным.

-Двухкубовый твой, тебе же пары двухпроцентного омнопона хватит?- спросила Рая.- А это мой- там смесь. Седик[u3] [14], димочка[15], эфочка[16], омнопуша. Как раз чтоб заторчать реально...

-А ты кони не двинешь?

Рая рассмеялась.

-Не двину. Я уже делала- улёт полнейший. "Это был бы сон, волшебный сон"... Я бы и тебе набрала, только ты вряд ли захочешь...

-Слушай, давай быстрее. Мне на занятия нужно...

-Так давай! Я тебя даже отпущу раньше- сразу, как сделаем, ты уходишь, а я сама "сдамся". У тебя же всё на посту сделано? Ну, ребята, в последний раз гуляем... Перчатки только одень...

-Зачем? Кроме нас, тут никого нет и не было...

-Чтоб не делать отпечатков. И я одену. Ну?- Рая внимательно взглянула на меня, и от её взгляда, несмотря на страшную нервозность момента, у меня захватило дух Очень странный это был взгляд, испытующий. -Кстати, ты всё что-то сделать хотел- помнишь?

-Это в высшем смысле. Уж не ширять подругу - другое что-то. Изменить мир- иногда он меняется от совсем немногого...

-Это мы сейчас и проверим...

Методика была отработана - одев резиновые перчатки, мы сели по углам стола, положив на него наши предплечья ладонями кверху- я правое, Рая левое. Я давно не кололся, и моя кожа выглядела вполне нормально- разве что при придирчивом рассмотрении можно было отыскать какую-нибудь старую оспинку от двухнедельной давности укола. У Раи было исколото всё.

-Я не попаду, давай правое,- сердито сказал я.

-Нет уж, ты постарайся...

Знакомое нервно-азартное предчувствие захватило меня. Раина игла была первой- бесчувственно пробив мне кожу, клетчатку и стенку кубитальной вены, она сразу вошла в просвет сосуда сантиметра на полтора, и тёмная венозная кровь заиграла, заклубилась в омнопоне. Теперь попасть должен был я- тщательно примерившись, я угадал в оборотку, которой давно не пользовались. Я опасался, что вена спадётся от флебита, но она была полна крови.

Мы внимательно посмотрели друг на друга.

-Ну... раз...два...три...

Приход был улётнейший. В голову шандарахнуло так, что я долго не мог встать, а встав, освободиться от резиновых перчаток и промыть шприц под краном. Способность говорить медленно возвращалась.

-Ты точно всё списала? Ну спасибо- и не сиди так- поднимайся. Тебе ж отчитываться...

Но Рая продолжала сидеть, уронив голову на руки.

-Да...всё... уходи... и быстрее... поцелуй на прощанье...

Я коснулся губами её холодной бледной щеки и вышел. Прошёл в сестринскую, собрал вещи, отменил сегодняшнюю встречу с Мазепой - являться перед шефом "обширянным" я не хотел. Не хотелось и встречаться с Журавель, поэтому я сбежал вниз по боковой лестнице и оказался на улице.

Поздняя осень в наших краях - явление уникальное, и неспроста ноябрь на Украине называют "Листопад". Ни на какую хирургию я не пошёл, а весь день бродил по паркам, по толстому ковру из листвы, ловя омнопоновый кайф, вздыхая и покоряясь судьбе.

 

14.Vive la muerte!

Домой я добрался уже очень поздно, в двенадцатом часу. Я ни с кем не пообщался, даже словом не перекинулся. Всякое постороннее вмешательство в мою privacy было исключено- меня лучше было не трогать, и это становилось ясно любому, в чьё поле зрения я попадал. Но эти люди, что ждали меня дома, имели такое право. Честно говоря, их мало интересовало (если вообще) чьё-то внутреннее состояние.

Уже в прихожей какая-то тень надвинулась на меня, и я в мгновение ока был скручен- так профессионально, что нашей травме с её спецтравмой ещё гнаться и гнаться.

-Спокойно,- прозвучало у меня над ухом,- милиция. Вы пока задержаны до выяснения обстоятельств дела по поводу случившегося утром в травматологическом отделении 7-й больницы...

Меня мягко, но как следует, обыскали. К счастью, кроме пачки сигарет при мне ничего компрометирующего не было- баянов там, ёмкостей с наркотой, ваток, иголок и прочего. Милиционеров в штатском было двое. Пока мать, скрестив руки на груди, стоически смотрела, как меня обыскивают, двое молодых оперативников осмотрели мои локтевые сгибы.

-У вас имеется свежий след от внутривенной инъекции на правом предплечье,- сообщили мне. -Вам придётся проехать с нами в больницу.

