Цыганка

               
     Этих девушек я заметил ещё на платформе. Время предвечернее, час пик миновал, на платформе не многолюдно  и публика не столь суетлива. Дневная жара спала, но ещё душно. Девушки стояли поблизости. На вид им лет по двадцать пять. Обе одеты  в строгие  костюмы. В таких  одеждах можно встретить ответственных сотрудниц в крупных процветающих фирмах, в которых дорожат репутацией, господствует строгая дисциплина и преследуется любая фривольность.  Одеждой, а также едва заметной обособленностью, девушки выделялись  среди ожидающих электричку. Было в их взгляде что-то печоринское: утомлённость, равнодушие и снисходительность вместе. Они смотрели на окружающих, как смотрят взрослые дяди на детей,  играющих в дочки-матери.

    Подъехала электричка. Пассажиры на платформе оживились, столпились у дверей и не более чем через минуту, платформа почти опустела. Случайно или нет, я оказался в одном купе с девушками, Они расположились у окна и продолжали, видимо начатый ранее, разговор о какой-то компьютерной программе.

    -   Я о ней слышала, но пользоваться не приходилось. Кто её разработал?
    - В институте экономики. Программа оригинальна, с большими возможностями анализа. Результаты выдаёт, как бы,  парадоксальные, но всегда строго доказательные. В основе программы  новейшие методические разработки.    Программа  позволяет не только обнаружить просчеты, но и высветить неувязки в управлении. Я в этом сама убедилась.  По результатам анализа  мы изменили систему управления и безболезненно сократили двоих сотрудников. Ты обязательно эту программу достань, сожалеть не будешь, - убеждала подружку одна из девушек.

    Разговор сместился на тему Интернета. Особый интерес у собеседниц вызвало появление  на сайте известной фирмы сообщения о новых видах услуг и необычных условиях их предоставления. Девушки со знанием дела обсудили «за» и «против» и приходили к выводу, что предложения фирмы интересны с коммерческой точки зрения, а сотрудничество с фирмой может оказаться прибыльным.

    Темы беседы менялись, но среди них не находилось места обычным девичьим разговорам о модах, о любви, о семье, о женихах. Их речь, как и одежда, была строгой, деловой. Короткие, суховатые фразы исключали двусмысленность. Никакой лирики в словах, никаких эмоций на лице.

     Я  терялся в своих впечатлениях. Профессиональное  знание дела, инженерное мышление, увлечённость работой – вызывали уважение. Радовало, что в управление   приходит новое поколение молодых людей - практичных, целеустремлённых, лишённых груза устаревших привычек. Вместо дельцов,  сколачивающих капитал полукриминальными и криминальными методами, приходят специалисты,  зарабатывающие деньги грамотным, умелым ведением хозяйства. Такой молодежью надо бы гордиться, приветствовать её выход на политическую и хозяйственную сцену. Но что-то сдерживает восторг, что-то настораживает. Так бывает, когда пробуешь искусно приготовленный, но слегка недосолённый суп. До полного удовлетворения не хватает лишь малого – щепотки соли. Чего же недостаёт в соседках?  Что ищу и не нахожу в них?

    На одной из остановок электрички в вагон вошли цыгане: женщина с ребенком и трое мужчин. Громко переговариваясь и жестикулируя, они пытались отыскать свободные места, чтобы разместиться всем в одном купе, но таких не оказалось. Мужчины разбрелись по вагону, а женщина выбрала свободное место в нашем купе. Заплечный мешок на тонких веревочках вместо лямок мешал цыганке, она лишь присела на краешек скамейки и бережно опустила ребенка на колени. Длинная широкая юбка  на скамейке не умещалась и многочисленными складками спадала на пол. Цветастая, не первой свежести блузка живописно обтягивала фигуру молодой мамы. Черные волосы небрежно подобраны под платок, стянутый узлом на затылке. Лицо цыганки светилось юностью. Подумалось даже, что она слишком молода для роли матери.

    Укутанный в белое, давно нуждающееся в стирке, одеяльце младенец безмятежно спал, не подозревая о неудобствах матери. Да и мама едва ли их замечала. Всё её внимание было сосредоточено на ребёнке и ради его покоя она готова на любые лишения.

