(К 80-летию Владислава Крапивина)
Жизненные обстоятельства накладывают на людей определенные задачи не только в повседневной жизни, но и духовно. Примером тому может служить и сама художественная литература. Ведь бытует мнение, что те же духовные потребности у людей находятся в прямой зависимости от социально-экономических пертурбаций, и уж если последние имеют позитивный характер, то, стало быть, и культурный фактор здесь соответственно повышает свою планку в шкале духовных ценностей. И наоборот: стоит экономике и политической жизни государства или региона полететь вверх тормашками, культурные и духовные ценности тут же реагируют на это подобно акциям на биржевом рынке: то, что до сей поры вызывало духовно-эстетический трепет, почиталось за шедевр или, на худой конец, одобрялось, у большинства людей отбрасывается в сторону и вызывает в лучшем случае досадливые вздохи. И тогда наступает вожделенная пора бездарного эксплуатирования стандартных клише, основанного на получении эфемерной прибыли – и только. Эфемерной – поскольку условия рынка стихийны и нельзя предсказать, как будет реагировать толпа на выпуск крикливо зазываемой продукции чаще всего разового использования. Это в особой степени касается искусства, в том числе и литературы. Книжные магазины и привокзальные лотки трещат и ломятся от брошюрной «клюквы», с рекламной целью размалёванной так, будто лучше в мире, чем данные творения, никогда до сей поры не выпускалось. И лишь развернув эти пахнущие дорогой типографской краской опусы и прочтя несколько строк на любой странице, искушенный читатель воскликнет: а ведь король-то – гол аки булыжник на мостовой!..
Вышеизложенное отнюдь не означает, что серьезная литература в такие эпохи не издается, как не ставится яркое самобытное кино и не сочиняется замечательная, проникающая в самую глубь души музыка. Всё дело в том, что голые короли имеют свойство собственным фанфаронством и бахвальством не только выставлять на передний план фальшивую позолоту и бездарность, но и оттенять истинные таланты, которые все-таки выявляются – даже в самые, казалось бы, бездуховные времена. Случается порой и такое, что общепризнанные культурные ценности, на которых воспитаны десятки поколений, поливаются грязью и предаются забвению, потому как те самые ню-короли соизволили их достоинства поставить под сомнение. И рядовой читатель, зритель и слушатель, оболваненные своими идолами и «калифами на час», покорно идет у них на поводу, с легкостью меняя на скаку вкусы и приоритеты. Бездуховность порождает идолопоклонничество.
Увы, некоторые талантливые и признанные творцы, наблюдая подобное скоморошество и убедившись, что из него можно извлечь некоторую выгоду, тоже принимаются кропать заведомую бездарь, сулящую как материальное благополучие, так и признание широкой публики, – прежде всего молодежи. Скатившись по наклонной в глазах истинных почитателей, они возвысились среди толпы. Надолго ли?..
Писатель Владислав Крапивин не стал следовать такому пути. И не потому, что боялся потерять своего читателя или же ощущал материальную независимость от издательств и собесов различного толка. Просто как человеку собственных нравственных и творческих принципов, ему претило вот так с наскока взять да и поменять то, ради чего он всю жизнь трудился, боролся и чему всё это посвятил.
Жизнь свою он посвятил детям…
Владислав Петрович Крапивин родился 14 октября 1938 года в Тюмени. Родители его были педагогами, что, видимо, и определило еще с детских лет дальнейший жизненный выбор. Окончив в 1961 году журфак Уральского государственного университета (г. Свердловск), молодой литератор основал детский отряд «Каравелла». Тот факт, что отряд существует и поныне, в то время как, скажем, пионерской организации имени Ленина уже давно не существует, говорит о многом. И прежде всего о том, что на своем жизненном пути отряду пришлось не раз пробиваться через сложнейшие преграды и кордоны, чинимые тогдашней общественной системой. И, как это часто бывает, тернистость пути закалила «Каравеллу», сделала ее крепкой и жизнестойкой. Ребята занимались фехтованием, парусным делом, снимали любительские фильмы, ходили в турпоходы и сочиняли свои отрядные песни, в которых воспевались дружба, смелость и взаимовыручка. Сложности, с которыми пришлось сталкиваться отряду, впоследствии были описаны в романе «Мальчик со шпагой» (1974 г.), в котором прототипом «Каравеллы» фигурировал отряд «Эспада», также организованный на добровольных началах героями произведения.