-А что, собственно случилось? След у меня- от сдачи крови два дня назад, можете проверить.

-Вы знаете Гамал Раису Якимовну?

-Конечно.

-Она покончила с собой.

-Да?- несмотря на то, что новость была кристально ясна, мне пришлось взяться за косяк двери.- И когда?

-Сегодня утром, примерно между 08.00 и 08.30. Как раз после вашего дежурства...

-И как?

-Предварительная версия- ввела себе в вену шесть кубов строфантина К, вызывающего остановку сердца.

-Как? Сама?

-По всей видимости. Но поехали, есть ещё ряд вопросов, которые задаст вам оперуполномоченный Дзямко...

Затеялось громчайшее дело. В больнице я застал уже и главврача, и Мазепу, и Журу, и всех, кого могли сейчас отыскать по городу, кучу милиционеров- в форме, в штатском и с автоматами. Эта кутерьма творилась уже целый день.

Началось всё с того, что пришедшая смена отыскала Раю Гамал в процедурке- та сидела, уронив голову на руки, со всеми признаками биологической смерти- широкими зрачками, окоченением, цианозом и даже трупными пятнами. Причиной явилось самовведение в вену 6 см3 строфантина К- лекарства из группы сердечных гликозидов, вызывающих остановку сердца - практически мгновенную его остановку. Открытая коробка и вскрытые ампулы из-под лекарств лежали неподалёку. Кто-то вызвал реаниматолога, но тот, лишь взглянув на Раю, сказал, что "трупы не оживляем".

-Изменения необратимы,- холодно диагносцировал врач.- Признаки смерти- классические. Она сама это сделала?

Пока ахали и охали, кто-то догадался вызвать милицию. Приехал один из лучших оперуполномоченных города Л. Он-то и выяснил, что, хоть "Райка" и ширялась как помойка, сама колола себе в вену всякую дрянь, дежурила-то она со мной, Белошицким А.В., и на мои розыски были отправлены несколько оперов и устроена засада в квартире.

Тем временем взялись допрашивать старшую. Хоть Жура и сказала, что у неё "вся отчётность в полном порядке", сам внешний вид старшей позволил заподозрить её в употреблении веществ наркотического ряда, в связи с чем был взят анализ крови и проведена наркологическая экспертиза. Впрочем, характерные рубцы и "дорожки" на венах предплечий и кистей давали основание для весьма однозначных выводов. Хотя Жура всего-навсего утверждала, что: то сдавала кровь, как донор, то ещё какие-то анализы. Её до выяснения дела изолировали в пустой палате под охраной сержанта-автоматчика, пока судебные медики трудились над вскрытием трупа Раи, оперуполномоченный Дзямко пригласил Мазепу и проверил больных, проходящих лечение на базе травмы-1.

Многих майор тут знал - ведь травма и милиция- близнецы-братья. Но особые вопросы вызвал Богоявленский Юрий Яковлевич. Лежащий в 111-й палате, и, можно сказать, живущий там. Гражданину предложили предъявить паспорт, и оказалось, что Богоявленский Юрий Яковлевич - на самом деле Хайруллин Нурмурат Абдуллович, ни на каком проспекте Сталеваров не проживающий, а я являющийся уроженцем и жителем города Самарканда Узбекской ССР, за множественные экономические и уголовные преступления уже два года как находящегося во Всесоюзном розыске. На столь ценного кадра были тут же надеты наручники, и полюбившийся всем "Яклич" был под усиленным конвоем препровожён в КПЗ.

Задали вопрос заведующему- что фактически здоровый человек делает у него в отделении, занятом оказанием экстренной травматологической помощи.

-Ну, здоров он лишь относительно,- кашлянул Мазепа.- Здоровых людей вообще нет, да будет вам известно, молодой человек (нахождение в отделении оперуполномоченного, который теперь распоряжался всем, обширянная Лариска и внезапная смерть Раи сильно бесили Ивана Степановича, который до последнего был уверен, что контролирует ситуацию).- Юрий Яковлевич - мой давний знакомый, проходил курс лечения в соответствии с историей болезни.

-Почему он лечится у вас, на Украине, а не у себя, в Средней Азии?

Мазепа снова что-то ядовито ответил про "Конституцию" и "демократию".

-Существуют ще права людыны, которые усими должны соблюдаться... Вин- громадянин СРСР!!

Но такими заклинаниями сбить с толку следователя Дзямко, который, несмотря на относительную молодость (майору недавно стукнуло 34), распутал за свою недолгую карьеру множество дел, включая и убийства на экономической почве, нельзя было.

