В то далекое лето после школы я с первого раза не поступила в институт, и не «от большого ума», как говорила бабушка, а по причине большой любви, случившейся со мной… «Чтобы и потому что» – были связующим звеном в дальнейшей моей судьбе. В общем, чтобы я не болталась просто так, или чтобы мозги мои были заняты не одной любовью, хотя именно мозгов на тот момент у меня и не было, потому что влюбиться в женатого мужчину было верхом моего безрассудства, но сейчас не об этом, потому что мама устроила меня на работу.
Она быстро приняла это решение и быстро определила меня в институт радиоэлектроники (НИИ) в один из самых примитивных отделов по типу доставки и упаковки…
Я сейчас не могу в точности воспроизвести ни объем своих действий, ни конкретных обязанностей, но запомнила навсегда, как варить клейстер, чтобы заклеивать плотную коричнево-странную бумагу, куда упаковывались бланки, брошюрки и прочее информационное наследие радиоэлектронной промышленности.
Предприятие было закрытого типа, через пропуска и строго по звонку на работу и с работы. Я часто не укладывалась во временные рамки и потому, слыша на подходе противный звенящий звук, когда после дребезжания закрывался контрольно-пропускной турникет, а далее только с вызовом начальника, который вводил меня на работу, отчитывая по всей длине коридора за безответственность и разгильдяйство, обещая влепить выговор и лишить премии, (которой, кстати, я так и не увидела за тот год моего существования во взрослой жизни), то я предпочитала «прогулять» по уважительной причине.
И вот, пару раз прошедши подобную неприятную головомойку от мелкого начальника, я, только услышав противный сигнал, дефилировала мимо закрывающихся стеклянных дверей, делая вид, что мне совершенно в другое измерение. И топала далее по курсу в районную поликлинику, где еще по возрасту принадлежала к педиатру, которая при долгом нашем знакомстве давала справку о временной нетрудоспособности. Когда через месяц я перешла во взрослый вариант, то там помогало мое умение вживаться в роль. Поскольку долгий школьный период я мечтала о сцене, но родители убедили меня, что профессия юриста намного интереснее, и я поддалась мечтам о мире закония и справедливости. Однако провалила вступительный экзамен по причине неявки в государственное учреждение, выбрав свидание с любимым за городом. Но зачатки, они же ростки/поросль/задатки великой актрисы во мне продолжали жить с авантюрной, можно сказать, природной особенностью, потому после принудительного выхода на точку рабочей карьеры, была вынуждена приспосабливаться к чуждой мне среде.
Так вот, терапевт, видя мое перекошенное лицо, отмеряя моё частое сердцебиение в полуобморочном состоянии (странное сочетание – сердце частит, а сознание останавливается), тем не менее выписывала мне бюллетень. Голубенькая бумажка, которая на три или четыре дня спасала меня от скучной и непонятной работы.
И хотя с того времени прошло немало лет, я часто вспоминаю свои первые трудовые дни в женском коллективе разновозрастных дам, для которых на целых восемь месяцев я стала дочкой, подружкой, собеседницей, жилеткой, психотерапевтом, любимым ребенком и даже мамой. И, вдруг неожиданно вспомнив о том периоде своей жизни, мне захотелось спустя двадцать лет рассказать о каждой женщине нашего незабываемого коллектива.
Начнем по старшинству. Я не помню в точности все имена и отчества, потому некоторых буду называть по-своему. Итак, Лидия Петровна (имя вымышленное) – солидная дама, примерно «под шестьдесят», которая активно и ярко красила волосы в очень светлый тон. От природы или по химическому составу ее волосы всегда были пышными, создавая некое облако вокруг ее головы. Чем-то она напоминала актрису Лидию Шукшину, видимо, по внешнему сходству я и назвала ее Лидой. На внешности и заканчивалось их сходство. Лидия Петровна, при всей заметности фигуры, была стеснительной, робкой, боялась скандалов, всегда шла на любой компромисс, даже в ущерб себе, лишь бы все было тихо.
Позже я узнала главный секрет каждой женщины, и тогда мне стали понятны причины их поступков, да и всей прожитой на тот момент жизни.
Лида была нетороплива, спокойна, в меру улыбчива. Не перекладывая свою работу на других, вполне могла сделать и чужую, чем часто пользовалась ее ближайшая подруга с деревенским именем Клава и внешностью той же далекой области. Клавдия, наоборот, была быстрой, всё подмечающей, такой вот коротконожной зубочисткой с метким, но колким юмором. Быстрота ее речи, замечания и забавные прозвища говорили не только о стремительности нейронных процессов, но и житейской хитрости и ловкости.