Не раз отряд «Каравелла» вызывал раздражение у номенклатуры и ее многочисленных представителей; не раз подвергался нападкам обывателей и бюрократов, которым было неуютно от сознания, что рядом действует самостоятельная и дружная организация во главе с Командором – так ребята между собой называли Владислава Петровича. Не раз «Каравелла» закрывалась в угоду номенклатуре, но не ребятам, однако раз за разом снова распахивала двери и продолжала свою напряженную и занимательную деятельность. Теперь, когда писатель достиг преклонного возраста, во главе отряда стоят его бывшие воспитанники – те, кто когда-то начинал и развивал всё то, чему сам Командор старался их научить.
И всё же не только отрядные дела занимали и занимают в жизни Владислава Крапивина главную роль. Произведениями писателя зачитывалось не одно поколение мальчишек и девчонок, и не только у нас (здесь я подразумеваю, конечно же, бывшую великую державу и ближнее зарубежье). Возможно, кто-то и посчитает эти строки несколько отдающими субъективизмом и «притянутыми за уши», но лично на меня творчество писателя оказало немалое влияние, — и не только в литературном аспекте.
Моё знакомство с творчеством Владислава Крапивина произошло в середине 70-х годов. Мне было тогда что-то около восьми лет. Случайно я прочел в газете, что по ТВ будет показываться кинофильм «Валькины паруса» и решил от нечего делать просмотреть хотя бы начало. Сейчас, разумеется, художественные достоинства фильма могут быть поставлены под сомнение, тем паче, что подобное уже давно сошло с экранов, но тогда картина произвела на меня впечатление. До слёз сопереживал главному персонажу – юному художнику и романтику, не по своей вине угодившему в кучу неприятностей и всё же преодолевшему их благодаря твердости духа и помощи друзей. А спустя некоторое время в учебнике «Родной речи» за третий класс я наткнулся на отрывок из повести «Валькины друзья и паруса», по которой и был поставлен фильм. В конце текста, как и полагалось, стояла фамилия автора: «В. Крапивин». Я запомнил.
Примерно через полгода я опять-таки случайно заметил у одноклассника книгу под названием «Всадники на станции Роса» с уже знакомой фамилией автора. Я взмолился дать почитать ее хотя бы на сутки. Хозяин книги оказался сговорчивым и позволил насладиться чтением целую неделю. Нет нужды упоминать, что книгу я проглотил практически за вечер. Как сейчас помню, «Всадники…» оказались впоследствии также экранизированы и являлись первой частью уже упомянутого «Мальчика со шпагой».
То было время, когда дефицит хороших книг не уступал дефициту, скажем, лососевой икры или американских джинсов. Помню, как для того, чтобы приобрести томик пушкинской прозы, необходимо было иметь талон на сдачу макулатуры весом не менее 20 килограммов. Я уже не говорю про Купера, Верна или Дюма: их давали почитать из рук в руки в порядке очереди, если у какого-нибудь счастливчика имелось нечто подобное (иногда, ежели хозяин оказывался прижимистым – не бесплатно). Справедливо рассудив, что такие писатели как Крапивин на полках не заваляются, я зачастил в библиотеки с надеждой отыскать хоть что-нибудь. В одной мне посоветовали просмотреть подшивки некоторых периодических изданий, где вероятность найти то, что нужно, могла быть больше. Совету я внял и был вознагражден за это: популярный в то время журнал «Пионер» публиковал Владислава Крапивина почти что ежегодно. Так были прочитаны весь «Мальчик со шпагой», «Та сторона, где ветер», «Тень Каравеллы» …
Заметной отличительной особенностью большинства произведений писателя является то, что их герои, сталкиваясь с несправедливостью и черствым равнодушием, не утрачивают собственного достоинства и борются до конца, подчас не всегда благополучного. Чаще всего проблемы, решаемые крапивинскими персонажами – далеко не детские. Генка Звягин из «Той стороны…», рискуя жизнью, спасает от гибели своего слепого товарища Владика во время грозы, после чего с головой уходит в учебники, чтобы поскорее закончить школу, сделаться врачом и вылечить друга от слепоты. И это не выглядит в повести детской наивностью – ведь болезнь не врожденная, а полученная в результате несчастного случая несколько лет назад. А значит, не всё ещё потеряно. Славка и Тим из повести «Трое с площади Карронад» находят боевой немецкий снаряд – жуткий отголосок последней войны и поступают так, как и должны были поступить, чтобы спасти играющих неподалеку малышей. Рискуя жизнью и дружбой, самоотверженно, как велит им совесть и долг перед всем, что им дорого – в первую очередь перед Городом, в котором живут (действие происходит в Севастополе, хотя и нет упоминания об этом — ведь подобное могло произойти в любом Городе, имевшем страшное военное прошлое).