Хайруллин был известный фигурант "хлопкового дела", связанного со злоупотреблениями в Узбекистане и нанесшего ущерб государству на миллиарды. Улыбчивый Юрий Яковлевич оказался неслабой фигурой - в Самарканде у него было несколько личных подпольных хлопковых полей с хлопком высшего качества, не подконтрольных государству, на которых трудились задарма студенты и анашисты, там имелась охрана из вооружённых боевиков и обученных травле человека собак, подземные тюрьмы- зинданы, техника, автотранспорт и прочая атрибутика рабовладельческого хозяйства. Вокруг были понастроены несколько роскошных вилл, две из них с гаремами девушек, на Каттакурганском водохранилище имелось несколько яхт и моторок, являющихся личной собственностью Хайруллина. Были обширные связи с местной партийной, торговой и военной верхушкой - так, в командовании Среднеазиатского военного округа Нурмурат-ака был своим человеком, и часто приезжал на стрельбища- опробовать новое стрелковое оружие и поохотиться с вертолёта на сайгаков. Имелись связи с афганскими душманами, ведущие прямо через границу и через фронты. У советского правосудия давным-давно были крупные вопросы к Хайруллину, только отыскать его было непросто- проверили все его замки, гаремы и связи, но отыскать преступника не могли два года. Ещё бы, если тот с комфортом проходил курс лечения в больнице совсем другой республики, под чужой фамилией - как оказалось, историю болезни оформляли "со слов", не спрашивая никаких документов.

Как ни вертелся ужом Мазепа, ему пришлось отвечать - и про факт своего знакомства с больным, которого не было- Богоявленского попросил госпитализировать главный врач Цыбуляк. Допросили и Цыбуляка, но тот от знакомства с Хайруллиным открестился, назвав "товарища Гапенко" из горкома КПСС, по звонку которого и была проведена госпитализация.

Да, с нахождением узбекского бандюги в мирной травме 7-й больницы каша заваривалась всё круче. О нём сообщили в Москву, на Лубянку, в сам Комитет государственной безопасности. Оттуда пообещали прислать к утру следователя "важняка" по особо тяжким экономическим преступлениям, да и вообще, наверно, забрать у местной милиции это дело.

Дзямко это было только на руку. Он знал, как трудно и опасно ловить такую крупную рыбу в своём родном городе, в котором тебе ещё жить да жить. Карьерой особой тут не пахло, а вот неприятностями и ночным сбитием машиной на перекрёстке, после которой в лучшем случае попадёшь снова в травму в качестве самой одиозной фигуры - вполне.

Судебно- медицинское вскрытие трупа Раисы Якимовны Гамал показало внезапную смерть от передозировки Строфантина К- сердечного гликозида высокой токсичности. Смерть была признана ненасильственной- на коробке с лекарством, на вскрытых ампулах, даже не шприце были только её отпечатки пальцев. Умершая была наркоманка со стажем как показали многочисленные свидетели, так что ввести себе 6 кубиков гликозида внутривенно - никаких проблем для неё не составило.

Анализы показали наличие в организме трупа и другие вещества- наркотики опиатного ряда, показали они их и в крови старшей сестры Журавель. Налицо были вопиющие злоупотребления с хранением, учётом, надзором за препаратами группы "А", по поводу чего немедленно было заведено ещё одно уголовное дело.

До меня руки у Дзямко дошли только к утру - всё это время я просидел в сестринской в компании мента-автоматчика- очевидно, я был взят под охрану. Хотя вряд ли, мента просто попросили посидеть рядом. Все эти часы младший сержант Бабий вонял ваксой сапог, подмышками из-под мундира, сигаретами "Прима" и сотней почти одинаковых вопросов - а как это, когда уколешься- лучше 100 грамм или нет. Мне стоило больших усилий игнорировать его присутствие.

На допросе я держался достойно. Сказал, что покойную знал только как товарища по работе, каких-либо странностей в её поведении, равно как и суицидальных мыслей, не замечал. В предыдущее утро последний раз зашёл в процедурную, чтобы отнести стойку капельницы. Рая в это время что-то набирала из ампул- что именно, не разглядел. Кажется, была в перчатках. Мы простились, и я ушёл. На занятиях не был, так как не успел, провёл несколько часов в поездках по друзьям (из которых никого не застал) и в прогулках по городу.

Усталый бритоголовый Дзямко, курящий неизвестно какую по счёту пачку сигарет, слушал и записывал мои показания в "Протоколе допроса свидетеля"- кажется, никто не собирался браться вплотную за Александра Белошицкого, извлекать из него подноготную и сажать в тюрьму. Фактов было и без того больше чем достаточно, дело сулило перспективы невиданные и скандал по Л... сугубый. Происхождение укола на вене я объяснил сдачей крови - у нас часто брали со станции СПК, и я регулярно принимал в этом участие. Дзямко кивнул, записывая и это моё показание.