Клава умудрялась за рабочий день узнать свежие новости, сплетни и разнести их с элементами собственной интерпретации, успевая быть одновременно в нескольких местах – в столовой, за рабочим столом, в длинном коридоре и даже в садике для курящих, хотя не переносила запах сигарет. В общем, я, доставляя отделам различные бумаги и забирая почту, встречала ее везде. Клава искрила юмором. Слушать ее было забавно, но попасть к ней «на язычок» не хотелось никому. Особенно она не жаловала мужчин. Точнее выразиться, Клавдия подшучивала над ними, не скупясь на словечки и причудливые дразнящие обороты. При этом она несколько раз выходила замуж, и наше знакомство состоялось именно в момент ее третьего медового месяца, который она решила не оформлять в отпуск. Маленькая, быстрая, с темными волосами, которые она складывала в хвостик, сильно зачесывая назад. Некрупное лицо, на котором выделялись только изюмные острые глазки, ищущие над кем бы еще подтрунить.
Ко мне Клавдия относилась – «никак». Первые дни совершенно не замечала и, конечно уж, не хлопотала вокруг, потому что я даже отдаленно не была ей интересна, чтобы пробовать на мне свое красноречие. И только спустя несколько месяцев все изменилось, когда за неделю ее отсутствия я по собственной инициативе решила вести в отделе расслабляющую гимнастику по типу – «ваши мышцы спокойны, дыхание ровное, мысли свободны…» взяв в руки польский журнал на русском языке, где для поддержания красоты и равновесия была предложена аутогенная тренировка. И вот именно с того момента Клава присоединилась к нашему таинству, четко следуя инструкции, и увидела во мне человека, от которого уже не имело смысла таить разговоры о личной жизни.
Начиная со следующего дня, Клава стала рассказывать мне все секреты как присутствующих, так и мимо проходящих по длинному коридору сотрудников. О своей жизни она тоже повествовала с юмористическим акцентом, называя мужей по цифрам и никогда по именам. Даже будучи в третьем браке лишь несколько месяцев, она саркастически высмеивала супруга… И только позднее я поняла, что ее жизнь была далеко не простой и радостной, а юмор был некой защитой от обид и разочарований. Через полгода после замужества она в третий раз стала вдовой…
Самой удачной дамой в браке была Валентина. Седые волосы, подстриженные и уложенные в элегантную прическу, светские манеры, подчеркнутая аккуратность и полное спокойствие во всех движения, начиная от взмаха ресниц до заклеивания конвертов. Царская осанка, правильная, грамотная речь. Аристократка. Хотя Клавдия «за глаза» называла ее «дипломатка китайская». Валентина, будучи на пенсии уже лет восемь, периодически уходила с работы, увольняясь на неопределенный срок, потом возвращалась снова на поприще лаборанта. Непрестиж профессии не пугал Валентину, потому что всю свою замужнюю жизнь она провела за рубежом в качестве супруги дипломатического работника. А последние пятнадцать лет до возвращения в Союз она жила в Пекине. Когда мужа временами призывали в КНДР, Валентина уезжала с ним, а по возвращении восстанавливала записи в трудовой книжке, чтобы не заскучать дома, где ее ждал любимый кот Стёпка (имя подлинное), а по выходным четырехлетний внук. О двух своих любимцах Валентина могла рассказывать часами, если бы нетерпеливая Клава бестактно не перебивала ее, переключая внимание на себя. «Дипломатка» умела достойно отрикошетить невидимый удар, завуалировав язвительное замечание в адрес Клавдии, которая делала короткую паузу для передышки и осмысления, чтобы вступить в словесную схватку. Но тут же на подмостках появлялась пышная Лидия и всеми силами уводила дам от конфликта, иногда буквально вытаскивая то Клаву, то Валентину из комнаты.
– Вот истинный дипломат! – однажды вырвалось у меня вслед закрывающейся двери.
Разгоряченная Клавдия тут же не упустила момент и выплеснула из себя секрет подруги, обрушив злость на безобидный образ.
– Конечно! Проще убежать и спрятаться. Тряпка, а не баба! Потому и ноги об нее вытирает!
Жила-была добрая воздушная девушка. Ее мечты, как парашютики одуванчиков, летели впереди. И однажды весной она встретила свою любовь. В душе звучала нежность, тело отрывалось от земли, она порхала, наслаждаясь чувством. Она продолжала верить в будущее даже когда он уехал, не обещая вернуться…
Знакомая история, обычная история для других, но для нее она обернулась несчастьем. Многие говорили – «хорошо, что ребенка прижить не успела», а кто-то злобно обзывал – «гулящая» … А потом она вышла замуж за другого… от безвыходной тоски или… Хотя какая бы причина ее ни толкнула на тот шаг, она сделала его… Хорошая хозяйка, добрая мать, покладистая жена… но счастья в доме не было… Как напьется, так бьет и попрекает. Попрекает за ту первую любовь, которую она отдала не ему… Так и живет Лидия в липком страхе, всеми силами стараясь сгладить любые ссоры, считая себя виноватой перед мужем, что нарушила вековую традицию, не смея надеть фату невесты…
Конечно, в суетливом мегаполисе никто никогда не обратил бы внимания на пикантность этой истории, которую даже пикантностью не назовешь – обычное житейское дело, но в селе, где вековые устои еще властвуют в думах людей, Лидии пришлось нелегко. И даже переехав в Москву, она продолжала сносить побои мужа, считая, что он прав!