Со временем новые произведения Владислава Крапивина стали носить всё более актуальный характер. В 1979 году я до дыр зачитывал «Колыбельную для брата» — повесть о подростке, несправедливо обвиненном в краже (экранизирована три года спустя). Отстаивая правоту – не только свою, но и своего одноклассника, вынужденного полезть в чужой карман, чтобы откупиться от местной шпаны и временно избежать побоев, — герой повести начинает сознавать за собой ответственность перед другими людьми. Ведь даже самый на первый взгляд незначительный проступок может повести за собой тяжелые последствия и сделаться на всю жизнь дамокловым мечом совести, перед которой расплачиваться приходится неотвратимо — ежедневно, порой ежечасно. Тема ответственности за свои поступки легла в основу самого крупного произведения писателя – романа-трилогии «Острова и капитаны» (1987). В нём переплетаются судьбы людей различных эпох: легендарного мореплавателя Крузенштерна; репрессированного в 40-е годы прошлого столетия писателя и его юного друга-читателя Толика Нечаева; севастопольского юнги Гая, совершившего тяжкую ошибку, полностью изменившую его жизнь и характер; восьмиклассника Егора Петрова, делающего свой выбор на пороге взросления. Сюжетное построение романа говорит о творческой зрелости автора не только как писателя, но и – как это ни старомодно звучит – просветителя.
Воспитательное значение крапивинских произведений – несомненно. В них явственно звучит призыв к человеческому сближению и взаимопониманию. Подчас герои в своих раздумьях и поступках приходят к таким выводам, что и не каждому взрослому по зубам. Например, что люди – это нервы Вселенной, которая тоже единый живой организм, только иного, недоступного нам измерения («Оранжевый портрет с крапинками»). Или: клясться могут лишь трусы, которые не уверены в себе, а смелому человеку достаточно простого слова («В ночь большого прилива»). «В человеческом сознании, — размышляет один из персонажей «Островов и капитанов», — господствует закон оптики. Свои мелкие заботы и несчастья кажутся важнее больших, но далеких. Муха, которая летает у твоего носа, выглядит крупнее самолета… Человечество давно уже, по сути дела, живет на сундуке с динамитом и гасит окурки о его крышку. Но этот факт занимает нас меньше, чем ежедневные проблемы… Возможно, такой подход к явлениям бытия и разумен, иначе жизнь была бы невыносима. Но есть в этом что-то подлое…» А герой романа «Журавлёнок и молнии» (1981) в финале сталкивается и вовсе с неразрешимой дилеммой: как можно сниматься в телеспектакле, который ставит режиссер, оклеветавший семью его подружки, в результате чего семья вынуждена была переехать в другой город? Ведь это будет предательством в отношении Журкиных хороших знакомых, с которыми его связывал почти год интересной и полной событиями жизни. И в то же время отказ от съемок ставит под удар целый коллектив ребят, которые столько трудились, репетировали, шили костюмы, и которые нисколько не виноваты в создавшейся ситуации. И Журка, несмотря на массированное давление со стороны школьного и студийного руководства, принимает решение, которое считает единственно правильным, — не только для себя, но и для своих товарищей. И, как потом выясняется, его отказ сниматься и возможный срыв спектакля сослужили добрую службу: убегая из школы вместе с одним из своих друзей, тоже отказавшимся от участия в съемках, Журка под проливным дождем и грозой натыкается на опаснейшую дорожную яму – внезапный грунтовый провал. Стоя на дороге под ливнем и молниями, он отчаянно сигналит проезжающим грузовикам, предостерегая людей от внезапной беды – ведь когда-то в похожей ситуации погиб и его друг…