    Электричка  - не самое подходящее место для сна. Технический шум, крикливые голоса пассажиров, рывки вагона и толчки соседей способны разбудить самого непритязательного соню. От  этих помех или по другим причинам проснулся и малыш. Закрутил головкой, зачмокал губами и пустился в плач. Цыганка высвободила из пелёнок его ручки, поправила соску, но ребёнок продолжал плакать. Не помогли и другие попытки его успокоить. Тогда цыганка прибегла к решающему средству: расстегнула блузку, извлекла левую грудь и осторожно подвела сосок к губам малыша. Ребёнок умолк, ухватился за грудь ручонками, принялся торопливо сосать материнское молоко. Всё это было проделано открыто, без ложной стыдливости. Цыганка как бы отвергала искажённые правила морали, согласно которым публичное раздевание считается нормой, а кормить ребёнка грудью  в присутствии посторонних осуждается,  как нечто неприличное. Но не желание протестовать, а материнская любовь к ребёнку руководила действиями цыганки. Ее выразительный, полный нежности и достоинства взгляд ясно говорил, что  нет для неё более важного, более великого дела, чем кормить, растить и воспитывать рождённого на свет ребёнка. Все другие людские дела и заботы второстепенны и достойны внимания лишь в том случае, если есть от них какая-то польза в главном деле. Лицо цыганки выражало достоинство, женскую гордость и материнскую мудрость, которые умели изображать  великие художники Возрождения на портретах мадонн. Она и на девушек-подружек, что сидели у окна, поглядывала с некоторым вызовом, как бы подчёркивая своё преимущество в делах естественного, а не деформированного цивилизацией, назначения женщины.

    Впрочем, девушки тоже не оставались в долгу. Они смотрели на цыганку с любопытством,  но преобладали в их взгляде снисходительность и ирония, как к малышу, который всласть наигрался и испачкался в дождевой луже. Что с него, неразумного возьмешь?  Вырастет – поймет, что есть в жизни другие игры и другие прелести. А пока надо его пожурить и отмыть.

    Я с интересом наблюдал молчаливый диалог взглядов. Встретились два разных образа жизни, две противоположности, две крайности. На одной стороне традиционное, данное природой назначение женщины и её роли  в сотворении человека, в продолжении человеческого рода. Проверенное тысячелетиями, освещённое верой, оно обеспечило живучесть человечества и вошло в наше сознание на генетическом уровне. Но сегодня людей не устраивает порядок, который назначен природой. Слишком узки рамки естественных обязанностей и забот о плоти.

    На другой стороне диалога – новый взгляд на роль женщины. Здесь на первом месте её публичная деятельность: служебная, общественная, деловая. Она хорошо зарабатывает, самодостаточна,  не нуждается в поддержке мужчины. Семья, любовь, дети – отодвинуты на задний план, для них недостаёт времени, да и рассматриваются они как пережиток  первобытности. Создавать домашний уют для семьи? Добиваться внимания мужчины? Рожать детей? Нет и нет этой устарелой домостроевщине! Точный расчет в делах и поступках, господство холодного разума над порывами души и сердца – вот правила для руководства такой женщины.

    Ребёнок насытился. Теперь он играл грудью, как игрушкой. Мама с любопытством наблюдала за этой забавой малыша. Но всему приходит конец, и цыганка убрала грудь. Лишённый игрушки ребёнок захныкал. И опять всё внимание цыганка сосредоточила на ребёнке – родной кровиночке.  Хлопоты о нём стерли с её лица все другие выражения, всё отодвинуто в сторону. Ребёнок нуждается в её помощи, потому нет и не может быть каких-то других, более важных забот.

    Цыганка распеленала младенца, с осторожностью, что-то приговаривая, принялась менять пелёнку. Было в этой немудрёной процедуре столько внимания, нежности и одухотворённости, что даже мои соседки-девушки оживились.

    - Смотри-ка, мальчик, а я думала, что девочка, - удивилась вполголоса одна.
    - Гляди, гляди, он писает, прямо на маму! – воскликнула другая и обе, уже не сдерживая себя в рамках снисходительности, заулыбались. В выражении их лиц я заметил ту естественную женственность, то неотразимое очарование, которые зачем-то изгонялись ими до этой минуты. Мелькнула догадка, что случайное преображение, возможно, и есть щепотка соли, которой недоставало, и которую безуспешно искал в моих примечательных спутницах.