В моей душе закипало непонимание – как можно подставлять себя под кулак?! Но с высоты своего возраста и свободного воспитания я тогда не понимала, что измученная душа не может противостоять, она только закрывает голову от удара, шепча – «всё пройдет, всё пройдет»… Внутри меня долго боролись два чувства к Лидии – плаксивая жалость и недоумение с резкими нотками злости – «нельзя быть такой амёбой и все прощать!» Но человек – сам кузнец своего счастья. Твоя судьба – или наковальня, или молоток, печь или прочное кружево. В те годы меня часто тянуло философствовать. Я порой казалась себе умудренной опытом прорицательницей, но пока история не обо мне…
Следующее повествование, наверное, должно было быть рассказано первым – потому что Ниночка (настоящее имя) была истинным чудом коллектива, особенно для меня. Она буквально стала мне старшей подругой, позднее – мамой, потому что разница в двадцать лет вполне могла сойти за правду. Она с первых дней заботилась обо мне, объясняя несложности работы. Мы вместе ходили обедать, вместе уходили с работы и могли часами гулять в парке неподалеку, если я была свободна от свиданий. Трогательность по отношению ко мне объяснялась нереализованным чувством любви, хотя она имела взрослую дочь, но была одинока. Мне кажется, ее первый порыв ко мне был инстинктивным. Мало того, что я была похожа на ее дочку, нас еще и звали одинаково. Потому иногда мне казалось, что Нина воспринимала меня своей родной. Обманывая себя, она верила, что забота обо мне – компенсация ее материнским чувствам, которые не нашли отклика у собственной дочери. Их отношения были похожи на постоянные переговоры двух держав, находящихся на грани войны. Точнее сказать, молодость заняла агрессивно-потребительскую позицию, а Нина просто боялась ей перечить. Опять-таки пресловутое чувство вины, что не сумела создать для единственного ребенка полноценную семью и безупречное содержание.
И только спустя много лет я стала понимать, что приносить свою жизнь в жертву другому – убийственно для самой себя. Но секрет Нины я узнала несколько позже, когда наши отношения однажды перешли в другую категорию, когда успокаивающей и заботливой мамой была для нее я.
В начале нашей дружбы Нина казалась мне не только красивой, легкой, и немного наивной, но и каким-то неземным созданием, потому что любовью было пронизано все ее существо, она наслаждалась чувством, погружалась в него, веря каждому мужскому слову, и часто обманывалась, задыхаясь от обмана, как рыба на суше.
Нина несколько раз затаскивала меня к себе домой – в крохотную двухкомнатную квартирку, где однажды забавно за считанные минуты превратила меня в красавицу.
Пока она заваривала чай, я решила позвонить (тогда о сотовых телефонах даже не мечтали, пользуясь стационарными) и в растерянности повесила трубку после разговора. Любимый обещал заехать за мной по сказанному адресу буквально через сорок минут. Внезапное незапланированное свидание.
– Что случилось? Что случилось? – сочувственно затараторила Нина, увидев мои расширенные глаза.
Для восемнадцатилетней дурочки настоящей трагедией можно считать немытые волосы и ненакрашенные ресницы. Нина затащила меня в ванную и, наклонив через край, обрушила на мою голову поток горячей воды, шампуня и вкуснопахнущего вещества, отчего трехметровая комнатка превратилась в оазис ароматного СПА. Через пару минут на моей голове был воздвигнут обелиск из полотенца в память о грязных волосах. Далее процедура ввела меня в некоторый шок. Чтобы быстро высушить длину моих волос, понадобилось бы как минимум два фена, но даже один аппарат, будучи в наличии, накануне сломался. Никогда не забуду забавный способ сушки. Нет, не утюгом, как в старом фильме… Накрутив меня на очень крупные бигуди, Нина распахнула дверцу духовки и скомандовала: «Вперед!»
Я почувствовала себя Аленушкой из сказки, которую Баба-яга решила сварить в печке. Радовало – что я не Аленушка, и Нина все-таки не старуха, а очень симпатичная женщина. И я доверилась, сунув голову в жерло горячей духовки!
Через двадцать минут я не узнала себя – точно, как в сказке, крупные локоны блестящим восторгом отражались в зеркале. Мы даже успели допить чай!