Одно из непременных составляющих произведений Владислава Крапивина – крепкая дружба между персонажами. Писатель каждый раз показывает, насколько она необходима каждому ребенку, как она воспитывает в нём чувства независимости, уверенности в себе, ответственности не только за себя, но и за других. Едва ли герой «Колыбельной…» смог бы противостоять наглому и беспринципному дворовому «барончику» Дыбе и его компании, если бы у него не было своего «экипажа» — группы ребят во главе со взрослым мужчиной, отстроивших парусное судно и плавающих самостоятельно на нём. «Он помнил, что за ним экипаж. И тот штормовой день. Это и была сила». А герой цикла повестей «Мушкетер и фея» Джонни Воробьев, узнав, что должен выписаться из больницы его младший товарищ, которому он когда-то обещал во время каникул показать Москву, принимает решение не улетать в Крым, куда его пригласил директор школы (!), и где ему уже давно хотелось побывать. Ведь тогда «порвалась бы та светлая ниточка между ним и Юркой», которая со временем могла стать крепкими узами настоящей дружбы – возможно, на все годы. Подлинным символом единства и взаимопонимания в повести «Синий город на Садовой» (1991) стала для ее героев основанная ими студия «Табурет», где персонажи занимались любительской киносъемкой, принесшей им по ходу сюжета как счастливые моменты, так и нелегкие испытания. Но ребята прошли их достойно и самоотверженно, поскольку «если у табурета отпилить хотя бы одну ножку, он не сможет устоять…» Дружба для крапивинских персонажей не просто взаимная привязанность вследствие общих взглядов и интересов; она, собственно, и есть главная героиня этих произведений – ребята живут ею, борются за нее, доказывают ее необходимость едва ли не на каждой странице. И отчаянно страдают, когда происходит временный разрыв или же закрадывается тень сомнения в их отношениях. Иначе и быть не может: родных и близких мы не выбираем, в то время как друзья – непременная часть нас самих, поскольку в нашей власти решать, можно ли считать другом кого бы то ни было. Как это происходило с Егором Петровым в «Островах и капитанах», когда он со смешанным чувством радости и опаски ожидал приезда из больницы своего одноклассника, перед которым ощущал немалую вину за недавнее прошлое. «А вдруг вместо радости возникнет тяжелая неловкость, когда не знаешь, о чём говорить, как себя вести? В конце концов откуда Егор взял, что он зачем-то Веньке нужен?..» Но дружба, если она настоящая, всегда одерживает верх над трудностями и преградами, особенно когда герои крапивинских рассказов и повестей ею дорожат и отбрасывают прочь все сомнения.
В среднем возраст персонажей Крапивина составляет 10 – 12 лет. Пожалуй, тот самый возраст, когда начинает формироваться характер человека, когда уже можно с некоторой определенностью понять, что же из себя будет представлять та или иная личность в уже недалеком будущем. Вот почему писатель чаще всего изображает своих героев еще не подростками, но и уже не малышами, над которыми нужен постоянный контроль. Очень важно в таком возрасте научиться сделать хотя бы первый раз в жизни правильный выбор, не споткнуться, не смалодушничать, как это произошло с Гаем из «Островов и капитанов»: казалось бы, ничтожный проступок с давно обезвреженной гранатой, украденной у севастопольских пацанов, приводит к трагедии – гибели двоюродного брата. И чувство непоправимой вины гложет впоследствии Михаила Гаймуратова всю оставшуюся жизнь; более того: определяет его дальнейшую судьбу в выборе профессии. Поиск правильного выбора в той или иной ситуации – один из ключевых сюжетных составляющих крапивинских произведений. И чаще всего запутавшемуся герою помогают в этом его друзья, — причем не обязательно сверстники, но и взрослые люди. В этом и заключается уникальность крапивинской прозы: она актуальна не только для детей и подростков.
