Всех читателей новеллы Стефана Цвейга «Письмо незнакомки» можно разделить на две категории «Романтики» и «Циники», но среди тех, кто её прочёл невозможно встретить равнодушного.
Новелла написана почти сто лет назад в 1922 году, но и сегодня её строки никого не оставляют равнодушным. «Циники» считают, что эта повесть о психически больной женщине. «Романтики», что это гимн самосжигающейся любви наполненной недосягаемой идеальной жертвенностью.
Так кто же она на самом деле эта незнакомка Цвейга - маниакальная шизофреничка или просветлённая познавшая глубины жертвенной любви?
Для того чтобы понять внутренний мир героини и самое главное причину мотивации её прямо скажем странного поведения, необходимо внимательно рассмотреть социально-психологические условия созревания её личности.
Она растёт в неполноценной семье, где нет отца и мать не балует её своим вниманием. Одно это уже в душе девочки-подростка формирует тоску по мужчине.
Вспоминаю, поразившую меня историю одного моего знакомого, который рассказал о странностях в поведении его пятилетней дочери. Однажды, когда она как обычно легла спать, и он подошёл к ней, чтобы пожелать спокойной ночи, взяла его за руку и очень серьёзно сказала: «Папа я уже разделась, ложись со мной». Ему пришлось лечь. Она взяла его руку так, чтобы она её обняла и как-то не по-детски страстно прижалась к нему. Он не знал что думать и ни когда не решался с кем либо поделиться этим воспоминанием настолько оно было противоестественным для сознания обычного человека. Но Фрейд, создавая свой психоанализ, рассматривал такое поведение как период формирования либидо.
Цвейг не раскрывает нам как долго героиня жила без отца, да и знала ли она его вообще, но то, что мы знаем о её поведении в последующем, позволяет утверждать, что её либидо формировалась уже без него. Как результат в её сознании сформировался образ отсутствующего в её жизни мужчины, и он настолько сильно овладел её подсознанием, что вытеснил все остальные социальные ориентиры, которые как мы в последствие увидим у неё так и не сформировались.
Её сексуальная психологическая проблема усугубилось и неудачным стечением обстоятельств в виде маргинальных соседей. Постоянные скандалы, жестокие ровесники, постоянно бьющий жену муж, стали тем социальным фоном, на котором проходило её половое созревание.
Меня всегда поражали женщины, живущие с такими звероподобными мужчинами. Когда такие отношения зажаты в беспросветные социальные условия, из которых женщина не может вырваться, её ещё можно понять. Но я встречал женщин, которые обращаются за помощью, чтобы их избавили от деспота, но когда она от него избавляется, то, вскоре, снова к нему возвращается. И здесь мы уже встречаемся с проблемой психологического подчинения, которое культивируется христианским мировоззрением.
В минуты любовного экстаза героиня помимо своей воли встаёт или хочет встать на колени перед своим кумиром, как она это не раз делала в церкви, благоговейно трепеща перед таинственным образом мужчины, единственным доступным ей в её детском сознании.
Цвейг не открывает нам эти интимные страницы её жизни, но без них невозможно понять внутренний мир его героини.
Наблюдая мужской деспотизм, в её душе вместе с протестом и его неприятием, рождалось совершенно незнакомое ей ранее чувство желания принадлежать другому человеку. Но весь её социальный опыт восставал против этой аморальной униженности, которая сладостным нектаром разливалась в её теле. Именно этот протест и стал основной побудительной причиной всего её последующего поведения.
Но чтобы понять его природу надо внимательно прочитать сцену, где героиня лишается девственности:
«Утром я заторопилась уходить. Мне нужно было вовремя поспеть в магазин, и, кроме того, я решила уйти раньше, чем придёт твой слуга, — я не хотела, чтобы он меня видел.
Когда я, уже одетая, стояла пред тобой, ты обнял меня и долго смотрел мне в лицо; мелькнуло ли у тебя воспоминание, далёкое и смутное, или просто я показалась тебе красивой оттого, что вся дышала счастьем?