Ниночка, а именно так я стала называть ее, была восторженна, как девочка. Она переживала и радовалась вместе со мной, шепталась о моем будущем, иногда журила, что взрослый мужчина, да еще отягощённый сложным семейным багажом – не лучшая партия. Но буквально через несколько минут вновь погружалась в мои мечты, дополняя их звоном своего колокольчикового смеха.
Елена – ровесница Ниночки – в противоположность не разделяющая всех наших порхающих восторгов, спокойно наблюдала за образовавшимся союзом несколько издалека, предоставляя нам самим без лишних вмешательств разобраться в отношениях к миру – кто мы? Подружки, заговорщицы, впускающие ненужную суету и веру в чувственный мир под названием «душа» или чудачки, чей отрыв от земли непонятен по сути, потому что Елена ( я даже вспомнила ее фамилию) Емельянова – была человеком практичным, без сантиментов, никогда не подвергалась воздействию розовых очков, потому что могла в этой жизни рассчитывать только на себя. Мать-одиночка, растившая двух мальчишек от слабого мужчины, была образцом дисциплины, отличалась наличием мозгов, решимостью и знанием любого житейского вопроса – от ремонта сантехники до зарабатывания денег всеми доступными, но исключительно законными способами. Она мыла подъезды, на полставки бегала с сумкой почтальона, работала в самые тяжелые всепогодные авралы за дворника, который лишь отчасти делился зарплатой, клеила коробочки для гомеопатических аптек и прочее, прочее, что могло принести хоть лишний рубль. Ее мальчишки были упитанные, румяные и веселые. А худосочная с землистым рябым лицом Елена Емельянова устало улыбалась, глядя на них в короткие минуты передышки. Помню ее первый рассказ на крохотной кухоньке, как она с первенцем кипятила собственное молоко, чтобы сварить себе кашу от безысходности и нищеты, а потом спустя два года перетягивала грудь, чтобы железы перестали пухнуть, когда организм вырабатывал лишнее, не желая от страха голода останавливаться. Ее муж пропал без вести, когда узнал о возможном ребенке, объявившись позднее письмом из дальних мест с просьбой о помощи. Второй ребенок родился опять без него, когда вновь по дурости и пьянке папаша загремел на лесоповал. Елена не простила его, но регулярно по крохам собирала посылки в далекий незнакомый край.
Я не могу представить объем того подвига, который каждодневно совершала Елена, не забывая о милосердии к старушкам, бездомным собакам, к чужой боли, не скрывая ненависти к забывчивости и равнодушию родственников, бросивших своих нуждающихся близких. Елена всегда и всюду была поддержкой. Именно она сыграла важную роль и в моей будущей жизни, изменив ее, подарив мне счастливый шанс.
Вот такими разными и уловимо похожими предстали передо мной мои женщины, в чьи жизни я влетела с осенним порывом ветра и незатейливо выпорхнула с майским выдохом первого отпуска, так больше и не вернувшись, потеряв их из виду. Хотя с Еленой мы пару раз неожиданно сталкивались. Именно от нее при случайной встрече, когда в моих руках уже был счастливый билет в свадебный вояж, я узнала о последних новостях нашего дружного отдела.
Валентина вновь уехала с мужем в КНДР, пообещав больше не возвращаться в отдел. У мужа Лидии случился инсульт, и теперь вся его жизнь полностью зависела от желаний его постоянно униженной и битой жены. Клава, несмотря на приближающийся шестидесятилетний юбилей, по-прежнему была в поиске потенциального мужа. Сама Елена продолжала смотреть на жизнь реально, радуясь подрастающим мальчишкам, не жалуясь на жизнь и обстоятельства. И только за Ниночку долго болело мое сердце.
Чтобы получить двухкомнатную квартиру для будущего дочери, когда для однополых разрешена площадь только в границах неприятных норм, Нина добровольно легла в психиатрическую клинику. Ведь состоявшим на учете полагается отдельная комната, а значит, ее девочка сможет жить в лучшей удобной квартире, где каждой по личному пространству. Но душевная организация Ниночки не выдержала подобного испытания. И, однажды попав в подобное заведение, она еще неоднократно запихивалась туда – второй раз, когда боль от мужского предательства перечеркнула разум, третий – когда вновь поверила ему, четвертый, пятый, а шестой – когда ее Светка вызвала санитаров, вновь не найдя компромисса с матерью. Только потом я поняла, куда на странный внезапный отпуск пропадала Ниночка, возвращаясь тихой и почти прозрачной. Именно Елена запретила всем, особенно Клаве, комментировать отсутствие Нины для меня, заполняя собой те недели. Именно Елена тогда посредством спасаемого нами котенка познакомила меня со своим соседом – улыбчивым студентом, ставшим для меня единственным и любимым мужем.
На следующий год я поступила на факультет психологии, навсегда выбрав для себя заботу о душе – хрупком и трепетном сокровище, подаренном нам свыше.
2018