Нетрудно догадаться, что произведения Владислава Крапивина не всегда принимались благосклонно со стороны определенного номенклатурного сословия. Еще в 60-е годы повесть «Валькины друзья и паруса» отказалось публиковать несколько периодических изданий, ссылаясь на то, что в ней «весьма нелицеприятно показана советская школьная система». Известно также, что после выхода в «Пионере» «Колыбельной для брата» некоторые педагогические бонны изымали в школьных библиотеках журналы с повестью и выдирали из них страницы с наиболее «крамольными» эпизодами. Ведь тогдашней системе не шибко нужны были авторы (в том числе детские), которые бы показывали существующее положение дел.
Однако время шло своей неумолимой поступью, и в обществе стали происходить перемены далеко не в лучшую сторону. Развал экономической и политической системы повлек за собой негативные настроения не только во взрослой среде. Всё чаще на страницах произведений автора появляется тревога совсем иного свойства: герои начинают бороться не только за справедливость и дружбу, но и подчас за собственные жизни. Так, в романе «Бронзовый мальчик» (1992) Даня Рафалов по прозвищу Кинтель, защищая старый дом, в котором некогда жил декабрист Вишневский и который собирались отдать под музей, вступает в неравную схватку с так называемыми «бизнесменами в первом поколении», пригнавшими бульдозер, чтобы сравнять дом с землей и соорудить на его месте автостоянку с кемпингом. Получив тяжелую травму, он несколько дней лежит в реанимационном отделении больницы на грани жизни и смерти. Эпилог романа, где описывается его сон, позволяет читателю надеяться на счастливый исход. А персонажи повести «Рассекающий пенные гребни» (1998) с риском для себя помогают взрослым обезвредить зловещий танкер с заложниками на борту, среди которых мать одного из ребят.
Еще одна особенность, характерная для многих сочинений Крапивина: незавершённость финала в произведении. Традиционный для низкопробных брошюрок хэппи-энд редко присутствует в его повестях и романах. Автор как бы предоставляет читателю самому выстроить логическую цепь в дальнейших событиях и сообразно уровню и душевному складу закончить для каждого в отдельности прочитанное. Здесь опять же вступает в силу воспитательная и образовательная роль подлинной литературы – ведь и в реальной жизни мы постоянно ощущаем, насколько непрочным, зыбким порой бывает и мир, который окружает каждого из нас, и человеческий мир в целом. И вот эти невольные догадки и предположения о дальнейшей судьбе героев произведений Крапивина нисколько не затушёвывают их ценность, а наоборот: дают возможность читателю расширить кругозор, выйти за рамки штампованных восприятий и проявить хотя бы малую толику самостоятельности, пусть даже и виртуально. В незавершенности концовок ощущается жизненная и творческая мудрость писателя, который понимает, что, расставив все точки над «и», он лишит многие свои произведения той самой воспитательной жилки, которой так недостаёт порой в детской литературе. К примеру, герой «Журавлёнка…», сигнализирующий об опасности проезжающим машинам в финале романа, является своего рода символом, бросающим вызов отчуждённости, ханжеству, людскому равнодушию – всему тому, против чего боролся сам. И просьба автора на последних строках поспешить ему (и подобным ему) на помощь – не что иное как призыв к взаимопониманию и добру, чего нашим современникам так постоянно не хватает. А Митька-Маус из «Колыбельной…», мчащийся на помощь своему другу Кириллу в самом конце повести, едва ли сможет спасти его от нападения со стороны Дыбиной шайки. Однако сам факт, что Кирилл не одинок в своих стремлениях избавиться от притязаний шпаны и тем самым помочь другим, оставляет читателя с надеждой на тот исход, который он от автора и ждет. Упомянутый сон главного героя «Бронзового мальчика», где он видит себя плывущим на пароходе со своими друзьями навстречу паруснику («Кинтель знает, кто на этом кораблике»), заставляет верить в благоприятный для него поворот в жизни: ведь иначе просто не может быть. Эмоциональная составляющая в произведениях Крапивина не покидает читателя вплоть до последних строк.