Я сидел напротив него на стуле,- усталый, бледный, в длинном пальто и чем-то похожий на Раскольникова. Желания "упасть, встать на колена и всё рассказать" не испытывал ни малейшего, целовать землю - тем более.

"Да, я - убийца. Ну и что? Вам этого никогда не доказать и даже не заподозрить. Вот и сделала ты, Рая, своё дело - и тебе теперь должно быть легко и радостно, смотря сверху на суету сует, украшающую собой эту землю, которая так непрочно держала тебя"...

Ну вот, пожалуй, и всё. Труп Раи я больше не видел- его на следующий же день тихо забрали родственники и увезли хоронить в село. Сняли первым делом Цыбуляка, потом Мазепу. Ларисе Павловне, которая сказала, что крала препараты и кололась одна, дали восемь лет строгого режима. Я уволился из травмы и легко устроился на "Скорую", на которой проработал оставшиеся годы до окончания института. Стал врачом- терапевтом и работаю в поликлинике. Женился, двое детей, но всё равно - Рая Гамал вспоминается почти каждый день в том или ином контексте. Вспоминается спокойно, к себе не зовёт, но и то, что без неё мне счастья в этой жизни нет и не будет - мы знаем оба.

Я часто спрашивал себя- согласился ли я на этот "прощальный брудершафт", зная, что в шприце у неё строфантин. Да, согласился. Я бы и сейчас, снова, сделал бы ей этот укол- как делал бы его всем красивым молоденьким девчонкам, пытающимся начать жизнь.

Прошли годы.

Наркоманов стало намного больше. Если в наших действиях можно было разглядеть хоть какую-то идею, то нынешние колются, курят и нюхают просто так, умирая от передоза в страшных количествах.

Я продолжаю жить, хоть это и тяжело, очень тяжело, глупо и бессмысленно. Как молитву, повторяю я иногда- да здравствует смерть! Ибо это и есть истина.

 

Где это было, когда это было-

Во сне, наяву?

 

 

 .

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

Вышел в степь донецкую

 

1.Александр Белошицкий

2.Лариска Журавель

 3. "Гетман" Мазепа".

 4. 1-е травматологическое отделение

 5.Рая

6.Первое дежурство

7.Ужин

8. "Где это было, когда это было"?

9.Это я, Санечка

10.Ватка с кровью

11.Доктор Мазепа за работой

12. Ноктюрн

13. Внутривенная инъекция

14.Воскресенье

15.Промедол с "ветерком"

16. "Riso, pagliacci"

17.Биче Сэниэль

18.Морфин

19. Райка Гамал

20.23-е сентября

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

Девушки-красавицы

 

1.Я влюбился

2.Американский фантастический фильм "Секретный эксперимент"

3. Самое радостное пробуждение

4.Кумар

5.У Раи

6.Жизнь-это восторг

7.Новые лица в травме

8.Юрий Яковлевич

9.Это сладкое слово- "смерть"

10.Снова Лариса Павловна

11. Неделя в колхозе

12. Поиски Раи

13.Последний брудершафт

14. Vive la muerte!

 

Подмосковье, ноябрь 2004

[1] Гиста- (студ). гистология, наука о строении, развитии и регенерации нормальных тканей

[2] миоз- патологическое сужение зрачка

[3] Моча (укр)

[4] огонёк

[5] В исполнении Г. Вицина, любимого артиста Мазепы "Постой, паровоз, не стучите, колёса"- в местном колорите

[6] Эти, с позволения, сказать, герои, пытались пить- по русски, точнее, по -российски и ещё хуже, не так, как гоголевский запорожец, голым валяющийся на въезде в Запорожскую Сечь и вызвавший восхищение Тараса Бульбы

[7] Pollutio (лат)- загрязнение

[8] Целый класс биологически активных веществ, вырабатываемых предстательной железой, со специфическим запахом

[9] Жарг. Нарк.- вырвать

[10] Днепр- жаргонное название г.Днепропетровска

[11] грозное осложнение массивной травмы

[12] Необходимый теоретический минимум из кладези "марксизма-ленинизма", необходимый к рассмотрению первичной парторганизацией для принятия неофита в кандидаты в члены КПСС

[13] строфантин К- сильнодействующий сердечный препарат из группы гликозидов, употребляемый в предельно малых дозах (не более 0,5 см3). Хранится и списывается по списку А

[14]седуксен- малый транквилизатор из группы бензодиазепинов, усиливает и потенцирует действие других психотропных веществ

[15] димедрол- антигистаминный широкораспространённый прпарат

[16] эфедрин- предшественник амфетаминов

На главную  Вверх
librusecnsep4ivs.onion