Потом ты поцеловал меня в губы. Я тихонько отстранила тебя и повернулась к двери.»
Физиологически процесс дефлорации сопровождается кровотечением, и партнёры этого просто не могли не заметить. Если героиня в катарсисе любовного экстаза и могла не почувствовать сам процесс дефлорации, то её последствия должны были наблюдать оба. Но кумир этого даже не заметил. Если бы дефлорация действительно имела место, то это его должно было очень удивить, так как его партнёрша воспринималась им как женщина лёгкого поведения без комплексов, и я думаю, он очень бы удивился, что она девственница, а поскольку он был человеком порядочным, то непременно стал бы выяснять, как это могло случиться, что на вечерней улице он встретил девственницу, которая пошла в постель с первым встречным, и сюжет повествования пошёл бы уже совсем в другом направлении.
Зная творчество Цвейга, особенно его новеллу «Амок», не думаю, что он постеснялся описать это событие, особенно после сцен родильной богадельни, но он об этом умолчал. И единственная причина, по которой он это сделал – героиня не была девственницей. Но в своей исповеди она искренне говорит о том, что других мужчин в интимной близости она не знала, и у нас нет никаких оснований ей не верить. Тогда где и при каких обстоятельствах она потеряла девственность?
Католическая форма христианства очень своеобразно воздействует на женскую психику. Искренне верующие женщины, что называется на подсознательном уровне, воспринимают табу на внебрачные связи, но рано формирующее либидо, как в случае, о котором мне рассказал мой знакомый, рождает в них желание интимной близости на физическом уровне, то есть непреодолимое желание ощущения тактильного контакта в зоне половых органов. Так начинается клиторная форма женской мастурбации. По мере взросления и погружения во всё более яркие эротические образы девушка, часто не контролируя свой экстаз, доходит до дефлорации и погружается уже в грёзы вагинальной мастурбации, становясь при этом уже фактически женщиной ни когда не знавшей мужчины.
И так, в свои восемнадцать лет героиня фактически уже была женщиной, но её психика к этому времени была уже окончательно искалечена, ею самой. При всём своём желании она уже не могла, без какой либо социальной необходимости, создать интимную связь с мужчиной, но либидо требовало такой близости, поэтому и возникает в её поведении это неистовство маниакального желания любой ценой овладеть телом своего кумира. И как только она им овладела, сексуальное напряжение спало. Это состояние переживают все, кто хоть раз испытал в своей жизни мастурбационный оргазм.
Ей не нужна была длительная связь со своим кумиром. Ожидание его призыва, его движения на встречу, это лишь повод, что бы уклониться от этой близости, потому что где-то на подсознательном уровне она понимала, что как только эти отношения продолжатся, она перестанет существовать как личность и превратиться в одну из тех женщин, которые благоговеют перед своим деспотом. Она это чувствовала и всеми силами этому противилась.
Эта была не любовь, которая видится «Романтикам» и не болезнь которую диагностируют ей «Циники», это было необычное психическое состояние как итог своеобразного стечения физиологических и социальных обстоятельств.
Это совершенно необычное состояние Цвейг окрасил своей гениальностью в последней сцене, в которой кумир героини неожиданно для себя вдруг заметил отсутствие цветов. И именно в этой сцене выразилась вся квинтэссенция новеллы, к которой автор подводил читателя всем её предшествующим повествованием.
Мы слишком любим в этом мире себя, чтобы видеть страдания других и лишь неожиданное исчезновение их следов лёгким дуновением отзывается в нашей памяти, а это были жизни, наполненные своими страстями, но которые клокотали только внутри них, и никогда не нарушали нашего покоя.
Так что это новелла ни о любви, и уж тем более не о болезни, а о чёрствости, которая живёт в каждом человеке, но ни кто из нас в этом никогда себе не признается. Поэтому все читатели, ни когда и не обращают внимание, на эту самую важную сцену произведения, потому что мы не хотим исповедоваться даже самим себе.