Приблизительно со второй половины 80-х творчество писателя всё чаще склоняется в сторону жанра «фэнтэзи». Возможно, кто-то усматривает в этом тенденцию к уходу от действительности. Уж слишком непривлекательной сделалась за последние десятилетия жизнь многих людей в постсоветском пространстве. Сделавшись «государствами четвертого мира», осколки некогда великой державы порой не в состоянии обеспечить своих граждан самым необходимым для существования. И в особой степени это касается детей. Тревога за них, обеспокоенность появившимися проблемами детской беспризорности и преступности, сквозят с той поры в каждом произведении Владислава Крапивина. И не только в его реалистической прозе.
Фантастикой как таковой писатель увлекался со студенческих пор. Небольшая повесть «Я иду встречать брата», написанная еще в 1961 году, принесла ему известность за рубежом: ее перевели на несколько языков и опубликовали даже в Японии, где требования к фэнтэзи достаточно высокие. Затем в течение двадцати с небольшим лет время от времени выходили повести фантастического толка; не столь популярные, как реалистика, всё же они явились своего рода предтечей огромного цикла романов и повестей под общим заголовком «В глубине Великого Кристалла», начало которому положила трилогия «Голубятня на желтой поляне» (1983).
Крапивинская фантастика существенно отличается от сочинительств доморощенных фанто-блудов, коих так много развелось за последние десятилетия. Здесь нет алкающих монстров, жаждущих покорения миров, ультрамодерновых агрегатов, напичканных сверхоружием, и супергероев с бластерами в кулачищах, валивших на каждом шагу орды противников. Герои крапивинских произведений по традиции ведут борьбу, подчас и неравную, с жестоким и амбициозным мирком, в котором живут, стремясь при этом сохранить человечность и нравственную чистоту, которые часто находят в сопредельных мирах (или пространствах), где нет войн и насилия, где можно не только обрести спасение и душевное равновесие, но и встретить хороших друзей. Нередко главными персонажами являются и взрослые, волей обстоятельств покровительствующие попавшим в беду детям; в служении добру, в общении с детьми они нравственно и духовно перерождаются и находят для себя смысл жизни. А герой романа «Кораблики, или «Помоги мне в пути…» (1993) и вовсе встречает… самого себя, невероятным путем «выдернутого» с помощью дьявольских козней и изобретений учёного маньяка из полувекового прошлого – послевоенных 40-х годов. Отношения между обоими персонажами – уже немолодым мужчиной и его «alter ego» – двенадцатилетним Петькой из детства развиваются по непредсказуемому сценарию, и со временем взрослый герой начинает понимать, что внешние факторы, т.е. всё, что окружает мальчишку на протяжении романа, не могут не изменить его и сделать совсем другим человеком. Тот, Петька – это уже не он, Петр Викулов, а похожий на него сорванец, развивающийся иначе, нежели в свои годы это делал герой романа. Нравственные и психологические коллизии, изложенные в романе, можно считать по-своему уникальными в современной литературе, поскольку отражают то, что на протяжении многих лет так волновало многих людей – взаимоотношения разных поколений. Причем не только «отцов и детей», но и жизненных концепций, определяющих то или иное социальное сословие.
Дети – это не только наше будущее. Они в первую очередь наше настоящее, которое и определяет всё то, чего можно ждать (а также и абсолютно не ожидать) в будущем. Они могут стать нашей совестью, нашим крестом, а могут и подарить огромную радость, сделать нашу жизнь полноценной и осмысленной. Они – это МЫ. Ведь детство было и есть у каждого, и важно не утерять ту ниточку, что связывает и удерживает человека с той порой, когда он учится познавать мир – самое большое чудо, которое только может достаться человеку в этой жизни. В противном случае будет происходить то, что сейчас происходит со многими из нас: разочарования, душевные метастазы, тотальный нигилизм, которые очень легко и не без ложных оснований можно сваливать на политическую и экономическую обстановку. И очень часто люди привыкли видеть в преследовавших их неудачах некую злополучную судьбу, что, по сути, есть не что иное как следствие их собственной натуры.
Писателю Владиславу Крапивину ничего из этого не грозит. Когда человек видит своё предназначение в жизни и следует ему с полной отдачей, ему нет оснований сокрушаться с оглядкой на прошлое. Всё, что он создал и ещё создаст, будет служить на пользу многим поколениям, и прежде всего, конечно, тем, кто только начинает вступать в этот непростой и всё-таки удивительный мир.